Убийца с лицом ребенка

В этот момент распахнулись двери кабинета и в коридор выскочил с воплем Кочерга. На ладони правой руки майора полиции в рыбьей крови лежала черная с трехмиллиметровой антенной микрокамера.

– Получается, что микрокамер было две, – радостно сообщил он. – Будем составлять протокол обыска?

– Где вы ее нашли? – осипшим голосом спросил следователь.

– Она застряла в глотке третьей рыбы, – объявил Кочерга.

Горпищенко схватил микрокамеру и сунул ее в карман брюк.

– Так кто из нас идиот? – спросил Скоморох.

В этот момент зазвонил телефон Горпищенко.

– Докладываю, – сообщил ему голос в мобильнике – Свидетель Перман Юрий Львович в результате наступившей гипогликемии чуть не отдал богу душу. Я был вынужден вызвать скорую помощь и поместить его в больницу.

– Кто это? – спросил Горпищенко, хотя сразу понял, что случилось.

– Лейтенант Скворцов.

– Мудак ты, а не лейтенант. Кто тебе давал право вызывать скорую помощь?

– Ага. Лучше быть мудаком, чем сидеть за превышение должностных полномочий, повлекших смерть.

– Лейтенант, – приказал Горпищенко, – пиши на имя прокурора города рапорт о том, что произошло.

Следователь обернулся к Скомороху.

– Предварительные итоги такие: взяткодатель Перман в больнице, что срисовала эта камера, нам неизвестно. Что я скажу утром прокурору города? Что надо менять меру пресечения Снаткину на подписку о невыезде? Так он меня ногами забьет и будет прав.

– Если история с Ваней дальше нас не пойдет, гарантирую тебе полную поддержку со стороны Ореста Ивановича.

– Неужто наш прокурор является тоже вашим агентом? – скептически усмехнулся Горпищенко.

– Сейчас, нет, – ответил двусмысленно Скоморох, и помолчав, добавил, – а что касается взяткодателя, то куда он денется с бронепоезда? Я лично доставлю его завтра в прокуратуру. Не люблю, когда река вдруг меняет свое русло.

6

Адвокат Кемельман откинулся на мягкую спинку кресла и спросил полковника Снаткина. – Ты считаешь этичным, получение денег в своем рабочем кабинете за проданные раннее акции?

– Это запрещено законом? – возмутился Снаткин.

– Я говорю о другом, – спокойно продолжил Альберт. – Ты получаешь деньги от предпринимателя на своем рабочем месте. Это фиксирует жучок. А дальше просто дело техники. Аркадий, например, заявляет, что купил у тебя акции по такой цене под давлением с твоей стороны. Появляются свидетели, которые подтверждают, что Аркадий одалживал у них деньги под проценты и жаловался, что живодер Снаткин грозится разделаться с ним, если он к сегодняшнему дню не доставит ему обусловленную сумму. У следствия есть человек, который передал деньги, наверное есть запись разговора Аркадия с тобой о том, что деньги уже в пути, сам пакет денег, твои первичные показания о том, что деньги эти принадлежат тебе. Круг замкнулся. Может такое развитие событий пройти через суд? Чисто риторический вопрос. С учетом твоего должностного положения и полученной суммы, лет восемь судья определит даже сочувствуя тебе.

– Получается, действительно, складно, – вытер со лба испарину Снаткин. – Какой же у нас план действий? Очень четко ты обрисовал ситуацию. А если все не так, и Аркан тут ни при чем? У него за спиной три ходки. Он из тех бизнесменов, которые в авторитете. Не будет он сотрудничать с прокурорскими. Западло это ему. Товарищи по бизнесу могут не понять…

– А сколько таких товарищей по бизнесу у тебя ходят в осведомителях? – уточнил Альберт. – А сейчас вообще новое веяние пошло: авторитетные бизнесмены, обзавелись своими прокурорами и следователями и сдают своих конкурентов просто из удовольствия. Это, кстати, дешевле, чем вывезти человека в лес. Потом надо вывозить в лес тех, кто вывез его, чтобы всю жизнь не зависеть от подонков.

– Умеете, вы адвокаты навести тень на плетень, – хмуро сказал полковник полиции. – Давай, колись, что ты придумал. Мне нужно три дня, чтобы все разрулить. Можешь ты сделать так, чтобы я ушел отсюда до суда?

– Это только в кино адвокаты приходят и забирают своих подзащитных из лап таких свирепых полицейских, как ты.

– Но ты же забирал у меня всякую шелупонь.

– Вот именно, шелупонь. Ты бы их и без адвоката выдворил бы, чтобы не болтались под ногами. Мне надо будет посмотреть этот договор купли-продажи. Я уверен, что в договоре сумма указана в гривнях, как и положено. Почему он передал тебе в долларах?

– Потому что мы с ним так договорились.

– А кто должен налоги платить с этой сделки?

– Покупатель. То есть, Кеосаян.

– Так и указали в договоре?

– Я при заключении договора не был. Но командовала там Стелла, сестра жены. Она в этих тонкостях ас. Точно, Аркадий должен заплатить налоги.

– Слава Богу, что хватило ума отразить это в договоре. У вас сумма договора должна быть где-то два с половиной–три миллиона гривень. Так что Кеосаян еще прилично доплатит.

– Какие три миллиона? Стеллка хвалилась, что Аркан заплатит копейки. По бумагам мы продали акции за десять тысяч гривень.

– Они еще не поняли, – сказал Альберт, – что могут пристегнуть к делу Кеосаяна за уклонение от уплаты налогов. Если он не скажет, что остальные девяносто девять тысяч шестьсот долларов у него вымогал полковник Снаткин.

– Не скажет, – упрямо произнес полковник полиции.

– Откуда такая уверенность? – удивился Альберт.

– Я могу в этом поклясться на Библии, – улыбнулся Снаткин.

– Лучше на Коране, – поддел его адвокат.

– Могу и на Коране, – сказал полковник. – У меня отец – мусульманин, а мама русская, православная. По пятницам хожу в мечеть, а по воскресеньям – в церковь. Один знакомый раввин сказал мне, что Бог все равно один и не имеет значения, в какой храм ходишь.

– Боже, сохрани Украину, – воскликнул адвокат. – Какие у нас теперь богобоязненные полицейские. Рассказывай, что тебя гнетет и рвет. Почему ты три дня не можешь поспать на прокурорском столе?

– Тебе этого не понять, – посуровел лицом Снаткин. – На моих плечах безопасность нашего города, я годами создавал коллектив, который может развалится, да еще уйма не сделанных дел, от которых голова кругом.

– До суда уйти практически невозможно, – сказал адвокат, – а вот суд может отпустить тебя под залог примерно трех миллионов гривень. Суд состоится через семьдесят два часа. Куда тебе торопиться? Отоспись за счет государства, подумай над тем, кто мог тебя сдать. Нотариус?

– Нет, не думаю, – ответил полковник. – Нотариус – родная сестра жены, Стелла. Эти две стервы могут порвать кого угодно, только не друг друга. А где полковник полиции может взять три миллиона гривень для залога? Ты подумал? Это не выход. Это капкан. Но домашний арест для меня тоже не выгоден. Черт возьми, подскользнулся на ровном месте. Ну была бы взятка, так не обидно было бы.

– Иногда не стоит торопиться, – сказал Альберт. – И не надо рвать на себе тельняшку. Из собственного опыта знаю, что серьезные люди в прокуратуру не звонят, не принято это. Уважаемые люди имеют дело только с судьей.

– Я может быть и прожил бы эти три дня спокойно, но мне надо знать, что больше никаких сюрпризов для меня не будет, что это недоразумение каким-либо образом разрешится.

Адвокат написал на листке своим размашистом почерком «Что ты хочешь?»

Полковник полиции склонился над листком и письменно ответил чуть ниже своими ровными, почти каллиграфическими написанными словами:

– Я хочу, чтобы ты увиделся немедленно с несколькими людьми и завтра утром сообщил мне результаты этих встреч. Я заранее написал, что нужно срочно сделать. После прочтения одну записку прошу уничтожить.»

Снаткин поднял голову, отодвинул в сторону листок и достал свои письма.

– Пришлось писать на бланках прокуратуры, – улыбнулся он. – Самое короткое отдашь тому, кому оно адресовано. Иначе тебя не встретят так, как надо.

Адвокат начал читать послание Снаткина с улыбкой на лице. «Жучок поставлен в моем кабинете не для меня. Ты знаешь, кто мой сват. Как он объяснил мне, охотятся за ним. Но он сейчас, наверное, коньяк жрет, а задержан я. Такое, иногда, бывает. Но дело не в этом. Сначала ты должен поехать в Ковалевку. В садоводческом товариществе „Жемчужина Буга“ есть трехэтажный домик под номером 245. Сторожит мою дачку Рома Самострел. Ты должен сказать ему четыре слова „Бог дал – бог взял“. И передашь ему мою письменную просьбу.»

Улыбка погасла на лице адвоката «Затем ты позвонишь одной женщине. Телефон, который я сейчас тебе пишу, ты должен запомнить. Зовут ее Маша. Это мое доверенное лицо. Возможно, ее телефон уже на прослушке. Человек от меня должен позвонить ей с чужого телефона и сказать „Когда же вы, наконец, пришлете катафалк?“. Она ничего не ответит и бросит телефон. Через два часа вы встретитесь в ресторане „У бабы Ути“. Она будет пить кофе и делать вид, что читает Жан-Поль Сартра в подлиннике. С ней можешь говорить, как со мной. Она преданна мне, как кошка.»

В этом месте Альберт взглянул на Снаткина.

– Кажется, преданных кошек не бывает, – заметил он. – А любовница-это не жена. Я бы не строил в отношении нее серьезных планов, находясь под стражей. – У нас с ней есть совместный бизнес, – пояснил полковник. – это посильнее, чем шуры-мыры. Я верю ей, как самому себе.

– Зачем я должен с ней встречаться? Еще в ресторане, где сотни глаз и камер.

– Читай дальше, – потребовал полковник. «Маша приведет тебя к свату. Он встретится с тобой только тогда, когда об этом попросит его Маша. Сват сейчас осторожен, как раненый зверь. Но он найдет фирму, которая сможет оплатить залог. Ему не выгодно, чтобы я был под следствием».

– Я теперь понимаю Сервантеса, – сказал адвокат. – В тюрьме у человека просыпаются спящие в нем таланты. Если бы его не посадили, мир не узнал бы его знаменитый роман «Дон Кихот».

– Никогда не знал, что Сервантес тоже сидел. – удивился полковник полиции.

– У тебя тоже почти роман в маляве из тюрьмы, – прокомментировал адвокат.

Полковник полиции улыбнулся, поднял голову и спросил адвоката, есть ли у того зажигалка или спички.

– Конечно, есть, – ответил Альберт. – Это входит в комплекс моих услуг. Не волнуйся.

Он достал из портфеля зажигалку, чирканул и поджог исписанный листок бумаги. Черный пепел осел в хрустальную пепельницу следователя Горпищенко, а синий дымок поднялся к потолку. Вторую короткую записку, не читая, Альберт положил в задний карман брюк.

– А что передать жене? – спросил Альберт.

– Привет и массу найлучших пожеланий. Кстати, сегодня утром она пожелала мне, чтобы я не вернулся домой. Скажи ей, что я подкаблучник и сегодня ночевать домой не приду. Да, кстати. Мы прокачали твои телефоны. В этот период времени к тебе никто не звонил, – вспомнил Снаткин о просьбе Альберта.

И тут же зашипел отключенный мобильник на столе и адвокат поднес его к уху.

– Боже мой, – сказал кто-то, – какое несчастье! Бедная Вика так спешила исполнить твой приказ, Алик, что подвернула ногу и находится в травматическом пункте при вокзале. Разве дело в номерах телефона? Все, к чему Алик ты будешь прикасаться, будет подворачиваться, как нога Вики. Привет Павлуше. Будет сидеть.»

Лицо адвоката побелело и вытянулось.

– Что-нибудь случилось? – спросил Снаткин.

– Это какая-то мистика! – воскликнул Альберт Яковлевич. – Они нашли меня по мобильнику. Причем, выключенному. А ты говоришь, никто не звонил.

7

Лежа в машине скорой помощи, Юрий Львович признал наконец-то, что чудеса в этой жизни иногда случаются. С улицы Свердлова, где располагалась прокуратура города, карета скорой помощи свернула на Пушкинскую, обогнула кольцо и помчалась по проспекту Бандеры, бывшему проспекту Ленина, обгоняя троллейбус и маршрутки. Из машины были видны только крыши мелькающих одноэтажных домов. Но Юрий Львович был уверен, что его везут в больницу в Дубки, в сторону титанового завода. Симпатичная женщина-врач в короткой стрижке, измерившая давление, которое сигануло за двести двадцать, вколола ему лекарство, расширяющее сосуды, затем инсулин.

– Конечно, он нуждается в срочной госпитализации, – сказала она лейтенанту Скворцову. – Мы его берем.

– Тогда нужно подписать акт передачи, – предложил Олег.

– Он осужденный? – спросила она.

– Нет, пока свидетель, – пояснил лейтенант полиции.

– Никакой акт передачи я подписывать не буду, – отрезала врач. – Если он вам нужен, садитесь к нам в машину и едем вместе. У нас есть палата для людей, которых мы привозим из полиции или тюрьмы. На окнах решетки и дверь в палату закрывается на ключ.

– Понимаете, – покраснел от волнения Скворцов, – Юрий Львович Перман – особо важный свидетель и я боюсь, что в наших условиях ему лучше не станет. Вы гарантируете, что он доживет до утра?

– Никто ничего гарантировать не может, – рассудительно произнесла врач. – Но я думаю, что ваш свидетель до утра доживет, а в принципе, может пережить и нас с вами.

– Тогда напишите мне его диагноз, – попросил лейтенант полиции, – и ваше требование о его немедленной госпитализации.

– Молодой человек, – укоризненно сказала врач. – Мы с вами не на рынке, чтобы торговаться. Ваш свидетель нуждается в оказании медицинской помощи. У нас есть особая палата для таких людей. Вам просто нужно вынести постановление об определении вашего свидетеля в особую палату, а уже в больнице позаботятся, чтобы с ним ничего не случилось.

– Я хочу домой, – встрял в разговор Юрий Львович, лежа на столе, – чтобы умереть в семейном кругу.

– А что случилось? – спросила врач Скворцова. – Кто за ним охотится? Бандиты?

– Да нет, – неохотно ответил лейтенант, – просто от показаний этого человека зависит судьба одного большого полицейского начальника.

– Снаткина, что ли? – удивилась врач.

– А вы откуда знаете? – оживился Скворцов.

– Так в нашем городе только один большой полицейский начальник. Это Павел Иванович. Лично мне он нравится. Настоящий полковник. Он презентовал нам две машины скорой помощи. Ну что, будем грузить свидетеля?

На лице лейтенанта выступили пятна, свидетельствующие о глубоком сомнении и нервном расстройстве.

– И все-таки мне нужна от вас какая-то бумага, – сказал он. – Ну что вам стоит написать правду, высокое давление, большой сахар, опасность комы.

– Я ничего не буду писать. Я оказала необходимую медицинскую помощь, могу его забрать, но если вы возражаете, то он останется с вами.

– Можно с вами переговорить наедине? – спросил Скворцов.

Врач улыбнулась Скворцову и пошла к двери. Лейтенант двинулся за ней. В пустынном коридоре прокуратуры он прошептал врачу на ухо:

– Между прочим, судьба уважаемого вами Павла Ивановича зависит от этого человека.

– И что вы предлагаете? – отодвинулась врач от лейтенанта. – Усыпить его?

– Я предлагаю вам двести баксов за бумагу о том, что Пермана Юрия Львовича, свидетеля по делу, нужно по медицинским показаниям срочно отвезти в больницу. Можете даже не указывать медицинского основания. А я напишу сопроводительное письмо, чтобы его определили в специальную палату с решетками на окнах и запирающуюся на ключ.

При этих словах Скворцов отсчитал двести долларов и сунул их в карман халата врача. Врач молча пошла к выходу, а Скворцов вернулся к Юрию Львовичу.

– Львович, – оживленно сказал лейтенант. – Тебя забирают в больницу. Поэтому я возвращаю тебе деньги.

– Спасибо, – ответил Перман и замахал руками, мол, оставь их себе.

– Нет, – твердо сказал Скворцов и сунул свернутые в трубочку доллары в карман брюк Пермана. – Они тебе там еще пригодятся. Тебя поместят в палату с решетками на окнах. Сам понимаешь, я не могу иначе. Палата закрывается на ключ. Я думаю, ты сможешь договориться, чтобы купить этот ключ или сделать его копию, если тебе это понадобится.

– Меня прикуют наручниками к кровати? – испуганно спросил Юрий Львович.

– В следующий раз, – улыбнулся ему лейтенант.

В этот момент врач с помощником-фельдшером, пожилым мужчиной с усами Тараса Бульбы, втащили каталку, положили на нее Пермана и фельдшер укатил его на улицу.

Врач передала Скворцову письмо. Скворцов написал на бланке прокуратуры просьбу поместить Пермана Юрия Львовича в специальную палату до выздоровления и передал бланк врачу.

Юрий Львович почувствовал, что машина остановилась и услышал голоса людей. В машине было холодно, ее окружила темнота, но через некоторое время двери скорой помощи отворились и несколько женщин с фонариками выволокли носилки с Юрием Львовичем, погрузили его на каталку и фельдшер сказал, что его надо поместить в специальную палату.

– Опять насильник? – охнула одна из женщин.

– Хуже, – ответил фельдшер. – За ним гоняется вся полиция города.

– А что он натворил?

– Говорят, украл сейф у начальника полиции. А в сейфе миллион долларов.

– Хватит звиздеть, Тихон Федорович. Старый как малый.

Юрий Львович понял, что его всунули в лифт и стал считать этажи. Кажется, на четвертом этаже лифт встал, как вкопаный. Удивительный запах больничного коридора, словно пуховое одеяло, окутал Пермана. Он расслабился и закрыл глаза. Везли его минуты три. Очевидно, специальная палата располагалась в одном из закоулков этого этажа, подальше от нормальных больных. Когда его перенесли на кровать, еще одетого, но без туфель, кто-то из женщин, сопровождавших его, сообщила ему, что врач осмотрит его позже, но если он захочет в туалет или кушать, то должен нажать красную кнопку над кроватью.

– Свет включить? – спросил кто-то.

– Нет, спасибо, – ответил Юрий Львович. – Я так устал, что просто хочу спать.

– Ваши туфли – под кроватью, – услышал он и снова закрыл глаза.

Дверь больничной палаты захлопнулась, ключ провернулся в замке два раза.

Юрий Львович еще несколько минут лежал не шелохнувшись, затем вскочил, в темноте нащупал выключатель и нажал его. Палата озарилась лампами дневного света. Довольно большая комната с белыми стенами, белым потолком, пятью оголеными кроватями и тремя зарешеченными окнами, за которыми виднелись оранжевые окна девятиэтажек. Самое смешное заключалось в том, что в одной из этих девятиэтажек, находилась его квартира, в которой его ждали жена и рыбные котлеты, которые он заказал, уходя на работу. Прильнув к одному из окон, Юрий Львович физически ощутил головокружительный запах рыбных котлет. Слезы умиления потекли по небритому лицу пациента. И только одна мысль, пульсирующая где-то в подсознании, заставила его отогнать чувство жалости к себе и перекрыла доступ слез к глазным железам. Эта мысль была очень проста и конкретна: нужно срочно позвонить Аркадию. Этот звонок теперь приравнивался к попытке побега. Если Аркадий узнает, что случилось с ним и где он находится, он обязательно освободит его из новой камеры. Что будет, если друг Аркадий не сможет этого сделать, вообще не принималось во внимание, как невозможно себе представить, что Вселенная безгранична, безмерна и безвременна.

Юрий Львович отошел от окна, снял брюки, пиджак, рубашку, сложил все на стул, вынул из кармана брюк доллары, пересчитал их, отнял триста долларов, которые сунул под подушку, остальное спрятал в туфли, стоявшие под кроватью.

Ключ в замке снова провернулся два раза, Юрий Львович успел нырнуть под одеяло и закрыл глаза.

В палату вошли несколько человек.

– Кто это у нас любит спать при зажженных лампах? – недовольно сказал один из вошедших.

Юрий Львович открыл глаза. Пожилой мужчина, совершенно лысый, в очках, с вытянутым лицом, в коротко подстриженных усах над верхней толстой губой и двое женщин, все в белых халатах, окружили его кровать.

– Как самочувствие? – спросил мужчина.

– Так себе, – ответил Юрий Львович, щуря глаза, как бы от яркого света.

– Жалобы есть? —

– Есть, – сказал Юрий Львович.

– Я слушаю, – сказал мужчина и присел на край кровати.

– Я не могу об этом говорить при женщинах, – тихо сказал Юрий Львович.

Женщины переглянулись и усмехнулись, а мужчина раздвинул рот с крупными неровными зубами и отчетливо произнес

– Это не женщины. Это медицинские работники. Можете говорить, не стесняясь.

– И все-таки я хочу переговорить с вами тет-а-тет, – настоятельно сказал Перман.

– Вы слышали? – обратился к женщинам мужчина и рассмеялся.

– Нам раздеться сейчас или позже? – кокетливо спросила одна.

– Или раздеть этого мужчину? – насмешливо ответила другая.

– Дуры, – сказал врач. – Пациент – интеллигентный человек и хочет переговорить со мной наедине.

Только теперь Юрий Львович почувствовал разящий запах спиртного. Все трое были изрядно выпившие и, наверное, искали приключений.

– Да он гомик. Вы не боитесь, Натан Мойсеевич за свою задницу? – держась за спинку кровати сказала та, что была помоложе.

– В моем возрасте, – осклабился Натан Мойсеевич, – уже все можно. Ладно, девчонки, посторожите меня за дверью и пойдем доедать торт. Ну что там у вас такого секретного, голубчик?

«Девчонки» поддерживая друг друга вывалились из палаты и закрыли за собой дверь.

Юрий Львович вытащил из-под подушки триста долларов.

– Мне нужно срочно позвонить другу, – попросил он. – Я понимаю, что любая услуга стоит денег. Триста баксов за две минуты, приемлемая цена?

– Господи, – рассмеялся врач. – Ваша фамилия, кажется, Перман?

– Так точно, – настороженно ответил Юрий Львович.

– Так может ли Натан Мойсеевич Перельман отказать Юрию Львовичу Перману за какие-то триста долларов разговор с другом?! Вы лучше скажите мне, как вы дошли до жизни такой, что вас привозят в арестантскую палату? Вы кого-нибудь убили? Обокрали? Изнасиловали?

– Что вы? – не веря своему счастью, пробормотал Юрий Львович. – Я тут по недоразумению. Завтра утром все выяснится и меня отсюда заберут.

Врач вытащил из кармана халата мобильник, передал его Перману и спрятал в другом кармане три сотенных бумажки.

– Честно говоря, – сказал он утешительно, – я не помню случая за тридцать лет практики, чтобы отсюда уходили домой. Или в тюрьму, или на кладбище. Любое преступление – это недоразумение.

Юрий Львович набрал номер Аркадия Кеосаяна и чуть не задохнулся от радости, когда услышал знакомое «Алле».

– Аркадий, ты знаешь, где я нахожусь?

– Ну где ты можешь находиться? Складываешь бабки вместе с Раей в наволочку от подушки, – пьяным голосом сказал Аркадий. – Сколько можно собирать, Юра? Ты уже давно мог бы купить автопарк, а ездишь на работу на троллейбусе. Деньги отдал?

– Нет, – сказал Перман, косясь в сторону врача.

– Не понял? – тут же протрезвел Аркадий. – Что-то случилось?

– Начальника полиции и меня арестовали при передаче денег. Сейчас я нахожусь в больнице в Дубках. Но завтра меня могут вернуть назад. Они обещали применить ко мне физические меры воздействия. Я прошу тебя, забери меня отсюда. И позвони Рае, что я уехал в командировку. Если она узнает, где я, у нее будет второй инфаркт.

– Я все понял, – четко сказал Аркадий. – На каком этаже твоя палата? Сколько там человек? Кто врач?

– Кажется, на четвертом. Палата закрывается на ключ. Ключ находится у Натана Мойсеевича.

– Мы находимся на пятом этаже, – уточнил Натан Мойсеевич, – а ключ висит в ординаторской под замком.

– Ты слышал? – спросил Аркадия Перман.

– Слышал, – ответил Аркадий. – Передай трубку врачу.

– Он хочет переговорить с вами, – прикрыв рукой мобильник, обратился к врачу Юрий Львович.

– Я не имею права ни с кем говорить из родственников и знакомых пациентов этой палаты, – скрестив руки, запротестовал Натан Мойсеевич. – Я и так уже наговорил на десять лет.

– Но поймите же, – заволновался Юрий Львович, – я не подследственный, не обвиняемый, я – свидетель. Меня даже не приковали наручниками к кровати, не выставили за дверью полицейского. Я безвредный, как майский жук. Просто мне стало плохо, и я оказался тут у вас. Он помолчал и обратился снова к Аркадию – Он не может говорить с тобой.

– Две минуты, кажется, истекли, – сказал врач. – Не рвите себе душу, Юрий Львович. Отсюда домой никто никогда не уходил без разрешения прокурора. Верните мне телефон, и если у вас больше жалоб нет, встретимся утром.

– Ты слышал? – запричитал в телефон Перман.

– Отдай этому поцу телефон и жди меня. Ни с кем больше не разговаривай. Если можешь, усни.

Аркадий отключился и Перман передал телефон Натану Мойсеевичу.

– Единственное, что я могу для вас сделать, – сказал врач, – это угостить вас куском торта и чашкой хорошего кофе. Моя дочь в Израиле сегодня впервые в мире пересадила поджелудочную железу, что мы и отмечаем.

– Спасибо, – отказался Юрий Львович и натянул на голову одеяло.

– Спокойной ночи, – поднялся врач, выключил свет, вышел в коридор и два раза провернул ключ в замке.

8

Несколько минут Аркадий Кеосаян приходил в себя. Квадратный стол в комнате отдыха сауны «Лагуна» был уставлен бутылками с яркими европейскими наклейками, вокруг которых теснились тарелки из теста с мидиями в скорлупе, хвосты омаров, копченая осетрина, французский сыр с плесенью, черная икра, конфеты «Рафаэло» и всевозможные коктейли, наполовину опорожненные. За дверью, в двадцатиметровом бассейне, резвились голые девки. Трое мужчин находились в парилке. Одна пара совокуплялась в комнате для свиданий, посредине которой стояла кровать-аэродром. Аркадий снова налил себе стакан красного вина и выдул его, как самогон, одним вдохом, машинально отломил часть тарелки и стал ее прожевывать. Никаких мыслей по поводу спасения друга Пермана не было, потому что ситуация вышла из-под контроля и стала запутанной и непредсказуемой. Арест полковника полиции Снаткина испугал Аркадия. Не каждый день с шахматной доски жизни убирается такая фигура, как Снаткин. За этим ходом могла быть длительная мастерская подготовка каких-то людей к переделу собственности в городе. И самое обидное, что это произошло при участии его денег. Теперь и полиция, и бизнесмены его круга, могли объединиться в один фронт против Кисы, как сокращенно называли его в авторитетных слоях городского полусвета, и призвать к ответу за организацию свержения устоявшегося порядка. Если в топку чьих-то интересов был брошен такой чел, как полковник Снаткин, то кто-то рангом пониже обязательно должен будет понести за это наказание. И конечно, козлом отпущения грехов, выбрали и назначили его, Кеосаяна, дружбана смотрящего за областью Вовки Хазана. А поводом могло стать приобретение контрольного пакета акций титанового завода. Не успела еще высохнуть подпись на договоре купли-продажи этих акций, как молниеносный хук в солнечное сплетение, сразу все омрачил. Из жизненного опыта Аркадий четко усвоил, что пока не установлен враг, нельзя ни к кому обращаться за помощью. Весьма возможно, что человек, к которому он обратится за советом и есть мозговой центр содеянного. Поэтому ни к прокурору города, ни к губернатору, ни к службе безопасности бежать не имело никакого смысла. Все эти люди, вероятно, уже были заряжены кем-то и действуют по заранее утвержденной схеме. Обратиться за помощью к смотрящему было еще опаснее. А если движение исходит от него самого? И даже, если нет, главное правило бандитской этики состояло в том, что наследивший, обязан сам или за свой счет, прибрать после себя, чтобы не подставлять благородное сообщество. Таким образом, круговорот мыслей вернул Аркадия снова к Юрию Перману, школьному другу. Убрать Пермана из этой игры следовало по двум причинам. Конечно, из-за долголетней дружбы, но с другой стороны, волк, попавший в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы спасти остальные три, однако Перман был не лапой, а новым капканом. Поэтому следовало немедленно что-нибудь придумать, чтобы Юрия долго искали и не могли найти, пока не обнаружится тот злодей, который все это затеял. Юрий Перман в силу своей неустойчивой душевной организации, мог утопить не только себя, а главное дело Кеосаяна – титановый завод, эту курицу, несущую ежемесячно золотые яйца. Но как вытащить Пермана из специальной палаты больницы, он пока не знал. Ни полиция, ни собственная служба безопасности, ни воры в законе для этого не годились, потому что утром все следы побега Пермана гарантированно приведут к нему. И этот звонок Юры с телефона врача будет основным доказательством причастности Кеосаяна к похищению участника досудебного следствия.