Копия

Глава 16. Финишная прямая

Зима в Сиракьюс, как в принципе всегда, была снежной, а столбик термометра позволял себе только движение в первой десятке ниже нуля, изредка покидая заданный географическими координатами, этот интервал, и, благодаря ещё отсутствию сильных ветров, отличалась мягкостью. Озеро Онондага практически полностью покрылось льдом, который предательски спрятался под снежный покров, оставив лишь редкие островки открытой воды, собиравших вокруг себя большое количество, явно не страдающих голоданием, набравших жирка перед морозами, диких уток. Берег выделялся застывшими небольшими барханами из снега, и только деревянные лавочки, нелепо спрятавшиеся под окоченевшие, словно из матового стекла, безвольно свисающие тонкие ветки ивы, выглядели печально одиноко среди этой белой пустоши. Озеро в этот период напоминало заболевшего человека, который находился на амбулаторном лечении, и с головой укутавшись белым одеялом, спрятавшись от всех, спал на своей кровати, медленно, но уверенно очищая свой организм от недуга. Город же не останавливался, продолжая свою деятельность. Только в отличие от прошлых лет, теперь он стал для Онондага, если не лечащим врачом, то заботливой медсестрой, пристально наблюдающей за состоянием подопечного, окружив его вниманием и заботой.

Джессика всё реже приезжала на берег озера, и этому поспособствовало несколько причин. Самая значительная из них это обычная для всех людей тяга в эти холодные дни быстрее присесть на теплый домашний диван перед телевизором и каждый раз искренне удивляться, как быстро, словно кто-то могущественный сверху выталкивает солнце с небосклона, за окном пролетает очередной день. Также Линда после школы вечерами находилась дома и иногда, видя, как мама добро подтрунивает над ней, с наивной надеждой считала, что болезнь уходит, полагаясь на своё детское видение справедливости, когда обязательно всё должно быть хорошо в этой жизни, а улыбка большого плюшевого львёнка в спальной комнате только усиливала эту веру.

Все сомнения, переживания глубоко спрятались внутри Джессики и теперь её поведение напоминало секретного агента, ведущего двойную игру. В той, прошлой жизни, именно так Олсон поделила время до и после обнаружения болезни, она никогда не смотрела бы вышедший два года назад сериал “Во все тяжкие”. А сейчас не пропускала ни одной новой серии, тайно, когда Линды не было дома, просматривая, на что пошёл школьный учитель химии, сравнивая его ситуацию и поведение со своим настоящим.

Встречи в тюрьме уже не приносили тех болезненных душевных тяжелых ощущений, а общение с Айваном становилось всё более открытым. Её поражало множество историй и энциклопедических знаний, которыми просто кишела голова брата Влада. То свидание в отдельной комнате, как молодоженам, спустя месяц после первого посещения исправительного центра Джессика запомнила навсегда. С опущенной головой, изредка поднимая глаза, в сопровождении охранника пренебрежительно кидающегося короткими намеками с издевательской интонацией, по поводу, что если вдруг понадобится помощь, он с большим удовольствием придет оказать её, так как здесь не курорт и здоровье заключенных может не позволить продержаться двухчасовой марафон, она почувствовала себя дешевой женщиной. Этот момент был очень гнетущим, но его надо было выдержать и Джессика, не без помощи Стеблина, с этим справилась.

Она зашла в эту простенькую комнату, присела на край кровати, но ждать ей долго не пришлось. Уже через две минуты появился Айван, мягко поздоровавшись, он подошел к закрытому серой шторой окну и слегка приоткрыл гардину. Задумчиво вглядываясь сквозь стекло, его вопрос своей нелепостью для данной ситуации, мгновенно сбил создавшееся в воздухе напряжение, вызвав у Джессики доброе недоумение. Она по-разному представляла начало их общения наедине, но только не с этой темы.

– Любопытно, вторую ночь подряд снятся ёжики. К чему бы это? – он даже не собирался скрывать в своём голосе нотки веселой озабоченности. – Случайно, не знаете?

Вопросительно подняв голову и с удивлением, молча, уставившись на его спину, она сразу забыла о том ощущение невидимой грязи, в которой испачкал её мерзкими намеками тюремщик. Оставшись без ответа, Айван и не ждал его, он, выдержав минимальную паузу, развернулся лицом к ней и с наигранным нешуточным выражением лица, как у старого профессора, принимающего экзамен, где только озорной огонёк в глазах выдавал его игривость, задал следующий вопрос.

– Интересно, Джессика, а что вы вообще знаете о ёжиках?

Мысли в её голове ещё не собрались вместе и она, понимая, что здесь не требуется серьёзного ответа, всё равно пыталась вспомнить всё, что было известно об этих маленьких животных. Как оказалось, информации нашлось не много. Единственное, что сразу пришло на ум, это года три назад по телевидению была передача о борьбе британского Общества по защите ежей с McDonald’s, которые требовали изменить размеры стаканчиков для мороженого, так как колючие создания, пытаясь слизать остатки, застревали в этих пищевых контейнерах и погибали от голода. Спустя пять лет переговоров компания перепроектировала эти стаканчики, уменьшив их входной диаметр. Это она и рассказала. А уже через время, посмотрев на часы, была искренне удивлена, как быстро и незаметно летело время в беседе. Она не смогла бы провести, точнее, вспомнить, ту логическую цепочку от ёжиков до обсуждения игры актеров в фильме “Титаник”, но то, что эта нить проходила, было без сомнений. Как не хватало такого общения Джессике последние месяцы! Она напрочь забыла о том, что сейчас находится в тюрьме, искренне, без малейшей доли натянутости, улыбаясь на очередную тонкую сатиру Айвана. Иногда казалось, что она знает его всю жизнь, просто он надолго уезжал в далекие края, а теперь, словно старый знакомый морской волк, вернулся с бесчисленным количеством забавных и поучительных рассказов. Он мог заинтересовать вступить в диалог на любую тему и при этом обладал сложной редкой функцией – умением не слышать, а внимательно слушать собеседника. Это могло подкупить любого, и она не стала исключением.

До конца свидания оставалось десять минут, когда они оба замолкли в ожидании звука открывающейся двери.

– Чуть не забыла! – Джессика резко встала и подошла к небольшому круглому зеркалу над умывальником в углу комнаты, – ваш брат сказал сделать это обязательно.

Если бы она не вспомнила, то Айван непременно подсказал бы. Это была одна из тех мелочей, на которые они с Владом заостряли внимание, и без которых картина не была бы полной. Из комнаты Джессика должна выходить с мягко размазанным макияжем и на скорую руку, небрежно сделанную прическу, чтоб это ненавязчиво бросалось в прощупывающие насквозь глаза тюремных охранников. Билли научил, как делать такой вид за считанные секунды.

– Ну, как то так, – она повернулась, посмотрела на Айвана, и легко махнув правой рукой по челке, с кроткой улыбкой добавила. – Это последний штрих.

Два последних часа изменили Джессику окончательно. Кто бы мог подумать, что теперь она будет с нетерпением ждать следующих рандеву в этой комнате.

На стоянке около тюрьмы рядом с её машиной был припаркован автомобиль Влада, который приехал вместе с ней и, увидев, как она подходит, опустил водительское окно.

– Как прошла встреча? Как вы себя чувствуете?

– Не беспокойтесь, мистер Стеблин. Всё было хорошо.

– Вот и замечательно. Сначала со стоянки выеду я, а пока прогрей машину и через пять минут буду ждать тебя за следующим перекрестком.

Конечно, не терпелось узнать о свидании более подробно прямо сейчас, но он решил подождать. Брат должен был позвонить в течение двух часов и всё рассказать, такова была договоренность.

В Сиракьюс они возвращались точно так, как и двигались в Оберн. Впереди ехала Джессика, а Влад постоянно держал дистанцию сзади приблизительно в семидесяти ярдах. Его не могло не радовать то, что он увидел. Олсон выглядела уставшей с интересом в глазах, но не удрученной, явно поглощенная другими новыми мыслями, но уже не сомнениями. Как раз об этом сейчас она и думала. Чем именно так быстро и крепко зацепил её Айван? Интересный собеседник, конечно, притягивает, но это было что-то гораздо сильнее, в чем, не стесняясь, Джессика призналась сама себе. Но только что это? Ответ не сильно затруднил своими поисками, появившись внезапно и закрыв всё мыслительное пространство, показывая, что он только единственный, а поэтому верный. После публикации её интервью в газете у всех знакомых при встрече и общение с ней глаза невольно наполнялись жалостью, что на подсознательном уровне вызывало ощущение неполноценности, именно поэтому она последние месяцы избегала их. Даже сидя за макияжным столом и мельком в зеркало видя, как Билли, присев сзади на маленьком диване наблюдает за её работой, Джессика спиной чувствовала скрытое сострадание, хоть старик по возможности всеми силами пытался его утаить. И только от этих двух братьев не исходило ничего подобного. Если взять Влада, то со своей манерой общения, интонацией часто напоминал фабриканта времен дикого капитализма. Его не волновали личные проблемы работников, останавливаясь только на одном вопросе, какие у нас трудности и что требуется от него для их решения. Но в отличие от представителей той Великой индустриальной революции, он прекрасно понимал, ничто не может сделать работу более качественной, как высокая оплата наёмных рабочих. У Айвана же, наоборот, чувствовалась открытость, а самое главное, неподдельное уважение, которое не могло не вызвать ответной реакции и никакого, даже самого незаметного мазка скрытого сочувствия, которое так бесило её. За эти сто двадцать минут Джессика как будто перенеслась в другой добрый мир, забыв обо всём горьком, о неизлечимой болезни, о переживаниях за будущее Линды после того, как её не станет. Словно для заблудшего пилигрима посреди безжалостной пустыни, эта встреча стала тем оазисом, который, вопреки любым ожиданиям, появился на твоём пути и ты не собираешься уходить от него далеко, при этом ясно понимая, что это тупик. Но и выплыть из песчаного, обдуваемого раскаленным ветром, моря, уже было нельзя. Паруса на яхте неумолимо тлели…

Чуть ли не после каждого занятия, прогуливаясь с Джиной в парке, Билли всё чаще ловил себя на мысли, которую сразу прогонял, чтобы не сглазить. Наблюдая за серьезным прогрессом Джессики в искусстве профессионального макияжа, он невольно думал, что таких лёгких немалых денег никогда и нигде больше не заработал бы. Она была готова на девяносто процентов, практически без особых усилий, довольно быстро, а главное очень качественно, со всеми штрихами перенося своё лицо на манекен. Небольшие проблемы возникали только с обратным действием, но старик всегда вовремя направлял руку. Свидания в тюрьме также не проходили даром и уже Олсон (она, по заданию Сандерса, очень внимательно изучала лицо Айвана) рассказывала, какие морщинки и оттенки проявляются у него во время улыбки, задумчивости или сосредоточенности, а потом искренне, нанося на себя грим, поражалась тому, насколько с каждым разом всё точнее получается быть похожей на оригинал.

Вопрос с прической и пигментацией радужной оболочки глаза был решен без лишних трудностей. Билли целенаправленно съездил в Нью-Йорк, так как прекрасно знал там все лучшие магазины оптической индустрии, где и приобрел две пары цветных линз с требуемыми оттенками, а сделать парик самому для него было также просто, как выпить пару банок любимого пива, методично выпуская ровные кольца табачного дыма в перерыве между глотками. Во избежание проблем связанных с проносом в тюрьму парика для Джессики после рокировки, они с Владом решили использовать только один. До этого момента, месяца два, Айван начнёт стричься наголо и перед финальной встречей, Олсон также должна будет лишиться своих волос, заменив их искусственной прической. Она уже несколько раз примеряла парик на себе, располагала его на манекен головы и только на ощупь могла определить разницу. А в зеркале же и со стороны всё выглядело идентично.

Кто бы мог подумать, но тюремный номер для свиданий стал желанной отдушиной, где время, в отличие за его стенами, банально безжалостно пролетало, оставляя только приятные эмоции. Поздними вечерами перед сном, пожелав Линде доброй ночи, уткнувшись в подушку, не без улыбки, Джессика постоянно вспоминала события этих встреч. Как искренне смеясь, словно дети, играючи, они дефилировали по узкому проходу комнаты, отрабатывая походку друг друга и потешаясь над этим. Как она заучивала дорогу в камеру по серым коридорам тюрьмы в виде рифмованного путеводителя, придуманного Айваном, где он потрясающе легко с юмором описывал далеко не смешные вещи, которые встретятся на пути, сравнивая охранников и их походку с грустными пингвинами, готовыми лопнуть от своей важности. Иногда они просто философствовали. Джессика, уже не стесняясь, пожаловалась на грязные шуточки тюремного сопровождающего и после услышанного ответа, больше не принимала их близко к сердцу.

– Что я могу по этому поводу сказать? Несчастные глупые люди. Не стоит обращать на это внимание. Как ещё можно назвать тех, кто по своей воле, без всякого принуждения и серьёзных на то причин приговорил сам себя к жизни за решеткой, называя это, ради своего успокоения, работой или службой?

– Но ведь кто-то должен это делать? – в вопросе Джессики послышалось недоумение.

– Сейчас всё объясню. Основателем французской криминальной полиции, некто Эжен Видок, был уголовником и даже несколько раз совершил побег из тюрьмы. Он руководствовался принципом: «Только преступник может раскрыть и предупредить преступление», поэтому предпочитал брать к себе на службу разбойников. В итоге возглавлял “Сюрте” больше двадцати лет. Также на судах в прошлом выводили “крысиного волка”, он же крысобой, убивавшего своих сородичей и проблема сохранения в целостности съестных запасов, всевозможной корабельной утвари решалась довольно быстро. Так в чем проблема создать здесь что-либо подобное? Предложить, например, тем, кто попал сюда не по особо тяжелому преступлению сокращение срока в два раза, и я уверен, как минимум процентов тридцать согласится поработать охранником, а этого уже больше, чем достаточно. Даже будет конкурс, как на хорошее вакантное место. А наблюдение за порядком в этих стенах можно производить по мониторам не выходя из дома, создав рабочий кабинет в одной из комнат, оборудованной видео и аудиосвязью с тюрьмой. Для предотвращения форс-мажорных обстоятельств недалеко от исправительного учреждения развернуть часть спецназа, чтобы в считанные минуты они могли прибыть по тревоге. Конечно, руководству тюрьмы придется посещать эти стены, не больше, чтобы просто воочию убедиться в сохраняемом порядке и следить за бумажными делами, а для этого не обязательно проводить здесь каждый день. Плюс ко всему простая экономия средств на зарплате.

– Наверно, вы правы. Мой отец любил поговаривать, что алмаз режет алмаз …, – Джессика запнулась, широко открыв глаза, а через секунду опустила голову, и по всему было видно, что она набрела на какую-то цепляющую только её мысль, которая никогда не приходила к ней.

Определить природу резкого перехода в состояние задумчивости своей собеседницы для Айвана не стало большим вопросом, и он спокойным голосом, словно это никого здесь не касалось, продолжил:

– Я догадываюсь, о чём ты молчишь. Конечно это вариант, но, к сожалению, насколько мне известно, человечество ещё не сумело вырастить “ракового волка”. Искусственные, прирученные клетки рака или подобный им вирус, уничтожающие настоящие, это действительно выход. Даже уверен, за этим будущее в онкологии.

– Знаешь,– Джессика всхлипнула и на ладонь упала слеза, незаметно проделав свой короткий путь по щеке, спрятавшись за опущенными, словно театральный занавес, локонами волос, – может, поступила не правильно, но я нашла дневник Линды и не смогла удержаться. Для любой матери это выше её сил. Эти месяцы моя девочка думает только обо мне, а три дня назад прочитала, что она окончательно решила стать доктором и именно онкологом, выбрав приоритетными науками в школе математику, биологию, органическую химию и физику. Я очень счастлива и горжусь её выбором, но почему он был сделан именно так?

Айван присел рядом на кровать, и она сразу уткнулась ему в плечо, приняв его теплую руку на своих волосах, а в воздухе продолжал давить плотной тяжестью вопрос, на который не было ответа. Прошло несколько минут и по дыханию Джессики, чувствовалось, что она успокоилась, спрятав свою боль опять далеко внутрь, как привыкла делать последнее время, а ещё немного спустя уже безмятежно обсуждала сложность выбранной дочерью профессии. Кто мог подумать, который раз рассуждала она, что именно Стеблин станет для неё единственным на данный момент человеком, с которым позволяла себе полностью раскрыться, не выбирая тем и не подбирая слова. Иногда, оставаясь одна дома, ловила себя на мысли, что в другой жизни они были бы хорошей парой, заполняя обоюдно свой уютный мирок пониманием и теплом. Просто, как часто происходит с людьми, созданными друг для друга, встреча произошла не в то время, не в том месте и не при тех обстоятельствах. А вся абсурдность этой ситуации заключалась в том, что он официально был её мужем.

Неведение о его прошлом (да и не стремилась что-либо узнать), кроме финансовых незаконных махинаций, Джессике не мешало ощущать близкую родственную душу, при этом понимая, насколько они из разных слоёв социального пирога. Она, всю свою жизнь, спешащая, не выспавшись, в простенькой одежде утром на фабрику, а затем домой и он, возможно, именно в эти моменты, летящий на белоснежном самолете Влада куда-нибудь во Флориду, прокручивая сотни тысяч долларов по своим схемам нажатием пару клавиш ноутбука. Кажется, какая колоссальная разница в экстерьере и насколько она оказалась минимальна в оформление интерьера.

Конечно, Айван прекрасно видел, как довольно быстро произошли изменения в их отношениях и хорошо помнил первую встречу с ней в нью-йоркской тюрьме, где сказал брату, что это плохая затея. Сейчас же он считал её гениальной. Тогда Джессика больше напоминала поломанную куклу, которая с огромным усилием и скрежетом, не понимая, что происходит, безвольно подчинялась каждому движению нити, создаваемое Владом. Теперь же, в этой комнате для свиданий, перед ним был самый обычный человек с той долей наивности, которая умиляет, но не делает глупой и в то же время способный выдать холодную расчетливую мысль. Это сочетание приятной душевной простоты и умение проводить анализ было редкостью для женщин, а потому очень нравилось Айвану. Он не любил глупышек, думающих только эмоциями, выдаваемые природным инстинктом, но и явное превосходство математического склада ума делало представительниц слабого пола в его глазах такими же безрассудными, которые обязательно совершат непростительную ошибку в своей жизни, так как прислушаться к чужому мнению, тем более мужчины, для них равносильно переступить через себя. В этом смысле у Джессики был идеальный баланс.

Как пелось в одной хорошей песне случайно услышанной им на волнах “Русского радио” в Нью-Йорке – «он не хотел запасть ей в душу и тем лишить её сна». Но незаметно, словно резко опустившийся туман в море, именно это произошло. Всё чаще, встречая прямой откровенный взгляд, который она уже не пыталась отдернуть, заставлял Айвана менять интонацию и переходить на уровень деловой беседы, всячески пытаясь исключить фразы, слова с двойственными смысловыми ассоциациями.

Жизнь сполна испытывала его на прочность и в каждом пропущенном ударе, он искал только свой промах, напрягаясь в поисках его корня. Как далеко ещё до совершенства, иначе он не оказался бы здесь. Конечно, проще сказать “не судьба”, свалив всё на господина “Случай” или обвинять низменные качества окружающих тебя людей, как поступает большинство. Ещё с юности он не понимал свято верующих в магию зеленого фонаря светофора, которому стоит зажжется и человек вальяжно, смотря только вперед или под ноги, начинал переходить дорогу. Как может эта лампочка, спрятанная под зеленым полупрозрачным колпаком, привести в чувство потерявшего сознание водителя, чья нога уткнулась в педаль акселератора?! Как она сможет остановить машину, у которой, именно на этом перекрестке, в эту секунду отказали тормоза?! Как она сможет отрезвить пьяного водителя?! Почему об этом думают единицы, а остальные, словно ослики с подвешенной перед носом морковкой, не удосуживаясь посмотреть по сторонам, уткнувшись в одну точку, бредут навстречу своим делам по нарисованной зебре. Айван не верил светофорам, он верил только своим глазам, поэтому довольно часто переходил дорогу, даже не зная, какой цвет горит, а просто трижды по ходу убеждаясь в отсутствии машин. По его мнению, если зверь и чувствует опасность, это так сказать компенсация от природы, то только потому, что не силах её просчитать,. Человеку же дана логика и вот именно она, постоянно поддерживаемая в спортивной форме Айваном, умело перекрывала любые дороги влияния эмоций на сознание. Состояние аффекта было для него также чуждо, как ощущение страха у отмороженного дерзкого небольшого медоеда.

Он, как сильнодействующий анальгетик, легко справляющийся с болью, быстро затушил ту искру влечения к Джессике, отдавая ей должное, что она смогла ненавязчиво её подселить в его закрытое внутреннее пространство, в отличие от многих, многих женщин, встречавшихся на жизненном пути и пытавшихся это сделать. Холодный рассудок один раз и бесповоротно нанес сокрушительный удар по начавшему активизацию гормону дофамин, вырабатывающего при первом признаке влюбленности, вывесив огромный транспарант с надписью «Ваня, ничего хорошего из этого не будет. Это только помешает всему делу».

Джессика, что с большим признанием отметил Айван, всё отлично понимала без лишних слов, лишая его “удовольствия” лирических объяснений сложившихся обстоятельств. Она сумела заставить себя вдоволь наслаждаться только одним общением и искренне в тайной глубине сознания радоваться каждому рандеву, будь то общий зал или эта маленькая тюремная комната для свиданий, ставшая очень близкой, благодарив настоящее за встречу с этим мужчиной перед самым финишем, где ждет безмолвие. Теперь все свои действия она полностью оправдывала представлением того, что оставит после себя двум самым родственным душам – начальный капитал для её девочки и свободу человеку, который по-настоящему, без фальши, понимал и уважал. От этих мыслей становилось гораздо легче. Впервые за свою жизнь Джессика почувствовала себя реальной личностью и возможно Маслоу, в своей пирамиде, самореализацию представлял по-другому, для неё именно это стало той высшей ступенью человеческих потребностей, для достижения которой теперь без тени сомнений сделает всё возможное и невозможное. Никогда ещё она не была так решительна и уверенна в своём “Я”, всё чаще, неподдельно удивляясь тому, насколько, оказывается, поверхностно знала собственную натуру до встречи с Айваном. Это финальный спурт на беговой дорожке под названием “бытие” станет короной всей её жизни и обреченным только на успех. Она победит, обязательно победит, пусть и не в самой честной игре.

Всё чаще по утрам, просыпаясь за час до Линды, Джессика позволяла пару десятков минут поваляться в постели с улыбкой, прикрыв глаза, вспоминая сон, который повторялся и был настолько красив, что не хотелось видеть другие. Как в детстве, она снова летала в своём белоснежном платье с рюшами, сшитой мамой, над облаками, постеленными бархатистым ковром, словно пожарная пена, а в бесконечную высь уходила неописуемо прекрасное бирюзовое небо. Но что-то отличало его от тех давних юных грёз. Окружающие цвета так же, как прежде остались глубоки и насыщенны, но сейчас не было солнца. Оно оставило свой свет, своё тепло, а само, как будто играя в прятки, укрылось и, как казалось Джессике, тайно с противоречивыми чувствами, жонглируя бликами, наблюдает за ней, как бы говоря, что не хочет этого видеть, но в своем решительном бушующем раскаленном нутре желает удачи. Было ощущение, что это не просто звезда, а нечто гораздо большее и величественное. Этот сон напрочь изгнал тот другой, постоянно приходящий под утро, который преследовал её последние месяцы и вызывал неприятие, отбивая желания уснуть. В нём она не видела себя со стороны. В нём она не видела никого. Только густой, цветом потускневшего серебра, туман, из которого медленно над головой выплывали мутные, безукоризненно черные, словно лапы отвратительного представителя членистоногих, голые колючие ветки деревьев и гнетущая тишина, нарушенная пронзающим до резкой боли в ушах, криком ворона, заставляющий в тот же миг открыть глаза, лишив сна до первых лучей солнца. Наконец– то этот кошмар был изгнан из её сновидений, и не надо становиться гением логики, чтобы понять причину перемены – он, только он. И за это она была ему более чем благодарна. Он не сумел убить рак в телесных органах, но он сумел выдворить его поганой метлой из души, куда с нездоровым аппетитом агрессора саркома пыталась запустить свои, разрушающие всё на пути, ядовитые щупальца.