Великая Восьмёрка

Дойдя до машины, мы открыли двери. Я сел на пассажирское сиденье, Дэн закрыл дверь и, облокачиваясь на капот, перебрался к своей двери. Сев на место, он завёл машину, включил обогрев. Я с облегчением выдохнул. Воздух стал теплеть, один из недугов остался позади.

– Терпи, терпи! – бормотал самому себе Дэн, пытаясь вернуть свои растрепавшиеся волосы в старое состояние. – Всё. Отпустило вроде, собрался. Руки, вроде, не трясутся.

– Едем тогда?

– В больницу?

– Куда же ещё, черт возьми!

Пустошь

Снова эта боль! Казалось, лишь недавно я оклемалась после перелома этой же ноги. И теперь то же самое…

Костюм моргает. Не может, ни исчезнуть, ни появиться. Я чувствую, как кровь сочится из раны. Надо вытащить пулю и перевязать рану, пока не поздно. Вот, этот нож подойдёт для вытаскивания пули.

Я с трудом доползла до него, взяла и, сев в позе лотоса, подготовилась погрузить нож в рану. Эта операция проходила с огромной болью. Я даже при сильном старании не выдержала и один раз закричала. А пуля всё ещё была в ноге. Она слишком глубоко. Так я загоняю её ещё дальше, получится достать лишь более тонким инструментом. Вдруг послышался стук каблуков.

– Вот чёрт, Пустошь, ты как? – взволнованно спросил Шак’Хид.

– Всё хорошо, только… Ай! Прошу, осторожней!

Он быстро отдёрнул руки от моей ноги.

– Прости, прости! – затараторил он. – Буду осторожней.

Из ниоткуда, как по волшебству, он создал небольшие щипчики. Далее он точно угадал местоположение моей руки, нащупал кольцо, аккуратно снял его. И замер. Я поняла, в чём дело. Закрыла грудь и интимное место руками.

Костюм был повреждён. Из-за своего несовершенного строения он не мог исчезать областями – лишь целиком. А значит, если повредить костюм, его закоротит, он будет исчезать и появляться, вне зависимости от того, в каком состоянии нахожусь я. А значит сейчас Шак’Хид видел меня голой.

Из обсуждений с Настей я узнала, что секс – занятие, вызывающее удовольствие. Но главный вопрос: с кем именно этим заниматься. Вроде как, неприлично просто так заняться сексом с незнакомцем. Только с близким человеком. Но при этом не с родителями, или братьями. Как всё это странно… Ничего не пойму… Вроде как удовольствие, а испытать его нельзя. Обязательно нужно искать «близкого» человека. А кто он, этот близкий? Если ни папа, ни мама, ни брат, не сестра? Разве что друг…

И то… Эсс Шейкер и Настя уже давно близкие друзья. Но они ни разу не занимались сексом. Хотя что им мешало? Наверное, мне следует вообще отказаться от секса. Ведь я в любом случае сделаю что-то не так. Боюсь, я никогда всего этого не осознаю… Как не осознаю и того, почему Шак’Хид так на меня смотрит…

После продолжительной паузы он отвёл глаза, удобней взял щипчики и потянулся к моей ноге. Вскоре помещение наполнило шипение. Я, будто разъярённая змея, шипела, вдыхая и выдыхая. Как же больно! Я невольно схватилась за его руку, сжала её так сильно, насколько могла.

Он остановился, оглянулся на меня. Моё лицо было кроваво-красным. Слёзы не переставали течь из глаз, затрудняя возможность что-либо видеть. Он, возможно, хотел сказать, что я ему мешаю. Но увидев мои слёзы, осёкся. Из его правого локтя неожиданно выросла третья рука. Я ужаснулась, но боль быстро перебила этот ужас. Мне уже было всё равно что там отрастает, и откуда. Главное, чтобы эта боль быстрей закончилась.

Правой рукой он держал мою руку, средней рукой держал щипчики, а левой – придерживал мою ногу. Минуты две или три спустя пуля была вытащена. Я выдохнула. Однако боль ещё не прекращалась.

Шак’Хид взял шприц, так же, из ниоткуда. В шприце была алая густая жидкость. Войдя чуть ниже бедра, игла излила эту жидкость в мои вены. Сердце ёкнуло, будто приняло удар. А затем начало биться с ужасной скоростью, чуть ли не выскакивая из груди.

Меня затрясло. Ногтями я впилась в руку Шак’Хида, но он никак не прореагировал. С озадаченным видом он осмотрел ногу. В момент, когда меня затрясло, зажал дыру от пули рукой. Я не видела, что там происходит, но я знала.

Нога очень быстро восстанавливалась. Всё благодаря этой жидкости, как Шак’Хид говорит, его крови. Дыра затянулась. Дрожь спала. На ноге остался лишь небольшой шрам. Шак’Хид вмиг рассыпал щипчики и шприц в прах, его средняя рука утонула в теле и исчезла будто её и не было.

– Ну как ты? – тихо спросил он.

– Н-нормально… Уже лучше…

Лицо горело. Слёзы начали щипать щёки. Он молча подвёл ладонь к моему лицу, большим пальцем легонько стёр слёзы. И остановил руку на моём подбородке, прислонившись к нему большим и указательным пальцами.

Пауза длилась долго. Мы смотрели друг другу в глаза. В его взгляде я видела что-то странное. Золотовато-карие глаза блестели, при этом, будучи какими-то средними между водяными и стеклянными. Первой сдвинулась я, так как взгляд начал меня пугать.

– Нам пора… – всё ещё заплаканным голосом сказала я.

– Да… Точно… Пора…

Хойт

Ехали мы молча. Не могли сказать ни слова. Все мысли спросить о чём ни будь сразу же пресекались. Не потому, что я сноб, или Дэн мне противен. Напротив, он был самым адекватным новичком среди Упырей, из тех, кого я знаю. Ну а я…

Меня вряд ли назовёшь снобом. Только не меня. Я общался с сотнями и сотнями людей, видел, пожалуй, все виды характеров и прочих психологических классов. И я привык не только терпеть самых худших собеседников, но и договариваться с ними.

Ну а сейчас я молчал, потому что… Да чёрт его знает, почему… Наверное, мне было слишком больно. Любая кочка, на которой подпрыгивала машина, доставляла мне не очень-то приятные ощущения. Да и сам я подрагивал и стучал зубами.

– Ого, где это вы так? – крикнул ошалевший врач.

– Помогите нам, сейчас с ног свалимся! – прохрипел Эль Гангстре.

– Да, да, конечно! Эй, парни, у нас тут перелом! – обратился врач к кому-то внутри здания.

Выбежали работники скорой помощи, приняли меня у Эль Гангстре. Уложив на каталку, быстро куда-то повезли. Я видел лишь потолок, иногда лица медсестёр, которые что-то шептали мне и торопливо переговаривались. Я не слушал, о чём они говорили. Мне просто хотелось отдохнуть. Даже если они сейчас спрашивали о чём ни будь, будь то причина перелома или мои инициалы… Неважно, всё потом. Я уже натерпелся, пора отдохнуть…

Остановился, снова поехал. Потолок сменился на потолок лифта. Врачи окружили каталку. Поскрипывая, старые двери лифта закрылись. Лифт пискнул и двинулся с места. Врачи, осознав наконец, что от меня слов не дождёшься, перестали донимать. Вместо этого бросили друг в друга дружескими вопросами о повседневной рутине, что-то о семье, о том, чем бы заняться после работы. Обычные люди, такие же, как и я. Более-менее…

Лифт снова скрипнул, двери распахнулись, я снова поехал невесть куда. Было слышно хлопанье открывающихся передо мной дверей. Потолок сменился, стал каким-то синеватым. На самом деле, так казалось из-за света от медицинского оборудования. Каталку подвезли на центр комнаты, меня обхватили несколько человек, переложили на операционный стол.

– Павел Геннадич, – обратился к кому-то врач, – у нас тут открытый перелом, третьего типа.

– Такс, посмотрим… Ага! Что говорит?

– Ничего. Молчит, как рыба. Может, контузило?

– Всё может быть. Но, судя по ране, уже не время выяснять. Надо оперировать! Подайте водку! И готовьте наркоз!

Все начали шуршать и бегать, как муравьи. Плечо измучили уколами толстого шприца. Затем все снова забегали.

А после всё, как в тумане. Глаза озарил свет и я, забыв обо всём, полетел прямо навстречу этому свету. Я бродил по светлой комнате, при этом слабо ощущая своё тело. Скорее паря над поверхностью, чем ступая на неё. Всё здесь было очень размытым, но совершенно белоснежным: полы, стены, мебель, окно с подоконником и цветочным горшком на нём. Даже растение в горшке было бледно-салатового цвета. Из окна, словно от мощного прожектора, бесконечно шёл поток слепящего глаза света. Похожий свет излучали и белоснежные свечи, расставленные по всей комнате.

Это место… Так похоже на… На рай… Весь этот свет, эта невинность… Всё сходится! Неужели я всё-таки здесь? Но как это возможно? Всё ведь было хорошо, меня положили на операционный стол. Это главный травматологический центр. Здесь просто не может быть врачей, настолько идиотов, чтобы они, оперируя руку, умудрились убить человека.

Но тогда, почему я здесь? Наркоз ведь не должен так работать. Хотя, я не знаю наверняка. Разве он не лишает лишь чувствительности? Не-е-ет, что-то здесь не так… Что-то произошло. И если это смерть, то я даже не удивлён. Всё почти так, как и говорят о рае. Столько людей просто не могли ошибаться! Уже не одно тысячелетие они живут с верой в жизнь после смерти, стараются быть хорошими, чтобы попасть именно в рай, а не в ад. И я так рад, что их вера не была напрасной. Что рай… Действительно существует! Хе-хе, поверить не могу, и я попал сюда! Попал, несмотря на Упырей. На всё, что я натворил.

Пора двигаться, выйти из комнаты, найти кого ни будь ещё. Не может же это место быть пустым. Прогладив все четыре стены, я наконец наткнулся на дверь, которая была ещё мутная в моих глазах. А вот и ручка, осталось повернуть…

Замок открыт, дверь потихоньку проскользнула по полу. И снаружи повалил сильнейший поток света. Ни одна звезда не может так светить. Это уж точно. Ну, уж в раю, наверное, это считается нормой. Я привыкну, со временем. Ну что? Пора выйти…

Я сделал шаг в неизвестность… Мгновение, и всё начало проясняться… Яркий свет начал меркнуть. А затем и вовсе пропал.

Я открыл глаза, увидел всё тот же потолок операционной. Голова еле поворачивалась. Да и вообще всё тело, кроме глаз, находилось в сонном состоянии. Тело было прикрыто покрывалом, в области руки покрывало приняло на себя роль ширмы. Я не чувствовал боли, чувствовал лишь прикосновения. Но, судя по каплям крови на «ширме», это были далеко не прикосновения пальцем. Подошёл врач, взял меня по обе стороны лица, поворочал мою шею и шепеляво спросил:

– Так-ф, как вы?

– О-о-ох, фто шо мнои произофло? – я еле выговаривал слова. В голове казалось, опустело, вылилось, как из горшка. И я мог произнести лишь то, что осталось размазанным по стенкам этого горшка.

– Вфё хорошо, это профто наркозф.

– Я быу… Как бутто… В Райу…

– Не-е-ет, уфпокойтефь, это только наркозф. Рано вам ещё, на тот фвет то…

Эль Гангстре

– Ну, давайте… – со вздохом вылетело из уст медсестры.

– Что давать?

– Рассказывайте. – усмехнулась она, – Ваш приятель не очень-то разговорчив. Возможно, не хочет говорить, а возможно его и вовсе контузило. Не дай Бог, конечно. Мы хотим надеяться на лучшее. Однако, нам всё равно нужно знать, как это произошло. Сами понимаете, такие переломы на пустом месте не случаются.

– Хорошо, если это так необходимо…

Я призадумался. Мне нужно было составить правдоподобную легенду. Благо, на свете существуют шаблонные ситуации. Пожалуй, использовать и нарастить подробностями одну из них было верным решением.

– Мы с Хойтом, так его зовут, и ещё двумя другими друзьями… Кхе-кхе! Акхе-кхех! – я сымитировал кашель, чтобы выиграть побольше времени для создания своей легенды. – Мы пошли в ресторан. У нашего друга был юбилей. Решили отметить. И денег не жалели: заказали караоке, пели и разговаривали. Тем самым, привлекли внимание группы подростков. Ну как подростков… Таких… Лет двадцати… Они начали сначала просто жаловаться на громкость. Но когда мы вежливо извинились, они не приняли извинений, наоборот, набросились с кулаками. Типичная гопота, ну вы знаете… Так вот, мы, конечно, их утихомирили по-своему. Но меня нехило так поколотили. А Хойту, вон, вообще руку сломали.

– Ничего себе…

– Да, так-то…

– Самое удивительное: как они умудрились руку-то так сильно переломить? Подобные переломы происходят, в основном, от падения с высоты, ну или в авариях…

– А… – я немного смутился. – Ну… Так они его с лестницы сбросили… Имею в виду, не по ступеням, а через перила. Он приземлился неудачно…

– Бог ты мой! Бывает же у людей!

– Да… Бывает…

Наступила минута неловкого молчания. Я просто не знал, что добавить. Легенда есть, вопросов больше не зададут. Но чувство, будто что-то забыл… Ах, да!

– Послушайте… Как вас зовут?

– Екатерина.

– Хорошо, Екатерина… Я хотел бы попросить… Об одолжении…

– Конечно, чего вы хотите?

– Хойт – очень важный, занятой человек. Я очень сильно надеюсь, что он поправится как можно скорей. Однако, от него зависит очень многое. Поэтому к нему будут постоянно приходить люди. В связи с этим прошу… Не могли бы вы, Екатерина, найти для него отдельную палату?

– Простите, но… И так еле находим места для больных. Сейчас зима, больше всего травм происходит. Сами понимаете, лёд повсюду. Это, тем более, ещё только начало зимы. После Нового года, когда мороз утвердится и льдом покроется большинство дорог, пострадавших будет столько, что у нас просто не хватит на всех места. И выделить отдельную палату, пусть даже и самую малую – просто невозможно! Я уж не говорю о том, что такое делается только в особых случаях…

– Мне кажется, – я не дал ей докончить, – что этот случай – как раз особый.

Я вытащил кошелёк, неуверенно взял пятитысячную купюру. И, когда сомнения отпали, купюра легко легла на край стола.

– Что это? – взволнованно, слегка подрумянив щеки, спросила она.

– Это… Так сказать, подарок красивой девушке… Ну, а также скромная награда за небольшую услугу…

– Вы мне взятку предлагаете?

– Ну почему же сразу «взятку»? Говорю же… подарок, награда… Между прочим, вы, Екатерина, поможете не одному человеку. Как я уже сказал, Хойт очень занятой. Под его крылом находится не одна фирма. И эффективность работы этих фирм зависит от него… Теперь уже от вас…

Её правая ладонь, лежащая на столе, в дециметре от купюры, затряслась в пальцах. Глаза уставились на руку, на «награду».

– Ну хорошо, – глубоко вдохнув и выдохнув сказала она. Пожалуй, я смогу найти для вашего друга отдельную палату. Раз это так важно…

– Спасибо, спасибо! – я невольно повысил голос и сразу осёкся, продолжил уже смиренно. – Вы сделали правильный выбор.

Я подвинул купюру ближе к её руке, задев её ладонь пальцами. Меня удивило то, что такая прелестная рука не украшена кольцом. Странно, и даже, как-то возмутительно то, что такую красивую девушку ещё никто так и не взял замуж. Но кто я, чтобы судить… Она мне совсем незнакома.

Когда я убрал руку, она поставила пальцы на ассигнацию и начала медленно притягивать к себе. Очень медленно… предвкушая, наверное, что она может себе позволить на неожиданную «премию». И, к сожалению, эта медлительность была слишком не кстати…

– Так, а тут у нас что?! – прикрикнул некто зашедший в белом халате. От этих слов Катерина отдёрнула руку и выпрямилась.

– Павел Г-Геннадьевич! Доброе ут-тро! Вы с-с операции? – дрожащим и фальшиво весёлым голосом спросила она.

– Ага, долго же возились с этим мужиком с рукой. Ладно хоть пьяный не был, иначе бы без наркоза пришлось делать. Ну, не меняй тему! Это что за деньги?

– Это м-мои…

– Серьёзно, что ли? А почему такой большой номинал? До зарплаты ещё две недели!

– Так м-мне… П-Подарили… На день р-рождения…

– Что, правда? А я думал, у тебя день рождения только в апреле… Я тебя умоляю, хватит врать! Ты же всё равно не умеешь… Признайся, это взятка! Я полагаю, от вот этого индивида? – указал на меня Павел Геннадьевич.

– Да… – она вздохнула. – От него…

– Ну, и за что же? Нет, молчи, я сам поговорю с нашим индивидом. А с тобой потом!

– Х-Хорошо… – раздосадовано и дрожа промямлила она.

– Ну, индивид, давайте, пройдём ко мне в кабинет?

– Пройдём… – повторил я, выражая согласие.

Выходя из кабинета, мы напоследок столкнулись с Екатериной взглядами. Она показала всем своим видом, что произошедшее не повлечёт за собой ничего хорошего.

Кабинет врача находился за углом. Но и того времени, чтобы добраться до него, было достаточно, чтобы понять: Павел Геннадьевич взбешён. Я шёл за ним. Ступал он топорно, громко стуча подошвой, словно, специально пытался встать как можно более шумно. Встречая на пути кого-то из врачей, он лишь быстро кивал им. Врачи, видимо, прекрасно понимали, что это означает.

Дверь хлопнула. Я остался наедине со своим разъярённым спутником. Он упал на своё кресло, поставил голову на руку, усердно помассировал переносицу и свою лысину.

– Ну, индивид, давай, поведай мне причину, по которой ты решил давать взятки. – он говорил спокойно, но в голосе чувствовалась струна удержания, которая может в любой момент разорваться.

– Вкратце… Я работаю на того, кого вы прооперировали. Его зовут Хойт. И он бизнесмен, крайне важный и занятой человек…

– Ну и чего дальше? – перебил он меня. – Все мы болеем. Всё в жизни бывает!

– Понимаете, как бы не было неприятно получить такую травму, Хойту нужно работать. На нём держится множество компаний. Ему необходимо работать, вернуться на место в ближайшее время…

– Вы прям как мать его, честное слово…

– Поэтому я потребовал, – в этот раз я его перебил, – чтобы его положили в отдельную палату. Но как оказалось, такое здесь не практикуют.

– И вы сразу же решили дать взятку, чтобы практиковали? А, индивид?

– В Казани нет платных травмпунктов со стационаром, вы это прекрасно знаете. Мы и так в пробках стояли. Думал, Хойт умрёт по дороге. Это во-первых. А во вторых… Прошу, не называйте меня индивидом!

– А как же мне вас называть? Могу жёстче. Могу, вообще, матом. Ну по-моему, индивид – подходящее прозвище. Ведь вы, как истинный член общества, способствуете его загниванию.

– Что вы несёте?

– Коррупция, индивид, не погибает, благодаря таким, как вы. – он ткнул пальцем в мою сторону. – Такие, как вы, думают: «А, ладно… деньги есть, знакомые есть, что нам мучиться? Возиться с получением прав, поступлением на работу… С лечением… Занесём купюрку рыжую, а иногда, так вообще просто дружку ручкой махнём, да и дело с концом. Всё в тот же миг получим.» Только вот что с теми, кто пытается честно жить? Кто днями раз за разом пытается сдать на права, годами набирает себе солидный стаж. Чтобы какой-то ужасный сноб, лениво рассмотрев их резюме, так же лениво закатил глаза и, махнув рукой, принял на желанную работу, если конечно повезёт…

– Что-то вы утрир…

– Что самое ужасное, – он опять меня перебил, в этот раз перекричать его не вышло, – простые люди, насмотревшись на подобных вам, сами подумают: «Зачем же пытаться жить честно, если это не поощряется, а наоборот, является бессмысленной тратой сил?»

– Ну…

– И тогда… именно тогда общество рухнет. Все знания, всё это будет не нужно. Ведь есть взятки и друзья…

Я пытался сдерживаться, но лишь до сей поры. После его последнего наглого перебивания я вспылил. Ох, могу только представить, как всё это ощущалось тем, кто находился вне кабинета. Всё было так, словно разразился гром. Врачи и ожидающие пациенты обернулись в сторону комнаты. Повышенные тона, удар рук по столу – Павел Геннадьевич опёрся на них, чтобы приподняться. Затем в словах начали проскакивать нецензурные выражения. Надеюсь, стены были достаточно толстыми для того, чтобы приглушать эти слова. Мне в какой-то момент стало стыдно: я же не мог гарантировать то, что снаружи не было детей. Сначала жестами попытался чуть приглушить собеседника, но потом сдался и лишь громко сказал.

– Всё! Прошу прощения, но мне надоело. Я хочу отказаться от лечения и забрать Хойта.

– Что ж, хорошо, только не сегодня.

– Почему это?

– Что за вопросы? Ваш друг от наркоза отходит. Он еле говорить может, а вы его увозить… Эх, индивид… Ничего, полежит сегодня в общей. Бедностью не заразится, если вы этого так боитесь.

– Я хочу его увидеть.

– Пожалуйста, пожалуйста… Он в 416 палате. Выходя отсюда, направо, затем налево, до конца, последняя дверь справа.

– Благодарю… – выдавил я из себя и, вытерев пот с лица, вышел.

Хойт

– Как вы, Хойт? – спросил зашедший Дэн.

– Оох, это ты, Тэн… Пуости, до сих поу не могу выгоуаиуать суова. – я посмеялся. – Фто, тове налков никогда не деуаи?

– Да, не делали… Сильно же он действует!

– Ага, хе-хе… Слушаи, што влачи гофоят?

– Я рассказал, как вы получили травму. Вы же ничего им не говорили?

– Нет. Ну и засем? Сами зе не снаем, фто это быо!

– Вы не поняли. – он нагнулся к моему уху. – Я сказал, что вас скинули с лестницы молодые хулиганы, когда напали на нас в ресторане.

– Хе-хе, – я облегчённо улыбнулся, – холошо плидумано… Можно тебя попъосить? Сечас стланные влемена, с этим вихлем, убиушим новичкоф. Мне нузна отдейная пауата.

– Да, я это предвидел, поэтому сразу попросил, даже предложил взятку. Но…

– Но?

– Но главврач, Павел Геннадьевич, принципиально против взяток. Поэтому теперь в его отделении нам никто ничего не даст.

– Эх…

– Я заявил, что завтра мы выпишемся и дальше вы будете лечиться…

– Ого, какие ноуости, и кде я буду ечиться?

– Пока не знаю. Платных травматологий со стационаром нет.

– Хе-хе, вуозмозно, стоит влозиться в их сосдание. Да, так и сдеаю, как тойко выечусь. – я прикрыл глаза и представил себе большой комплекс с лучшими специалистами, оборудованием из-за рубежа и палатами, походящими больше на номера в пятизвездочном отеле.

– Ну а сейчас, я даже не знаю…

– Въемя до заутра есть. Мозешь, пожалуста, найти вариант? Ты ведь тепей, хех, моя плавая лука…

– К-Конечно! Будет сделано! – ошарашенный неожиданным повышением кротко сказал он. – А вы…

– А я поезу в обсей, ничего стласного…

– Вы прям цитировали главврача.

– Хе-хе, сабауно…

Эль Гангстре

Правая рука… Да уж… Я и суток не состою в рядах Упырей, а уже удостоен такой высокой должности. Но ещё более удивительно то, что я вообще не ставил себе столь высоких целей. Упыри были для меня так называемым инструментом. Без них я бы уже давно сел. На этот раз пожизненно. Сначала, когда мы сбежали из тюрьмы, мой товарищ по камере вступил в ряды Упырей. Тогда я хотел лишь мести, поэтому пользовался положением друга. Он очень часто отмазывал меня. Однако это становилось всё сложней. В конце концов, это не воровство помидоров, а полсотни заказов на убийство. Когда Михаил отказался работать, мой защитничек сразу же показательно выдохнул и, послав меня куда подальше, ушёл. Его дальнейшая судьба неизвестна.

Но меня больше волнует моя судьба. Преследования и расследования не прекратились. Меня всё ещё могут взять за задницу. Так что пришлось прийти к Упырям самолично. А теперь я, похоже, просто так не уйду. Хотя… Сложно сказать. Стереотипы о гангстерах подсказывают, что, если я попытаюсь уйти, это будет означать лишь смерть. Лучше не говорить что-то бездумно. Ну, а исходя из примерного представления о Хойте… Он выглядит и говорит, как истинный семьянин. Возможно, к моей истории и желанию уйти после укрытия от полиции он отнесётся с пониманием. А может и нет… Чёрт возьми, я не так хорошо его знаю. Нельзя просто надеяться на лучшее. Мой брат так делал. И где он сейчас? Эх…

Когда я вышел из травматологии, было около одиннадцати утра. Сел в машину, доставшуюся мне от парня, имени которого я не знал. Он владел тем складом, вместе со своими друзьями торговал старыми журналами, дисками и прочим хламом. И в какой-то момент они решили примкнуть к Упырям. Не ясно, какие были у них причины. Впрочем, это не важно. Так глупо, что и смешно, и горестно: их попросили поагитировать народ в округе. Собрать немалую группу, чтобы можно было завербовать всех сразу. И парни, жаждущие жить полной жизнью, пришли на бойню… На смерть…

Я поехал к своему дому. В тот самый район, откуда мы еле сбежали. Было ли это сумасшествием? Возможно… Но я решил рискнуть. Даже проехал мимо склада. Вид его был ужасен. Он и так не блистал красотой: был покрыт ржавчиной, разрисован граффити. Одна надпись была весьма красочной, качественно сделанной, даже украшающей стену. Два других отличались красочностью лишь в резкости и пошлости содержания. Так ещё и вчерашние события изрядно потрепали склад: двери склада открыты нараспашку, одна сильно помята, внутри виднелись поваленные шкафы и разбросанные журналы. Однако трупов не было…

До дома я добрался к полудню. Поднявшись по лестнице на третий этаж, открыв дверь и войдя внутрь, я упал на кресло. Меня клонило в сон. Глаза тихо ныли от усталости, веки соскальзывали по глазным яблокам. Я сразу же задремал, но быстро очухался. Нельзя спать. Я должен работать.