Копия

Родители гордились за сына, непроизвольно хвастаясь перед соседями и коллегами на работе, а для брата в то время он просто стал героем. Именно тогда Влад решил, что тоже поступит в РГУ имени С.А. Есенина и для этого приложит максимальные усилия.

Там, в университете, Иван познакомился с одним электронщиком по имени Валера, соседом по комнате в университетском общежитии, и они, не ради денег, а только из интереса и своего совершенствования, стали ремонтировать радиотехнику своим знакомым. В то время такие специалисты были навес золота. Молва быстро облетела район, затем весь город, а происходящие в стране перемены начали баловать не бедных людей иностранной аппаратурой, которые не жалели денег, чтобы японское или немецкое чудо техники, не дай бог сломавшиеся, снова показывало и играло. Самое страшное в той ситуации, что отказать кому то из сильных города сего, связанных одной цепью, было равносильно самоубийству. Физически с тобой ничего бы не сделали, даже отчисление из университета по надуманной причине показалось бы маленькой неприятностью по сравнению с визитом бравых парней их УБХСС (Управление по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией), которые легко и непринужденно могли посадить за решетку, лет так на несколько. Комнатка в общежитие стала мала и они, чисто за символическую плату, смогли договориться об аренде подвального помещения в одной из пятиэтажек недалеко от университета. В СССР наступал тот момент, когда деньги могли решить почти все проблемы, став для большинства единственным предметом поклонения. Ценности молниеносно менялись и далеко не в лучшую сторону.

Влад поражался, когда летом, всего на несколько дней, Иван приезжал в Мариуполь и отдавал родителям целую пачку десятирублевых купюр, рассказывая, как он их заработал. Мать, называя его кормильцем, чуть не плакала от счастья – денег в то время катастрофически не хватало. Переход на рыночные отношения больно ударил по труженикам металлургического комбината “Азовсталь”, где она работала. Почти половину зарплаты выдавали бартером, и большинство мужского населения города тогда ходило в пакистанских рубашках “Tabani”, затягиваясь югославскими сигаретами “SET”.

Страна, словно огромный тяжелый грузовик, водитель которого не справился с управлением при повороте с закольцованного пустынного шоссе с ложным названием “Счастливое будущее” на манящий своим трафиком дорогим машин и неоном город “Только бизнес”, вылетала в кювет, рассыпая во все стороны из кузова собранный столетиями урожай.

Началась короткая эра кооперативов и мелких фирм, которые плодились, словно прусаки на кухне, где ушедший в запой хозяин перестал поддерживать чистоту. Через два года к Айвану и его компаньону присоединился Влад, также успешно поступив в университет. Дела их ремонтной фирмы шли в гору, что, естественно для того времени, не осталось без внимания хищного взгляда местного криминалитета, аппетиты которого росли по мере увеличения пищи. Союз окончательно вылетел на обочину, перевернулся и развалился на пятнадцать разных частей. Несмотря на бурелом, который журналисты мягко назвали ветром перемен, домой в Мариуполь братья не собирались возвращаться, понимая, что там точно также, только теперь придется начинать всё сначала. А рязанская “братва”, набираясь опыта и умнея, постепенно переходила от обычных сборов мзды с “точек” до полного финансового контроля “крышуемых” ими предпринимателей. Теперь в фирме появился ещё один человек, так сказать “смотрящий”, который полностью занимался всей бухгалтерией.

Они уже не чувствовали себя хозяевами своего небольшого предприятия и это угнетало. Наладив поставку списанных по гарантии компьютеров из-за рубежа и комплектующих, дела стремительно пошли вверх, но отдача была минимальна. С увеличением прибыли возрастал процент, снимаемый людьми, помешанных, словно большие дети, на черных огромных джипах и обязательной тяжелой золотой цепочкой с крестом. Братьям трудно было мириться с этой данностью, которую начинали сравнивать с рабством, поэтому после окончания рабочего дня они через пару часов возвращались назад, заходя в подвальное помещение с черного входа, и работали уже только на себя до поздней ночи, минуя финансовые отчеты. Официально фирма принадлежала Владу и Валере пополам, но совладелец отказался участвовать в этой схеме, найдя тысячу причин, хотя братья отлично понимали, что она только одна. И это обычный животный страх, как у белого зайчика, чьи глаза казалось, выпрыгнут из орбит при виде голодного, уставшего после долгих изнурительных поисков пищи, волка.

Так продолжалось около четырёх месяцев, пока у компаньона, на почве захлестнувшей с головой непреодолимой зависти по поводу скрытого заработка братьев, родился ничем не примечательный, довольно предсказуемый и характерный для обычного слабого трусливого человека, план. Он просто, как бы невзначай, шепнул на ухо “смотрящему”, что сам не понимает происходящее, но по ночам в сборочном помещение бывают непонятные движения. Говоря это, Валера опустил полные ликованием глаза и с трудом выдерживал в голосе наигранный тембр обеспокоенности, всячески пытаясь скрыть радость от представляемой картинки, где он единственный, словно победоносный генерал на белом рысаке, владелец фирмы. Как же это сильно умиляло и настолько же оказалось заблуждением. Конь, в конце концов, довольно быстро превратился в разношенные туфли, а тисненные золотом погоны в печальные рассказы соседям по двору за наспех накрытым столом о тяжелой и несправедливой к нему злодейке судьбе. Главная ошибка предателей – они никогда не понимают, что измена это навсегда и даже для тех, ради кого было сделано. Уважение к этим людям убегает, а затем испаряется, словно плевок на раскаленный стальной сляб.

Вскоре братьев застали ночью за сбором очередной небольшой партии компьютеров, комплектующие которых Иван привозил на своём микроавтобусе и под утро, уже готовые в работу, доставлялись заказчикам. Всю “прелесть”, мягко сказать, претензий в ту ночь они получили с лихвой. Сломанные носы и три ребра на двоих, тело, процентов на семьдесят окрашенное в глубокий синий цвет, и только влажный холод, когда они остались одни, незнакомого темного бетонного подвала угомонивала ломоту, затачивая мысли.

Подвешенная на проводе лампочка, выглядевшая лет на сто и за последние годы привыкшая к такой картине, тускло, как бы соболезнуя, освещала грязные, с пятнами высохшей крови, серые стены, иногда слегка качаясь от невесть откуда взявшегося небольшого сквозняка.

– Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро, – через боль, пытаясь улыбнуться, Иван процитировал Виктора Цоя, – задействуем план Б.

Вся деньги лежали на кредитной карточке одного иностранного банка, которая вместе с новыми полученными загранпаспортами и небольшой наличностью находилась в неприметной потертой спортивной сумке за маленькой стальной дверцой с кодовым замком камеры хранения железнодорожного вокзала. Лишь небольшую часть они положили в местный банк, который был выбран специально, благодаря своему местоположению. Всего два квартала до требуемого сейфа общего пользования, а через дорогу был заезд во внутренний двор, состоящий из четырех домов, расположенных по периметру, где в одном из них сняли квартиру на первом этаже. Сверху изнутри на входной двери в подъезд, одним утром, не бросаясь в глаза, они прикрутили средних размеров засов, который всё время так и оставался без внимания местных жителей. Справа от выхода из банка находился перекресток со светофором, который тоже должен сыграть свою немаловажную роль. Просчитать действия бывших зеков, спортсменов и десантников не вызывало больших осложнений, тактика которых в подавляющем большинстве случаев была предсказуема и прямолинейна.

Братья знали, что для морального подавления их будут держать здесь дней десять, а может больше. К этому моменту сойдет синева и только лопнувшие сосуды красными лужами на глазных белках, будут напоминать о той ночи. Также начнут срастаться кости ребер, которые для воплощения плана на данный момент были самым тонким местом – от банка до съёмной квартиры придется быстро бежать через дорогу к внутреннему двору, затянув время до зеленого огонька светофора на их улице, который должен приостановить погоню потоком двинувшегося транспорта. То, что с ними ничего не сделают, гарантировано их личным присутствием при снятии депозита, ну а после будущее представлялось в цвете чернозёма, так что этот рывок, по сути, на тот момент был смыслом всей жизни.

Зная правила банка, братья решили не откладывать побег на второе посещение, когда уже будет готова заказанная сумма, а совершить его при заявке на вывод средств. Роль угнетенных и смирившихся, не способных на активные действия, усыпило бдительность сопровождающих, которые не сразу поняли, что произошло. Задержавшись на выходе из банка, Стеблины через стеклянную витрину искоса наблюдали за светофором. Превращение желтого в зеленый стало спусковым сигналом и они, направляясь к машине быстрым шагом, резко рванули, обегая её с разных сторон. Всё прошло, как задумали и эти важные полтора десятка секунд были выиграны. Когда братья уже открывали дверь в подъезд, преследователи только забегали во двор и через несколько секунд были остановлены приготовленной щеколдой, заставив своими матами и попытками выломать парадные врата испуганно выглядывать из-за шторок местное население. В те времена даже ни у кого не возникло мысли вызвать милицию.

Через три минуты дверь была выбита, и быстрый громкий топот наполнил лестничные пролёты. А в это время Стеблины ускоренным шагом, так, чтоб не привлекать лишнего внимания, направлялись к камере хранения, покинув квартиру через балкон. Через пятнадцать минут, пока гончие обыскивали подъезд, врываясь в каждую квартиру и молча отодвигая хозяев рукой, они уже садились в привокзальное такси, водитель-кавказец которого радушно был готов их доставить в небольшой городок Рыбное за тридцать километров от Рязани. А дальше электричка, Москва, самолёт, Нью-Йорк.

Джессику со стариком оторвала от своих мыслей тихое скуление Джины, которая быстро переводила взгляд от них в сторону дома и обратно, недвусмысленно намекая, что уже пора заканчивать гулять, да покушать бы не мешало.

– Пошли, дочка, видишь, зовёт.

– Да, идём. Вы как то сказали, что рай вам не светит, это ошибка. Хороший человек не может быть в аду, а собаки в людях разбираются.

– Поживём, увидим, – медленно поднимаясь, с легкой ухмылкой буркнул Билли, приняв под руку ту, кто стала для него очень близким человеком. – Завтра я буду рядом, обязательно. Знай это.

Возвращаясь домой, старик думал лишь о том, что он видит её последний раз. Такие мысли не входят в категорию поднимающих настроение, но когда они ошибочные, то потом становятся просто приятным легким летним дождём в знойную погоду.

Ближе к вечеру Влад без приглашения подъехал к офису Родмана. Он специально не предупреждал о своём визите, понимая, что послезавтра ФБР будет просматривать все телефонные звонки людей, связанных с его подопечной. В окне адвоката горел свет, и он быстрым шагом направился в здание.

Джеффри, предупрежденный секретарем, встретил его широкой улыбкой, поднимаясь из-за толстого кабинетного, пришедшего из 19-го века, деревянного стола.

– Мистер Стеблин, моё почтение. Я даже не сомневался, что мы обязательно ещё увидимся. Как я понимаю, Джессика рассказала о нашем разговоре и у вас возникли вопросы? Ну что же, готов удовлетворить ваше изысканное любопытство, – он театрально, с еле заметным поклоном головы, провёл рукой по воздуху в сторону кресла, открывая ладонь и предлагая присесть.

– Без сомнения, я тоже рад нашей встрече. Мистер Родман, меня интересует не вопрос, а скорее ваше мнение, точнее взгляд на то, как изменилась Джессика с момента последнего рандеву с вами. Он более свежий, а соответственно и более точный. Зная ваше умение тонко ощущать вибрацию нитей внутреннего мира человека, хотелось бы услышать резюме специалиста высшей категории по этой теме, – специально присыпав небольшой щепоткой лести своё приветствие, ответил Влад, что естественно, не осталось незамеченным.

– Как я понял, нужен мой вывод на риторическую дилемму, перефразируя старину Шекспира, быть или не быть на, готова или не готова?

– Честно скажу, кажется, что я просто мог зайти, присесть в кресло и молчать, так как вы и без слов всё слышите. В самую точку, мистер Родман.

– Тогда я с полной ответственностью и категорично отвечу – да. Понимаю, вам хотелось бы узнать все факторы данного вывода. Ну что же, не могу отказать себе в этом удовольствии. Влад, что вы знаете о дюралюминии?

Стеблин многозначительно промолчал, ибо его познания в этом вопросе были поверхностны, так, что гордиться было нечем. Он слегка развел руками в сторону и, смотря прямо в глаза, принял расслабляющую позу, показывая, что готов внимательно выслушать соло адвоката, который с присущим актерским мастерством тихим баритоном, словно открывая старую, покрытую тайной, легенду, известную только посвященным, начал свой рассказ.

– Некто немец Альфред Вильм, около ста лет назад, будучи инженером-металлургом, в средние века его назвали бы алхимиком, задался одной, но очень важной целью для того времени. Он хотел придать алюминию крепость стали, но при этом оставить присущую ему легкость и пластичность, считая, что это будет материалом будущего, в чём, кстати, не ошибся. Можно смело говорить, что он открыл человечеству дорогу в небо и дальше в космос, даже не подозревая об этом. Годы изучения структур металлов подсказывали ему, что это возможно. Главное найти нужные компоненты и их часть в будущем сплаве. В конце концов, он остановился на трёх ингредиентах – медь, магний и марганец. Начались долгие месяцы опытов, и домашний тигель для выплавки алюминия вместе с ним работал на износ. Дни постепенно переходили в бессонные ночи, которые в свою очередь порождали нервный срыв. Каждая отлитая пластина с разными долями заданных элементов, остыв, сгибалась с такой же легкостью, как обычный алюминий, и с этой же легкостью летела в угол лаборатории, брошенная в нервах дрожащей рукой. Он ничего не мог понять – это было какое-то наваждение. Количество неудач за день росли прямо пропорционально увеличению около стены груды согнутых кусков серебристого металла, который уже начинал проклинать. Что бы вы сделали на его месте, мистер Стеблин?

– Как я понимаю, ему не хватало одного маленького шага и, по опыту знаю, что в таких случаях он абсолютно не сложный и лежит на видном месте, поэтому наименее заметный. Выражаясь современным языком, я бы нашел у себя окно “Завершение работы” и дальше выбрал опцию “Перезагрузка”, так как дальнейшие действия могли привести к полному сбою программы, без возможности восстановления.

– А что вы понимаете под словом “перезагрузка”?

– Полное отвлечение на время от проблемы, а чтобы легче это сделать, лучший способ поменять обстановку. А как поступил Альфред Вильм?

– Именно так, мистер Стеблин. Он взял удочки и, даже не закрыв лабораторию, уехал подальше от цивилизации на озера рыбачить, полностью отдавшись спокойствию первозданной природы. Дней через десять, вернувшись, и ещё не смыв с себя дорожную пыль, зашел в приоткрытую дверь постройки, где его уныло ждал остывший тигель. Оглянувшись по сторонам, он решил в первую очередь избавиться от кучи алюминиевых уголков, так как именно она напоминала больше всего о прошлых неудачах. Альфред взял в руки первую попавшуюся согнутую пластину и, не имея никакой цели, просто решил её распрямить. Она не поддалась, несмотря на все приложенные усилия. Это была победа! Он в радостной эйфории начал хватать все остальные и ни одну из них не удалось выровнять. Не знаю, мистер Стеблин, как он, история умалчивает, но я бы в тот момент заплакал.

– Меня сложно удивить, Джеффри, но это блестяще поучительная история. Так все-таки, в чем был секрет?

– Сейчас это знает любой студент-металлург, называя такой процесс искусственным старением материала. Нагрев, а затем резкое охлаждение, в десятки раз сокращает время перестановки атомов, для данного случая около шести дней, когда в естественных условиях это продолжается десятилетиями. Отсюда и название “старение”, просто таким способом оно ускоряется. Видите, всё дело было только во времени.

– Хотите сказать, Джессика быстро “постарела”?

– Да. Вам, как и Альфреду Вильму, не ведая того каким способом, удалось придать на первый взгляд мягкой субстанции прочность самурайского меча. Как и он, вы верно выбрали составляющие и дали время на их преобразования. Поверьте, я сразу увидел это в ней. Она сохраняла четкость в голосе, несмотря, что мы говорили о сентиментальных вещах. Не знаю, как выглядели глаза Жанны д’Арк, когда её вели на костёр, но мне кажется, у них был идентичный стержень. Она готова и это мой вердикт.

– Как-то всё хорошо, чтобы быть хорошо. И это, чёрт побери, настораживает.

– Мистер Стеблин, – протянул голосом Родман, чуть наклонив голову, демонстрируя небольшой укор, – я не в курсе всех остальных пунктов вашего плана и каково их состояние на данный момент. Я лишь говорю об одном из них, о Джессике и повторяю ещё раз – она полностью готова.

– Вы ошибаетесь. Я совершенно не думал о деньгах. Вы же это имели в виду? – и, не дав произнести слово, добавил. – Поверьте, я о них забыл. Мои мысли об общей картине, как вы правильно заметили насчёт пунктов.

– Ну что же, признаю свою ошибку в несправедливом обвинении, – опустив просительно глаза, с улыбкой ответил адвокат.

Влад поднялся с кресла и, пожелав удачи в сопровождение крепкого рукопожатия, направился к двери. Но только он прикоснулся к старинной фигурной ручке в виде прыгающего льва, как Джеффри остановил его.

– Постойте, я уверен, вам захочется узнать, что произойдет дальше. У каждой истории должен быть конец, без него это просто куплет из песни. Найдете меня в социальных сетях под именем Авшалом Родман. Там никого нет и израильская регистрация. Так, на всякий случай сделал, вот и пригодится. На аватарке будет фотография удода, это такая смешная птица с длинным клювом и хохолком.

– Я знаю.

– Пишите, отвечу.

Дверь закрылась, и адвокат начал медленно собираться, чётко представляя, какую проблему он будет решать послезавтра.

Глава 18. День Х

За стенами камеры это утро не отличалось ничем от всех предыдущих. Те же окрики охранников, вызывающие тихую брань малозаметно шевелящими губами, тот же звук неспешащих шагов, чьё эхо в поисках выхода бьётся по всему этажу, тот же пошловатый юмор с издевательским смешком принудительно прописанных здесь обывателей, тот же запах бетонной пыли, упорно пытающийся попасть в легкие через все дыхательные пути. Короче говоря, обычная непримечательная повседневная стабильность. Только для двоих в этом непроницаемом замке сегодняшнее утро было особенным. Для одного оно несло легитимную свободу, а другому, не совсем законную и ещё, не факт, состоявшуюся. Но её неописуемый запах сполна наполнил камеру одновременно с открывшимися глазами после вполне обычного сна.

Как не странно, но та небольшая эйфория, которая была 24 часа назад, полностью покинула Роберта. Жизнь научила его недолго пребывать в таком состоянии. Можно смело утверждать, оно для него было редким, напоминая быстро приходящий и с такой же скоростью улетучивающийся с пузырьками углекислого газа вкус Кока-колы. Он, как и вчера, присел на край койки, но теперь его взгляд сосредоточенно смотрел вниз в ожидании услышать обращенную к нему, команду на выход, ошибочно считая, что его серьёзность передалась и соседу. У Айвана был свой повод на отсутствие желания беседовать.

Из камеры их вызвали одновременно – Стеблина на свидание с женой, а Кейта с вещами принять своё освобождение. Они вышли в коридор и, не произнося ни слова, молча, попрощались взглядами, в которых явственно просматривалось только пожелание удачи. Через двадцать минут за Робертом закрылась дверь и две фасадные башни тюрьмы безуспешно пытались спрятаться за его спиной. В таких случаях, все выходящие на волю, не сговариваясь, не смотря на статью, срок заключения, статус, делают одно и то же, как будто ген на данное действие вложен в каждого человека изначально с рождения. Они проходят пару тройку метров, останавливаются и поднимают голову вверх, затем большой вдох заполняет легкие воздухом, насыщенный именно в этот момент безвкусным, но до боли приятным духом свободы. Они чувствуют, как кровь в считанные секунды доставляет этот запах в головной мозг, который пьянея, непроизвольно заставляет зажмурить глаза и повторить глоток.

– Мистер Кейт? – вопрос заставил открыть глаза и покинуть это блаженное состояние. Прямо перед ним стоял незнакомый стареющий мужчина, в правой руке которого был зажат белый конверт, отбрасывающий своим глянцем лучи восходящего солнца. – Это просили передать вам.

– От кого? – его совершенно не интересовало содержимое пакета.

– Просто возьмите, – Билли требовательно протянул руку и Роберт, не без любопытства, взял его. Только ладонь старика опустела, он резко развернулся и быстрым шагом направился в сторону. Через пару секунд, даже не рассматривая, конверт был сложен вдвое и сразу исчез в заднем кармане джинсов. Кейт не стал изучать его прямо здесь, решив, что для данного ознакомления центральный вход в тюрьму не самое подходящее место. Как и планировал, первым делом должно стать посещение любого случайно попавшего на глаза небольшого уютного кафе и цепкий взгляд в поисках начал врезаться во все вывески на аккуратных домах. Интерес к конверту быстро пропал, считая, что ничего важного там быть не может – какая-нибудь квитанция или сообщение от брокера в Нью-Йорке, поэтому такая новость может подождать. Повернув на север по Стейт-стрит, сразу, на первом же перекрестке его уже зазывала мексиканская харчевня. Он ничего не имел против кухни людей гордящихся своими боксерами, Сальмой Хайек и текилой, но вид тюремной стены через дорогу отбивал желание зайти. Роберт неспешно продолжил свой путь и через три квартала свернул на Коттедж-стрит, а уже через десять минут уперся в конец улицы. Повернув направо и оглядевшись по сторонам, в ярдах тридцати, через дорогу, он увидел спрятанный за аккуратно подстриженными кустами, ресторан “Sunset”. Приятно удивленный наличием домашней кухни, вкус которой был потерян сразу после окончания школы, Кейт, сделав заказ, возвратил меню официанту и оперся на спинку стула. В заднем кармане, напомнив о себе, хрустнул бумагой конверт, как бы говоря, что именно сейчас, пока шеф-повар колдует на кухне, можно заняться им. Через пару секунд он уже был в руках, пристально притягивая задумчивый взгляд надписью на обратной стороне – “не надо было меня копировать”. С присущим спокойствием, Роберт медленно вскрыл его и, высыпав содержимое, немного расстроился, ожидая, что внутри будет ещё послание. На стол выпала только новенькая кредитная карточка и маленький кусочек бумаги с ПИН-кодом. Мозг, словно чемпион мира по сборке кубика Рубика, за считанные секунды придал головоломке правильный вид – все цвета расположились согласно своим сторонам. Никаких сомнений не было, его сосед по камере был братом того биржевого маклера из бизнес-центра. Только сейчас он провел эту параллель, тот же взгляд и тоже русский, один играл с ценными бумагами, второй получил срок за финансовые махинации. Вывод напрашивался сам собой. Вспомнив позавчерашний разговор о сатисфакции, Кейт даже не сомневался, она лежит прямо перед ним, спрятавшись под магнитной полосой блестящей банковской карты в виде числа, которое назвал.

Вскоре принесли заказ, и он не смог сразу переключиться на наслаждение вкусом горячей пищи без запаха пластика, с растерянностью смотря в тарелку, чем вызвал небольшое замешательство шеф-повара, незаметно наблюдающего за реакцией первого клиента. Озадаченность Роберта была вызвана отсутствием дальнейших действий. Весь его план по возвращению в Нью-Йорк и обработке психолога заканчивался на получение требуемой суммы. Теперь образовалась пустота. Свобода, 600 тысяч долларов в кармане и полное отсутствие мыслей, что на данный момент со всем этим богатством делать. Решив подумать об этом попозже, Кейт полностью сосредоточился на содержимом тарелок и с нескрываемым аппетитом начал их зачистку от приготовленных блюд, заставив облегченно выдохнуть персонал ресторана.

Айван молчаливо стоял у окна в комнате свиданий и не сводил взгляд с вошедшей Джессики. Он только смог произнести короткое “здравствуй”, потому что остальные виды дежурного утреннего приветствия в этот день выглядели бы каким-то черным юмором или больше того, издевкой. Надо признать, она выглядела молодцом. В её глазах совершенно не бросалась тяжесть мыслей о том, что сегодня тюрьма станет последним пристанищем в жизни, а даже наоборот, в них просматривалась решимость снайпера, который после долгих поисков наконец-то поймал цель в середину круга оптического прицела и спокойно, как чиркнуть зажигалку, с хищной ухмылкой, определял последние нюансы для точного выстрела: расстояние, скорость и направление ветра.