Тяжелый запах жасмина

– А что это вы так разоткровенничались? Не боитесь разделить их участь? – Егор Захарович кивнул в сторону оврага.

– А нам терять нечего! Если не вы, так те сгубили бы меня и Сашку! Так что, хрен редьки не слаще! – он затянулся дымком почти выкуренной самокрутки, затушил её и поглядел на лес, как бы прощаясь с ним. В этот момент подошёл Сергей Данилович.

– Думаю, Егор Захарович, что пора ехать.

– О! Пан офицер говорит по-русски? – удивился Корней Корнеевич.

– А что тут удивительного?

– Ну, не каждый немец может говорить по-русски.

– Да! И не каждый русский может говорить по-немецки, – ответил Сергей Данилович.

– Оно, конечно, так! Тогда зачем вам нужен был переводчик, который не знает немецкого? Да, он ведь такое болтал!.. – Корней Корнеевич сплюнул и отвернулся.

– Представь себе, Сергей Данилович, что наш старик, хорошо говорит по-немецки и понимает их язык! – включился в разговор Егор Захарович.

– Во, здорово! Когда и с чего это, он стал, нашим стариком?

– А ты поговори с ним и узнаешь!

– Шпрэхен зи дойч? – обратился он к старику.

– Я! Я! – ответил тот.

– Ты гляди! И впрямь понимает!

С этого момента они разговорились, а Егор Захарович только и успевал, что смотреть то на одного, то на другого, не понимая, о чём они говорят. И тут Сергей Данилович перешёл на русский.

– Да ты знаешь, кто ты такой?! Да ты ведь для нас такая находка! Да, нет, нет! Не находка, ты драгоценность, которую невозможно переоценить!

– Ну, хорошо! – перебил его Егор Захарович. – Пора ехать. По пути наговоритесь. А пока меня волнует, почему эта дорога, которая всё время прижимается к лесу, так пустынна? Вы не знаете, куда она ведёт? – обратился он к Корнею Корнеевичу.

– Как не знать? Знаю! Не более трёх километров отсюда находится наш районный центр, Дубово, вот эта дорога и ведёт туда. Там был райсовет, школа–десятилетка, больница, большой клуб и другие учреждения, а теперь, в Дубово расположилось крупное полицейское подразделение и большое количество немцев. По этой дороге почти никто не ездит. Иногда проедет немецкая машина и то очень редко. До войны этой дорогой пользовалось сельское население близлежащих сёл. Люди ездили в Дубово на базар, а теперь не ездят, а немцы пользуются центральным шляхом. Вот такие то, блины!

– А есть иная дорогая, чтобы не заезжать, в Дубово? – спросил Егор Захарович.

– А чего не заезжать? Бояться вам нечего, вы там, считай, свои! – он прищурился, хитро глядя на собеседника.

– Ты, Корней Корнеевич, не юли и не остри, а говори, как миновать Дубово и где другая дорога?

– А другой, считай, и нет! Лесом ехать надо.

– Ну, что ж! Лесом так лесом!

В этот момент, на расстоянии не более полукилометра, те же самые три человека перешли дорогу, постояли немного и углубились в лес.

– Что за чертовщина? – произнёс Егор Захарович. – Ты видел? – спросил он Сергея Даниловича.

– Видел! – озабоченно ответил тот. – Странно. Одни и те же. Считай, что нас засекли и ведут, а кто они такие и кто за ними стоит, так это чёрт их знает! А ты, видел? – обратился он к Корнею Корнеевичу.

– Видел! Ну и что? Люди как люди, а то, что пошли в лес, так теперь многие ходят за сушняком, чего бояться?! Их трое, а нас вон сколько! Поехали.

Немного попетляв между кустами и стволами деревьев, они въехали на узкую лесную дорогу, которая дремала в лесной тиши, под тяжестью осевшего снега. Ехали гуськом, впереди подвода, где правил лошадью Корней Корнеевич, и вместе с ним ехали: Сашка, Егор Захарович, Сергей Данилович, Жора, Сёма и Артур. За ними двигались розвальни, на которых лежал раненый Олег, а возле него сидели Алёна и Виталий, на третьей все остальные. Ехали долго и всё время всматривались в чащу леса, держа оружие наготове. И, казалось бы, что ничего подозрительного не было, кроме тех троих, но необъяснимая тревога ни на минуту не покидала ни Егора Захаровича, ни Сергея Даниловича. Уже в сумерках надвигающейся ночи, между стволами деревьев показались очертания каких–то строений, а когда въехали на поляну, то увидели довольно большой дом, два длинных сарая, а в углу поляны – колодец.

– Ну, считай, приехали! – проговорил Корней Корнеевич, слезая с подводы. – Так что, Егор Захарович, заселяй дом, а я лошадь распрягу, и тоже под крышей отдыхать буду.

– А не передавят нас тут, как мышат? – глядя на дом, спросил Егор Захарович. – Что-то неспокойно мне, а ты вот спокоен, словно домой приехал. А не считаешь, что это вызывает подозрение? Да и по дороге я заметил, что ты едешь по одному тебе знакомым местам, да не просто так, а именно к намеченной цели. И создается впечатление, что ты тут не один раз бывал. Не в двойную ли игру играешь? Не на погибель ли нас привёл? Смотри, Корней Корнеич, не ошибись! Ведь мы тоже не лыком шиты! Сумеем за себя постоять!

– Что вы?! Да ведь вы меня и внука моего от верной гибели спасли! Да разве я могу в предатели податься?! Я знаю, что вы мне зла не желаете, так как же я могу за добро злом платить?! Да я за вас всю жизнь молиться буду! Ну, а коль не верите мне, то вяжите нас с Сашкой, чтобы не сбежали к тем, кто мою Пелагею порешил! – он перестал распрягать и стоял возле телеги, опустив голову.

– Ну, и ты нас пойми! Но, невзирая на всё то, что я сейчас сказал, всё же я верю, что ты нам не враг, а друг, и что воевать нам придётся против общего врага. Вот этот хлеб – он указал на мешки с хлебом, – говорит сам за себя! Так что, распрягай лошадь и знай, что ты среди друзей и никто не причинит тебе и Сашке зла! А ты, – он обратился к Сергею Даниловичу, – расставь посты и перед тем, как заводить людей в дом, хорошо проверь его, да распорядись, чтобы напоили лошадей!

– А вы не беспокойтесь, лошадей я напою и пристрою, а вот дозорным хлебушка надобно дать. Берите сколько надо.

Говоря это, Корней Корнеевич продолжал распрягать лошадь, а Сергей Данилович, Жора, Сёма и Артур пошли к дому. Внутри дом оказался не таким уж большим, как показался снаружи, но, несмотря на то, что дом не был таким просторным, как хотелось бы, всё же каждый нашёл себе место для ночного отдыха.

Не спалось Егору Захаровичу, он ворочался с боку на бок, стараясь уснуть, но сон, как бы играясь, убегал от него, прячась в тёмных углах незнакомого дома. Мысли одна тревожнее другой проносились в его густо поседевшей голове, и уже почти перед рассветом, убедившись, что уснуть не может, поднялся, набросил кожушок, на котором лежал, натянул поглубже шапку и пошёл к выходу. На крыльце, подложив под себя рукавицы, сидел Сергей Данилович, которому тоже не спалось в эту ночь.

– Что, Егор Захарович, не спится?

– Когда думы одолевают, то не спится! – садясь рядом, ответил он.

– Мне они тоже покоя не дают! Ведь, считай, уже почти неделя, как с острова ушли, а партизан нигде не встретили, продукты на исходе, да и люди от бездействия деморализуются! Что будем делать, Егор Захарович?

– Думаю, что раз партизан не встретили, то необходимо переходить к активной борьбе, а вот продукты и оружие нужно добыть у немцев и полицаев. И я не теряю надежды, что немецкий офицер Сергей Данилович, что-то да придумает.

Поговорив немного на эту тему, они продолжали сидеть, уйдя в глубину своих, далеко не радостных мыслей. Рассвет только-только начинал просыпаться, деревья стояли, не шелохнувшись, вокруг была лесная тишь, которую нарушало чириканье рано проснувшегося воробья; и всё это убаюкивало и завораживало, навевая предутреннюю дрёму. Вдруг, в этой тиши, раздался голос, прозвучавший со стороны сараев:

– Внимание! Всем, кто находится в доме! Вы окружены! Сопротивление равносильно самоубийству! Двое ваших постовых находятся у нас. Командиру и немецкому офицеру пройти в сторону колодца, где будут встречены нашими бойцами. На размышление даём десять минут. В случае отказа – открываем огонь!

Егор Захарович и Сергей Данилович, переглянулись, встали и пошли в сторону колодца, где их встретили вооруженные люди с красными лентами на шапках. В сарае было темно, но один из конвоиров зажёг фонарь и подвесил его на одну из верхних перекладин. «Пленники» сели на указанную скамейку, а конвоиры с карабинами встали по обе стороны. Прошло не более пяти минут как в сарай, где всё это происходило, вошёл высокий широкоплечий мужчина с густой чёрной с проседью бородой и усами, в светлом овчинном кожушке, в сапогах, а на голове папаха и тоже с красной лентой. Когда он только вошёл, Егору Захаровичу показалось, что он уже где-то видел этого человека, но засомневался и решил, что просто ошибся, ведь с такой бородой у него никогда знакомых не было.

– Как звать? – обратился он к Егору Захаровичу, пристально глядя на него.

– Егором Захаровичем, – последовал ответ.

– Ну, что ж! Егор так Егор! Так вот, Егор, давай рассказывай, как это ты сдружился с немецким офицером?! – улыбаясь в бороду, спросил вошедший.

Егор Захарович молчал и всё присматривался, как прохаживается допрашивающий. Его походка, была так похожа на походку… Нет, он просто не мог, он просто боялся себе представить то, что ему казалось. Он не ответил на вопрос, сидел рядом с Сергеем Даниловичем и молчал.

– Молчишь?! Ну, молчи–молчи! Мы, и без твоего рассказа, всё знаем! Эх, вы! Конспираторы хреновы!

И только успел закончить фразу, как расхохотался. И снова, что-то знакомое промелькнуло в этом смехе. Так задорно и раскатисто, мог смеяться, только его главный инженер, Евсей Наумович, с которым они работали, на одном из заводов Украины. Но Евсей, был не только главным инженером, он был ещё и близким, преданным другом, с которым, по воле судьбы, им пришлось расстаться. Это было задолго до войны. Егор Захарович, был рекомендован горкомом партии на должность председателя колхоза. Колхозники большинством голосов проголосовали за его кандидатуру, и он переехал на новое место работы, а Евсей Наумович был откомандирован в город Новосибирск на строительство какого-то секретного объекта, и с тех пор они не видели друг друга.

– Евсей! Порази меня громом, если не Евсей! – растерянно прошептал Егор Захарович, ещё полностью не уверенный в том, что этот бородач и есть его давнишний незабываемый друг. И, вдруг, непроизвольно, громко произнёс:

– Евсей?! – сказал он, а сам, быстро поднялся и остался стоять, глядя на бородача, который подошёл к нему, обнял, прижал к себе, приговаривая:

– Узнал, узнал меня, дружище! Узнал меня, дорогой Егор! О такой встрече я и мечтать не мог! – они расцеловались на глазах у изумленно улыбающихся конвоиров, а Сергей Данилович, глядя снизу вверх, не произнёс, а выдохнул:

– Вот это да!

– Дорогой Евсей! Я очень рад нашей встрече! Да, что говорить, я просто счастлив, но ты меня прости, у меня к тебе вопрос, вернее, просьба. У тебя здесь, есть доктор?

– Есть. А что? – вопросом на вопрос ответил Евсей.

– Тяжелораненый боец у меня и нужна помощь.

Евсей Наумович послал одного из конвоиров, чтобы привёл доктора, Анастасия Ивановича, но когда он вернулся вместе с доктором, то было уже поздно. Врачебная помощь, уже была не нужна. Олег лежал прикрытый куском брезента, а возле него сидела Алёна и плакала. Его похоронили ранним утром, недалеко от дома, возле чьей-то безымянной могилы.

В расположение партизанского отряда, ехали на трёх подводах, а кто-то из партизан шёл пешком. Всю дорогу Егор Захарович и Евсей Наумович говорили, иногда перебивая друг друга, вспоминая прошедшие года. А о своих семьях, вспоминали с грустью. За год до войны Егор Захарович похоронил жену, она умерла во время родов. Так он и не женился вторично, жил один, как бы замкнувшись в себе. А семью Евсея Наумовича, жену и двоих детей, расстреляли фашисты и их пособники в Бабьем яру. Они приехали к бабушке и так остались в оккупированном Киеве, не успев уехать. Евсей Наумович воевал, попал в плен, бежал и ныне воюет в партизанском отряде.

– А ты знаешь, что мы вас засекли ещё до того, как вы офицера и двух солдат порешили? – спросил Евсей Наумович и, раскуривая самокрутку, продолжил: – Засечь засекли, а кто вы такие, никак не могли понять, даже тогда, когда вы расстреляли четырёх полицаев, но когда развязали Корнея с внуком, а ведь Корней наш человек, то поняли, что пора встретиться, – закончил он, затянувшись табачным дымом.

– А мы знали, что нас «ведут», но кто такие, тоже понять не могли, но надеялись, что всё же встретим партизан, вот верь, не верь, а мы чутьём чуяли, что вы именно те, кого мы ищем! И, представь себе, что не ошиблись! – Егор Захарович вынул кисет с табаком и начал сворачивать цигарку. Курили молча.

Над лесом сгущались сумерки, когда, минуя посты, они въехали в расположение партизанского отряда. Свершилось то, к чему стремилась эта небольшая горсточка народных мстителей, они влились в состав большого партизанского отряда, где сумели продолжать борьбу с немецкими оккупантами, и с их пособниками.

Весь отряд состоял из четырёх боевых единиц, одной из которых, командовал Евсей Наумович, а теперь таких единиц стало пять, пятая так и называлась «Егорова». Все эти пять боевых единиц имели своих командиров, но были полностью подчинены основному командованию, что давало возможность проводить одновременно несколько боевых или диверсионных операций, но когда приходилось принимать бой от наседающих карателей, то весь состав партизанского отряда вступал в единоборство с врагом.

Сергей Данилович и Корней Корнеевич были закреплены при основном руководстве, как видимо, для выполнения особо секретных операций, а может быть, для разведки, кто знает? Егор Захарович как был, так и остался командиром, а его заместителем – Горбунов.

Большей частью боевая единица «Егорова», выполняла задания, связанные с железной дорогой, видимо, это была рекомендация Сергея Даниловича. Ведь он первым выходил на «железку» вместе с Жорой и Артуром, когда были ещё на острове, где обучал всех желающих подрывному делу. Так что, железная дорога стала основным объектом для диверсий боевой единицы «Егорова» в борьбе с врагом, да и возможности в этой борьбе возросли во много раз. Были созданы три группы, в каждой по четыре человека, в одну из которых вошли Жора, Сёма, Артур и Александр Задворнюк. Тяжёлая и опасная была эта работа! Приходилось в ночное время преодолевать большое расстояние, чтобы выйти к заранее разведанному железнодорожному участку, заложить взрывное устройство и, затаившись, ждать появления эшелона, чтобы произвести взрыв. Но не всегда всё проходило гладко, как было задумано. Из-за участившихся аварий на железной дороге, немцы усилили её охрану. Сотни полицейских солдат и сторожевых собак были призваны вести круглосуточные обходы на больших расстояниях, что затрудняло, а иногда и вовсе не давало возможности заложить взрывное устройство, а если это удавалось, то, чаще всего, обнаруживалось и обезвреживалось теми, кто патрулировал железнодорожную колею.

Бывало и так, что после взрыва приходилось уходить, отстреливаясь от преследователей, но несмотря ни на что, составы валились под откос, а когда с очередного задания не вернулась четвёрка Сычёва, а его самого нашли утром недалеко от лагеря, без сознания, с двумя пулевыми ранениями, было решено изменить тактику проводимых диверсий. В спешном порядке собрались обсудить вопрос, как дальше вести борьбу с оккупантами на железной дороге. Предлагалось много разных вариантов, а после всех высказанных предложений попросил слово Сёма или, как его все знали в отряде, Николай Любченко.

– Я считаю, что завалить эшелон – это большое дело, но как только устранят аварию, то по восстановленной колее снова идут эшелоны к фронту. Так вот я и думаю, что нам нужно уничтожить, как говорится, одним махом, не один эшелон, а много больше и создавать такие заторы, чтобы их устраняли намного дольше, чем повреждённую колею, и чем дольше это будет длиться, тем легче будет нашим солдатам сражаться с врагом.

– Всё то, что ты сказал, так это каждый понимает, а вот что ты предлагаешь взамен всего того, что мы уже делаем? – спросил Егор Захарович.

– Я тут кое-что написал и начертил, – Сёма протянул Егору Захаровичу бумагу с начерченным планом и остался стоять, ожидая ответа, а пока командир читал и разбирал начерченное, в землянке воцарилась тишина. Ознакомившись с планом, Егор Захарович произнёс неопределённое «да–а–а!» и передал бумагу Горбунову со словами:

– Мне кажется, что неплохо, но надо обсудить, да и подготовка нужна, так просто, «с кондачка», не получится. Ну, что ж, – обратился он к присутствующим. – Все предложения хороши! Будем думать! А пока все свободны.

Где-то часа в два ночи, на краю железнодорожного посёлка, в один из небольших, приземистых домиков, тихо постучали в окно. Немного погодя, за дверью послышалось кряхтение, и сонный хриплый голос спросил:

– Кого это среди ночи черти носят?!

– Это я – Матвей, – послышалось в ответ. Двери со скрипом открылись, пришедший как бы нырнул в образовавшуюся щель, и двери сразу же захлопнулись.

– Откуда ты, Матвей, взялся?! – спросил хозяин, идя в комнату вслед за ночным гостем. – А ведь все знают и уверены в том, что ты погиб, и знают, что тебя после того страшного расстрела вместе со всеми зарыли в овраге! А ты вот, живой! А вскоре по посёлку прошёл слух, что ты выбрался из могилы, а ещё поговаривали, что Маруся – любка твоя, тебя отрыла. Всякие разговоры ходили по посёлку. Да ты проходи и садись на своё любимое место, а я лампу зажгу.

– Света не зажигай, так посидим! Поговорить надо.

– Ну, что ж, как скажешь. Оно и правда, без света лучше, а то огонь кого и привлечь может, ведь в посёлке полно гадов! Признаюсь, я как услыхал твой голос, то так испугался, что мороз прошёл по спине, хотя точно знал, что ты выбрался из ямы и Маруся тебя где-то спрятала. Эх! Жаль её! Расстреляли, душегубы. Убили её ведь наши поселковые полицаи. Да, много всякой погани развелось на нашей украинской земле. – Проговорил хозяин, усаживаясь за стол напротив Матвея.

– Ну что, браток, рад тебя видеть живым и во здравии, очень рад, но понимаю, что ты не просто в гости пришёл среди ночи, рискуя собой. Давай, выкладывай, что тебя привело ко мне? Ежели что надо, то говори, чем смогу – помогу.

– Да, Мирон! Да, браток! Ты прав, теперь просто в гости не ходят, – Матвей немного помолчал, как бы обдумывая свой дальнейший разговор, и продолжил: – Дело у меня к тебе есть. Нужна твоя помощь и совет твой необходим. Потребовались нам три подлинных документа, удостоверяющие личность и место работы на железной дороге, к примеру, такие, какие имеют слесаря–вагонники, или какие другие, но такие, чтобы немцы, если будут проверять, то всё, было бы законно и не вызвало подозрения, это раз. А также, нужна одежда, в какой работают слесаря, или кто другой, да инструмент нужен. В общем, всё нужно для троих рабочих, а также твой совет, как и что нужно делать, чтобы всё выглядело правдоподобно для проводимой работы?

– Ну, что ж, – после недолгой паузы сказал Мирон, – приходи завтра, что достану, всё будет в сарае. В дом не заходи, нечего лишний раз рисковать! – он хотел ещё что-то сказать, но в это самое время громко застучали в дверь.

– Быстро, Матвей, в подвал! Там в правом углу стоит большая бочка, залезь в неё, в той стороне, что к стенке, есть ляда, отодвинь её вверх и ползи по ходу, он тебя выведет в сарай. Завтра, что приобрету, будет ночью там, а сейчас, как выберешься, притаись и решай, что дальше делать.

Всё это Мирон говорил, открывая крышку подвала и подталкивая к нему Матвея, который в мгновение ока исчез в открывшейся яме, крышка захлопнулась, а хозяин, кашляя и кряхтя, пошёл к двери, в которую продолжали колотить, и откуда неслась отборная матерщина.

– Кто такие? Чего ломитесь среди ночи, спать людям не даете?!

– Открывай, дядько Мирон, а то дверь взломаем! – послышалось из-за двери. Хозяин сразу же узнал голос полицая–Мишки и, продолжая бурчать, отодвинул щеколду. Дверь резко открылась, отбросив Мирона в сторону, и в сенях появился Миронов сосед и два полицая.

– Ну что, Мирон, допрыгался? Давай, показывай своего гостя, который недавно стучался к тебе в окно! – процедил сквозь зубы Мишка.

– Да ты что, Мишка?! Кто это может стучаться ко мне в окно, да ещё и среди ночи? Ты что, не знаешь, что я одинокий и у меня нет никого, кто бы приходил проведать меня, конечно, не считая тебя, когда ты иногда заходишь чарочку пропустить? Ну, что ж, спасибо, что не забываешь старика!

– Ты зубы мне не заговаривай, а веди в свою берлогу и показывай, кто у тебя там есть! А то, что есть, так мы это точно знаем! Соседушка твой дорогой, может подтвердить. Он слыхал как стучали в твоё окно!

– «Слыхал!» – да то, видать, у него с похмелья в ушах звенело. Я под вечер видел, как он шёл, выписывая кренделя ногами, падал, поднимался и песни пел. «Слыхал!» Ну, что ж! Раз, «слыхал», то идите и проверяйте, – Мишка оттолкнул Мирона и первым пошёл в дом, а за ним и все остальные. – Сейчас лампу зажгу, а то с вашими фонариками ничего не видно.

Мирон зажёг лампу, а ночные блюстители порядка обшарили все углы дома, заглядывали под кровать, в кладовку, открыли крышку в подпол, спустились по лестнице вниз, осветили всё пространство лампочкой, которую поставили на бочку и, не найдя ничего подозрительного, поднялись наверх.

– Что ж ты, подлюка, сам не спишь и других будоражишь? – замахнулся Мишка на соседа–доносчика, но не ударил, а сплюнул и полез в карман за сигаретой.

– Слышал я, слышал! – слезливо оправдывался сосед Мирона, уже, как будто и сам, начиная сомневаться в том, о чём только что утверждал.

– Ну, что? Давай сядем да по чарке, да по второй пропустим! За чарочкой ведь и жизнь кажется веселее, а расстраиваться, дорогой соседушка, нечего. Я так думаю, что кто не ошибается, то тот ни хрена вообще не делает!

Уже начал просыпаться рассвет, когда порядком охмелевшие нежданные гости покинули Миронову хату.

Ночь была тёмная, так что прыгающие огоньки фонарей, станционных работников, казались ослепительно-яркими. В это время, между двумя железнодорожными составами, шли три работника вагоноремонтного участка. Один нёс на плече домкрат, второй и третий тащили рессору. Вскоре они остановились возле платформы, гружённой каким-то грузом и полностью закрытой брезентом. Сбросили на землю рессору, а домкрат подставили под швеллер платформы и, вставив в рукоятку домкрата ломик, начали поднимать, чтобы освободить рессору. Мимо прошли два немецких солдата, как видно, из охраны и, не обратив никакого внимания на работающих, прошли дальше, продолжая о чём-то говорить и спорить. Как только охранники удалились на сравнительно далёкое расстояние, смазчик со своей маслёнкой, заранее прикрутив фитиль в фонаре, нырнул под состав и скрылся, как бы растаял, растворился в ночной темени. Пробираясь под составами, он вдруг увидел прыгающие огоньки фонарей, которые быстро приближались к тому месту, где находился он. Увеличив свет в своём фонаре, смазчик, как ни в чём не бывало, открыл буксу и начал крючком растряхивать подбивку, и в это время подошли трое, двое в рабочей робе и немецкий солдат. Тот, который помоложе, потребовал документ, а немец направил на смазчика автомат. Сёма, а это был он, вынул из кармана документ, удостоверяющий, что он является работником данной железнодорожной станции в качестве смазчика. Проверяющий тщательно рассматривал документ, несколько раз поднимал свой фонарь, освещая смазчика с ног до головы, а особенно его лицо. Чувствовалось, что его что-то тревожило, раз он с таким подозрением и с таким вниманием рассматривает данный документ и его хозяина. Сёма стоял со своей маслёнкой и, пересиливая самого себя, беззаботно улыбался. И тут, сквозь смех, заговорил пожилой:

– Да что ты, Лёшка, копаешься? Я его знаю, хороший хлопец, да и работник добросовестный! – произнёс он: – Чего стоишь? Давай, работай!

Когда они ушли, и огоньки их фонарей скрылись за углом состава, Сёма, присев возле буксы, ощутил, судорожно бегущий по спине холодок и, ещё не придя полностью в себя от только что пережитого, понял, что смерть, которая опять была так близко, обошла его стороной. Он нырнул под состав и продолжал пробегать под составами до тех пор, пока не вынырнул в том месте, где так называемые «слесаря–вагонники», уже успели снова поставить ту же рессору, что недавно сняли, и, укрепив её валиками, вместе с Сёмой возвратились к стеллажу. Аккуратно положили домкрат и рессору, огляделись вокруг и, не заметив ничего подозрительного, потушив свои фонари, исчезли в густой темени ночи. Петляя между кустами, спустились к небольшому болотцу и, как только перешли его, услыхали донёсшийся со стороны железнодорожного полотна взрыв, и скрежет металла рухнувшего под откос состава, а на станции, которую они только недавно покинули, стояла глубокая тишина.

– Ты точно поставил время на липучках? – не останавливаясь, спросил Жора Сёму.

– А как же! Всё сделал, как положено, а почему нет взрыва, не могу понять!