Амарант. История жеребенка

Страх висел над самой землёй, стелился чёрным маревом под копытами. Марик сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Среди густо растущих деревьев, взявшись за руки, за лапы и крылья, по снегу кружили конееды. Огромные и крошечные, покрытые перьями, чешуёй, мехом, бородавчатой кожей, с когтями и без, с клыками и без клыков, с хвостами, усами и рогами…

Марик осторожно шагнул вперёд, стараясь не наступить на хрусткие веточки, валявшиеся на снегу. Конееды кружились в хороводе всё быстрее и быстрее, сливаясь в бешено вращавшийся круг. Вдруг они с лёгким звоном разорвали цепь и начали медленно подниматься в воздух гигантской чёрно-серой спиралью, нависая над лесом. Марик смотрел на них, не в силах оторваться.

Конеед, поднявшийся выше всех, вдруг засветился, словно солнечный зайчик, случайно попавший в мутную пелену белого неба. За ним – второй, третий, четвёртый – будто огненная лента, извиваясь, бежала на землю с небес. Несколько мгновений конееды неподвижно мерцали в воздухе, а затем, вспыхнув ослепительным светом, исчезли.

Жеребёнок, зачарованно глядевший в небо, остался один в середине рощи…

– Крас-с-сиво, правда? – у его левого плеча бесшумно возник Конеед. Марик кивнул ему, здороваясь. Отчего-то при виде старого друга он испытал особенную радость. Через мутную сырость облаков пробивалось солнце.

– Почему они исчезли? – спросил жеребёнок.

– Ушли, – с ноткой горечи ответил Конеед и вздохнул.

– Ушли? Куда?!

– Не знаю. Я ведь не пошёл с ними…

Марик удивлённо уставился на него. Ему вдруг вспомнились слова Конееда о том, что он уйдёт, как только наберётся сил. Его так встревожила эта мысль, что он совершенно забыл о клубившемся под ногами страхе, а когда вспомнил, его уже и не было.

– Страх пропал, – прошептал жеребёнок.

– Конечно, пропал, – закивал Конеед. – Это же твой страх, а не конеедов.

– Мой? Я думал, конееды его излучают… я же чувствовал, как… как он исходит от них, стекает на землю чёрными каплями, и… – Марик содрогнулся.

– Я ведь тебе уже объяснял, правда? – слегка раздражённо уточнил Конеед. – Конееды едят страхи, а не напускают их! Ты боишься, и поэтому окутываешь конееда собственным страхом.

– Я боюсь, да, – прошептал Марик, опустив голову. – Боюсь быть трусом.

Он обернулся, почувствовав чей-то взгляд на спине. Зануда стояла у входа в рощицу, покачивая верёвкой – явно надеялась, что жеребёнок сам подойдёт к ней. Марик вздохнул и двинулся к хозяйке. Конеед неспешно поплыл за ним.

***

Пашка бодро вышагивал впереди, оглядываясь по сторонам. Зануда шла рядом с подругой, ругая промокшие ботинки. Марик уныло плёлся в самом конце процессии. Настроение у него было отвратительное, главным образом из-за собственного страха. Конеед свернулся уютным клубком на его спине.

– Скажи… – начал было Марик, но вдруг замялся. Он смущённо пнул ногой чуть слышно зазвеневшую ледышку. – Зачем уходят конееды?

Конеед взлетел в воздух и поплыл рядом с мордочкой жеребёнка. Пашка, вынужденный идти впереди, навострил уши.

– Может быть, им хочется увидеть горы, – мечтательно промурлыкал Конеед. – Там потрясающие облака – они седые и кажутся бесконечно древними. Некоторые наверняка хотели бы погонять солнечных барашков над морскими волнами. Да и… ты должен понимать, что мир не вращается вокруг одного нескладного, робкого, непролинявшего жеребёнка… Тебе кажется, что конееды ушли, а конееды считают, что они возвращаются. Скажу по секрету, что для кого-то совершенно неизвестного их появление окажется полной неожиданностью!

– Куда возвращаются? – воскликнул Пашка, чьи уши, изогнувшись, приняли абсолютно немыслимое положение, чтобы не пропустить ни слова.

– Туда, откуда пришли, – неопределённо ответил Конеед, превращаясь в туманное облачко.

Марик из конеедского объяснения не понял ничего. Стараясь избавиться от слишком сложных мыслей, он тряхнул головой и мелкой рысью побежал за Занудой.

Глава 20, в которой Марик прыгает, Пашка пьёт из ладошек, Кай загадывает желанье, а Зануда бегает под дождём

На мир обрушилась весна! Солнце щедро заливало пахнувшую влагой землю золотым теплом. За несколько дней пробилась травка и потянулась ввысь острыми изумрудными кончиками. Запестрели одуванчики, запорхали бабочки, засновали по земле трудолюбивые муравьи. Галдели птицы, сновали мыши, просыпались деревья, повсюду стоял невообразимый гам.

Марик, подставляя бока под оранжевое, клонившееся за лес солнце, вгрызался в сладкие молодые травинки. Занятие только что закончилось, в мышцах образовалась приятная усталость, а в голове – блаженная пустота. Зануда, тихо напевая себе под нос, сидела на коленях и плела венки из одуванчиков. Кормилец прислонился спиной к ограде плаца. Он забирал у Зануды готовые венки и лениво скармливал их Тунгусу. Тот, прикрыв глаза, с удовольствием жевал сочные трубчатые стебли и сладкие цветки. Кулёк сидел неподалёку и сосредоточенно изучал одуванчик. Едва Зануда отвернулась, он ловко протянул ручонку, схватил цветок и отправил его в рот.

– Ешь, ешь, – одобрительно покивал Марик. – Вкусно!

Кулёк недоверчиво посмотрел на него и подвигал челюстями. Зануда, быстро повернувшись, лакомство у него отняла, но стоило ей отвлечься, как малыш схватил ещё один одуванчик и проглотил, не жуя. Просияв, Кулёк поглядел на жеребёнка, и Марик весело ему подмигнул.

Неожиданно из-за листика подорожника показалась голова Полевика. Он больше не напоминал помятый букетик сухоцветов. В нём появилась упругость травы, яркость и пестрота цветов, зрелость налитого колоса. Хозяин полей вежливо поклонился лошадям, осведомился об их здоровье, пожелал всех благ и снова пропал в траве, поглощённый весенними заботами.

Тунгус вдруг поднял голову и приветственно фыркнул. К плацу приближались Кай с Пашкой, о чём-то весело переговариваясь, пихаясь и хихикая. Хозяйки одёргивали их, впрочем, без особого энтузиазма. Марик, насколько позволила ему длина корды, сделал несколько шагов им навстречу.

– Приве-е-е-ет! – проорал Кай так, будто они не виделись несколько месяцев.

Марик улыбнулся, наблюдая за его сильными, пружинистыми движениями. Зануда протянула последний венок Тунгусу и поднялась, потягиваясь и позёвывая.

– А мы уже отзанима-а-ались, – протянула она сквозь зевки.

– А мне всё так ле-ень сегодня, – в тон ей ответила Тихоня. – Может, просто выпустим их, а они сами побегают?

Марик, Кай и Пашка усиленно закивали. Зануда подхватила на руки Кулька, на ходу вытянула у него изо рта очередной одуванчик и выпустила Марика на плац. Кормилец с Тунгусом зашли следом.

Жеребёнок по привычке бросил взгляд на один из дальних углов – тот самый, где зимовали вьюшки. Их уютный сугроб давным-давно растаял, но трава на его месте была полупрозрачной и чахлой, с одиноко валявшейся на ней крупной, подгнившей стружкой. Конеед клялся, что увёл вьюшек сразу, как растаял снег, в подходящую для них конюшню. Марик надеялся, что они дошли благополучно, Кай – что сгинули по дороге, а Пашка был просто счастлив, что избавился от этих надоед навсегда.

***

– Она где-то рядом! Рядом!! Я чувствую!!! – волновался Кай, с силой и надеждой втягивая в себя воздух.

Марик с Пашкой переглянулись и застонали. С приходом весны Кай только и говорил, что о поиске избушки и Целительницы. Марик с Пашкой относились к этому скептически – оба были уверены, что, когда придёт время, старушка подаст им весточку или знак и что случайные поиски ни к чему не приведут. Кай злился, считая, что друзьям просто лень идти на поиски.

– Лично я чувствую только приближение грозы, – Пашка потянул носом.

– Да, гроза будет, – кивнул Марик. – И, Кай… пожалуйста, хватит уже об этом.

– Нет, не хватит! Ничего не хватит! Она звала нас весной. Значит, мы должны прийти во что бы то ни стало!.. У-у-у-у, кровопийца, – злобно проскрежетал он, отмахиваясь от звеневшего над ухом комара.

– Кай, я не хочу убегать от людей. И не хочу, чтобы хозяева рыскали за нами по болотам. Пойми же ты, наконец! Пока она сама не захочет, нам её не найти!

– Ну, чего вы в углу встали? – Тихоня махнула в сторону жеребят свёрнутой кольцами кордой. – Давайте, побегайте!

Жеребята лениво затрусили по кругу.

– Нет, Пашка, – продолжил Кай на бегу. – Ты не прав! Мы должны…

Он осёкся и резко остановился, уставившись куда-то вдаль. Марик с Пашкой по инерции пробежали вперёд. На границе поля, почти сливаясь с зазеленевшим лесом, стояла знакомая избушка.

Испустив ликующий крик, Кай подпрыгнул на месте и рванул к выходу.

– Стой! – в один голос воскликнули Пашка с Мариком и ринулись за ним.

Добежав до выхода, Кай сжался в пружинку и взмыл над цепочкой, закрывавшей выход с плаца.

– Стой!

Кай даже не обернулся. Краем глаза Марик увидел, как Зануда с Пашкиной хозяйкой бегут к ним наперерез. Мелькнуло изумлённое лицо Кормильца с восторженным Кульком на руках. Тунгус стоял рядом с ними и с усмешкой смотрел то на жеребят, то на границу поля и леса. Через секунду Пашка перемахнул цепочку и помчался за Каем. Оглянувшись, Марик на секунду замешкался. Зануда с пылающим, не предвещавшим ничего доброго лицом неслась к воротам, размахивая свёрнутой кордой. Тихоня с Пашкиной хозяйкой спешили за ней. Марик отвернулся от Зануды и, с силой оттолкнувшись от земли, взмыл в воздух. Уже в полёте он сообразил, что прыгнул слишком рано, попытался извернуться, взбрыкнул и задел цепочку копытами. Та соскочила с крючка и, обвив, будто змея, задние ноги жеребёнка, резко рванула его назад и вниз. Марик рухнул на землю.

В голове гудело. В ушах звенел высокий Занудин визг. Марик осторожно вдохнул, расправляя ушибленные лёгкие. Во рту стоял вкус крови, на зубах скрипела земля, задние ноги саднило. Зуб угрожающе шатался. Марик, отплёвываясь, осторожно поднялся.

Кай с Пашкой летели далеко впереди. Марик поскакал за ними, набирая скорость с каждым темпом. Зануда остановилась, с досадой топнув ногой.

Марик скакал изо всех сил, стараясь не вслушиваться в летевшую ему вслед ругань Зануды. Под ногами разлетелась в пыль мягкая горка муравейника, высунувшийся из кротовины землерой возмущённо погрозил кулачком.

Марик резко остановился перед избушкой, уткнувшись в спины друзей. Солнце почти опустилось за лес, и в его длинных золотисто-красных лучах горели чешуя и когти могучих избушкиных ног. Привычно пахло древностью, тайной, деревом и лесом.

– Не войти, – Кай, тяжело дыша, безнадёжно кивнул на закрытую дверь, находившуюся на уровне глаз жеребят.

– Не войти, – подтвердил Пашка.

Против воли трогая языком шатавшийся зуб, Марик принялся разглядывать длинные рассохшиеся трещины в сероватых брёвнах избы. Порыв ветра подхватил с крыши мелкий лесной сор и запорошил глаза. Марику захотелось прижаться лбом к древней стене. Он с опаской покосился на острые когти, мирно покоившиеся на земле, и шагнул ближе к избушке. Сердце вдруг бешено заколотилось, а по телу пробежала горячая волна: Марик увидел едва различимый след. Человеческий!

– Марик…

– Погоди, Кай! – Марик, прикрыв глаза, потянул ноздрями воздух, стараясь определить, как давно был оставлен этот след.

– Марик, смотри…

– Пашка, пожалуйста, не отвле…

– Да подними ты голову, наконец! – глухо рявкнул Кай.

Марик с досадой вскинул голову и замер.

Рядом с ними стояла девочка с корзинкой в руках. Должно быть, она только что вышла из леса!

Перехватив корзинку в одну руку, малышка поправила на волосах венок. В нём причудливо переплетались тяжёлые головки красного клевера с бубенчиками ландышей, остро пахнущие шишечки пижмы с пушистыми метёлками лисьего хвоста, медуницей и ещё какими-то травами и цветами, названия которых Марик постоянно забывал. Придерживая свободной рукой длинную холщовую юбку, девочка, легко ступая босыми ногами, подошла к жеребятам. Кай испуганно захрапел. Марик видел, как напряглись его мышцы для прыжка.

– Хочешь? – девочка зачерпнула из корзинки горсть земляники и протянула её Каю. Тот осторожно взял несколько ягод, то и дело кося глазом в сторону избы и раздувая ноздри. Девочка улыбнулась и вытерла перепачканную земляничным соком ладошку о траву.

– Не узнал?

Кай беспокойно облизнулся и сделал шаг назад.

– Не узнал! – рассмеялась девочка. – В глаза-то мне загляни, – вдруг проскрежетала она старушечьим голосом.

Детское личико на мгновенье преобразилось – подёрнулись призрачной дымкой глаза, тонкой сеточкой пробежали по коже морщины, собирая её в крупные складки на лбу и щеках.

– Целительница! – воскликнул Кай, подпрыгнув на месте. – Но… Но почему?

– Так весна же! – удивляясь его недогадливости, проговорила девочка. – Мир помолодел, и я вместе с ним!

Марик вдохнул сладкий запах цветочного венка, мешавшийся с ароматом земляники. Он уткнулся ноздрями в её руку и прикрыл глаза. Девочка чуть шевельнула пальцами, и царапины на ногах перестали саднить. Марик с надеждой потрогал языком шатавшийся зуб – он качался всё сильнее.

– Это молочный, – улыбнулась Целительница, – пора бы ему уже и выпасть.

Марик понимающе кивнул.

– Земляника, ландыши, пижма… – растерянно проговорил Пашка. – Ничего не понимаю! Они же все в разное время цветут! Почему все вместе?

– Лесовичок с Полевиком подарили. – Целительница присела на колени и разделила крупную горсть ягод между Мариком и Пашкой.

– А я сразу понял, что ты не обычная девочка! – важно сказал Кай.

– Это почему же? – Целительница поднялась и расправила юбку. Повела рукой, и примятая трава потянулась вверх.

– Люди не ходят босиком, – высокомерно изрёк жеребёнок.

Девочка расхохоталась.

– Ходят, ходят! Редко, правда, – она вдруг нахмурилась, сдвинув брови.

Сизый поползень быстро сбежал вниз по стволу сосны и порхнул ей на ладонь. Целительница рассеянно провела пальчиками по его голове.

Марик обернулся и увидел Зануду с Тихоней, быстро шагавших вдалеке по кромке поля. С востока наступало свинцовое облако, такое низкое, что казалось, будто оно касается вершин деревьев. Вдалеке прогрохотал гром, налетевший ветер принёс с собой влажную свежесть воздуха, которая бывает только перед грозой. Поползень в испуге вспорхнул и нырнул куда-то под сосновые корни.

– Ох, какая гроза идёт! – сказала девочка, оборачиваясь к туче. Она подошла к избе и ласково похлопала рукой по серому бревну. Изба чуть слышно вздохнула и слегка накренилась.

– Нет-нет, не наклоняйся, я сама, сама заберусь!

Она подпрыгнула, подтянулась и ловко вскарабкалась на высокий порог, болтая в воздухе ногами. Встала на цыпочки, потянула за бронзовое кольцо и отворила скрипнувшую дверь. Девочка скрылась внутри, звонко стуча босыми пятками по широким доскам пола. Кай засунул нос в оставшуюся стоять на земле пустую корзинку из-под ягод и перевернул её.

– Кай! – зашипели на него Марик с Пашкой, пытаясь поставить корзинку на место. Но та перекатывалась с боку на бок, не желая возвращаться в правильное положение. Увлечённые работой, жеребята не сразу расслышали шаги возвращавшейся Целительницы. Через распахнутую дверь избы было видно, как девочка шла боком, с трудом переставляя ведро с водой. Вода выплёскивалась, окатывая прозрачными потоками босые ноги с прилипшими к ним стебельками травы. Несмотря на это, пол в избе оставался сухим, а вода в ведре не убывала.

– Ф-фу-у-х, – выдохнула она, остановившись на пороге и тыльной стороной ладони вытирая раскрасневшееся лицо. – Тяжеленное! Иди сюда, Пашка!

Поставив ведро, она села рядом, болтая ногами. Марик испытал лёгкое разочарование от того, что их не пригласят в дом, но тут же устыдился своих мыслей.

– Ты уж прости, – проговорила девочка, поймав его взгляд,  – но избушка моя опять ногами захворала. Тяжело ей приседать.

Пашка робко подошёл, глядя на сидящую девочку снизу вверх. Она, вдруг став серьёзной, сосредоточенно посмотрела на него.

– Подарок твой, – сказала она, зачерпывая ладонями воду, и протягивая её Пашке. – Пей!

Пашка, вытянув шею, выпил. Целительница набрала ещё воды и протянула жеребёнку. Затем ещё и ещё. Затем она обняла Пашку за морду, наклонилась к нему близко-близко и что-то прошептала. Пашка дёрнул ухом, на мгновенье прижался к девочке, а потом аккуратно высвободился и отошёл.

В низкой туче сверкнула молния, почти сразу с оглушительным треском прогрохотал гром. Ветер, низко пригибая полевую траву, понёсся вглубь леса. На нос Марику упала крупная, тяжёлая капля.

– Мы ведь последний раз видимся? – вдруг спросил Кай, пристально глядя в глаза девочки.

Целительница спрыгнула на землю и подошла к лошадям. Ветер швырнул ей волосы в лицо, платье затрепетало, захлопало складками подола. Цветы в венке остались неподвижными – лишь купавницы слегка качали золотыми головками в такт её шагов, будто и не было предгрозового ветра.

– Да, Кай, – проговорила она. – Мне пора идти дальше.

Горький комок вдруг возник у Марика в горле, мешая дышать. В носу защипало.

– Ну, говорите! Чего бы вы хотели? – вдруг жёстким властным голосом произнесла девочка.

Марик заметил огонёк, блеснувший в глазах Кая, и с ужасом понял, что тот сейчас сморозит какую-нибудь глупость.

– Любое желание? – уточнил Кай.

– Любое.

У Марика в голове вдруг образовалась звенящая пустота, внутри которой колотилась одна-единственная мысль – «думай-думай-думай». Он даже заскрипел зубами от напряжения, но ни одно, даже самое завалящее желаньице, в голову не приходило!

– Я хочу… – помедлил Кай, а потом, вдруг, просияв, быстро выпалил: – Я хочу, чтобы эта наша встреча не была последней! Это можно?

Марик радостно кивнул. Девочка сощурилась, вглядываясь куда-то поверх жеребячьих голов.

– Да, – медленно произнесла она. – Это можно. А теперь… теперь мне пора.

Марик почувствовал прикосновение детских рук, обнимающих его за шею. Целительница порывисто обняла Кая с Пашкой, подхватила корзинку и проворно забралась на порог избушки.

– Прощайте!

Избушка заскрипела, покачнулась и медленно побрела в лес. Девочка стояла на пороге, покачиваясь в такт избушечьим шагам. Сверкнувшая молния на мгновение выхватила её фигурку из сгущавшегося сумрака, и Целительница подняла руку, помахав жеребятам.

На мир обрушилась гроза. Тугие струи воды рассекали воздух, сбегали по затылку, по гриве, по плечам. Резко и свежо запахло мокрой травой и хвоей. Потоки воды забурлили под ногами, зачавкала, захлюпала грязь. Жеребята стояли неподвижно, словно не замечая дождя, и заворожённо глядели вслед давно скрывшейся из виду избушке. Марик вздрогнул, услышав чьи-то шаги.

– Это не лошади, это… это… – мокрая, забрызганная грязью, растрёпанная Зануда вынырнула из плотной завесы дождя. – Эй! Они тут! – обернувшись в серую мглу, прокричала она.

Через мгновенье появились запыхавшиеся Тихоня с Пашкиной хозяйкой. Жеребята виновато потупились и мялись с ноги на ногу, стараясь принять наиболее жалостливый вид.

– Иди сюда, Марищ-щ-ще, – злобно прошипела Зануда, сверкая глазами и угрожающе покачивая кордой. Марик робко шагнул вперёд, не спуская глаз с собственных копыт. Зануда вытерла мокрое лицо рукой (отчего грязь размазалась ещё сильнее), шмыгнула носом и пристегнула корду к недоуздку. Вспышка молнии осветила поле, и Марик увидел, что Кай с Пашкой тоже подошли к хозяйкам.

– Не пойму, – возмущалась всю дорогу Зануда, не глядя на жеребёнка, – ты добиваешься того, чтобы я не отпускала тебя с верёвки? Хочешь приходить на плац, работать положенное время и возвращаться в конюшню? Хочешь… – взгляд её остановился на задних ногах Марика.

– Ещё и ноги ободрал! – взвыла она.

– Да ладно тебе, – перебила её Пашкина хозяйка. – Они просто разыгрались, им весело было.

– О да, в этом я ничуть не сомневаюсь, – усмехнулась Зануда. – Очень весело! Невероятно весело! Всепоглощающе! Так весело, что о нас можно было и забыть!

Марик с досадой дёрнул ухом. Он посмотрел на Кая и увидел в его глазах странную смесь жалости к людям и собственного бессилья что-либо им объяснить.

***

– И где они были? – Кормилец распахнул двери конюшни, и Марик с наслаждением шагнул в сухое тепло. Зануда безуспешно пыталась отодрать от ног насквозь вымокшие штаны. Кулёк, сидя на руках Кормильца, заулыбался, одобряя Занудин внешний вид.

– На другом конце поля. Недалеко от того места, где тропинка заходит в лес, помнишь?

Кормилец кивнул.

– Стояли все трое, мокрые как мыши, и глазели на деревья, будто первый раз в жизни их видели.

В конюшню вошёл Кай и остановился, ожидая возившуюся с дверным замком Тихоню. Коварно ухмыльнувшись, он шумно отряхнулся, обдав всех фонтаном холодных грязных брызг. Кулёк весело засмеялся и замахал руками, требуя повторения. Кай снисходительно посмотрел на него и хлестнул себя мокрым хвостом по боку. Зануда, на которую попали грязные капли, тихо выругалась. Марик с Кульком захихикали.

Рассказывая подробности поисков Кормильцу, Зануда пристегнула Марика на развязки, отмыла ему ноги и принялась обрабатывать ссадины. Процедура была не из приятных, но Марик стоял смирно, понимая, что сейчас Зануда может прицепиться к малейшей оплошности. За стенами конюшни бушевала гроза, капли дробно барабанили по крыше, по стёклам струились потоки воды.

Едва зайдя в денник, Марик лёг, зарывшись в крупные стружки, – промокшая шерсть склеилась и зудела, нужно было немедленно как следует изваляться в опилках. Несколько раз перевернувшись с бока на бок, жеребёнок свернулся клубком и замер, перебирая в уме события прошедшего дня.

Кай, тоже повалявшись от души, лениво копался в сене, пока Тихоня расчёсывала ему хвост, выбирая из него опилки. В соседнем деннике, отвернувшись к стене, дремала Мышка.

Зануда забежала попрощаться, угостила яблоком, взлохматила чёлку и унеслась вместе с Тихоней, громко топая ногами. Похоже, она больше не злилась.

– Было бы намного проще, если бы люди нас понимали, – вздохнул Кай, глядя в потолок. – Даже не нас, а этот мир. Ну, пусть хотя бы чувствовали… А то получается, что самая распоследняя вьюшка понимает тебя лучше, чем собственная хозяйка. Слышал я, о чём они говорили. «Мол, Ка-а-ай всегда сбега-а-ает, вечно ему неймётся, остальных сманил»… – язвительно передразнил он голос Тихони. – А мы ведь попрощаться ходили, – он шмыгнул носом, не спуская взгляда с потолка.

– Попрощалис-с-сь?

Марик с Каем подпрыгнули от неожиданности. Из чёрных клубов дыма, неведомо откуда возникших в воздухе, сгустился Конеед. Он плавно спикировал и уселся на решётку, разделявшую денники.

– Попрощались, – буркнул Кай, не глядя на Конееда. – Разговаривать с тобой было бы значительно удобнее, если бы ты не появлялся так внезапно!

– И я с ней попрощалс-с-ся, – тихо сказал Конеед, словно не замечая последних слов Кая. – И теперь пришёл проститься.

– Проститься? – Марик недоверчиво сморщил ноздри. – И с кем же это?

Конеед отвёл взгляд, как-то очень по-человечески пожевал губами и прошептал:

– С вами.

Глава 21, в которой Марик грустит, а Кай знакомится с мышиной лихорадкой

– Что-о?! – Кай подпрыгнул на опилках, уставившись на Конееда, как на сумасшедшего.

– Ты не можешь уйти! – с болью в голосе воскликнул Марик. – Ты же наш друг!

– Друг. – Конеед склонил голову. – Но я хочу увидеть горы, Марик! Хочу увидеть ледники на вершинах, серо-красный лишайник на седых валунах, краснеющие листья брусники на склонах, золотые и розовые облака, обнимающие горные хребты на восходе солнца… Не смотри на меня так, Кай! Я хочу вдохнуть холодный воздух, хочу раствориться в облаке, пронизанном тысячей солнечных лучей! Ты же видел, как уходили конееды? Я хочу быть с ними! Я… я не могу остаться!

– Но всё это не может быть важнее дружбы!

– Увидеть горы – моя мечта, Кай! Мечта не важнее дружбы. Но тебе нужен друг без мечты?

Кай застонал, закрыв глаза.

– Я буду очень скучать, – тихо сказал Марик.

– Я тоже.

– Уходи, – не глядя на Конееда, буркнул Кай. – Уходи, пока я не передумал! К этой своей мечте в облаках. Но лучше бы ты с  Целительницей пошёл!

– Моя помощь ей сейчас не нужна. Она… она тоже считает, что я должен идти с остальными, должен увидеть горы.

Конеед замолчал надолго, а потом торопливо сказал:

– До встречи! И… спасибо вам!

И, прежде чем жеребята успели хоть что-нибудь сказать в ответ, Конеед с силой оттолкнулся лапами от железной решётки, взмыл вверх и растаял в воздухе за секунду до столкновения с белёным потолком.