Амарант. История жеребенка

Он часто обрывал рассказ в самом интересном месте, а затем пропадал на несколько дней, оставляя своих изнывавших от любопытства слушателей мучиться неизвестностью. «Похоже, он теперь питается нашим нетерпением, а не страхом», – ворчал Кай.

– На рассвете горы скрыты облаками, – мечтательно говорил Конеед. – Когда смотришь снизу, с земли, в плотной мгле не видишь вершин. Я зажмуривался и взмывал в небо, летел, продираясь сквозь влажную серость, выше, до тех пор, пока в закрытые веки не ударяло ослепительное солнце. Тогда я открывал глаза. Подо мной тянулись до горизонта покрытые ледниками хребты гор, поднимавшиеся из белой пены. Облака клубились между вершинами, светились изнутри, вбирая в себя все краски рассвета. Я вновь и вновь нырял в это прозрачное, мягкое, пахнущее севером море…

Конеед умолк, растянувшись на ветке.

– Я не понимаю, – помотал головой Кай, словно стряхивая с себя наваждение. – Почему ты ушёл… из своей мечты?

– Там не было вас, – пожал плечами Конеед, словно удивляясь очевидности ответа. Он взмыл в воздух, оставив на чешуйчатой коре несколько длинных чёрных волосков. – Я спешил, но едва успел вовремя – когда я подлетал к конюшне, Кая уже заводили в коневоз. Пришлось ещё час собираться с силами, лёжа на его крыше, чтобы забраться внутрь.

– Это точно! Выглядел ты неважно, когда свалился на меня прямо сквозь потолок, – улыбнулся Кай. – Я уж было подумал… А что с Вероной?! – воскликнул он.

Марик повернулся так резко, что заболела шея. Верона стояла, прикрыв глаза и тяжело, с хрипом вдыхая воздух. Ноздри её широко раздувались.

– Верона! Верона!!!

Кобыла слегка повернула голову к Марику, и веки её дрогнули.

– Скорее, Кай! – Марик помчался к выходу. – Надо найти кого-то, сказать… Конеед, лети на поле, позови Хранителей и…

– Здесь нет Хранителей, – Верона едва шевелила губами, но Марик отчётливо слышал каждое слово.

– Но… тогда…

– Не надо, Марик, не надо. Мне пора уходить…

Она с усилием сделала несколько шагов вперёд и остановилась совсем рядом с оградой, отделявшей её от левады жеребят.

– Не уходи, – прошептал Кай. – Не надо, пожалуйста!

– Нет, Кай, – губы Вероны дрогнули в слабой улыбке. – Мне пора. Мы с хозяйкой встретились слишком поздно, слишком не вовремя, слишком… очень много оказалось этих «слишком».

– И ты её бросишь?

– Я вернусь! Я обязательно к ней вернусь, когда мы обе будем готовы. Не плачь! Лошади не умирают, Марик. Они просто уходят… Уходят от людей…

Верона тихо легла на землю. Ветер волновал траву в леваде, спутывая её с длинными прядями огненно-рыжей гривы. Медленно закружилось в воздухе иссиня-чёрное перо. В леваду бесшумно слетели два ворона. Марик опустил голову – из глаз его катились слёзы. Сердце сжалось, а в голове пульсировала одна-единственная мысль:

Лошади не умирают.

Они просто уходят.

Уходят от людей.

Лес тихо вздохнул, берёзы и осины качнули ветвями, сбрасывая зелёные, полные жизни листья. Ветер подхватил их, закружил в лёгком водовороте и мягко опустил на Верону. Марик видел между деревьями смутные тени лесных обитателей, пришедших проститься. Крошечная мышь, юркнув под оградой, положила у ног Вероны цветок лютика и тут же пропала из виду. Конеед, тенью скользнув мимо Марика, неслышно сел на траву рядом с Вероной:

– Лошади не умирают, Марик. Они просто уходят. Уходят от людей.

Скрипя, точно стонущее на ветру дерево, из леса вышел древний, искорёженный временем Леший. Доковыляв до левады, он с огромным трудом встал на колени рядом с лошадью, провёл по гриве своей высохшей узловатой рукой с пальцами-веточками и опустил на землю сосновую ветку.

Леший сложил ладони вместе. Несколько секунд ничего не происходило, а затем между ними вдруг вспыхнул золотой огонёк, по рукам Лешего на мгновенье разлилось яркое сияние, вспыхнуло и погасло. Тот оставался недвижим, словно старый трухлявый пень, каким-то чудом появившийся на зелёном шёлке травы.

Но вот ладони раскрылись, а на их шершавой, словно кора, коже, подрагивая радужными крылышками, сидела Хранительница полей. Она окинула всех ясным взглядом и произнесла:

– Здесь в полях почему-то совсем нет Хранителей… А они очень нужны лошадям.

– Ве… Верона? – произнёс охрипшим голосом Кай.

Та весело кивнула. Крылья её затрепетали, и она легко поднялась в воздух.

– Лошади не умирают, – с улыбкой сказала она, поднимаясь выше. – Они просто уходят от людей.

– Хранители… – тихо произнесла Гармо. – Хранители – это…

Марик обернулся и увидел, что в её глазах дрожат слёзы.

– Это души. Души лошадей, – едва слышно шепнул Конеед.

Глава 27, в которой Кай с Мариком грозно маршируют, знакомятся с девочкой и попадают под град

Вьюшки грустили. Они сидели, сбившись в кучку, в единственном незанятом деннике и с тоской смотрели в мутное окно, за которым занимался поздний осенний рассвет. Серая пелена не желавшей отступать ночи едва заметно колыхалась между деревьями. Сгрудившись в гнёздышке из сена, вьюшки едва слышно хрустели стружками. Изредка кто-то вставал, чтобы поправить растрепавшиеся былинки или бродил по деннику, разминая лапки и выбирая стружку покрупнее. В воздухе царило уныние.

Вопреки обещаниям Конееда, в конюшне построили много левад, и почти все лошади гуляли целый день. В денниках лошадей пахло улицей, каплями дождя и мёрзлой травой. Там совсем не осталось места для вьюшек.

– Холодно, – зябко поёжилась самая маленькая вьюшка, зарываясь в сено. – Без лошадей совсем холодно.

Остальные хмуро закивали, постукивая зубами, и поплотнее прижались друг к другу.

Марик проснулся и потряс головой – было так тихо, будто его уши обернули ватой. Лошади ещё спали. Он поднялся на ноги, отряхнулся, стараясь избавиться от вечно застревавших в гриве опилок, и прислушался. «Никогда бы не подумал, – пронеслось у него в голове, – что буду скучать по утренним воплям вьюшек». Жеребёнок подошёл к поилке и сделал несколько глотков, поглядывая на пустующий денник напротив. За его высокими стенами вьюшек видно не было, но Марик знал, что они там.

Мимо шумно протопали конюхи, со скрипом распахнули настежь массивные уличные двери, и внутрь конюшни ворвался свежий, покалывающий морозцем воздух. Завозились, просыпаясь, лошади, и тишина сдалась под натиском привычных звуков утра.

Марик высунулся в коридор – поглядеть, как конюхи нагружают тачку сеном для утренней раздачи, и вдруг услышал знакомые шаги. Сначала Марик не поверил своим ушам – Зануда никогда ещё не приезжала так рано! Шаги приближались, и скоро в дверях показалась знакомая фигура. Удивлённый Марик слегка клацнул зубами по решётке, и из соседнего денника появилась заспанная морда Кая с запутавшимися в чёлке соломинками.

– Что? – вяло спросил тот, не открывая глаз.

Марик не успел ответить – к их денникам подошла Зануда. Передёрнувшись от холода, она открыла защёлки, пристегнула к недоуздкам Кая и Марика чомбуры и двинулась по коридору. Марик, недоумевая, покорно вышел за ней, Кай же остался стоять.

– Да переста-а-а-ань, – Зануда зевнула и с усилием закрыла рот. – На улице позавтракаешь. Пойдём!

Кай, с трудом разлепив глаза, бросил на Зануду неприязненный взгляд, но повиновался.

Марик оглянулся и увидел, как через узкую щёлку из пустующего денника на него смотрит вьюшка. Она нерешительно топталась, поглядывая то на Марика, то на распахнутые настежь двери конюшни, затем повела носом, подула на окоченевшие пальчики и скрылась, так и не решившись привычно броситься лошадям под ноги. Цокая копытами по каменному полу, они вышли на улицу.

– Рань! Холод!! Арбузный сезон почти закончился! – возмущался Кай, ступая по изрытой копытами песчаной дорожке. – И мы, вместо того чтобы стоять в тёплом деннике, наслаждаясь обществом яблок и моркови, должны будем завтракать в сырости и грязи мёрзлой левады…

Марик не ответил. Сосредоточившись, он шёл так, чтобы каждое копыто попадало в маленькую лужицу, разбивая при этом хрустящую корочку льда.

– По крайней мере, погода обещает быть хорошей, – пробубнил Кай.

Марик машинально взглянул в чистое безоблачное небо и сейчас же пропустил две лужицы. Солнце поднялось над горизонтом и теперь пронизывало одетый в золото и багрянец лес едва тёплыми лучами. В траве, вперемешку с опавшими листьями клёнов и рябин, тут и там пестрели шляпки зонтиков и мухоморов, под ними суетливо шмыгали какие-то мелкие лесные существа. В небе пронзительно кричали птицы, собираясь в стаи. Воздух был очень чистый, прозрачный до звона, словно пластинка льда.

– Заходите, – Зануда, поёживаясь, отворила калитку левады. Марик с горечью подумал, что самой-то ей лезть в грязь не придётся. Кай бросил на Зануду укоризненный взгляд и первым ступил на слегка подмёрзший песок, тут же провалившись копытами в скрывающуюся под корочкой жижу.

– Сейчас я вас покормлю! – Зануда закрыла калитку и рысцой потрусила в конюшню. Вернувшись, она нырнула под ограждение и поставила перед друзьями два резиновых тазика с плющеным овсом.

– Наконец-то! – проворчал Кай, схватил свой тазик зубами за ручку и, подтянув его поближе, принялся за еду.

– Куш-ш-шаем?

Едва Марик потянулся к завтраку, как прямо из овса, разбрызгивая аппетитные зёрнышки в разные стороны, вынырнул довольный Конеед. Зануда с сочувствием поглядела на Марика – наверняка решила, что тот, как трепетная лань, готов бояться даже собственной еды! Покачав головой, она направилась к сеннику.

– Пугаться на голодный желудок очень неприятно! – Марик недовольно поглядел на Конееда. Тот, облизываясь и излучая вальяжную сытость, лениво покачивался в воздухе.

– А я, напротив, прекрас-с-сно, прекрас-с-сно позавтракал! – промурлыкал он, извлекая из шерсти застрявшие в ней овсинки. – C-смотрю, вы решили трапезничать на свежем воздухе? —он широко улыбнулся, показав мелкие острые зубы. – Чудес-с-сно!

Марик посмотрел на облачко пара, вырвавшееся изо рта Конееда при этих словах, передёрнулся от холода и уткнулся носом в свой тазик.

Громыхая тачкой с сеном на редких ухабах песчаной дорожки, показалась Зануда. Распотрошив тюк, она перетряхнула его и уже готовилась было закинуть сено в леваду, как вдруг охнула и остановилась на полпути.

– Приехали! – Она резко развернулась, но, вспомнив, что всё ещё держит сено, не глядя, бросила его жеребятам и помчалась в сторону конюшни.

– Странная она какая-то сегодня, – пробормотал Марик с набитым ртом, стараясь не потерять ни единого зёрнышка.

– Да, люди всегда странные, – Кай схватил зубами свой уже пустой тазик и высоко подкинул его в воздух. Проследив траекторию полёта, он удовлетворённо улыбнулся и перевёл взгляд на едва заметную за деревьями конюшню. – Интересно, кто приехал-то?

– Не знаю, – Марик качнул головой. – Один денник у нас давно пустой был. Ну, тот, где вьюшки сейчас живут… Вот ведь не повезло кому-то!

– Да нет, вьюшки сейчас тихие, смирные… мёрзнут, бедолаги, скучают… Тьфу ты, даже жалко их! – Кай взял в зубы кормушку Марика и резко подбросил вверх. – Твоя почему-то всегда ниже летает! Тяжелее она, что ли…

– А всё равно неплохо! – одобрительно кивнул Конеед.

– Ты просто не так кидаешь, – Марик поднял свой тазик с  земли. – Надо с подкручиванием, смотри!

Конеед на всякий случай отлетел в сторонку.

Покрепче ухватив ручку зубами, Марик раскрутил и запустил кормушку в небо.

Тазик, кувыркаясь в воздухе, описал дугу над забором и с жалобным стуком рухнул на землю в соседней леваде.

– Высоко! Но бестолково, – подытожил Кай.

– Смотрите-ка! – Конеед поднялся повыше над левадами. – Сюда ведут… новенького!

Марик с Каем метнулись к ограде и уставились в лес. На дорожке показалась Зануда, что-то взволнованно рассказывавшая и отчаянно жестикулирующая. Ей сосредоточенно внимала высокая стройная девушка, рядом с которой спокойной неторопливой походкой шла кругленькая рыжая лошадка с широкой проточиной на аккуратной сухой голове. «Опять рыжая! – подумал про себя Марик. – Тут, кажется, заповедник рыжих лошадей!»

– Интересно, куда её поселят? – сказал он вслух.

– Не знаю… – Кай окинул взглядом череду пока ещё пустых левад. – Может, к Гармо и Маэстро? Или к Бармену с Амадеусом? Или…

Конеед хихикнул.

– Что?! – с негодованием поднял голову Кай.

Но тут всё стало ясно – подойдя к леваде друзей, Зануда открыла калитку и впустила к ним новую лошадь. Та скользнула безразличным взглядом по Марику и Каю, брезгливо поджала губы, увидев кучку навоза в углу, и деловитым шагом двинулась вдоль стенки, тщетно пытаясь не запачкать копыта в грязи.

Марик почувствовал, как у него задрожали ноги. Его вдруг прошибли жар и холодный пот одновременно. Он с надеждой поглядел на друга и обнаружил, что тот озадачен не меньше, чем он сам.

– Кай, это… – язык почти не слушался. – Это же… девочка! – наконец выдавил он.

– Я вижу! И что нам теперь делать? – глухо простонал Кай, возводя глаза к небу.

– Девочка! Девочка! – Марику казалось, что каждая мысль об этом камнем бухает ему по затылку. Внутренности скрутило узлом, бешено заколотилось сердце. Нет, конечно, он знал, что девочки существуют. И даже некоторое время гулял в одном табуне с Лилу, но это было так давно… в то время он ещё не придавал этому значения. Да и Лилу была намного старше, чем он, а тут, подумать страшно – ровесница!

– Будем держаться вместе, – храбро предложил Кай и сурово нахмурился. – Главное – не сдавать позиции!

Марик тоже изо всех сил постарался сдвинуть брови, чтобы придать себе угрожающий вид. Встав рядом, плечом к плечу, ощущая поддержку друг друга, жеребята уверенным шагом двинулись за новенькой, отбивая негнущимися ногами грозный ритм.

– Кай! – Марику вдруг пришла в голову жуткая мысль, отчего брови расползлись в разные стороны. – Кай, а что будет, когда мы её догоним?

По вытянувшемуся лицу Кая было видно, что он об этом не подумал.

– Не знаю, – жалобно пискнул он, отчаянно отбивая копытами по чавкающей грязи. – Ты, давай, нахмурься посуровее! Ну и… постарайся пока не догонять.

Марик нахмурился изо всех сил и кивнул. Краем уха он слышал, как где-то наверху всхлипывал от смеха Конеед.

Пройдя три круга по леваде, Марик почувствовал, что деревенеет. С застывшей гримасой на лице он шагал, высоко вскидывая ноги, стараясь не думать о лепёшках холодной липкой грязи, летевших из-под копыт во все стороны. Кай поскрипывал песком на зубах. Скосив глаза, Марик увидел, что лицо его было забрызгано грязью, и подумал, что сам, наверное, выглядит не лучше. Продолжать их грозный марш хотелось всё меньше, и жеребёнок стал гадать, как бы им понезаметнее остановиться.

– Ну, и? – вывел Марика из раздумий резкий окрик. Кобылка, прижимая уши, стояла прямо перед ними. Марик вздрогнул и опустил глаза, делая вид, что внимательно рассматривает грязь под ногами.

– Чего вы за мной бродите?!

– Мы… – Кай растерялся. – Мы… э-э-э… – он оглянулся на Марика, ища поддержки.

– Ну-у-у, мы… – совершив колоссальное усилие, Марик поднял взгляд, чувствуя, как по лицу медленно стекают грязевые капли. – Мы…

– Мы Конееда выгуливаем! – выдал вдруг Кай.

Новенькая чуть вздрогнула, увидев Конееда, но не испугалась.

– Я Спарта, – отрывисто сказала девочка, неодобрительно поглядывая на забрызганные лица жеребят.

– Кай… Марик… – выдавили из себя несколько ошарашенные друзья.

– Конеед, – просиял масленой улыбкой Конеед и перекувырнулся в воздухе.

Спарта наградила его ледяным взглядом, клацнула зубами на Марика с Каем и отошла к своей хозяйке, стоявшей у забора рядом с Занудой.

– Ну… – неуверенно промямлил Кай. – Она ничего.

– А по мне, так вылитый бультерьер, – сокрушённо вздохнул Марик.

Пошуршав где-то у корней сосны, росшей неподалёку от входа в леваду, Зануда достала мешок с яблоками и поманила Марика с Каем. Угостив лошадей (Спарта ела в стороне, бросая на новых знакомых косые взгляды), Зануда проговорила:

– Мне кажется, они подружатся.

Её спутница неуверенно пожала плечами, с сомнением поглядев на Спартино выражение лица.

– Был бы грунт, мы могли бы вместе позаниматься, – продолжала Зануда, – но сейчас грунта нет нигде. А гулять сегодня, наверное, не стоит. Пусть привыкнет к новому месту, – Зануда вытерла руку, перепачканную яблочным соком, и сунула в карман пустой пакет.

– Пойдём, я покажу тебе амуничник и помогу разобрать вещи!

Забрав тазики, девушки направились к конюшне. Зануда бросила подозрительный взгляд на Марика, обнаружив его кормушку в соседней леваде, но Марик сделал вид, что он тут ни при чём.

Спарта проводила хозяйку взглядом и что-то тихо гугукнула ей вслед. Потом отошла от ворот и безразлично уставилась в глубь леса. Даже появившиеся вскоре конюхи, разводившие по левадам лошадей, не смогли вывести её из задумчивости.

Затаив дыхание, Кай медленно подкрался к ней. Спарта слегка прижала уши, но ничего не сказала.

– Это Гармо. А это Маэстро, – Кай кивнул на соседей, представляя их Спарте.

Маэстро, напыжившись, вразвалочку подошёл поближе и остановился у самой ограды, эффектно отставив в сторону ногу. Гармо сухо кивнула и отвернулась к сену. Спарта продолжала смотреть в лес.

– Вон та, крупная, серая в яблоках – Подруга, – продолжал Кай. – Очень весёлая лошадь, почти как я!

Подруга задорно хохотнула и подмигнула Каю.

– А эта, невысокая, – Ло. Она дружит с Подругой, но всегда немного грустная и тихая.

Спарта скупо кивала, безразлично окидывая взглядом лошадей.

– А вот Амадеус – самый добрый в конюшне!

Рыжий гигант добродушно улыбнулся Спарте из соседней левады, но та, поджав губы, непроницаемо смотрела на него, не отвечая на улыбку.

– А вот Бармен (крупный вороной конь сдержанно кивнул из-за спины Амадеуса).

– Там вдалеке тёмно-серый Амидон, видишь? – не сдавался Кай, отчаянно пытаясь заинтересовать Спарту. – Он обожает катать конюхов на чомбуре. Бежит, прыгает, а конюхи, вцепившись в верёвку, летают за ним. Им очень нравится!

Лицо Спарты ничего не выражало. Кай сник и отошёл к Марику, Спарта осталась стоять у ограды со странной смесью тоски и презрения на лице.

– Женщины, – сочувственно произнёс Конеед, пикируя на сосновую ветку над головами Марика и Кая.

– Да уж, – Марик поёжился. Ему хотелось сена, но подойти близко к Спарте он не решался. – С Пашкой всё как-то проще было.

– Да, одноглазый был друг что надо, – блаженно сказал Кай, погружаясь в воспоминания о битве попон.

– Пашка? – между ними неожиданно возникла Спарта. – Ты сказал, Пашка? Одноглазый? Гепард? – она требовательно переводила взгляд с Марика на Кая.

– Да! – Кай с вызовом посмотрел на неё.

– Гнедой такой… Красавчик и не хвастун! – она вдруг смутилась и захихикала.

Кай с Мариком вытаращились на Спарту, растерявшись от смены её настроения. Конеед завозился на ветке, устраиваясь так, чтобы было удобнее смотреть. Сверху посыпались шишки, пожелтевшие иголки и кусочки коры.

– Гнедой, – подтвердил Кай, стряхивая иголки с морды. – Мы полгода жили в одной конюшне, а потом нас увезли сюда. А он тоже куда-то уехал. В начале лета, получается, – быстро прикинул в уме Кай.

– Да, – Спарта тихо кивнула. – Мы с ним и познакомились в начале лета. Гуляли вместе в табуне, на выпасе… Мы были самыми младшими там, ну и… подружились.

– Ого! – радостно воскликнул Кай. – Ну, и как он сейчас?

– Не знаю, – Спарта опустила голову. – Несколько дней назад его увезли в другую конюшню. А потом меня привезли сюда, – она обвела взглядом лесную просеку с левадами.

– Пашка говорил, что мы ещё встретимся, – аккуратно вставил Марик.

– Да, он и мне это сказал. Но вдруг он ошибся? – Спарта недоверчиво поглядела на него из-под огненно-рыжей чёлки.

– Нет, – свесился с ветки Конеед. – Пашка никогда не ошибается.

– Какой у вас странный Конеед, – подняла глаза Спарта. – Страшный и не страшный одновременно.

Похрустывая сеном, Марик принялся рассказывать о том, как нашёл Конееда у оврага. Спарта слушала, вяло раскидывая травинки. Конеед, покачиваясь на ветке, мрачно отдирал от шерсти сосновую смолу. Марик говорил, но его не оставляло чувство, что мысли Спарты где-то далеко. Когда он закончил, Спарта подняла голову.

– А правда ведь, Пашка очень благородный? – спросила она, глядя на Марика.

Тот поперхнулся сеном.

– Мнэ-э-э… – растерявшись, протянул он и заозирался в поиске ответа. – Да, наверное… Благородный. Но разве это важно?

– Нет, – Спарта едва слышно вздохнула. – Нет, разумеется, это ничуточки для меня не важно.

Марик помялся на месте, испытывая ужасную неловкость. Он уже собрался было прогуляться к Маэстро и Гармо, как его окликнул Кай, пристально всматривавшийся в могучие корни громадного, потерявшего почти всю листву дуба.

– Марик! – сипло прошептал он. – Марик, погляди, кто это?

Между корней, деловито собирая жёлуди, расхаживал пушистый серый шарик с острыми ушками и блестящими глазками на вытянутой мордочке. Набрав полную горсть, он принялся аккуратно рассовывать их за щёки. Шерсть легко колыхалась при каждом его движении, и даже издалека было заметно, что она мягкая, как пух.

– Я видел их, – прошептал в ответ Марик, не понимая, почему шепчет. – Они плавают на земляных островках по речкам.

Спарта втиснулась между Каем и Мариком:

– Никогда таких не встречала!

– Конечно! – Конеед со стоном отодрал от себя последний кусок смолы, лишившись при этом изрядного клока шерсти. – Это всепогодный бурунчик! Большую часть жизни бурунчики проводят на своих плавучих островках и редко выходят на берег.

– А почему всепогодный?

– Потому что погода зависит от настроения бурунчиков. Перемены несложно почувствовать – каждый умеет предсказывать погоду. Кроме людей, конечно. А бурунчики умеют не только предсказывать, но и влиять на неё.

Бурунчик, пошарив под жухлым дубовым листом, поднял жёлудь, оглянулся и увидел лошадей. Конеед слетел со своей ветки и опустился на землю.

– Согреваюсь теплом, теплом солнца, рождённого в твоей душе, душе, – церемонно проговорил бурунчик, кланяясь Конееду. Затем поднял глаза на изумлённых лошадей. – Согреваюсь и  добротой, добротой, находящейся в ваших сердцах, сердцах, – вымолвил он, склонив круглую, с острыми ушками голову.

Троица неуклюже поклонилась в ответ. Марик украдкой попытался оттереть о ногу забрызганное грязью лицо.

– Ты ушёл далеко от реки, – Конеед подобрал жёлудь и протянул его бурунчику. Тот благодарно кивнул и, широко раскрыв рот, положил его за щёку.

– Мы остановились собрать еды, еды в дорогу. Скоро реки скуёт лёд, и они застынут, застынут. Нам надо спешить, спешить, в пути не будет времени на остановки.

Марик заметил, что бурунчик говорит чисто и складно, будто его рот вовсе не набит множеством желудей.

– А куда вы плывёте? – спросил Кай.

– Возвращаемся на юг, юг. Каждую зиму, как птицы, птицы, – бурунчик с сожалением посмотрел на гроздь рябины, висевшую над его головой. Тоненькое деревце почти полностью облетело и теперь зябко подрагивало в тени могучей ели. Конеед быстро поднялся в воздух и мгновенье спустя протянул бурунчику веточку красных ягод.

– А сейчас вы живёте на берегу или на своих островках? – поинтересовался Марик, которому не давал покоя этот вопрос.

– На берегу, берегу, – оживлённо затараторил бурунчик. – Видели бы вы, какой уютный домик, домик я себе построил! Стены, стены сплёл из жёстких стеблей рогоза, укрыл сверху кленовыми листьями, листьями, насыпал на пол иголок лиственницы и взбил мягкую постель из камышового пуха, пуха…

Откуда-то из-за деревьев налетел ветер, срывая осеннее золото с берёз, швырнул листья вниз и с сухим шорохом покатил по земле. Конеед поймал крошечный смерч и заворожённо смотрел, как тот кружит сухие еловые иглы и шелуху от шишек меж его ладоней.

– Прошу прощения, прощения, – смутился бурунчик. – Я всегда волнуюсь, волнуюсь, когда говорю о доме.

Ветер стих, будто его оборвали.

– Наши домики тесно ютятся меж корней, корней и старых, поваленных стволов, стволов, – продолжал, сияя, бурунчик. – Днём мы ищем жёлуди и ягоды, ягоды, а вечером, свернувшись клубочками в камышовом пухе, слушаем протяжные песни наших друзей, друзей. Они такие, такие милые, трогательные, беззащитные, беззащитные, – бурунчик восторженно прижал лапки к груди. – А сейчас им так тяжело, тяжело. Бедняжки совсем не выносят холода, поэтому мы подогреваем жильё, жильё, чтобы они не впадали в спячку, спячку и радовали нас своим тоненьким пением.