Пятнадцатилетний капитан

Дик сразу понял, что единственным спасением являлось возвращение к берегу моря, где можно было надеяться встретить португальское или английское поселение, или хотя бы только факторию[26], где потерпевшие кораблекрушение могли бы найти приют и защиту. Но как добраться до берега моря? Возвращение по прежней дороге казалось – и не без основания – невозможным. Слишком много шансов давало оно врагам, которые могли спокойно идти по следам, оставляемым неопытными путешественниками в лесу, который несравненно более знакомым был их врагам, чем им. Кроме того, как повторить двенадцатидневный ужасный переход, без помощи лошади, с больным ребенком на руках? Ослабевшую миссис Уэлдон и маленького Джека пришлось бы нести на руках. А это уменьшило бы число сражающихся, в случае вероятного нападения. Несравненно более удобным казалось юноше и старику путешествие по реке, следуя течению которой они могли бы достигнуть берегов моря, куда река должна была впадать. Путешествие по реке в пироге из древесной коры (сделать которую брался Том при помощи своих товарищей) или даже просто на плоту из срубленных деревьев было наиболее удобным уже потому, что оно не оставляло следов и уменьшало опасность нападения со стороны диких зверей, от которых до сих пор их спасала какая-то счастливая случайность, на продолжение которой было бы трудно рассчитывать. Даже в случае атаки враждебных племен защищаться в лодке было бы легче и удобнее, чем во время перехода по лесу, где легко можно было окружить маленький караван и отрезать ему все пути к отступлению.

Гаррис был прав, ожидая от Дика Сэнда именно такого решения. Это было единственное, что могло прийти в голову умному и энергичному человеку.

Но как найти необходимую реку? Существовали ли сколько-нибудь крупные потоки в местности, неизвестной ни Дику, ни Тому?

Юноша считал возможным ответить утвердительно на предложенный старым негром вопрос, и вот почему. Вблизи того места, где разбился «Пилигрим», впадала в море довольно значительная река. Она должна была начинаться в горной цепи, которая виднелась над лесом, заслоняя горизонт полукругом, и которую путешественники принимали сначала за первые отроги Кордильер. Теперь они находились на первых высотах этого горного кряжа, в местности необычайно болотистой, пересекаемой многочисленными ручейками, которые, естественно, должны были сбегать вниз по склону, стекаясь к какому-нибудь более крупному потоку. Спускаясь вниз по течению первого попавшегося ручья, путники, очевидно, должны были, рано или поздно, достигнуть реки, по которой возможно будет доплыть в челноке или на плоту прямо до моря.

Конечно, могло оказаться нелегким делом следовать за всеми извилинами ручейка в густом девственном лесу, но все же можно было держаться вблизи его. Да и найти какой-нибудь ручей в такой сырой местности не могло быть особенно трудно.

На этом и порешили Дик Сэнд и его старый друг в ту минуту, когда их спутники стали просыпаться. Первой открыла глаза несчастная мать, только под утро задремавшая около своего больного ребенка. Теперь она передала Джека няньке и с трудом поднялась со своего ложа. С тяжелым вздохом поцеловав бледное, исхудалое личико больного мальчика, она подошла к Дику Сэнду.

– Скажите, Дик, где же мистер Гаррис? Отчего его не видно?

Юноша уже решил, что скрывать измену американца невозможно, и потому ответил не колеблясь:

– Гарриса с нами больше нет, миссис Уэлдон.

– Разве он отправился вперед? – наивно спросила молодая женщина, еще ничего не подозревая.

– Он бежал, дорогая моя. К сожалению, я должен сказать вам правду, жестокую правду. Этот Гаррис был тайным врагом. Изменник оказался доверенным лицом нашего Негоро и заманил нас в глубь этого первобытного леса, предварительно уговорившись с ним.

– Но для какой же цели? – испуганно вскрикнула бедная женщина.

– Не знаю. Не могу решить покуда. Я знаю только то, что нам необходимо исправить ошибку нашего доверия к негодяю и возможно скорее вернуться к берегам моря.

Миссис Уэлдон печально покачала головой.

– Меня не удивляет твое сообщение, мой бедный мальчик. Я чувствовала что-то недоброе. С первой минуты какой-то смутный инстинкт подсказывал мне, что не следовало доверять этому человеку. И ты думаешь, что он заодно с Негоро?

– Иначе нельзя объяснить его поведения. Да, кроме того, мы с Томом давно уже догадывались по поведению Динго о том, что Негоро следует за нами. Вероятно, негодяй-повар заранее сговорился со своим старым знакомым Гаррисом, которого случай свел с ним на этом берегу на наше несчастье.

– Я надеюсь, что их уже ничто не разлучит до той минуты, пока они не попадутся мне в лапы, – перебил Геркулес, внезапно вмешиваясь в разговор и многозначительно показывая свои громадные кулаки. – Дайте мне только до них добраться. Клянусь вам, что я разобью им головы одна о другую.

– Мой добрый Геркулес, это не поможет моему сыну, – с отчаянием прошептала несчастная мать, глотая слезы, медленно текшие по ее щекам. – А я-то надеялась найти в гасиенде необходимые лекарства. Где теперь достать помощи здесь, в этом ужасном лесу?

– Не огорчайтесь так сильно, – сказал Том с той твердой уверенностью, которая успокаивает самое безумное отчаяние. – Наш маленький любимец болен не так опасно, как кажется. Я знаю эти местные лихорадки. Они становятся опасны только при очень долгой жизни в нездоровой полосе и скоро проходят при перемене местности. Наш милый Джек оправится, как только мы выберемся из этого болота.

Миссис Уэлдон молча пожала руку негра и затем еще раз обратилась к Дику с многозначительным вопросом:

– Уверен ли ты в правильности твоих подозрений? Не мог ли ты ошибиться, считая мистера Гарриса изменником?

– Нет. Поверьте, я вполне уверен в справедливости моего мнения об этом негодяе, о котором не стоит больше говорить, – отвечал Дик. И, видимо желая избежать более подробных объяснений по этому поводу, он немедленно обратился к Тому, как бы за подтверждением своих слов: – Помните, Том, как он испугался вчера вечером, когда мы с вами нашли следы его измены и заговорили с ним о его знакомстве с Негоро? В эту же ночь он бежал из лагеря. Одно это уже достаточно доказывает его измену. И хорошо сделал, что бежал. Найди я его в ту минуту, когда убедился в его предательстве, я бы пустил ему пулю в лоб, прежде чем он поспел бы вскочить на свою лошадь.

Миссис Уэлдон печально опустила голову.

– Значит, гасиенда, о которой он нам рассказывал, не существует на самом деле? – грустно прошептала она.

– Поверьте, что здесь нет ни селения, ни фермы, ни даже какой бы то ни было избушки. Поэтому-то мы и должны возвратиться к берегу моря, не теряя ни минуты. Ах, если бы я послушался своих первоначальных опасений! Мне так тяжело было удаляться от берегов…

– Значит, мы должны идти обратно через весь этот ужасный лес? – робко спросила миссис Уэлдон.

– Нет, пусть это не пугает вас. Мы пройдем всего несколько миль, пока не доберемся до какой-нибудь реки. А там мы соорудим пирогу или в крайнем случае плот, на котором и достигнем морского берега без всякого труда, спускаясь вниз по течению.

– Я боюсь не за себя, – решительно проговорила молодая женщина, стараясь улыбаться. – Я сильнее, чем вы думаете, друзья мои, не беспокойтесь обо мне. Я не только смогу сама идти, но и понесу своего сына.

– Ну, уж этому не бывать, – энергично сказал Бат. – Нас здесь четверо здоровых молодых мужчин, которые могут нести не только бедного Джека – в нем и весу-то не больше фунта, – но и вас самих.

– Браво, Бат, это ты хорошо сказал! – прибавил Остин. – Мы устроим носилки. Несколько срубленных веток да настилка из тростника. В них можно будет сидеть покойно, как в кресле.

– Благодарю вас, – проговорила молодая женщина, – но, повторяю, не заботьтесь обо мне. Я хочу идти вместе с вами. Из-за меня нечего откладывать отправления, раз спешность признана необходимой. Итак, в дорогу, друзья мои!

– В дорогу, – подтвердил Дик Сэнд. – Снимайте лагерь, Геркулес. А вы, Том, занимайте место проводника вместе со мной.

– Дайте мне Джека! – воскликнул Геркулес, отымая закутанного ребенка у старой негритянки. – Моя ноша так легка, что мне даже неловко. Не знаешь, что делать с руками, – пояснил он Нан, деликатно укладывая больное дитя на своей высокой груди, где мальчик скоро заснул спокойно и крепко, как на мягкой теплой постели.

Оружие было осмотрено, ружья тщательно заряжены. Затем остатки провизии собраны в один мешок, который был уже не слишком тяжел для одного человека. Актеон взвалил себе его на плечи, оставляя, таким образом, полную свободу движений остальным спутникам на случай нападения врагов.

Кузен Бенедикт был скорее всех готов двинуться в путь. Его длинные ноги, привыкшие к экскурсиям за насекомыми, не знали усталости и могли соперничать со стальными пружинами по крепости и выносливости. Поэтому его мало заботила потеря лошади и даже исчезновение проводника. Он едва заметил это, весь погруженный в размышление о страшном и неожиданном несчастье, постигшем его вчера вечером: не только драгоценная лупа, но даже и благодетельные очки, отсутствие которых превращало ученого-энтомолога в беспомощного слепца, оказались потерянными!

Бедный энтомолог не знал, что счастливый случай позволил Бату отыскать в траве оба драгоценных оптических инструмента и что только тайный приказ капитана Сэнда заставил молодого негра умолчать о своей находке. Юный капитан, не без основания, находил более безопасным для самого ученого и для его спутников сохранение состояния полуслепоты взрослому ребенку, усмотреть за которым было несравненно труднее, чем за настоящим, так как он постоянно рисковал отстать от каравана, увлекшись погоней за каким-нибудь насекомым, и заблудиться в неведомом тропическом лесу, полном ядовитых змей и диких зверей. Теперь же, поставленный между Актеоном и Батом, кузен Бенедикт не подвергался искушению уклониться куда-нибудь в сторону, так как отсутствие спасительных очков мешало ему видеть что-либо, кроме москитов, садившихся ему на нос.

Не успел маленький караван отойти двухсот шагов от места ночевки, как Том обратился к Дику с вопросом:

– А где же Динго? Я что-то не вижу его сегодня утром.

– В самом деле, Динго куда-то исчез, – беспокойно прибавил Геркулес, особенно любивший верное животное. Динго, сюда! – рявкнул он, сопровождая свой зов громкими свистками.

Но знакомый лай собаки не отвечал на этот призыв.

Дик Сэнд не на шутку обеспокоился. Отсутствие Динго казалось ему очень прискорбным фактом. Собака была не только общим другом, но и серьезным защитником на случай опасности и верным сторожем, чуткости которого не смог бы обмануть самый хитрый враг.

– Быть может, собака побежала по следу Гарриса, – догадался Том.

– Или, вернее, за Негоро, присутствие которого она давно чувствовала, – поправил его Дик Сэнд.

– Как бы только этот проклятый португалец не подстрелил бедное животное! – испуганно вскричал Геркулес.

– Ну, наш Динго не так глуп, чтобы подставить лоб под пулю. Скорее он задушит молодчика, – успокоительно проговорил Актеон.

– И это возможно, конечно, – решил Дик Сэнд. – Но все же мы не можем дожидаться доказательств справедливости наших предположений. Куда бы ни убежал наш верный Динго, мы не можем дожидаться его. Как это ни грустно, но мы должны идти без него. Впрочем, умное животное сумеет нас найти по следам. Итак, вперед, друзья! Не будем терять драгоценного времени.

Жара стояла ужасная. К счастью, громадные деревья своей тенью слегка смягчали жару, спасая путешественников от жгучих лучей солнца. Лес в этом месте был менее густ. В нем довольно часто попадались лужайки, поросшие густой высокой травой, испещренной цветами самых ярких красок. Местами встречались темные пятна бесплодной земли, на которой валялись громадные, уже наполовину обуглившиеся стволы, указывавшие на присутствие залежей каменного угля, начинавшихся в этой полосе Африки чуть ли не прямо на поверхности земли.

Среди различных древесных пород немало встречалось таких, которые растут и на Американском континенте. Громадные развесистые кусты хлопчатника казались покрытыми снегом от многочисленных спелых семенных коробочек, белый хлопок которых почти так же длинен и шелковист, как и разводимый на плантациях Пернамбуку[27]. Местами виднелись стройные стволы драгоценного дерева, дающего всем известный канадский бальзам, стекающий здесь естественным путем через маленькие отверстия в коре, сделанные особым видом насекомых. Туземцы собирают этот сильно пахнущий сок для собственного употребления и для продажи. Нередко встречались целые рощи диких лимонов и гранатов, цветы которых наполняли воздух благоуханием. Но чаще всего попадалась известная пальма, из орехов которой делается прекрасное пальмовое масло, являющееся в настоящее время одним из главных предметов вывоза в Германию, где его перерабатывают на многочисленных мыловаренных заводах в самые разнообразные продукты.

Пробираться по лесу становилось затруднительным только там, где отдельные стволы оказывались перевитыми ползучими растениями, бесчисленные виды которых могли бы утомить память самого ревностного ботаника. Особенно досаждал Актеону и Остину, взявшим на себя труд прокладывать дорогу для миссис Уэлдон, один вид лиан, стебли которого походили на трехгранные отточенные штыки. Перерубленный ударом топора, такой стебель мгновенно свертывался, как живой, обвивая неосторожно протянутую к нему руку. Туземцы называют эту любопытную лиану «растительной змеей». Зато другие ползучие растения щеголяли роскошью своих цветов, сияющей зеленью причудливой листвы и нежным, напоминающим ваниль запахом. Почти все эти растения встречаются во всех тропических странах, и неопытная миссис Уэлдон, к тому же всецело поглощенная заботами о своем сыне, не сомневалась, что она находится в одном из лесов Южной Америки. По счастливому случаю, специально африканские животные до сих пор не показывались в поле зрения путешественников. Только раз мелькнула вдали неуклюжая характерная фигура жирафа, которую на этот раз никто не пробовал выдавать за страуса. Но бедная мать не заметила этого пятнистого животного. В другой раз мимо путешественников промчалось с шумом, напоминающим мчавшийся вдали поезд, целое стадо буйволов, но страшная пыль, поднятая их копытами, помешала разглядеть их фигуры, так что их легко удалось выдать за бизонов.

Несмотря на страшную жару, все кругом цвело и зеленело яркой, свежей и сочной зеленью. Дик Сэнд знал из описания Ливингстона, что это обстоятельство доказывает близость дождливого, то есть самого нездорового, времени года. Это немало заботило его, хотя тот же великий путешественник и утверждает, что от лихорадки легко избавиться переменой места. С понятным волнением ожидал юноша полудня, когда повторялся приступ лихорадки маленького Джека, чтобы проверить это утверждение, и вздохнул свободно, когда роковой час прошел, а маленький больной продолжал спокойно спать на широкой груди Геркулеса.

Очевидно, путники сделали немало пути за этот день, в продолжение которого они остановились всего раз для короткого обеда.

Для остановки выбрали место на берегу маленького ручья, течение которого должно было привести к желанному руслу более крупной реки, в густой поросли бамбука, высокие стебли которого совершенно скрывали маленький караван. Пока черные спутники Дика с аппетитом закусывали остатками припасов, миссис Уэлдон молча сидела, не сводя глаз с похудевшего личика своего сына.

– Скушайте что-нибудь, – упрашивал ее Дик Сэнд. – Не забудьте, что вам нужны силы для дальнейшего перехода… Пожалуйста, скушайте что-нибудь, прежде чем мы пустимся в путь…

Миссис Уэлдон внимательно взглянула в глаза юноше, как бы желая прочесть в них то, что, как казалось ей, было недоговоренного в его словах. Но Дик не потупил глаз под этим испытующим взором матери, и в его ясном спокойствии бедная женщина прочла столько мужества и уверенности в себе, что облегченно вздохнула.

Да и чего было ей отчаиваться? Она ведь все еще считала, что находится в гостеприимной Америке. Она не подозревала, в какую ужасную страну завела ее злоба и корыстолюбие двух негодяев-изменников. Но Дик Сэнд, знавший правду, невольно смутился, увидя улыбку на лице измученной женщины, и с трудом удержал стон, готовый вырваться из его груди.

Глава четвертая

Пути сообщения в Центральной Африке

Маленький Джек проснулся после долгого и покойного сна и, открыв глаза, в первый раз взглянул на мать сознательным взором. Было очевидно, что приступ лихорадки не повторился и что больной ребенок был в полном сознании, несмотря на свою страшную слабость. Радостный вздох вырвался из груди матери.

– Как ты себя чувствуешь, дитя мое? Тебе лучше, не правда ли? – спросила она дрожащим от волнения голосом.

– Гораздо лучше, мама… головка не болит, и не холодно, как было вчера… Только пить очень хочется… – проговорил мальчик слабым голосом, но уже с улыбкой на похудевшем личике.

Старая нянька радостно подала ему походную фляжку с водой, разбавленной ромом, остатки которого берегли, как драгоценность, для маленького больного.

Ребенок с удовольствием отпил два-три глотка и даже проглотил кусочек размоченного сухаря.

Подкрепивши силы, мальчик осведомился о своих друзьях, присутствия которых он как бы не замечал во время приступов жестокой лихорадки, мучившей его последние дни.

– А где же мой старый приятель Дик? – спросил Джек, стараясь повернуть свою ослабевшую головку.

– Я здесь, милый мой, – поспешно ответил капитан Сэнд, – и очень рад, что тебе лучше. Мы все ужасно беспокоились о тебе…

– И мой друг Геркулес тоже? – спросил мальчик.

– Я больше всех, – ответил гигант, подходя к ребенку. – Мое беспокойство мне под рост – такое же большое!

– Бедный Геркулес, – ответил Джек, – теперь, значит, и радость твоя будет большая, потому что мне совсем лучше… Я бы мог опять сесть на лошадку.

– Лошадка от нас ушла, дитя мое, – сказала миссис Уэлдон печально.

– Теперь я буду вашей лошадкой, мистер Джек, – поспешно прибавил Геркулес. – Вы можете надеть на меня седло; увидите, как хорошо я буду скакать! Только не натягивайте поводов, а то я и брыкаться начну…

– Хороший наездник никогда не натягивает поводов, – ответил мальчик с чувством собственного достоинства. – Тебе же я и уздечки не надену, чтобы не сделать тебе больно.

– Не очень жалейте меня, – весело ответил Геркулес. – У меня рот крепкий. Какой хотите ремень зубами перегрызу, – и добродушный гигант щелкнул своими белыми зубами, к большому удовольствию мальчика, забывшего спросить о причине отсутствия своего третьего и главного друга – Динго, все еще не вернувшегося к каравану.

– А где же ферма мистера Гарриса? Скоро ли мы до нее дойдем? – спросил он, оглядываясь кругом. – Я все жду обещанного колибри.

– Подожди еще немного, мой мальчик, – грустно ответила миссис Уэлдон. – Скоро мы дойдем и до фермы…

– Мы дойдем до нее тем скорее, чем скорее выйдем отсюда, – поспешно перебил Дик Сэнд, стараясь избежать дальнейших расспросов ребенка. – В дорогу, друзья мои! Не будем терять драгоценного времени.

Но легко было говорить о дороге: найти же что-либо похожее на нее в лесах Анголы оказывалось очень трудно. До сих пор путники пробирались по тропкам, проторенным дикими зверями, но даже и эти тропки становились чем дальше, тем «мертвее», – таково специальное выражение туземцев для обозначения начинающих зарастать заброшенных тропинок. Молодым неграм поминутно приходилось пускать в ход топоры, чтобы расчистить дорогу между лианами и густо переплетшимися ветвями кустарников. Скоро даже Геркулесу пришлось передать мальчика старой няньке и присоединиться к товарищам для общей работы. Его большой топор сверкал направо и налево, разрубая самые упругие ветви. Чаща так и расступалась перед ним, как перед слоном или носорогом. Но все же для того, чтобы пройти таким образом одну милю, понадобилось не меньше трех часов времени.

К счастью, пройдя эту милю, путники вышли на настоящую дорогу, проложенную единственными инженерами этих лесов – слонами. Целые стада их проходили по одному направлению к водопою, проделав среди леса как бы широкую просеку, вытоптанную их тяжелыми ногами. Здесь земля была изрыта следами громадных ног слонов, среди которых виднелись оттиски и останки различных других животных и даже человека… Но как ужасны были эти последние следы… Повсюду виднелись скелеты мужчин, женщин и детей, скелеты, очищенные клювами хищных птиц, целые стаи которых носились над роковой дорогой, по которой проходили невольничьи караваны. По всей Африке разбегаются подобные страшные дороги, обозначенные белеющими костями человеческих существ. Несчастные жертвы безжалостных негроторговцев гибнут не только от усталости и болезней, но часто, слишком часто убиваются целыми десятками и сотнями. Всякий заболевший или ослабевший, который не мог больше следовать за караваном, немедленно приканчивается первым попавшимся ножом или просто камнем. В случае недостатка съестных припасов целые караваны невольников вырезываются или пристреливаются… если не просто бросаются связанными на съедение хищным зверям…

С ужасом глядел старый Том на белые кости, разбросанные на всем протяжении длинного пути. Со страхом переводил глаза Дик Сэнд с этих останков на миссис Уэлдон, ежеминутно ожидая услышать от нее вопрос: что значит это изобилие человеческих остовов? К счастью, молодая женщина была вся поглощена заботой о своем сыне, задремавшем на руках у верной негритянки, и глаза ее скользили лишь машинально по белеющим костям, быть может, даже не замечая, что они принадлежали человеку, а не какому-либо дикому животному. Гораздо внимательнее разглядывали печальные останки молодые негры, недоумевавшие при виде этого бесконечного кладбища. Но они молчали, не желая делиться своими мыслями, быть может, даже не отдавая себе отчета в том смутном волнении, которое овладевало ими при виде этой зловещей просеки. Молча разгоняли они стаи жадных коршунов-стервятников, с дикими криками разлетавшихся при приближении каравана. Только недоумевающие их взоры переходили с белых скелетов на печально опущенную голову старого Тома или на страдальческое лицо юного капитана, но вопросы замирали на их губах…

Все облегченно вздохнули, когда после полуторачасового пути пришлось покинуть адскую просеку, удалившуюся в сторону от ручья, по течению которого решено было спускаться. Несмотря на необходимость вновь прокладывать дорогу топорами, все обрадовались возможности избавиться от общества ястребов и кондоров, нагло глядевших на проходивших путников и лениво подымавшихся при их приближении, причем они взлетали так низко и медленно, что взмахи их широких крыльев едва не задевали высокой фигуры Геркулеса. Теперь безмолвие девственного леса вновь окружило путников. Перед ними опять потянулись картины природы, не обезображенной жестокостью и корыстолюбием человека.

Скоро лес стал редеть все больше и больше. Громадные деревья попадались только изредка; их заменили сначала развесистые кустарники, а затем целые поля бамбукового тростника, настолько высокого, что даже гигантская фигура Геркулеса вполне скрывалась в их чаще.

Проход каравана выдавали только шелест раздвигаемых стеблей да крики мелких птиц, спугнутых неожиданным появлением людей.

Около трех часов пополудни характер местности еще раз резко изменился. Лес исчез окончательно. Даже бамбуковых порослей не было больше видно. Их заменили красивые узорчатые стебли папоротников, подымавшихся над мягким ковром зеленовато-бурых мхов, которые затягивали, подобно бархатному ковру, почву бесконечной равнины.

Вступив на эту низменность, Дик Сэнд, к счастью, вспомнил описание путешествия Ливингстона, бывшее когда-то любимым чтением его детских лет. Знаменитый путешественник, впервые описывая эту часть Африки, необыкновенно живописно обрисовал и эти моховые болота, почва которых являлась как бы одной сплошной губкой, насыщенной влагой. Идти по ним было крайне затруднительно, так как ноги поминутно погружались в рыхлую землю, словно в мягкое тесто.

– Будьте осторожны, друзья мои, – предупредил Дик своих спутников. – Эти поля лежат ниже уровня местных рек, и вода, насыщающая почву, находится под тонким слоем мха, который не может сдержать человека. Выбирайте место, куда ступаете, или, еще лучше, ступайте туда, где я пойду первым.

Смелый юноша решительно пошел вперед, тщательно пробуя ногой почву, прежде чем сделать новый шаг.

– Странное поле, – проговорил Том, замечая, как вода тотчас же заполняла след, оставленный его ногой. – Земля здесь полна водой, точно после проливного дождя, а между тем мы знаем, что уже больше двух недель не было ни капли дождя…