Убийца с лицом ребенка

Вика заплакала на его груди, он гладил ее темные волосы, потом она отошла от него, отвернулась, быстро оделась и ушла.

А утром в его номер позвонил давний приятель по университету и рассказал ему как он попал на деньги, когда решил войти в строительный бизнес фирмы «Зори над Днепром».

– Оказалось, что у них есть проект коттеджного поселка без отвода земли и разрешения на строительство. Я продал две свои квартиры и квартиру тещи. А самое страшное, что с них ничего нельзя срубить назад. В арендованном офисе арендованные столы и компьютеры

С той ночи у них больше ничего не было. Вика как будто выздоровела, пришла в себя и никогда ни взглядом, ни словом не напоминала о происшедшем. За это он еще больше стал ее уважать и ценить. Как-то сразу они превратились в очень близких людей, объединенных тайной. Они стали, как брат и сестра, заботиться друг о друге и оберегать друг друга от неприятностей. Иногда поглядывая, как Вика, прощаясь, укутывает шарфик вокруг его шеи и целует в щеку, или подает кофе, смахивая с его плеча перхоть, он невольно вспоминал свою мудрую мать, и искренне радовался тому, что есть рядом человек, который, как и его мать, принимает близко к сердцу и его радости, и его проблемы, а самое главное, может помочь умным советом.

Автомобиль, в котором они сидели, стоял на привокзальной площади, в рядах других машин. В метрах тридцати от них расположился стихийный вечерний рынок, откуда доносились запахи вяленой рыбы, домашней кровяной колбасы и свежесорванной сирени.

– Сегодня задержали полковника Снаткина при получении взятки в размере ста тысяч баксов, – сказал Альберт. – Самое интересное, что о его задержании я узнал по телефону от неизвестного мне человека.

– И кто же тебе звонил? – спросила Вика, нахмурившись.

– Снаткин сказал, что, по его данным, никто не звонил. Но когда мы с ним беседовали, отключенный телефон включился и мне сообщили, что ты находишься в травмопункте железнодорожного вокзала.

– Включить отключенный телефон могут только спецслужбы, – предположила Вика.

– Ну наверное, ты на правильном пути, – задумчиво произнес Альберт. – Вопрос только в том, зачем мы им нужны. Я политикой не интересуюсь. Мой принцип жизни – моя хата с краю, я ничего не знаю. Слушай, – оживился Альберт, – я вспомнил, они же или он, предлагали мне сотрудничать с ними. Я их отшил.

– Вот видишь, – рассудительно заметила Вика, – ты – известный адвокат в нашем городе, а ведешь себя неразумно, как мальчишка. После предложения о сотрудничестве, я непременно договорилась бы о встрече, обсудила все вопросы, удостоверилась бы, что это спецслужбы и только потом приняла бы решение.

– Я презираю эти спецслужбы. И ты предлагаешь мне заключить с ними сделку?

– Я тебя не понимаю, – сказала Вика. – Мы живем и работаем в этой стране и при этой власти. Значит мы с ней согласны, или с ее политикой. Иначе невозможно.

– Пока власть не мешает мне работать, я плевать на нее хотел. Но я никогда не буду рассказывать им, о чем я говорю с обвиняемыми. А спецслужбы, наверное, хотят знать, что мне рассказал начальник полиции города, где у него спрятаны деньги, какие у него есть связи, и не опасно ли заносить над ним меч. Они даже в аквариум с пираньями поставили микрокамеру, чтобы отслеживать каждое его слово. Но видно облажались, потому что Павлуша тертый калач и его трудно разгрызть. Они могут подойти к нам со стороны правильности уплаты налогов?

– Нет, – уверенно сказала Вика. – С этой стороны у нас все в порядке. Но у нас есть проблемы с твоим нестандартным пониманием деятельности адвоката.

– Что ты имеешь в виду? – недовольно спросил Альберт.

– Я уверена, что Снаткин попросил тебя что-то сделать, что может поставить крест на твоей работе. Особенно сейчас, когда они организовали негласную слежку за нами. Ты уверен, что сейчас нас с тобой никто не слушает?

– Я не знаю, – раздраженно сказал Альберт. – Может, и слушают, и даже снимают. Я давно дружу с Павлом Ивановичем. И как друг я обязан сделать все, чтобы ему помочь, когда он в беде. Ты помнишь, как ты познакомилась со своим мужем? Сколько человек тащили тебя в машину, чтобы изнасиловать? А может потом и убить… Виктор тогда отбил тебя, а один из подонков оказался в морге. Не я тогда тебе помог, а Павел Иванович, который, рискуя своей карьерой, прекратил уголовное дело против героя, несмотря на то, что погибший был сыном вице-мэра. Долг, как говорится, платежом красен…

При этих словах Альберт невольно вздрогнул, вспомнив слова анонимного абонента.

Вика молчала, возможно, подавленная воспоминаниями.

– В жизни есть ситуации, когда пословицы и поговорки неприменимы, – очнулась она. – Павлу Ивановичу надо помочь и ты это делаешь. Но если долг красен самопожертвованием, может тогда не одалживаться? Или отложить платеж до лучших времен?

– У меня в жизни был такой случай, – вспомнил Альберт. – Мой клиент должен был выйти из следственного изолятора в пятницу, но следователь сказал мне, что дело практически решено, а поскольку у него много других дел, за которые его четвертуют, если он их не выполнит, приходи в понедельник в девять утра и вместе пойдем вынимать твоего подзащитного, тем более, что срок позволяет. Я был доволен, что мое ходатайство об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, было положительно решено прокурором района. Ну действительно, подумал я, человек сидит уже шесть месяцев в прокуренной камере, где спят по очереди, потому что не хватает шконок, что такое по сравнению с этим какие-то два дня. Я позвонил его жене и сказал, чтобы в понедельник на девять часов организовала такси, подъехала в сизо и забрала мужа. Женщина молча плакала в трубку. «А нельзя сегодня? – тихо спросила она. – Я сама его привезу…» «Сегодня – исключено, – сказал я. – Следователь не успевает оформить все необходимые бумаги» – «Храни вас Бог, – сказала она. – Вы подарили мне надежду на справедливость.» А в субботу его убил сокамерник. Тогда у меня случился первый инфаркт.

– Тяжелый случай, – согласилась Вика. – Но если за нами установлено наблюдение, как ты поможешь Снаткину? Ты только подставишь его.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю переобуться. Как я понимаю, заменить тебя никто не может. Но заменить твою машину, легко. У моей свекрови в автокооперативе «Волга» в гараже стоит «Таврия». Ты приезжаешь к гаражу на частном такси. Я имею ввиду «бомбилу». За квартал до гаража выходишь, пешком идешь к гаражному боксу номер 218, выводишь «Таврию», она всегда заполнена бензином до отказа, и выполняешь необходимые деликатные поручения. Затем снова полностью заправляешь машину и ставишь ее на место.

– Откуда ты знаешь, что и когда я должен сделать? – спросил Альберт. – Телепатия?

– Алик, – спокойно сказала Вика. – Мы с тобой уже давно дружим. И наша дружба, как я понимаю, «сильнее страсти, больше, чем любовь». Поэтому, если будет тебе плохо, это вольется и в меня. А мне в моем положении, нужно лечиться с хорошим настроением.

– Мне нужно хотя бы часок поспать, – зевнул Альберт. – Впереди тяжелая ночь со многими неизвестными.

– Ну тогда едем ко мне? – сказала Вика. – Там находятся ключи от гаража и запасные ключи от «Таврии».

– Нет, – решительно ответил Альберт. – Сначала мы едем в больницу. Если тебя там оставят, я сам найду все нужные ключи. Высплюсь уже утром, после того, как все сделаю.

– А нельзя сначала выспаться, а потом сделать все, что надо?

– Я боюсь, что завтра будет уже поздно, – нахмурился Альберт.

– У меня плохое предчувствие, – призналась Вика. – Я не могу объяснить, но ощущение такое, что на нас надвигается цунами, а мы, вместо того, чтобы бежать от него, кидаемся ему в объятия. Давай все отложим до утра. Тем более, что у тебя есть повод облегчить свои нравственные страдания. У тебя на руках тяжело больная сотрудница, которой требуется срочная медицинская помощь.

– Будем решать все проблемы по мере их поступления, – усмехнулся Альберт. – Поэтому начнем с ортопеда.

Он включил зажигание и медленно выехал на проспект Мира. Ни одна машина, из стоявших в рядах, не двинулась за ними.

11

– Как нам пройти во второй кабинет Снаткина? – спросил следователь Горпищенко майора Кочергу.

– Ключ находится только у Маши, нашей уборщицы, – пояснил майор.

– А где, кстати, сама Маша? – встрял в разговор Скоморох.

– Если не ушла домой, то пришлю, – ринулся майор вниз по лестнице городского отдела полиции.

– У нас есть проблема, – сказал Горпищенко. – В определении суда о разрешении обыска указано только одно помещение – кабинет на втором этаже.

– Не смеши мои тапочки, Алексей, – рассмеялся Скоморох. – Мы будем проводить не обыск, а досмотр.

– А что скажут ваши тапочки, если судья признает наши действия незаконными? – огрызнулся Горпищенко. – Или в суде краснеть придется только нам, прокурорам, а вы потом, как всегда, скажете, я только предложил, руководитель группы ты, надо было тебе и принимать законное решение.

– Я за чужие спины не прячусь, Алексей, – спокойно сказал Скоморох. – Поэтому будешь со своей шоблой стоять на стреме, а я с Ваней и Машей прошуршу эту обитель зла.

Маша появилась неожиданно и бесшумно, как будто стояла за дверью и все слышала.

– Кто со мной? – сверкая зелеными глазами и звеня ключами, как колокольчиком, пропела она.

«Настоящая проститутка, – неприязненно подумал Горпищенко. – Не успел начальник оступиться, как готова его сдать с потрохами новому хозяину.»

– В разведку пойдем мы трое, – улыбнулся ей Скоморох, – Я, ты и Ваня. Надеюсь, на месте, ты нам все расскажешь и покажешь, а мы тебе за это будем премного благодарны.

– Вашу благодарность на хлеб не намажешь, – игриво сказала Маша.

– Хватит этот гадюшник чистить, – глядя в глаза Маши, сказал Ваня. – У нас для тебя есть другая работа. Будешь пресс-секретарем нашего отдела.

– Правда? – расцвела Маша. – А что я буду делать?

– Будешь числиться пресс-секретарем, а на самом деле будешь работать агентом под прикрытием, – на полном серьезе объяснил Ваня и облизал пересохший рот. – Если бы мы знали тебя раньше, этот Снаткин был бы у нас вот где.

Ваня показал всем огромный кулак.

– Машуня, – замахал руками Скоморох. – Не обращай внимания, Ваня просто влюбился в тебя.

– А я думала вы серьезно, – рассмеялась Маша. – Но видно мне суждено с метлой и совком всю жизнь прожить.

«Господи, – подумал Горпищенко, – какие же придурки работают в этой службе безопасности. Чем дорог этот Ваня Скомороху? Вообще стыд потеряли. Вербуют подстилку прилюдно, не стесняясь.»

– А сколько ключей есть от второго кабинета Снаткина? – сурово спросил Машу Горпищенко.

– У Снаткина только один кабинет, – удивилась она. – Я думаю, вы наверное, имеете ввиду помещение для психологической разгрузки?

– Майор Кочерга доложил нам, что у бывшего начальника полиции города, есть второй кабинет. Двухэтажный. С выходом на улицу.

– Кому вы верите? – скосила Маша симпатичные глазки в сторону Горпищенко. – Он же люто ненавидит Снаткина. Настоящий Домовой.

– Алексей, – сказал Скоморох. – Майор Кочерга назвал вторым кабинетом Снаткина обыкновенный бордель.

– А вы откуда это знаете? – быстро спросил Горпищенко.

– Работа у нас такая, – скромно ответил Скоморох.

– А вы? – обернулся к Маше следователь. – Как вы смеете оскорблять своего начальника? Не горотдел, а сборище каких-то отморозков.

– А ты с ним разговаривал? С Кочергой? – развязно спросила Маша. – Может быть, как начальник, он еще ничего, но как человек – баба базарная.

– Я с тобой свиней не пас, – грубо отрезал Горпищенко. – Извольте обращаться ко мне на «вы».

– Машуня, – вмешался в разговор Скоморох, – Алексей Викторович, старший следователь городской прокуратуры. Он – большой начальник и с ним надо вести себя вежливо.

– Спасибочки, – сделала Маша книксен Скомороху. – Если Алексей Викторович хочет осмотреть наш кабинет психологической разгрузки, добро пожаловать. У меня рабочий день не резиновый.

– Ведите нас туда, – приказал Горпищенко, сморщив лоб. – И в дальнейшем, никаких вульгарных комментариев.

– Слава Украине! – выкрикнула вдруг Маша.

– Героям – Слава! – вытянулся Ваня и презрительно оглядел всех, промолчавших. Вход со стороны горотдела полиции в кабинет психологической разгрузки был прикрыт двухметровым портретом Степана Бандеры. Великий националист страны сурово смотрел на всех, кто останавливался хоть на мгновение перед ним, как будто проверял человека на лояльность. Только патриоту разрешалось, казалось, проходить через спрятанную за картиной дверь. «Стой, куда идешь? – вопрошал Степан. – Твое место рядом со мной. Я приду – порядок наведу!» По мнению художника, каждого коллаборациониста, этот призыв должен был бросить в жар от страха быть разоблаченным. Первое время после очередного Майдана, два полицейских ежедневно стояли в почетном карауле, получая приличное денежное вознаграждение. Поэтому желающих отдать почести Степану Бандере, было неимоверно много. Дело доходило даже до скандала. На собрании трудового коллектива полицейских было принято решение, что стоять в почетном карауле можно не чаще одного дня в неделю. Заместитель Министра внутренних дел, бывший секретарь обкома комсомола по коммунистической идеологии, даже прослезился, обнял полковника Снаткина и объявил, что инициатива начальника городского отдела полиции города Коблевска, по патриотическому воспитанию работников правоохранительных органов, заслуживает всемерного распространения в стране. Затем министр подошел к портрету и трижды поцеловал Степана в губы, а на столик перед его портретом положил букет белых роз. Некоторые из присутствующих потом, оглядываясь по сторонам, и прикрывая рукой рот клялись, что Степка Бандера три раз сплюнул после этого прямо на линолеум, что может подтвердить уборщица Маша. Через несколько дней замминистра внутренних дел был задержан спецназом национального бюро по борьбе с коррупцией за то, что хотел подсидеть директора этого самого бюро. Из-за нехватки электронных браслетов, суд отдал замминистра на поруки двум народным депутатам. И замминистра с деньгами всего министерства по гондурасскому паспорту тут же сбежал в Италию, где его итальянская жена владела половиной миланских магазинов готовой одежды. По городу пошел слух, что портрет Степана Бандеры почище полиграфа проверяет людей на патриотизм. Зато уже другие высокопоставленные гости целоваться с Бандерой не решались. Падали на колени, клялись в любви, клали цветы, но помнили о неподкупности портрета. И только, когда в горотдел должны были приехать полицейские из Польши для обмена опытом работы, поступил приказ немедленно снять почетный караул у портрета Бандеры. Польские полицейские неизвестно почему в г. Коблевск не приехали, но почетный караул уже больше никогда не выставлялся, краски портрета потускнели, и даже поговаривали, что мимо картины без фиги в кармане, никто не проходил. Если с замминистра Бандера такое сотворил, то, что можно от него ожидать простому полицейскому.

Маша отвернула портрет в сторону и все увидели металлическую дверь с внутренним замком. Маша привычным движением сунула ключ в замок, провернула его, и отворила дверь. Кабинет психологической разгрузки состоял из шести комнат. Первые три комнаты утопали в коврах, по стенам стояли белоснежные раздвижные кожаные диваны. Рядом с каждым диваном стоял белоснежный шкаф с золотыми ручками, и зеркалом посредине. В нем находились белоснежные простыни, халаты. На противоположной к диванам стене в каждой комнате висел огромный телевизор, под которым стоял дамский столик с креслом. На столике в изобилии были какие-то открытые баночки с кремами и дорогими духами. Окон в комнатах не было или они были задрапированы под цвет стен. Все двери выходили на квадратный холл, с которого вела вниз деревянная лестница. На первом этаже кабинета психологической разгрузки располагалась большая комната с длинным столом, за которым могло сидеть не менее двадцати человек. Одна дверь из этой комнаты вела в кухню, уставленную всевозможными плитами, микроволновками, жарочными шкафами и холодильниками. Вторая дверь, под лестницей, открывалась в сторону большой сауны и маленького бассейна с водой для ныряния. Между саунами, бассейном и столовой шел узкий коридор, который вел к бронированной двери, выводившей на заброшенный двор, огороженный кирпичным забором в три метра высотой. Двор заканчивался дверью, ведущей на улицу. Эта дверь, как и дверь в коридор, открывалась при помощи кода.

– Как же мы это проморгали, – сокрушался Скоморох, сидя за длинным столом. – У нас под носом функционировал полицейский бордель. Представляю, какую информацию здесь можно было подцепить. Ваня, сколько наших людей работают в горотделе?

– Секретарь Снаткина и дежурный полицейский при входе. Фамилии его не помню, – ответил Ваня, озираясь по сторонам.

– А где ж предбанник для секретаря? – спросил Горпищенко. – Что-то я не видел его в кабинете полковника.

– Наша секретарь сидит перед кабинетом майора Кочерги. – ответила Маша, скромно потупив глаза.

– Один секретарь на двоих? – пытался уточнить Горпищенко.

– И ни одна сука не просигналила, – сказал Скоморох. – Секретаршу завтра же на допрос приволоку. Слушай, – обратился он к Горпищенко, – давай обоснуемся временно здесь и сюда будем приглашать нужных нам людей. Будут нам врать – утопим в бассейне, – пошутил он.

– Неплохая идея, – тут же согласился Ваня и немигающими глазами уставился на Машу.

– В какой из комнат любил отдыхать полковник Снаткин? – спросил Машу Горпищенко.

– В основном, здесь, в столовой, – ответила она. – Любил хорошо поесть.

– Извращенец, – сказал Ваня.

Следователь Горпищенко недоуменно посмотрел на него.

– Я хотел сказать импотент, – покраснел Ваня.

Скоморох внимательно посмотрел на стену и вдруг вскочил. В стене еле виднелась среди расписных обоев маленькая дырочка.

– Это же прекрасное место для жучка! – воскликнул он и, схватив стул, потащил его к стене. Затем он встал на стул, долго рассматривал отверстие в стене, пытался просунуть в него свой толстый палец.

– Там есть проводок, – торжествующе сказал он. – Кто-то перед нашим приходом снял отсюда микрокамеру. Ты понимаешь, Алексей, – возбужденно говорил он, – что мы будем иметь, когда найдем ее. Быстро проверяем все помещения на наличие записывающих устройств, – спрыгнув со стула, приказал он.

В течение получаса выяснилось, что такие отверстия имелись во всех комнатах, сауне, коридоре, и даже над бассейном.

И все отверстия в стене были пусты.

В ходе новой проверки помещений на втором этаже, в дамских столиках под телевизорами, были найдены наручники, хлысты и другая хрень для любовных занятий.

Когда все снова собрались в столовой, чтобы обсудить, что делать дальше, раздался страшный скрежет металла на втором этаже. Стало ясно, что входную дверь вскрывают при помощи болгарки. Все, кроме Маши, оцепенели от неожиданности. Маша ринулась наверх и пыталась открыть дверь ключом. Шум прекратился, но ключ в замке не проворачивался.

– Кто там? – спросила Маша. – Не ломайте дверь, я пытаюсь ее открыть.

– Спецназ Национального бюро по борьбе с коррупцией, – сообщили за дверью. – Если в течение минуты дверь не откроется, будем ее взрывать.

– Но здесь же люди, – пыталась объяснить Маша. – главный следователь прокуратуры и с ним сопровождающие его лица.

– Они-то нам и нужны, – крикнули за дверью. – Короче! Открывайте немедленно дверь.

– Кажется, замок сломан, – сказала Маша. – Надо было просто позвонить, а не вламываться, как бандиты.

– Хватит базарить, – пригрозили снаружи.

– В чем дело? – оказался за спиной Маши Скоморох. – Мы проводим следственный эксперимент.

– Называй свою фамилию и должность, – приказал кто-то за дверью.

– Майор службы безопасности Скоморох, – ответил он.

– Понятно. Кто еще с вами?

– Старший следователь городской прокуратуры Горпищенко и капитан службы безопасности Потебенько.

– Почему не открываете дверь?

– Дверь заклинило.

– Тогда отойдите от дверей на безопасное расстояние. Будем ее на фиг сносить.

– Теперь ты назови свое имя и должность, – приказал Скоморох.

За дверью примолкли и было слышно, что несколько человек тихо переговариваются друг с другом.

– Мы представимся лично, – решительно сказал кто-то. – Отойдите от двери.

– Вы будете лично нести ответственность за срыв следственного эксперимента, имеющего важное государственное значение, – пригрозил Скоморох. – Где майор Кочерга?

– Я здесь, – ответствовал Кочерга.

– Что происходит? – спросил Скоморох.

– Откуда я знаю, – ответил Кочерга. – Здесь стоят люди в масках, держат меня под прицелом «Калаша», говорят, что они спецназ НАБУ.

– Что они хотят?

– Они хотят войти. Зачем вы закрылись? – нервно спросил Кочерга. – У них есть решение суда на обыск? – спросил Скоморох.

– А у вас он был?

– Считай, что ты уже не начальник полиции, – сказал Скоморох.

– Меня уже сегодня десять раз обматерили и двадцать раз уволили. Двадцать первый раз как-то переживу.

– Дискуссию заканчиваем, – сказал кто-то. – Приказываю отойти от двери во избежание недоразумений.

Снова заработала болгарка. Маша и Скоморох отпрянули от дверей и побежали по лестнице вниз. Через несколько минут замок был вырезан, дверь распахнулась и с десяток людей в масках и с оружием в руках спрыгнули, минуя лестницу, со второго этажа на первый. Они окружили людей в столовой. По лестнице спускался мужчина лет тридцати в дорогом костюме и туфлях из крокодиловой кожи.

– Кто проводил обыск в кабинете начальника полиции? – спросил он и дал знак спецназовцам опустить оружие.

– Мы, – ответил Горпищенко. – А в чем дело?

– Кто это «мы»? – улыбнулся мужчина. – Мы пахали. Фамилия, должность и так далее.

– Горпищенко, старший следователь городской прокуратуры, проводил обыск в кабинете полковника Снаткина согласно решению суда, – объяснил Горпищенко. – И тут вы, как снег на голову. Вы что, тоже ведете дело по Снаткину?

– И что вы нашли в кабинете полковника? – продолжал спрашивать мужчина от которого приятно пахло дорогим одеколоном, и который не обращал внимания на вопрос следователя.

– Пока ничего, – ответил Горпищенко. – Ворох бумаг, с которыми будем разбираться.

– А кто взял микрокамеру из аквариума? – спросил мужчина.

– Во-первых, вы нам не представились, – заявил Скоморох и сунул свое удостоверение под нос мужчине. – Во-вторых, мы не обязаны докладывать вам об итогах обыска.

– Старший детектив НАБУ Волошенко, – ответил мужчина и вынул свое удостоверение. – Еще как будете докладывать, потому что незаконно вмешались в нашу оперативную деятельность. Где микрокамера?

– Может сначала доложим обо всем нашему руководству? – предложил Скоморох. – Как оно решит, так и сделаем.

– Мне нужна микрокамера, – спокойно сказал Волошенко. – Не заставляйте меня применять к вам силу. Сначала я получу то, за чем я пришел, а потом будем ставить наше руководство в известность. У меня есть решение суда о постановке средства записи в кабинете полковника Снаткина и я хочу его получить назад.

Горпищенко посмотрел на Скомороха. Тот снова обратился к Волошенко.

– Честно говоря, детектив, ты меня успокоил. Слава богу, что жучок ставили вы. А то я уже ненароком подумал, что служба мне не доверяет. Мы отдадим тебе микрокамеру с условием, что съемку сегодняшнего дня вы откопируете нам.

– Вы отдадите мне микрокамеру без всяких условий, – невозмутимо сказал Волошенко и вынул из кармана пиджака синий платок. – Кладите ее в платок.

– Я – участник антитеррористической операции, детектив, – неожиданно вмешался Ваня Потебенько. – Инвалид второй группы. Что, будешь меня гнобить, как гниду? Это я нашел микрокамеру! Хочешь ее получить, попроси ее у меня, как человек.

– Кто это? – спросил Волошенко.

– Капитан службы безопсности Потебенько, – сказал Скоморох, обливаясь холодным потом.

– Почему капитан Потебенько от вас разит, как из винной бочки?

– Это такие лекарства, детектив, – объяснил Скоморох. – Капитан Потебенько еще не совсем здоров.

– Зато от тебя несет, как от дешевой проститутки, – встрял Ваня.

– Вот микрокамера, – быстро вынул ее из кармана Горпищенко и положил ее в руку с платком детективу.

– Слава Украине! – заорал Иван Потебенько.

Все молчали. Это было явно не к месту.

– Все свободны, господа, – сказал детектив и дал знак бойцам, чтобы те покинули помещение. – Что такое полковник Снаткин? – миролюбиво сказал детектив. – Тля. А мы идем по следу большой рыбы. Я думаю, что недоразумения между нами никакого нет. Каждому, как говорится, свое. Так было написано на воротах Освенцима.

12