Космоэколухи

* * *

На корабль навигатор вернулся подобревший, с целым пакетом мелкой, но приятной ерунды вроде орешков, чипсов и пива. Нога об ногу содрал кроссовки, откупорил одну банку и развалился в кресле, прихлебывая и похрустывая фисташками.

– А ничего тут у вас, – благодушно заметил он, – жить можно!

Угостить остальных Алексей даже не подумал – не из жадности, а рассудив, что если хотели бы, то сами бы сходили и купили.

Остальные как раз хотели, но гордо глотали слюну. Дэна они мигом взяли бы на абордаж, с лету запустив руки в пакет, однако у белобрысого не стали даже спрашивать – унижаться. Хотел бы – предложил!

Алексей, не замечая осуждающего молчания, развернул кресло и переключил внимание на подставку с голограммой – столбом лазурной воды, в котором непрерывно сновала русалка с длинными, эффектно развевающимися зелеными волосами, ощупывая края изображения, как стенки стеклянной банки-ловушки. Вид у нее был такой обворожительно-несчастный, что хотелось разбить «стекло» с ноги и выпустить пленницу в настоящее море. Но не сразу, конечно!

– Мог бы и поаккуратнее, – проворчал Теодор, подбирая кроссовки, пока до них не добралась кошка или, хуже того, Полина.

– Ты же говорил, что они неубиваемые, – беспечно отмахнулся Алексей. Еще минутку полюбовался на противоречащие (размера эдак на три) гидродинамике формы русалки и осуждающе заметил: – Вообще-то на нашем корабле присутствуют инопланетные гости, а тут такое… позорище. Неужели нельзя установить что-нибудь поприличнее?

Русалка прильнула к «стеклу» – ладони впечатались в него, как настоящие, – и капризно надула губки:

– Странно, а прошлой ночью я тебе очень даже нравилась!

– Я… Я просто проверял настройки! – поспешно отперся покрасневший Алексей. – И, кстати, почему она встревает в разговоры экипажа? Надо отключить эту опцию.

– Надо, – иронично согласился Теодор, – только никто не знает, где она.

– А в голосовом режиме приказать?

Русалка растянула рот пальцами и показала белобрысому трепещущий лягушачий язык.

– Машка, отвали, – дружески попросил пилот.

– Хам, – фыркнула русалка и, плеснув хвостом, нырнула в «дно», так достоверно обдав зрителей «брызгами», что отпрянули даже привычные Тед с Полиной.

Вода с унитазным бульканьем ушла вниз, и над подставкой закрутился типовой логотип системы, желтый и скучный.

– Ну вот, – пожал плечами пилот. – Отключил на полчасика. Правда, теперь она вредничать будет, но так, по мелочи. Она у нас дама хоть и капризная, зато ответственная.

– Странные у вас отношения с техникой, – недоуменно заметил Алексей. – Как будто она живая и действительно может испытывать какие-то чувства.

– А почему бы и нет? – вступилась за искин Полина. – Вон наш Михалыч с каждой деталькой в машинном разговаривает, и двигатель у него работает как часы. А при виде моего бывшего начальника даже кофеварка ломалась.

– Вы, может, и в гремлинов верите? – так снисходительно фыркнул белобрысый, что подтверждать было стыдно. – Таких ма-а-аленьких чертиков, которые в приборах живут?

– Мы верим в то, что есть вещи, о которых мы пока просто не знаем, – дипломатично выкрутилась Полина. – Зародилась же органика из неорганики; почему бы в ней же не зародиться разуму?

– Типичные корабельные суеверия. – Алексей попробовал раскусить недожаренную фисташку и, охнув, схватился за щеку, пытаясь понять, что издало этот страшный хруст. К разочарованию Теда, сплюнул он все-таки скорлупу. – У меня подружка с факультета психологии диплом по этой теме защищала. Поскольку жизнь космолетчика напрямую зависит от работы окружающих его механизмов, то вскоре он начинает подсознательно наделять их человеческими чертами, пытаться подружиться с ними, задобрить, как мелких языческих божков. Вот и появляются компьютеры «мужского и женского пола», чайники с человеческими именами, одушевленные киборги…

– Киборга не трожь, – довольно грубо перебил его Теодор. – У нас с ним отдельная… история. Как-нибудь расскажем.

Белобрысый с удивлением уставился на напарника, безумно раздражая его ясным взглядом человека, твердо уверенного в своей правоте.

– История есть у всего, даже у твоего кресла. Но это не означает, что надо каждый раз просить у него разрешения присесть.

– Дэн нам всем жизнь спас! – возмутилась и Полина.

– И что? Он для этого и сделан. Как и стул – стоять тут для моего удобства.

– В том-то и дело, что Дэн – не стоял!

Алексей сочувственно, но непреклонно покачал головой и предложил:

– Хотите, докажу, что нет у него никакого разума, одна голая программа повиновения? – И, прежде чем Теодор успел возразить, окликнул: – Эй, DEX, подойди-ка сюда! Дам тебе очень важную работу.

Рыжий беспрекословно отложил промасленную тряпку, которой начищал какую-то деталь для Михалыча. Алексей тем временем поставил на обеденный стол два стакана и до середины наполнил один из чайника.

– Переливай воду из одного в другой, – велел он. – Сто раз.

– Какого хрена?! – возмутился Теодор.

– Это тебе «какого», а искину без разницы. Ему приказали – он выполняет. Вот, смотрите!

Киборг действительно принялся за «работу». В размеренности и аккуратности, с которой он ее делал, сквозило что-то жуткое, не то что машинное, а вообще противоестественное.

– И вслух считай! – уточнил задание Алексей.

– …семнадцать, восемнадцать… – послушно начал Дэн.

Стакан, плеща водой, отлетел в сторону и врезался в панель над головой капитана, мирно сидевшего на диванчике у стены и что-то читавшего. Ударопрочное стекло выдержало, но Станислав все равно вздрогнул и оторвался от планшета – как раз вовремя, чтобы поймать свалившуюся прямо ему в руки посудину.

– Это еще что за шуточки? – возмутился он.

– Извините, – огрызнулся Теодор и, потирая ребро ладони, быстро вышел из пультогостиной.

– Я же говорил! – торжествующе повернулся Алексей к Полине. – Искин не способен осмыслить и уж тем более критически оценить свои действия. Если в его программу заложено спасти человека – спасет, если нет – будет стоять рядом и смотреть, как ты умираешь… Эй, ты куда?!

– Пойду гляну, как там кошка, – не оборачиваясь, пробормотала Полина.

– Так я вас убедил, а? – шутливо крикнул Алексей ей вслед.

Скрывшаяся за углом девушка сделала вид, что уже не услышала.

Белобрысый небрежно скомандовал киборгу:

– Приберись тут, – и вернулся за пульт. Лицо у Алексея было довольное, хоть и слегка недоуменное: чего это они все так распсиховались? Надо уметь проигрывать!

* * *

Вениамин допоздна засиделся за терминалом в медотсеке: на станции гашения был инфранет и доктор поспешил скачать последнее обновление общегалактической медицинской библиотеки. Несколько статей по иммунологии оказались очень интересными, и когда Вениамин закончил делать пометки, корабельное освещение уже работало в ночном режиме: тонкие световые линии вдоль всех кромок, включая колонны, из-за чего помещение казалось трехмерным чертежом. Этой забавной и полезной штучкой корабль обзавелся после ремонта на пиратской базе, как и ядовито-розовым диванчиком с гнутыми ножками, который роботы затащили в пультогостиную не иначе по ошибке, да так там и забыли. Станислав пару раз порывался выкинуть неуставную мебель, но диванчик оказался до того удобным, что в конце концов его просто застелили клетчатым пледом и тем успокоили капитанское чувство прекрасного.

Вениамин сладко зевнул, потянулся – и замер с нелепо растопыренными руками. Дверь санузла была открыта, сияя, как райские врата, и из них то чередой, то с паузами лились негромкие, таинственные и зловещие звуки:

– Вгы-ы-ы…Бгы-мгы… Х-х-хэ-э-э…

У доктора тут же заработало профессиональное воображение. Может, кто-то спросонья пошел в туалет, поскользнулся, упал, получил черепно-мозговую травму и теперь истекает кровью на полу, тщетно пытаясь позвать на помощь? Или, хуже того, решил покончить жизнь самоубийством и болтается в петле, испуская последние вздохи?!

– Муэ-э-э! – трагически повысил голос страдалец. – Бые-а-а-а…

Вениамин влетел в ванную на всех парах, с диагностом наперевес – и с треском скрестил его с планшеткой Алексея, спокойно стоящего перед зеркалом.

– Что здесь происходит? – срывающимся голосом вопросил доктор, нервно шаря взглядом по ванной.

– Ничего, – так же изумленно ответил белобрысый, вслед за Вениамином заглядывая в душевую кабинку. Там висельников и расшибленных тоже не оказалось. – А что вы ищете?

– А что вы здесь делаете? – в свою очередь вопросил совсем сбитый с толку доктор.

– Центаврианский учу. Перед сном лучше всего запоминается. Вот послушайте! – Алексей откашлялся, уткнулся в планшетку и с чувством прочитал: – Мгэ-э-э-э-э хах-х бхуэ-э-э-э! Поняли?

– Нет, – честно сказал Вениамин, имея в виду как фразу, так и ситуацию в целом.

Алексей уставился на него с упреком и даже, кажется, разочарованием.

– «У меня есть собака». А я думал, что в медицинском изучают центаврианский!

– Кхм… – Доктор отчаянно поскреб кончик носа, чтобы не рассмеяться. – Изучают, да. Но вообще-то я думал, что «собака» по-центавриански просто «бх’э».

– «Бх’э» – это голая транскрипция, – снисходительно возразил белобрысый. – А у меня – классический центаврианский прононс! Школьная учительница была от него в восторге.

Вениамин заподозрил, что учительница просто была добрая и старалась похвалить каждого ученика.

– К сожалению, в школе центаврианский был факультативным предметом, и я посещал его только полгода, – сокрушенно признался Алексей. – Сейчас уже почти ничего не помню, кроме прононса. Но ничего, я быстро наверстываю! Хотите, ломаные глаголы по памяти перечислю?

– Как-нибудь в следующий раз, на свежую голову, – с содроганием отказался доктор, смутно припоминая, что в институтском учебнике этим глаголам был отведен целый раздел. Вениамин благополучно забыл их сразу после экзамена и в отличие от Алексея вспоминать не желал. – Заодно и подучишь получше. Только ты с этим своим… прононсом… на будущее хотя бы дверь закрывай!

Белобрысый недоуменно наморщил лоб, но кивнул.

Доктор осознал свою ошибку, только когда прошел половину коридора и Алексей снова взялся за зубрежку.

Приглушенное дверью «буэ-э-э!» звучало еще более душераздирающе.

* * *

Как кошка умудрилась выбраться из Полининой каюты, осталось загадкой. Хвостатая безбилетница освоила либо телепортацию, либо вентиляцию и за ночь успела свернуть со стола сахарницу, растеребить в клочья и раскидать по пультогостиной все найденные в мусорке бумажки и пакетики, почесать когти о пилотское кресло и нагадить в навигаторское (за что Теодор простил ей все остальное).

– Может, поставить сюда лоток? – предложила Полина. – Чтобы кошка наконец поняла, для чего он?

– Я думаю, кошка знает, что такое лоток, – проворчал Тед. – Она не понимает, для чего нам Алексей.

– Ну, со своими обязанностями он вполне справляется, – нехотя признала девушка. – Четверть пути мы уже пролетели, на следующей остановке будет первая выгрузка.

– Елка? – уточнил пилот.

– Ага. И мое сердце разрывается от мыслей о предстоящей разлуке! – Полина картинно смахнула «слезинку» из уголка глаза.

– Хуэ-муэ-вэ-э-э! – подкрался к ним со спины Алексей и, довольный произведенным эффектом, снисходительно пояснил: – «Доброе утро!» по-центавриански.

– Ты уверен? – скептически уточнил пилот. – Больше похоже на утро очень, очень недоброе.

Белобрысый кисло улыбнулся – мол, что с дураками спорить! – и попытался сесть в кресло, но Полина поспешно развернула сиденье к себе.

– Погоди, я сейчас все уберу! Тед, дай какую-нибудь бумажку…

– Что, опять эта проклятая кошка? – возмутился Алексей, заглядывая через спинку. – Почему ты за ней не следишь?

– Я слежу! – Девушка беспомощно проводила взглядом кошку, как раз перебежавшую из-под диванчика под стол. – Просто… Извини, пожалуйста.

Навигатор в упор уставился на нее насупленными белесыми бровями (вообще-то, разумеется, глазами, но брови почему-то впечатлили Полину больше) и совершенно серьезно, официально объявил:

– Хорошо, на этот раз я тебя прощаю. Но если подобное повторится, то я буду вынужден пожаловаться на тебя капитану.

– Чего? – опешила Полина. – За что?!

– За невыполнение должностных обязанностей, – отрубил белобрысый.

– Мои обязанности – помогать Вениамину Игнатьевичу в медотсеке, а не кошек пасти!

– Капитан на корабле главнее доктора, – убежденно сказал Алесей, – и его распоряжения должны иметь для тебя первостепенную важность. К тому же ты сейчас все равно бездельничаешь, могла бы и постараться.

Полина покраснела, возмущенно открыла рот… и закрыла. Белобрысый был прав, но так обидно прав, что и возразить нечего, и очень хочется.

– Хорошо, – наконец выдавила она. – Постараюсь.

Девушка убрала безобразие, подманила безобразницу кусочком булки с маслом и в гордом молчании удалилась в каюту.

– Ну и на фига? – укоризненно поинтересовался Теодор. Он, конечно, тоже не обрадовался бы, обнаружив в кресле такой подарочек. Но ведь от кошки, а не от Полины!

– А что я такого сказал? – искренне удивился Алексей. – Просто напомнил о дисциплине и субординации. Кстати, можешь начинать подготовку к прыжку, мы уже отошли на достаточное расстояние от станции.

– Спасибо, сам бы я нипочем не заметил, – буркнул пилот, не глядя передвигая бегунки на виртуальных шкалах. – Черт, рука что-то ноет… – Тед с нажимом помассировал раненное в битве за базу плечо и мрачно пошутил: – Наверное, к смене погоды.

– К космическому ветру? – саркастически уточнил Алексей.

– Главное, чтобы не к астероидному потоку. – Теодор лишний раз проверил показания приборов, но все вроде было в порядке.

– Был у нас слепой пилот, а теперь еще и однорукий, – пошутил Станислав, заходя в пультогостиную. – Сильно ноет?

– Нет, Станислав Федотович, совсем чуть-чуть! – поспешно расправил плечи Тед, вспомнив, сколько боевых шрамов у самого капитана. – Разгоняю корабль до прыжковой скорости, ориентировочное время вхождения в червоточину – через четыре с половиной минуты.

– Отлично. – Станислав занял любимое место у иллюминатора.

Алексей наклонился и подозрительно изучил кресло. Видимых следов на нем не осталось, но навигатор все равно сморщил нос:

– Пойду дезинфектант у дока возьму, попшикаю.

Пилот рассеянно кивнул, уже полностью поглощенный управлением. Звезды сдвинулись с привычных мест, выстраиваясь в гигантскую спираль, будто кто-то выкрутил пробку из бассейна с черной водой, в которой они плавали. Гул из машинного отсека усилился, сменил тональность, по телу корабля растеклась легкая вибрация – словно он тоже волновался перед прыжком. «Надо все же как-то его назвать», – подумалось Станиславу. В такие моменты хотелось скрестить пальцы на удачу и упоенно приговаривать про себя: «Ну давай, «…», поднажми!» Но ничего, кроме банального «Быстрый» и претенциозного «Звездный скакун», в голову не лезло.

Корабль нырнул в червоточину. Иллюминаторы и обзорные экраны сплошь замазало черным, дрожь усилилась. Антигравитаторы справлялись с нагрузкой, но небольшие колебания все-таки проскакивали: по мышцам то свинец растекался, то казалось, что стоит посильнее замахать руками – и оторвешься от пола.

– Болтает, – вполголоса заметил капитан, будто невзначай положив руку на бултыхающийся вверх-вниз желудок.

– Терпимо. – Теодор откинулся на спинку кресла: изменить траекторию прыжка уже все равно невозможно. Только ждать, когда он закончится – впереди появилось быстро растущее белое пятнышко, точка выхода. – Вот, помню, однажды летели мы на Альтаир – перегруз был жуткий, почти двенадцать процентов, корабль даже на разгоне козлил, как в зад ужаленный… Эй, а это что за чертовщина?!

Уточнить параметры нечистой силы Станислав не успел – зато увидел. Пятнышко раздвоилось, а в следующий миг корабль резко дернуло вперед и вправо. За бортом, несмотря на многослойную изоляцию, взревело так, будто его накрыла и завертела по песку штормовая волна.

И тут-то до капитана наконец дошло, зачем надо пристегиваться во время прыжков.

Оказывается, воссоединиться с вечностью можно не только быстро, но и больно.

* * *

Очнулся Станислав под зловещий разноголосый писк и алые сполохи. Несколько секунд капитан неподвижно лежал на спине, ожидая чертей с приветственно наточенными вилами, но потом ушибленная лопатка стала ныть так невыносимо, что пришлось со стоном перевернуться на бок.

По кораблю словно ураган пронесся, все незакрепленные предметы расшвыряло по полу. Особенно издевательски смотрелась подушка с диванчика, валяющаяся рядом со Станиславом – ну что ей стоило упасть на полметра правее, как раз под спину! Световые панели едва теплились, над голографической подставкой вращался огромный восклицательный знак, красный и пульсирующий.

Теодор, разумеется, и не подумал пристегнуться. Теперь он лежал на пульте, безвольно закинув на него одну руку и свесив вторую, а лицо заслоняли растрепанные волосы. Рядом стоял невредимый с виду Дэн.

– Пульс ровный, – ответил рыжий на немой вопрос Станислава, убирая руку от шеи пилота. – Он просто без сознания.

– Что произошло? – наконец сумел прохрипеть капитан.

– Сбой прыжка, – печально сообщила Маша. Знак сменился на вопросительный, желтый. – Причина неизвестна. Провожу проверку системы и сбор информации.

Свет наконец загорелся нормально. Тут же очнулся Теодор, рывком выпрямился и недоуменно тряхнул головой, будто на минутку задремал на рабочем месте.

– Что за …?! – более красочно выразился он. – Где мы?

Второй вопрос был еще интереснее первого. Звездная картина в иллюминаторе изменилась так резко, что это заметил не только искин, лихорадочно перерывающий базу данных в поисках соответствий, но и наметанный глаз пилота, примерно представлявшего, что он должен увидеть после выхода из червоточины. Никакой станции гашения там не было и в помине, зато неподалеку, в одном-двух световых днях, ярко горели две спаренные звезды – одна желтая, другая красная.

– Станислав Федотович, что случилось? – В пультогостиную с мяуканьем вбежала кошка, а следом Полина с огромной шишкой на лбу – еще одна жертва пренебрежения техникой безопасности.

Валяться на полу, когда капитанский долг требует стоять на носу тонущего судна и до последнего вселять в экипаж надежду, стало стыдно. Станислав на четвереньках дополз до диванчика, уцепился за него и с кряхтеньем выпрямился.

– Отставить панику, – пробормотал он. С высоты роста бардак впечатлял еще больше, капитан пошатнулся и покрепче уцепился за спинку. – Небольшая авария, ничего страшного. Сейчас все уладим.

Паники в общем-то и не было: команда доверчиво притихла, ожидая вердикта искина. Корабль натужно гудел тормозными двигателями: если уж оказались неведомо где и неведомо в каком виде, то лучше не усугублять ситуацию.

Из коридора зигзагом выбрался бледный и растрепанный Алексей, машинально стискивая в руке баллончик дезинфектанта. Станислав тоскливо подумал, что сейчас ему опять зададут вопрос, на который он не знает ответа, но вместо этого навигатор с ходу набросился на пилота:

– Что ты тут натворил?

– Я?! – возмутился Теодор, ощупывая ноющую башку на предмет лишней выпуклости, а то и вмятины. – Это твоя трасса была! Можешь запись трека просмотреть – что насчитал, то и получил, медалист хренов!

– Цыц! – рявкнул на них Станислав. – Когда разберемся, что произошло, тогда и будете собачиться. Точнее, – поспешно поправился он, – тогда я сам решу, что и с кем сделать. Маша?

– Я еще думаю, милый! – осуждающе проворковал искин. – Пойди пока погуляй.

Капитан машинально сделал шаг к шлюзу, тряхнул головой и уже собирался послать погулять саму Машу (а то и не просто погулять!), как Дэн негромко сказал:

– Предварительное заключение: девяносто один процент вероятности, что причина аварии внешняя и не связана с поломкой или отказом оборудования, а также ошибками эксплуатации.

– Окончательный результат будет через семь минут четыре секунды, – так оскорбленно добавила Маша, будто ей подсмотрели не в данные, а в декольте.

– Венька! – спохватился Станислав, хватаясь за комп. – Венька, ты как?

– Эм… Так себе, – прокряхтел динамик, заставив капитана красочно вообразить слабо подергивающееся тело друга, придавленного упавшим стеллажом. Но тут Вениамин перевел дух и пояснил: – Дверь каюты приоткрылась и заклинила, не могу отжать. А что случилось?

На выручку Станислав все равно помчался, только уже не опрометью, а быстрым шагом, предварительно вызвав на подмогу Михалыча.

Спустя пару минут искин начал потихоньку выдавать информацию. Похоже, транспортник нарвался на редкую, но хорошо известную космолетчикам аномалию: у черной дыры, к которой сгенерировали червоточину, оказался двойник со сходными характеристиками, и корабль «перетянуло» в другую точку выхода. Еще крупно повезло, что не покорежило: в космосе порой находили сферически правильные комья, опознать которые удавалось только по примерной массе и химическому составу. Транспортник же отделался повреждением нескольких внешних датчиков, в основном по левому борту. Пока что левый и правый обзорные экраны показывали одно и то же, только в отзеркаленном виде – Маша отчего-то сочла, что это оптимистичнее, чем поперечная надпись: «Сигнал с камеры отсутствует».

– А если поставить между ними свечку, – хмуро пошутила Полина, – в полночь явится суженый-ряженый.

– Это еще что за суеверие? – удивился Теодор.

– Ну, мы с девчонками в школе так гадали. Ставишь два зеркала под углом и смотришь в получившийся коридор. Когда увидишь, что по нему кто-то приближается, надо крикнуть: «Чур меня!» – и схлопнуть зеркала.

– А смысл? – не понял приятель.

– Чтобы он не вылез и меня не задушил! – загробным голосом сообщила девушка.

– Зашибись у вас игры в детстве были, – пробормотал Тед. – А на кой он тебе такой нужен, маньяк-убийца?

– Это же не настоящий человек, а злой дух, – попыталась объяснить Полина. – Он просто вид суженого принимает, чтобы девушку обольстить. Надеется, что ты его поближе разглядеть захочешь и выпустишь.

– Знаешь, если бы меня попыталась придушить какая-то зазеркальная баба, а я ее потом на улице увидел – в жизни бы к ней не подошел! – искренне сказал Тед. – Не говоря уж о жениться. И как, явился к тебе кто-нибудь?

– Не успел, – призналась девушка. – Я профилактически завизжала так, что прибежали родители.

Теодор задумчиво всмотрелся в экраны, но вместо суженого-ряженого ему явился перепачканный машинным маслом Станислав, заставив пилота вздрогнуть и резко обернуться.

– Ну как, удалось определить наши координаты? – устало поинтересовался «суженый».

– Сектор «ПР-6», – гордо доложила Маша, разворачивая над голоподставкой трехмерную карту. Теперь все светящиеся точки были подписаны, а спаренные звезды оказались Одиссеем и Пенелопой.

– Ничего себе нас занесло, – охнул капитан. – На самый край Галактики!

– Ага, – угрюмо подтвердил Теодор. – Захотели бы нарочно сюда попасть – месяц летели бы, а тут в один прыжок уложились.

– Что ж, – философски заметил Вениамин, подошедший к пульту вслед за другом, – могло быть и хуже.

– Например? – удивился Станислав.

– По крайней мере это наша Галактика.

– Верно. – Когда покосившаяся картина мира встала на место, размеченное зеленой сеткой с координатами, капитан немного успокоился. – Ничего страшного, подлатаем корабль и вернемся на маршрут. Сколько там до ближайшей станции гашения?

– Сто сорок восемь световых дней, семнадцать часов и семь минут, – невозмутимо сообщила Маша.

– М-да, – после затянувшегося молчания кашлянул Станислав. – Значит, будем ждать, пока двигатель не погасится сам. Естественным путем, дней за тридцать – сорок.

Комментировать это решение никто не стал: все и так прекрасно понимали, что других вариантов нет, а капитану приходится тяжелее всех. Рейс накрылся большой черной дырой, причем в буквальном смысле: за месяц простоя часть груза испортится, плюс придется платить неустойку за опоздание. Хорошо если удастся выйти в ноль, не говоря уж о прибыли.

– Кто сообщит пассажирам? – только и спросил Вениамин.

– Вообще-то это обязанность стюардессы. – Тед многозначительно посмотрел на Полину.

Зоолог возмущенно уперла руки в бока:

– Это еще почему?!

– Потому что ты хрупкая девушка и тебя не побьют, – прямолинейно сказал пилот.

– Нет, – отрезал Станислав Федотович, – я сам сообщу. В конце концов, это мой корабль и моя ответственность.

– Я с вами, – тут же вызвалась «стюардесса». – А то вдруг и правда…

– И я, – встал Теодор: на самом деле он просто хотел слегка разрядить траурную обстановку. – Для численного превосходства.

Станислав сомневался, что возмущенные пассажиры набросятся на него с кулаками, то бишь щупальцами, но прогонять добровольных помощников не стал. Моральная поддержка была куда важнее физической.