Копия

Роберт посетил уже знакомый ему итальянский ресторан и, расположившись за вчерашнем столиком заказал легкий завтрак с чашечкой кофе, непринужденно, как казалось со стороны, просматривая публикацию о побеге. Само больше его задело только одно, это заголовок. В голове сразу пробежала надпись на конверте с кредитной карточкой, врученным ему незнакомым стариком. И снова слово “копия”. Слишком часто эта комбинация букв попала ему на глаза за последние 24 часа.

Репортеры неплохо поработали за прошедшую ночь. Им удалось найти интервью в номере “Вечернего Сиракьюс” с Джессикой Олсон около восьми месяцев назад и поместить выдержки из него, благодаря чему открывалась логика её поступка. Естественно о деньгах здесь не было и слова, всё сводилось к тому, что неизлечимо больная жена пожертвовала собой, тяжело нарушив закон ради свободы мужа. И только Кейт не принимал этот вывод, зная братьев Стеблиных, он не сомневался не на йоту, что здесь обязательно присутствовала тонкая психологическая игра людскими душами, высокооплачиваемая для всех её участников.

Единственное, о чем не догадывался Роберт, так это то, что за четыреста ярдов от него на юг в городском департаменте полиции именно в эти минуты начался допрос. Следователь умело своим монологом и интонацией подавлял внутренние силы Джессики, по кусочку лишая остатков уверенности, скрыто заставляя проявить слабость. В какой-то момент ей хотелось расплакаться и рассказать всё от начала до конца, избавившись от этого, как оказалось, очень тяжкого груза. Она, уставившись в одну точку, сидела с опущенной головой, а разум, как тогда в тюрьме Нью-Йорка, снова застлала пелена, из которой звоном огромного колокола стучали в висках слова полицейского о чистосердечном признании в унисон с дрожью на кончиках пальцев. Ей хотелось потерять сознание и больше никогда не возвращаться в него, настолько это было невыносимо трудно. Серая мгла в голове начала кружиться всё быстрее и быстрее, порождая сплошной мерзкий шум, как будто миллионы пчел ринулись в свою безжалостную атаку. Казалось, что черепная коробка из последних сил выдерживает создавшееся внутри давление и вот-вот разлетится на маленькие кусочки, покончив с этим навсегда. Джессика не слышала, как за спиной открылась дверь в кабинет и в него вошли двое мужчин, но раздавшийся уверенный голос, словно факел, в одну секунду разогнал в голове сливающийся от бешеной скорости в сплошную стену туман и резко остановил гул.

– Добрый день, офицер. Меня зовут Джеффри Родман. Я личный адвокат миссис Олсон. Рядом со мной её лечащий врач мистер Рональд Рединг, – он подошел к столу и положил папку с бумагами. – Здесь все требуемые документы, а также постановление федерального прокурора Северного округа штата Нью-Йорк о переводе моей подопечной в Сиракьюс. Прошу Вас ознакомиться.

Джеффри повернулся к Джессике, и она уже не смогла сдержаться. Накопившаяся влага в глазах вышла из берегов и ведомая огромными каплями устремилась вниз по лицу солёным потоком. Доктор Рединг, стоявший всё это время у двери, метнулся к ней и, взяв её за кисть, присел рядом на корточки. Мраморный цвет холодной влажной кожи не говорил ничего хорошего.

– Я извиняюсь, джентльмены, но моей пациентки срочно требуется госпитализация. У неё шок, вызванный нервно – кинетическими расстройствами. Последствия могут быть необратимыми. Ей требуется срочное медицинское вмешательство. Я вызываю неотложку.

Ни слова возражений не прозвучало от офицера, который ещё раз повертел в руке постановление прокурора. “ Так будет даже лучше, пусть занимаются этим делом федералы”, – складывая бумаги обратно в папку, подумал он, произнеся вслух:

– Сейчас я выдам сопровождение.

Джеффри Родман не зря слыл человеком решающим, если не все, то подавляющее большинство проблем. Уже вечером Джессика лежала в больничной палате родного Сиракьюс под охраной одного полицейского, который, сидя на неудобном стуле у входной двери в коридоре с небольшим успехом боролся со сном. Она уже отошла от действий снотворного и не верила своим глазам. Рядом с кроватью сидела Линда, держа её руку в своих ладонях, а за спиной дочки молчаливо стояла Мэри Холт, в чьём взгляде читалось нескрываемое восхищение и уважение.

– Мамочка, спасибо. Я всё знаю. Ты сделала это ради меня. Я люблю тебя и буду с тобой до конца, – положив голову на грудь, сквозь слёзы прошептала она. – Мистер Родман сказал, что ты останешься здесь, и тебя никуда не заберут. Каждый день, слышишь, мама, каждый день я буду здесь с утра до вечера.

В палату вошёл доктор Рединг и голосом, не терпящем никаких возражений, но с чувством понимания, прямо с порога произнёс:

– Завтра будет много времени поговорить, а сейчас необходим покой. Разрешите мне заняться своими обязанностями.

На следующее утро, только успев вымыть лицо, Джессика с удивлением смотрела, как под руководством адвоката в палату внесли просто огромный букет желтых лилий и несколько ваз. Курьер из цветочного магазина со знанием дела начал расставлять доставку, и помещение вскоре наполнилось густым бальзамическим ароматом.

– Это мои любимые. Большое спасибо. Откуда ты узнал?

– Предельно просто. Линда вчера сказала, когда вышла от тебя, – он улыбнулся и через небольшую паузу, добавил. – Это всё от него.

– У них получилось?

– Да, не знаю точно, но мне кажется, они уже очень далеко. Кстати, я позвонил Билли Сандерсу и сказал, что ты здесь.

– Хорошо, я его тоже хочу очень увидеть.

Ей оставалось, как ответил доктор Рединг на немой вопрос Джеффри, беседуя в его кабинете, не более трёх месяцев, да и сама Джессика чувствовала, что находиться в этом мире осталось совсем немного. Каждый день она была окружена родными людьми, и этого хватало с лихвой. Адвокат Родман лишил “приятной” процедуры допроса, ссылаясь на тяжелое состояние подзащитной и время разделилось на две части. Первая, как дни после Рождества, постоянно немного удлинялась. Это был сон (количество наркотических препаратов в её организме увеличивалось, отправляя в нокдаун боль, которая снова, всё сильнее, поднимала голову) и вторая, когда она расслабленно общалась с кем-нибудь из близких ей людей. Джессика уже привыкла, что каждое утро, проснувшись, палату наполнял запах свежих цветов, напоминая ей об Айване. Она с улыбкой вспоминала печально-серьёзное лицо Билли, который с наигранной угрюмостью рассказывал ей, что решил выкупить этот дом и отказаться от кругосветного круиза, потому что не сможет оставить большеглазое вислоухое чудо в каком-то собачьем отеле с чужими псинами на целых четыре месяца. Не без гордости, слушала рассказы Мэри Холт о внушительных успехах Линды в изучении врачебных наук и о том, что дочка с такими знаниями спокойно могла уже учиться на третьем курсе медицинского колледжа.

Имя Джессики Олсон снова звучало в разговорах по всему Сиракьюс, но лишь несколько человек знали, как произошло всё на самом деле. И только один не из посвященных выстроил всю схему правильно, загадкой осталась сумма денег, но это не имело для него абсолютно никакого значения. Это был Кейт.

На следующий день после побега, там, в итальянском ресторане он решил, что надо обязательно посетить Сиракьюс. Произошедшие события, чьим невольным свидетелем пришлось стать, не давали ему покоя своей незавершенностью, словно увиденная только предпоследняя серия детективного минисериала. Желание узнать всю историю и отсутствие планов на ближайшее время привели Роберта на побережье озера Онондага. Он даже не догадывался, что номер, который снял в отеле, только вчера утром покинул Влад Стеблин, и именно на этом столе была сделана та самая надпись про копию. Также, на берегу, он прятался от солнца в беседке, не подозревая, что здесь, под этой деревянной крышей состоялась первая встреча и разговор между Джессикой Олсон и братом Айвана. Кейт начал привыкать к этому городу. По сравнению с Нью-Йорком, здесь не ощущалось тяжесть и давление железобетонной архитектуры. Наоборот, старые здания прошлого и позапрошлого века в центре Сиракьюса, особенно, на площади Клинтона, располагали поднять глаза верх, не давая не малейшего повода на головокружение, в отличие от небоскребов Манхэттена, когда гонимые над ними ветром облака создавали впечатление падения этих колоссов, заставляя опустить взгляд и смотреть только себе под ноги.

Всё чаще приходила мысль, чтобы остаться здесь. Слишком мало хороших воспоминаний, а точнее, совсем ничтожное количество, связывало Роберта с родным городом, и уже через неделю он снял квартиру, откуда сделал лишь один звонок в Нью-Йорк своему агенту по недвижимости, чтобы договориться о встрече. Поездка туда и обратно заняла больше времени, чем решение нужных вопросов. Он заключил договор о выставление своего дома на продажу и перевел на новый счет деньги, накопившиеся с аренды за эти годы. Слова Айвана о его, мягко сказать, неблагодарном отношении к дяде, сказанные несколько дней назад, всплыли, только за окнами автобуса появился пригород Нью-Йорка и после оформления документов, Кейт направился в район, где прошло детство после смерти родителей. Создать карточку на предъявителя и положить на неё 200 тысяч долларов не заняло много времени. Он, любуясь, посмотрел на новые часы, и если ничего не изменилось за эти годы, то вскоре дядя должен был приехать домой на ланч. Нет, ничего не изменилось. Только пройденный пятидесятилетний рубеж давал о себе знать. Брат отца заметно осунулся, и со стороны казалось, что даже закрыть водительскую дверь старенького японского седана заставляло потратить силы. Кейт достал конверт с карточкой и ещё раз посмотрел на подпись, сделанную им полчаса назад в банке: “Спасибо за всё, что ты для меня делал. Бобби”. Он подошёл к почтовому ящику около дома и бросил его, затем, не оглядываясь, быстрой походкой направился в сторону автовокзала. Это был последний поворот ключа в замочной скважине двери, закрывающей для него Нью-Йорк.

О Джессике Олсон Роберт уже знал практически всё, отсеивая явно выдуманные слухи и оставляя лишь проверенную информацию. Он даже специально, во время прогулок для лучшего знакомства с Сиракьюс, несколько раз проходил мимо больницы, как бы невзначай бросая взгляд на окна палат, в надежде увидеть её. Одно дело фотографии из газет, и совсем другое вживую. Кейт сильно чувствовал связь между ними, о которой знал только он и причиной этому был Влад Стеблин. Они оба попали под его влияние, в разное время, в разных ситуациях и он, узнав слабые места, выжал из них больше, чем максимум. Кто-то называет таких людей приспешниками дьявола, кто-то менее экспрессивный, страшным человеком, для Роберта же это был просто незаурядный мозг, который смело можно выставлять на дорогой аукцион эксклюзивных вещей.

Джессика умерла во сне, даже не успев проснуться от последнего судорожного глотка воздуха. В эту ночь не спала только Линда. Она всё поняла, когда вечером выходила из палаты и у двери, оглянувшись напоследок, взглянула на маму. В её глазах угас тот маленький огонёк, там уже не было жизни, было только прощание и любовь. А утром, открыв двери Мэри Холт и опустив голову, она тихо произнесла:

– Я всё знаю.

На следующий день после похорон, Роберт пришел к могиле и молча, бессмысленно перечитывая надпись на камне, стоял, задумавшись о том, какой все-таки сильной личностью была эта женщина Джессика Олсон. Он не обратил внимания на шаги сзади, лишь только юношеский девичий тихий голос отвлёк его:

– Вы знали мою маму?

– И да, и нет, – медленно проговорил Кейт и, развернувшись, посмотрел в глаза Линды, а через секунды сделав шаг собираясь уйти, приглушенным голосом добавил, – гордись её.

– В оформлении обложки использована фотография https://www.shutterstock.com/image-photo/pawn-pieces-on-chessboard-reflection-mirror-