Амарант. История жеребенка

Марик представил себе крошечных пташек, порхающих над серыми шалашиками, и улыбнулся.

– Приходите к нам в гости, гости, – проговорил бурунчик и с надеждой обвёл всю компанию взглядом.

Ветер, яростно взвыв, налетел с новой силой. Часть неба заволокло тучами, и по затылкам лошадей застучал крупный град, подсвечиваемый выглядывавшим в прореху между облаками солнцем.

– Мне совсем нельзя волноваться, волноваться! – всплеснул руками бурунчик, безуспешно пытаясь укрыться от града под дубовым листком. Вцепившись в лист обеими лапками и подняв его над головой, он бросился к лошадям и нервно забегал между их ногами.

– Надо, надо успокоиться, – чуть не плакал он. – Мне совершенно необходимо успокоиться, успокоиться…

Град прекратился, но лишь затем, чтобы на землю в ту же секунду обрушились мутные ледяные потоки дождя. Бурунчик бросил свой лист и обречённо сел на него, закрыв мордочку лапками. Ливень стих, будто его оборвали. Кай, отфыркиваясь, принялся жадно глотать ртом воздух. Конеед брезгливо отряхивался. Марик потряс головой – в ушах шумело. Бурунчик осторожно выглянул из-за ладоней и, облегчённо вздохнув, поднялся с земли.

– Простите, простите, – жалобно пролепетал он, оглядывая мокрых жеребят. – Я ещё никогда, никогда не приглашал в гости лошадей.

– В гости мы с радостью, ты, главное, не волнуйся! – Кай, отдышавшись, бодро шагнул к ограде и привычно налёг на неё. – Ой! – он резко отскочил. – Щиплется!

– Конечно, щиплется! Это же электропастух, – сказала Спарта, окинув его удивлённым взглядом. – Не слыхал разве? Специальная ограда, которая щиплется, если её ломать.

– У-у-у-у, – Кай обиженно потёр носом бок и бросил негодующий взгляд на белую ленту. – Придётся заняться подкопом.

– Нам вообще не стоит уходить, Кай. – Спарта встала напротив калитки и нахмурилась. – Людям это не понравится. Они будут волноваться и переживать!

– Подумаешь! – Кай попытался обогнуть её, но Спарта сделала шаг в сторону и прижала уши.

– Я могу открыть ворота, если хотите, – между ними повис Конеед.

– Отлично! – Кай деловито зашагал по леваде, пока Конеед возился с замком. Спарта мрачно стояла в углу у калитки, с неодобрением поглядывая на него. – А далеко твой дом?

– На берегу реки, – восторженно проворковал бурунчик. – Там восхитительно! Я назвал его в честь моих друзей, друзей…

Марик с тревогой поглядел на начинавшее стремительно темнеть небо.

– Готово! – Конеед распахнул калитку, и Кай уверенным шагом направился к выходу. Марик со Спартой тревожно переглянулись.

– И как же? – ловко обогнув Спарту, Кай ступил за порог.

– Я назвал его хижиной, хижиной.

– Хижиной?

– Да, да, – глаза бурунчика засияли, – хижина «Голодные комарики».

Кай остановился так резко, что из-под его копыт брызнул мокрый песок.

– Голодные комарики? – севшим голосом переспросил он.

Бурунчик кивнул, лучась улыбкой.

– И много у тебя там… твоих друзей?

– О, их сотни, сотни, – просиял бурунчик. – Даже, наверное, тысячи, тысячи. Ах, какие они слагают баллады! Только послушайте, послушайте их! Нет ничего прекраснее комариных песен, песен. Как они милы, как добры, добры!

Где-то вдалеке загрохотал гром. Кай мялся, переступая с ноги на ногу. Конеед, усевшись на столб, издал невнятное кудахтанье, пытаясь скрыть смешок.

– Ты знаешь, – неуверенно промямлил Кай. – Я тут подумал… Люди ведь действительно очень расстроятся, если мы уйдём… – Он оглянулся на Спарту и Марика. Те, пряча улыбки, закивали.

– Давай в другой раз, – Кай развернулся и одним прыжком очутился в леваде. – Когда… мнэ-э-э… твои друзья улягутся в спячку. Так оно надёжнее будет.

– Приходите. Я буду вас ждать, ждать. Мы отплываем с первым снегом, снегом, на закате. Не опоздайте!

Он поклонился, прижал поплотнее к груди гроздь рябины и быстро зашагал в глубь леса. Почти скрывшись из виду, бурунчик остановился и оглянулся на оставшихся в леваде жеребят.

– Согреваюсь теплом солнца, солнца, рождённого в твоей душе, – он посмотрел на Конееда, а затем перевёл взгляд на лошадей. – Согреваюсь и добротой, добротой, находящейся в ваших сердцах!

Он помахал рукой на прощание и через мгновение исчез среди стволов и корней. Облака пронзил косой солнечный луч, осветив ярким пятном то место, где секунду назад стоял всепогодный бурунчик.

Глава 28, в которой Кай с Мариком устраивают поединок, возят вьюшек и провожают уплывающие острова

По залитому зыбким лунным светом полю бесшумно шагала крупная вороная кобыла. Не глядя по сторонам, она неспешно поднялась на поросший сухими былинками холм. Лёгкий ветерок перебирал пряди её гривы, а по следам лошади прихотливыми узорами распускались цветы инея.

Остановившись на вершине, кобыла подняла голову к луне. Мягкий лунный свет лизнул изгиб крутой шеи, отразился во влажных блестящих глазах. Низким бархатным, словно ночное небо, голосом кобыла заговорила. Она рассказывала о том, что пришло время снега, что лес совсем озяб, ели хмурятся в бессоннице, рассказывала о неспокойных, мающихся от бесснежья зверях.

Луна отвечала слабым мерцанием, и кобыла, прядая ушами, внимательно слушала её.

Разбуженный беседой ветер гнал за спиной у лошади низкие тучи, затягивал небо мутной пеленой. Звёзды гасли одна за другой, исчезая за тяжёлыми мрачными облаками. А по ним, разбрызгивая копытами тьму, мчался небесный табун – вестник скорой зимы и снега. Кони неслись над землёй – чёрные силуэты, непокорные призрачному свету луны. Кобыла наклонила голову, любуясь скачкой. Вдруг, встряхнув гривой и громко заржав, она прыгнула вверх, разметав сгущавшиеся тучи, и помчалась вперёд сквозь свинцовые облака, недосягаемая ни для ветра, ни для лошадей небесного табуна.

– И-и-и-ха-а-а!!!

Марик прыгнул вбок, резко развернулся, вырывая чомбур из рук конюха, и поскакал по леваде вслед за летевшим впереди Каем. Спарта, брезгливо поджав губы, аккуратно переступила через маленький комочек смёрзшегося навоза, зашла в леваду и чинно встала, ожидая, пока конюх снимет с неё недоуздок. Лишь после этого она негромко взвизгнула, вскинула голову и грациозно помчалась за друзьями.

Один конюх устало привалился к столбу, а второй, скрестив руки на груди, ждал, пока лошади набегаются. За непробиваемое спокойствие Кай прозвал их Так и Сяк. Ему никак не удавалось лишить эту парочку душевного равновесия – ни валянием в грязи, ни побегами, ни даже отказом от пищи (правда, надолго Кая не хватило – он продержался над полной миской всего минуту).

Конюхи к случавшимся неприятностям относились равнодушно – молча выслушивали возмущённую Тихоню, собирали втоптанное в навоз сено и возвращались к своей работе как ни в чём не бывало. И всё же Кай не терял надежды однажды вывести их из себя.

– Оп! – Кай с Мариком резко остановились, обдав конюхов дождём грязевых брызг, и замерли, ожидая, пока те снимут с них недоуздки. Сяк бесстрастно стёр рукавом грязь с лица, Так неторопливо стянул недоуздки, щёлкнул застежками карабинов, и оба невозмутимо направились в конюшню.

– Ы-ы-ых! – с сожалением топнул ногой Кай. – Ещё б чуть-чуть, и они бы с нами поиграли…

Спарта укоризненно на него посмотрела.

– Я смотр-р-рю, у вас уже настоящий табун собр-р-рался! – раздался сверху хриплый каркающий голос. Над левадами парил, широко раскинув крылья, Ворон. – Поздр-р-равляю, поздр-р-равляю!

– Да, настоящий табун, – кивнула Спарта.

Ворон сделал ещё один круг над их головами и устремился куда-то вдаль, скользя между вершинами елей.

– Да! – вскрикнул Кай так громко, что Марик со Спартой подпрыгнули. – И в табуне нам обязательно нужен главный!

Спарта снисходительно поглядела на друзей.

– Кай, – Марик с сомнением обвёл глазами леваду. – Нас же всего трое! Да и опасностей никаких нет!

– Ты не понимаешь! – завёлся Кай. – В любом, даже самом маленьком табуне должен быть главный! Это закон жизни! И за право быть главным лошади должны сражаться! Мы с тобой!

– Зачем? – попытался воззвать к разуму Марик. – Мы с тобой гуляем вместе уже кучу времени и ни разу не поругались. Для чего нам драться? И почему кто-то должен быть главнее другого?

– Не главнее, а ответственнее! И не кто-то, а сильнейший и храбрейший из нас! – Кай был непоколебим. – Давай сражаться, Марик!

– Ну… – Марик неуверенно помялся, озираясь по сторонам в поисках поддержки.

– Отлично! Сейчас и начнём! – просиял Кай, нетерпеливо подпрыгивая.

Спарта отошла к сену, демонстративно повернувшись к жеребятам хвостом.

Тем временем в соседних левадах началось оживлённое движение – лошади подходили к оградам, чтобы посмотреть на дуэль поближе. Бармен с Амадеусом о чём-то тихо переговаривались, не сводя глаз с жеребят, вставших друг напротив друга. Маэстро воодушевлённо шептал Гармо что-то о своём первом поединке. Та слушала его вполуха.

– Это так волнующе! – прошептала срывающимся голосом Подруга, обращаясь к Ло. – Я вся дрожу…

Марику было ужасно неловко. Слегка склонив голову, он сделал шаг, оступился и едва не упал. До него донёсся шумный вздох Подруги. «Глупость какая, – разозлился Марик. – Как будто нельзя просто договориться. Или сражаться вечером, чтоб не у всех на виду»! У него возникло чувство, что на завтрак он проглотил спутанный клубок дождевых червей, – в желудке ворочалось что-то ледяное и осклизлое. Марик хмуро поглядел на Кая. Тот стоял, подняв голову и озорно поблёскивая белками в уголках глаз.

– До первого укуса! – торжественно произнёс Кай, и Марик согласно кивнул. Он вдруг понял, что для Кая это будет игра – весёлая, будоражащая игра, что он ни на секунду не воспримет поединок всерьёз. На душе сразу сделалось спокойно, противный комок из желудка пропал, а где-то внутри стало подниматься радостное возбуждение.

Кай захрапел, выгнул шею и высокой ритмичной рысью двинулся вбок. Марик замер, внимательно следя за каждым движением друга. Кай на секунду остановился, а затем мощно прыгнул вперёд. Марик встал на дыбы, повернулся, пропуская мимо себя Кая, и тут же кинулся вслед, целясь ему в спину. Кай резко отскочил, повернулся к Марику, и они оба встали на дыбы.

Мир вокруг исчез. Остались только бой, напряжение мышц, проскальзывание копыт по неверному грунту, клацанье зубов и барабанная дробь бешено колотившегося сердца… Прыжок, отступление, разворот, встать на дыбы, чтобы сразу же рухнуть на запястья, зубы Кая, клацнувшие в сантиметре от уха, дикий блеск глаз, разметавшиеся пряди гривы и дробный стук копыт. Они разошлись и стояли, подрагивая и тяжело дыша. От повлажневших боков Кая валил пар. Спарта, полуприкрыв глаза, лениво выбирала из сена травинки позеленее, затем подняла голову и посмотрела на друзей со странным выражением на лице.

Кай стукнул копытом по земле, и они вновь бросились в атаку, уворачиваясь от копыт и зубов противника. Скачок назад, прыжок, разворот, разворот, ветерок от просвистевшего рядом копыта, снова прыжок, бросок… Ещё немного… Вытянуть шею, избежать удара, повернуться, и вот… Зубы Марика были в миллиметре от шкуры Кая, когда на него обрушился внезапный удар!

Марик изумлённо повернулся, пытаясь понять, как прорвался Кай через его защиту, но тут же сжался – на него посыпался нещадный град тумаков. В глазах всё смешалось – замелькали копыта, пряди гривы, чей-то хвост звучно хлестнул по боку, и на мгновение он увидел изумлённые глаза Кая.

– Нечестно! Ещё секунда, и я стал бы главным! – одновременно воскликнули Марик и Кай, пытаясь выбраться из немыслимой кучи-малы. И вдруг она распалась сама собой.

Между ними стояла Спарта.

– Тихо, мальчики… Тихо. Главной в табуне буду я!

Кай громко застонал, потирая носом ушибленную ногу, и страдальчески взглянул на Марика. По левадам прокатился одобрительный гул.

Отойдя в дальний угол, оба дулись на Спарту до самого вечера. А та безмятежно выбирала из сена колоски тимофеевки, совершенно не обращая внимания на мрачные лица друзей. Затевать новый поединок они не решились – синяки, оставленные Спартой, давали о себе знать.

***

Стемнело рано. Луна выплыла из разрыва облаков, посеребрив макушки сосен. По обе стороны Млечного Пути мерцали холодным светом крупные далёкие звёзды. Марик поднял голову и смотрел в небо, ощущая, как оно начинает медленно вращаться, увлекая его за собой во всё ускоряющийся звёздный водоворот. На него свысока глядели знакомые созвездия – Три Вьюшки, Посох Лешего, Гнутая Подкова… Ярким светом сияла звезда в Пасти Волка, а над самой конюшней висел Гарнец Овса. Марик вздрогнул, когда в  леваду зашёл конюх, чтобы забрать лошадей из ледяной тьмы в яркое тепло конюшни.

Цокая копытами по каменному полу, Марик наблюдал, как из Спартиного денника цепочкой выходят понурые вьюшки. Та слишком много времени проводила в леваде, и жить вместе с ней им было невыносимо. Не обращая ни на кого внимания, вьюшки направились в кормовую, где забились в тесную щель под обшарпанной ванной, в которой обычно замачивали овёс и мыли морковь. Из опустевшего денника, едва не задев уши входящей в него Спарты, вылетел Конеед. Опустившись на решётку, разделявшую денники Марика и Кая, он растянулся на ней, облизывая усы:

– Ну, с вьюшками я вс-с-сё решил. С-с-сил не было с-с-смотреть, как с-с-страдют бедняжки. Но ничего. Они отправятся в Путь с первым с-с-снегом!

– Здорово! – искренне обрадовался Кай. – Надеюсь, на этот раз они найдут более подходящую конюшню. Главное, чтобы мы в неё не переехали!

С низкого молочно-белого неба опускались крупные пушистые снежинки. Ни строчек заячьих следов, ни путаницы птичьих, ни даже шишек или веточек не было видно на белоснежном мягком ковре. Застывшие деревья едва слышно дышали во сне. Кай бежал впереди, задевая сидевшей сверху Тихоней еловые ветки. Те в ответ негодующе осыпали их снегом, и скоро у Кая на крупе вырос целый сугроб. Марик трусил следом, поглядывая на шедших сзади Зануду и Кормильца с Кульком на плечах. Кулёк дёргал руками за чудом уцелевшие после Кая заснеженные ветви и хлопал в ладоши, когда на него обрушивалось снежное облако.

Марик откусил еловую веточку и нашёл глазами Спарту. Та шла поодаль рядом с хозяйкой и с интересом поглядывала по сторонам.

– Как здорово! – Зануда остановилась и поймала на ладонь несколько тут же растаявших снежинок. – Первый снег, а в лесу уже настоящая зима!

– Точно! – отозвалась Тихоня, пытаясь вытряхнуть снег из капюшона. – А-а-а! – возмутилась она, отчаянно задвигав лопатками. – Завалился-таки за шиворот!

– Всё такое чистое, нетронутое… – задумчиво произнесла хозяйка Спарты. – Мы идём по этому белому полотну, как будто мы одни в целом мире.

Марик повернулся и вдруг краем глаза заметил тоненькую цепочку следов, петлявшую между деревьями. Он тихо фыркнул и кивнул Спарте.

– Интересно, чьи это? – спросила она, внимательно вглядываясь в лес. – Я никогда таких не видела.

– Пойду взгляну, – выдохнул Кай. Он шёл первым, поэтому немного запыхался, прокладывая путь в снегу.

– Так на тебе же Тихоня! – взволнованно воскликнула Спарта.

– Как будто мне это когда-нибудь мешало, – буркнул Кай и напролом полез в кусты. Тихоня недовольно забурчала и натянула повод, изо всех сил пытаясь вернуть коня на тропинку.

Неумолимый Кай, громко треща ветками, продрался сквозь заросли калины и боярышника, опустил голову и пошёл по следу, увлекая в чащу отчаянно сопротивлявшуюся Тихоню. Щедро осыпаемые снегом, они вскоре скрылись из глаз за горой валежника.

– Не случилось бы чего, – взволнованно заметила Спарта, вглядываясь в лес.

– Не бойся! Кай – отличный следопыт, – попытался успокоить её Марик.

– Какой Кай? Я о Тихоне беспокоюсь! Он же её в самый бурелом потащил!

Треск ломаемых сучьев возвестил о возвращении Кая. В его спутавшейся гриве торчали веточки, а в хвост мёртвой хваткой вцепились высохшие, скрюченные репьи. Раскрасневшаяся от борьбы Тихоня нервно отряхивала куртку от снега.

– Она мне мешает, – возмущённо начал Кай, косясь на Тихоню, но, поймав негодующий взгляд Спарты, прикусил язык. – Не дала дальше пойти! Придётся ждать, пока кого-то из нас отпустят…

Они двинулись вперёд, пожирая глазами следы, едва те появлялись из-за деревьев. Марик начал прикидывать, сколько он продержится, если бросится на разведку, волоча за собой Зануду, как вдруг Кулёк обрадовано закричал:

– Конеед!

Марик завертел головой и увидел большой сугроб, перед которым следы обрывались. Над ним парил Конеед, весело махая Кульку и лошадям. Почти касаясь снега, он крикнул куда-то внутрь сугроба:

– Эй, вылезайте! Привал окончен! Лошади ждут вас!

Сугроб зашевелился. Рыхлый снег посыпался во все стороны, и из него показалась пухлая вьюшка, за которой теснились остальные. Вьюшки повели носами, некоторые громко шмыгнули, алчно уставившись на Марика. Пухлая вьюшка с неожиданной ловкостью бросилась ему прямо под ноги, и её товарки кинулись за ней. Марик отпрыгнул от толстухи, угодив копытом по другой вьюшке.

Та издала звук лопающейся сочной ягоды, однако быстро пришла в себя и вновь налетела на ноги Марика. Он отшвырнул её копытом, поднял взгляд и обомлел – из осевшего сугроба появилась целая толпа вьюшек, и теперь все они с победным кличем мчались к лошадям. Марик заметался, Кай неистово замолотил копытами, стараясь угодить по вьюшкам, Спарта с отвращением на лице судорожно забила ногами. Зануда, наступив по пути на пару вьюшек, грозно двинулась на Марика, размахивая кордой.

Осадив по глубокому снегу несколько шагов, он сдался. С неприязнью наблюдая, как вьюшки, больно цепляясь за шерсть, взбираются по его ногам, он слушал рассуждения Зануды о том, как надо поступать с лошадью, которой вдруг вздумается поплясать посреди дороги.

Оглядевшись, Марик понял, что положение его друзей немногим лучше – вьюшки накрепко вцепились в их ноги. Какая-то мелкая вьюшка прыгала вокруг, отчаянно вереща – ей не хватило места! В конце концов, лихо подпрыгнув, она с чрезвычайно довольным видом повисла на Спартином хвосте. Гомон стоял невероятный – вьюшки громко галдели, ругались и спорили одновременно со всеми сразу.

– Чудо, что вы отправились гулять! – стараясь перекричать вьюшек, рявкнул Конеед прямо в ухо Марику. – Им, бедняжкам, так тяжело пробираться по снегу… А идти им надо именно сегодня!

– Это они бедняжки?! Куда идти? – Марик с негодованием посмотрел на истошно вопящих вьюшек, гроздьями висевших на его ногах.

– Кай! Ну а ты-то что встал посреди дороги! – воскликнула Тихоня.

Кай, высоко поднимая ноги, сделал шаг, изобразив страдание на лице. Вьюшки восторженно заулюлюкали. Зло блеснув глазами, он вступил в глубокий сугроб, как следует искупав вьюшек в снегу. Те приуныли, но улюлюкать не перестали. Спарта брезгливо тряхнула ногой, но вьюшки держались крепко. Марик тоже осторожно шагнул. Идти было неудобно – вьюшки елозили по ногам, то спускаясь, то забираясь повыше.

– Им обязательно нужно дойти сегодня? – скрипнул зубами Марик, поглядев на Конееда.

– Да, – немного виновато повторил тот, взлетая на спину Марику. – Если бы не вы, мне пришлось бы тащить их на себе.

– Мы снова в Пути! – воскликнула мелкая вьюшка, раскачиваясь у Спарты на хвосте. – Опять в Пути!

– В Пути! В Пути! – эхом подхватили другие.

Спарта прижала уши и мрачно посмотрел на Конееда.

Они продолжали идти по петляющей тропке. Вьюшки постепенно угомонились, перестали визжать и теперь с интересом озирались по сторонам, вглядываясь в заснеженную тишину сонного леса. Кое-где с мягким глухим шорохом с разлапистых ветвей падал снег.

Зануда отпустила Марика с корды, но он не побежал, по обыкновению, вперёд, а продолжил идти за Каем, с трудом, немного припадая на каждом шагу на левую переднюю ногу – на ней сидела самая пухлая вьюшка, судорожно охая, когда Марик поднимал её в воздух, и недовольно ойкая, когда нога опускалась в сугроб. Спину приятно согревал Конеед.

Сзади Кормилец, Зануда и хозяйка Спарты что-то оживлённо обсуждали. До Марика то и дело долетали их смешки.

Кулёк с любопытством разглядывал вьюшек – ему ещё не доводилось видеть их в таком количестве. Спарта гордо замыкала шествие, меланхолично покусывая ветки молодых ёлочек, в изобилии росших по бокам тропинки.

Они вышли на высокий берег, и Марик увидел внизу тёмно-серую ленту реки. Кай, фыркая и отдуваясь, прокладывал дорогу. Вьюшек, сидевших у него на ногах, почти не было видно из-за снега, облепившего их мокрыми комьями. Короткий день клонился к закату, серое небо стало темнее, а тени в лесу подросли и подёрнулись зыбкой пеленой.

– Мы почти на месте, – с силой оттолкнувшись от спины Марика, Конеед взмыл в воздух и внимательно огляделся. Вьюшки с надеждой посмотрели на него и закивали, постукивая зубами от холода. Марик почувствовал, как некоторые дрожат, и прибавил шагу. Вскоре лес расступился, и они оказались на знакомой Марику широкой просеке с бродом.

– Уф, привал! – Кормилец снял с плеч Кулька, который неуверенными шагами поспешил к лошадям – смотреть вьюшек. А те, с трудом отдирая задеревеневшие лапки от лошадиных ног, спускались на снег. Кое-кто прыгал, пытаясь размяться, кто-то шумно дул на лапки, чтобы согреться, но большинство сбились в кучу и испуганно поглядывали на сугробы вокруг. Немного придя в себя, вьюшки тут же принялись верещать, возмущаясь и грозя крохотными кулачками. Они жаловались на холод, на лошадей, на замёрзшие лапки, на глубокий снег, а главное – на бестолкового Конееда… У Марика зазвенело в ушах, и он поспешно отошёл от страдалиц подальше.

Тихоня, спрыгнув с Кая, ослабила подпругу, и тот немедленно принялся раскапывать снег в поисках травы. Спарта, впервые оказавшаяся у реки, с интересом осматривалась, не замечая, как с её ног кубарем скатываются последние вьюшки.

Конеед, взлетев повыше, чтобы его могла видеть каждая вьюшка, прокричал: «Скорее! Вас уже ждут!» Вьюшки приумолкли и, с трудом разгребая лапками снег, потянулись за ним. Марик заинтересованно двинулся следом. У громадного дуба, росшего чуть в стороне от леса, меж припорошенных снегом корней ютились крохотные плетёные домики, из которых раздавалось едва слышное гудение.

– Кай, Спарта! Вы только посмотрите! Скорее сюда!

Кай рванулся вперёд, едва не опрокинув в сугроб Тихоню. Спарта, аккуратно поддёргивая корду в руках у хозяйки, шаг за шагом последовала за ним.

– Это, наверное, домики всепогодных бурунчиков, – предположил Кай, подходя как можно ближе. – А гудят в них комары!

Спарта нежно вытянула у хозяйки ещё несколько сантиметров корды.

– А бурунчики где? – спросила она, оглядывая жилища.

Марик кивнул на реку.

По крутому берегу тут и там сновало бесчисленное множество бурунчиков, переносивших жёлуди, кисточки рябины и орехи куда-то за покрытую снегом кочку. Вдруг один из них пискнул, высоко подпрыгнул и помахал лошадям рукой. Марик улыбнулся и кивнул ему, не без тревоги отметив, что ветер заметно усилился. Однако бурунчик, видимо, совладал с собой и, передав последний орех, ловко вскарабкался к стоявшим на высоком берегу лошадям.

– Вы пришли, пришли, чтобы увидеть отплытие, отплытие! – пропищал он, прижимая лапки к груди. – Я так тронут, тронут! – Он уставился куда-то за спину Марика и воскликнул с ликованием: – Ты, ты привёл, привёл их!

Марик оглянулся в недоумении. К ним приближался улыбающийся Конеед, за которым ползли по снегу совершенно измученные вьюшки.

– Они что, – Кай переводил изумлённый взгляд с вьюшек на бурунчиков, – отправятся с вами?!

– С нами, с нами, – просиял, дважды кивнув, бурунчик.

– А комары? – Спарта опасливо покосилась на заснеженные домики.

– О… Немного грустно, грустно расставаться с ними… Но мы оставили тепло, тепло в наших домах, чтобы наши друзья зимовали, зимовали.

Марик представил себе свой денник, полный комаров, и содрогнулся.

Тем временем вьюшки доползли до ног лошадей и, устало привалившись к ним, переводили дыхание. Кай, не удержавшись, сделал шаг, сбросив нескольких в сугроб. Некоторые бурунчики, закончив таскать припасы, поднялись на берег и встали неподалёку, почтительно сложив лапки на животах. Вьюшки мало-помалу приходили в себя. Самые юные даже затеяли какую-то шумную возню, проворно шмыгая между копытами. Конеед повис в воздухе над ушами Марика (тот чувствовал, как щекочут кончики ушей длинные волоски его пушистой шерсти) и умиротворённо поглядывал на вьюшек.

– Ну, что вы там углядели? – спросила Тихоня, потянув Кая за повод. – Может, пора домой?

Кай нетерпеливо отмахнулся головой и повернулся к бурунчикам.

– Спасибо, спасибо, что пришли проводить, проводить нас, – поклонился лошадям знакомый бурунчик, и остальные радостно закивали. – А теперь нам пора, пора. Холодные волны, волны зовут нас в дорогу, в дорогу. – Он поглядел на вьюшек и протянул руку самой маленькой. – Пойдёмте, пойдёмте.