Пятнадцатилетний капитан

– Однако мой старый приятель не изменился. Путешествие не смягчило его сердца и не превратило его в чувствительную девицу.

После минутного молчания Гаррис снова обратился к Негоро:

– Скажи, однако, приятель, где ты пропадал и что поделывал все это время? Когда я встретил тебя так неожиданно у устья Луалабы, ты только просил меня «позаботиться» о своих спутниках и проводить их подальше в глубь страны, уверяя их в том, что они находятся в Боливии, но не успел рассказать ничего о своих приключениях за те два года, что мы не видались. Два года нашей жизни – это большой срок. Многое может случиться в это время. Я покинул тебя, или, вернее, ты оставил меня, в одно прекрасное утро, после того как мы вместе привели в гавань невольников для старого Алвиша, на которого мы работали вместе целых пять лет. Ты оставил его службу и внезапно покинул Касонге, не объяснив никому причины своего ухода, и мы все ничего больше о тебе не слыхали. Признаюсь, я уже предполагал, что ты встретился как-нибудь ненароком с английским крейсером или имел неприятности с моими соотечественниками. Ведь эти проклятые янки всегда вмешиваются не в свои дела и мешают честным торговцам «черным деревом» делать свое дело. Я даже побаивался, не попал ли ты случайно на виселицу, подобно стольким теплым ребятам, нашим общим приятелям…

– Да, оно почти так и было, друг Гаррис. По правде сказать, я не без труда ушел от веревки.

– Не беспокойся, друг Негоро. Что отложено, то не потеряно, – мило пошутил Гаррис.

– Чего и тебе желаю, – ответил Негоро.

– Что ж, я к этому готов, – флегматично ответил американец. – Виселица – одно из естественных приключений нашего ремесла. Желающие умереть безболезненно, непостыдно, мирно в собственной постели пусть сидят дома. Им нечего лезть в нашу торговлю. Однако расскажи твои приключения. Тебя, наверно, поймал какой-нибудь военный корабль?

– Угадал, брат.

– Англичанин или француз?

– Хуже – португалец.

– Неужели с полным грузом? – участливо спросил Гаррис.

– Ну, нет, – после легкого колебания ответил Негоро. – К счастью, мы уже избавились от наших негров… Но… португальцы начинают капризничать и не на шутку приставать к честным торговцам. Они, видишь ли, не желают больше невольничества, которому сами покровительствовали столько лет. Да, кроме того, на меня были доносы. За мной следили уже раньше и, понятно, воспользовались случаем захватить меня в лапы.

– И что ж, тебя судили?

– Да. И приговорили к пожизненному заключению в каторжной тюрьме в Сан-Паулу-ди-Луанде.

– Ах, черт возьми, скверный приговор! Сидеть в тюрьме хуже всего для нашего брата, привыкшего к свободной бродячей жизни в наших чудных лесах. Ей-богу, я бы предпочел веревку пожизненному заключению.

– Ну, брат, с веревки не сорвешься, из тюрьмы же всегда можно удрать.

– Что ты и умудрился сделать? – догадался Гаррис.

– Как видишь… Я и сидел-то всего две недели. Мне удалось не только удрать из тюрьмы, но еще и забраться в трюм американского парохода, отправлявшегося в Окленд. Там я просидел тридцать три дня между бочонками с водой и ящиком с сухарями, позволявшими мне выдержать это длинное заключение. Нелегко мне было устоять против искушения подышать чистым воздухом, просидев больше месяца в своей душной щели. Но я понимал, что покажи я только нос на палубу, и меня бы водворили опять туда же, но уже в качестве арестанта. То есть мне грозила та же пытка, но уже не добровольная и без всякой надежды на освобождение. Да, кроме того, по приезде в Окленд меня бы неминуемо препроводили к английским властям, которые навели бы справки и в конце концов либо вернули на каторгу в Сан-Паулу-ди-Луанду, либо просто повесили бы без дальних церемоний, что было бы и того хуже. Поэтому я предпочел путешествовать инкогнито.

– По даровому билету, – подхватил, смеясь, Гаррис. – Однако бесцеремонен же ты, дружище. Даровая дорога еще куда ни шло, но даровой стол – это уже злоупотребление любезностью моих почтенных соотечественников.

Негоро нахмурился при воспоминании о неприятном времени.

– Тебе хорошо смеяться, а просидел бы ты на моем месте тридцать три дня в глубине трюма, между ящиками и тюками, задыхаясь от жары и недостатка воздуха, так не то бы запел…

– Ну-ну, что вспоминать неприятное прошлое, – успокоительно заметил его приятель. – Ты достиг своей цели, и это главное… Расскажи-ка мне лучше, что ты поделывал в Новой Зеландии и почему и как покинул гостеприимную страну маори? Неужели ты уехал из Окленда в тех же условиях, как и приехал туда?

– Нет. Это было бы слишком глупо. Я придумал кое-что лучшее. Ты поймешь без труда, что в нелепой стране, где нет невольничества, мне нечего было делать. Поэтому я спал и видел, как бы вернуться в Африку и приняться за свое прежнее ремесло.

– Еще бы! – спокойно ответил Гаррис. – Всякий человек любит свое дело. С одной стороны – привычка, с другой – выгода. Это совершенно естественно… Рассказывай дальше.

– Итак, в продолжение целых восемнадцати месяцев… – начал Негоро и внезапно остановился. – Гаррис, – проговорил он вполголоса, – не слыхал ли ты шороха в кустах?

– Пожалуй, – так же тихо ответил американец, хватаясь за ружье.

Несколько минут оба молча стояли, напрягая свое внимание и прислушиваясь к каждому дуновению ветерка. Наконец Гаррис закинул ружье обратно за плечи.

– Ничего нет, дружище. Ты, очевидно, отвык от лесных голосов за последние два года. Ну, да эта привычка скоро возвращается. Продолжай свой рассказ. Узнав твои прошлые приключения, легче будет строить планы будущего.

Негоро и Гаррис вернулись на прежнее место у подножия банана.

– Тринадцать месяцев подряд мне пришлось биться, как рыба об лед, в проклятом Окленде. Правда, мне удалось выбраться из моего трюма и удрать с парохода никем не замеченным, но что я мог предпринять, не имея ни гроша в кармане? Я ведь удрал из тюрьмы с пустыми карманами, а в трюме, нагруженном пальмовыми орехами да съестными припасами, поживиться было нечем. Пришлось переменить десятка два занятий… Чего я не перепробовал за эти два года!

– Неужели даже честность? – вновь мило пошутил американец.

– Даже и это, приятель, – мрачно ответил Негоро.

– Ой, ой, бедняга, круто же тебе пришлось в таком случае, – сострадательно заметил Гаррис.

– Да, нелегко… Я уже начинал отчаиваться, как вдруг подвернулся один случай… В Окленд зашел «Пилигрим».

– Это тот самый бриг, что разбился у берегов Анголы?

– Он самый. На нем отправилась в Сан-Франциско, к мужу, уже известная тебе миссис Уэлдон с сыном и тот полоумный ученый, который всю дорогу ловил букашек и мушек… Ты знаешь, я недурной моряк и не раз исполнял обязанности командира на судах, нагруженных «черным деревом». Я и явился к капитану «Пилигрима» предложить свои услуги. Но его экипаж был полон, и мне бы не удалось попасть в него, если бы, к счастью, повар не удрал, встретив родное немецкое судно. Я же, как ты знаешь, обладаю талантами заправской кухарки. Бродячая жизнь чему не выучит! За неимением другого, меня приняли в качестве корабельного повара, и таким образом я очутился на «Пилигриме».

– Но позволь, – перебил Гаррис, – объясни мне, каким чудом судно, которое направилось, по рассказам моего юного приятеля Дика Сэнда, к берегам Южной Америки, очутилось у западного побережья Африки?

– Н-да… этого чуда капитану Сэнду вовек не понять; но тебе я его могу объяснить в двух словах, – ответил Негоро, злобно улыбаясь, – и разрешаю тебе даже передать мой рассказ твоему юному приятелю при встрече, – иронически прибавил он.

– Рассказывай, брат, рассказывай. Признаюсь, мне чрезвычайно любопытно знать, как это могло случиться.

– А вот как. Я знал, что «Пилигрим» направляется в Вальпараисо, и хотел доехать с ними до Чили. Все-таки это приближало бы меня на добрые полпути к африканскому берегу. Но в дороге случилось нечто совершенно неожиданное. Старый дурак, капитан Гуль, которого следовало бы повесить за легкомыслие, увлекшись возможностью убить здоровенного кита, увез с собой на китобойной лодке всех матросов «Пилигрима». Когда раненый зверь потопил эту лодку, на судне осталось только два моряка: пятнадцатилетний Дик Сэнд и корабельный повар, твой покорнейший слуга.

– Ты, конечно, принял команду над судном? – заметил американец.

– Я было подумал об этом, но… мне не доверили. А на борту находилось пять здоровенных негров. Понимаешь? Не невольников, а свободных людей, знающих кучу вещей, опасных для черного мозга. Понял и я, что не смогу совладать с ними всеми вместе и не буду настоящим хозяином судна, поэтому предпочел скрыть свое знание морского дела и остаться тем же, чем был до несчастного случая, то есть простым корабельным поваром.

– Так, значит, простой случай забросил вас сюда? – удивленно заметил Гаррис.

– Нет, дружище. Случай помог мне только один раз, устроив встречу с тобой, которого я, понятно, не мог ожидать увидеть как раз в нужную минуту, у самого берега. Что же касается направления судна, то это было дело моей воли. Я управлял судном тайно, но не безуспешно, как видишь. Я воспользовался тем, что твой юный друг не умел ориентироваться и мог вести судно только по первобытным инструментам. В одно прекрасное утро компас оказался испорченным, а лаг остался на дне морском… А тут еще мне помогла буря, одевшая трехнедельным туманом весь горизонт. Никто не подозревал того, что «Пилигрим» обогнул мыс Горн, исключая меня, узнавшего его очертания сквозь покрывало густой тьмы. Тогда я поспешил убрать кусок железа, отклонявший стрелку компаса, и бриг пошел в надлежащем направлении. Только цель его оказалась иная… Вместо Южной Америки он наткнулся на тот самый берег Анголы, которого я желал достигнуть.

– И как раз вовремя, чтобы встретить меня, готового помочь тебе и заманить твоих «друзей» внутрь страны… Теперь я понимаю, почему они были уверены в том, что находятся в Южной Америке, и почему мне было так легко выдать Анголу за Боливию, с южной частью которой она имеет некоторое сходство, по крайней мере, в своей прибрежной полосе.

– Да, глупцы этому поверили, – заметил Негоро со злобным смехом.

– Всякий бы поверил, друг Негоро, в подобных обстоятельствах. А в настоящее время они знают правду, – прибавил Гаррис.

– Ну, теперь это не беда! – вскричал Негоро.

– Что же ты намерен с ними делать? – спросил Гаррис.

– А вот увидишь… Скажи мне сначала, что поделывает наш приятель и мой бывший патрон Алвиш?

– Да что ему делается! Старый негодяй живет и благоденствует. Я уверен, что он будет очень рад тебя видеть.

– Что, он все еще живет около своего главного склада, в Бие?

– Нет, друг Негоро, он уже с год как переехал в Касанже.

– А как идут его дела?

– Блестяще, как всегда, хотя, по правде сказать, торговля становится труднее год от года. Вывоз страшно стеснен португальскими властями, с одной стороны, и английскими крейсерами, с другой. Грузить «черный товар» можно сравнительно безопасно только на юге Анголы, вблизи Мосамедеса. Поэтому в настоящее время все склады полны товара, ожидавшего судов для отправки в испанские колонии. Провести их по Бенгеле или нагрузить в Сан-Паулу-ди-Луанде нечего и думать. Английские власти стали так же строги, как и португальские. Их теперь уже не подкупишь даже большими суммами. Не то что в доброе старое время. Приходится довольствоваться сухим путем. Так делает и старый Алвиш. Он отправляется к Ньянгве, а оттуда к Танганьике менять ситцы и железо на слоновую кость и рабов. С Египтом и Мозамбиком дел все еще много, и они дают хорошую прибыль. Оттуда пополняются все рынки Мадагаскара. Но я боюсь, как бы и эти последние рынки не закрылись. Англичане пробираются внутрь Африки, и с ними проклятые ученые, заклятые враги нашей торговли. Сколько вреда принес нам один Ливингстон, и не сосчитаешь… Теперь, как говорят, он собирается пройти от больших озер прямо сюда, в Анголу… Приятный сюрприз, нечего сказать! А тут еще прошел слух о каком-то лейтенанте Камероне, тоже англичанине, который будто бы вызвался пройти через весь материк с запада на восток. Пожалуй, и американец Стэнли сделает то же, с другой стороны. О нем тоже что-то много говорят у побережья. Сам знаешь, как все эти путешественники вредят нашим интересам, друг Негоро… Если бы мы правильно понимали наши выгоды, то, поверь, ни один из них не вернулся бы в Европу рассказать о наших делишках.

Так совершенно спокойно рассуждал почтенный охотник за неграми, как будто бы дело шло о самой естественной и полезной индустрии, которой угрожала опасность от какой-либо невыгодной конъюнктуры.

В одном только Гаррис был безусловно прав. Исследователи действительно проникали в Центральную Африку, медленно, но неудержимо продвигаясь вслед за смелыми путешественниками: Ливингстоном, Грантом, Спиком, Бёртоном, Камероном и Стэнли.

Узнав приключения своего друга, Гаррис убедился в том, что последние два года ничуть не изменили его приятеля и что он остался тем, кем был всегда, то есть злодеем, готовым на всякое преступление. Однако он все еще не знал его намерений относительно несчастных пассажиров «Пилигрима», заблудившихся в лесных дебрях Анголы. Поэтому он обратился к Негоро с прямым вопросом:

– Ты все еще не сказал мне, что намерен делать с этими людьми?

– Одних продам, как невольников, а других… – Негоро не докончил, но свирепое выражение его лица достаточно пояснило фразу.

– Которых же ты хочешь продать? – спросил Гаррис.

– Конечно, негров, сопровождающих миссис Уэлдон. Старый Том, пожалуй, не много стоит, но четыре молодца принесут хорошие деньги. Особенно Геркулес, за которого мне дадут несколько сот долларов на рынке Касанже.

– Еще бы! – подтвердил Гаррис. – Эти четыре негра люди образованные, привыкшие к работе и знакомые с цивилизацией. Они не то, что те полускоты, которых мы приводим из центра и половина которых умирает от соприкосновения с цивилизацией. Я не сомневаюсь, что ты продашь этих негров с большой выгодой. Рабы из свободно рожденных американских негров такая редкость на рынке Анголы, что за них охотно заплатят чуть не на вес золота. Неужели на «Пилигриме» совсем не было денег?

– Всего несколько сотен долларов, которые я спас от крушения… Из-за них не стоило бы марать рук, но, к счастью, я ожидаю более серьезных получек…

– Каких, дружище? – полюбопытствовал Гаррис.

– Это еще не определенный план, – уклончиво ответил Негоро, очевидно, не желая вдаваться в более подробное объяснение.

– Значит, нам остается только захватить дорогой товар? – спокойно спросил американец.

– Ты думаешь, что сделать это будет трудно? – возразил Негоро.

– Не особенно, – уверенно ответил Гаррис. – В десяти милях отсюда расположился караван под предводительством моего приятеля, араба Ибн-Гамиса, который ожидает только моего возвращения, чтобы продолжать путь в Касанже. У него в распоряжении больше людей, чем нужно для того, чтобы овладеть Диком и всеми его спутниками. Только бы мой юный друг направился к руслу Кванзы, тогда я отвечаю за все.

– Да, но придет ли ему в голову эта мысль? – недоверчиво перебил Негоро.

– Несомненно, – спокойно ответил Гаррис. – Она должна ему прийти именно потому, что он очень умен, – это во-первых, а во-вторых – он не может подозревать угрожающей ему опасности. Поэтому он никогда не решится возвратиться к морю по той же дороге, по которой я его вел, рискуя заблудиться среди громадного леса. Он должен будет стараться разыскать какую-нибудь реку, для того чтобы спуститься вниз по ее течению на импровизированном плоту. Другого способа выйти из леса у него нет. Я же знаю его решимость и уверен, что он выберет этот единственный разумный и простой способ к спасению.

– Да, пожалуй… – отвечал задумчиво Негоро. – Быть может, ты и прав…

– Не только «быть может», но несомненно я прав, – перебил Гаррис. – Я так убежден в том, что мы найдем Дика Сэнда на берегу Кванзы, как будто бы мы с ним предварительно сговаривались там встретиться.

– В таком случае нам надо торопиться, если мы хотим прибыть раньше его… Я тоже знаю этого мальчишку. Он не станет терять ни часа понапрасну.

– Итак, в дорогу, друг Негоро! – воскликнул американец.

Приятели поднялись с места и замерли, услышав подозрительный шорох, который уже раз обеспокоил их полчаса назад. Негоро молча схватил Гарриса за руку и указал ему на стебли папируса, которые явственно колыхались в сторону, противоположную направлению легкого ветерка. Внезапно раздалось глухое рычание, и на поляну выскочила громадная собака с раскрытой пастью и бешено сверкающими глазами.

– Динго!.. – вскричал Гаррис. – Как он сюда попал?

– На свое несчастье, – злобно пробормотал Негоро, хватаясь за ружье. В ту самую минуту, как разъяренное животное хотело броситься на португальца, раздался выстрел… Бедная собака взвизгнула и, сделав отчаянный скачок смертельно раненного животного, исчезла в густых прибрежных зарослях.

Негоро быстро спустился к ручью, желая убедиться в смерти своего врага. Яркие капли крови виднелись повсюду на стеблях папируса, спускаясь до самой воды. Очевидно, быстрые волны глубокого ручья унесли мертвое или умирающее животное.

– Наконец-то я избавился от этого чудовища, – проговорил Негоро с видимым удовольствием.

Гаррис следил за всей этой сценой, не произнося ни слова. Теперь только он обратился к своему другу с вопросом:

– Однако, ты, кажется, не особенно любил эту собаку! Да и она здорово на тебя злилась… Из-за чего, скажи, сделай милость!

– Это старая история, – проворчал нехотя Негоро. – Не стоит о ней и разговаривать. Тем более что мне теперь уж не опасна ненависть этой проклятой собаки.

Американец понял, что его достойный приятель имел основание не распространяться о подробностях своего прежнего знакомства с Динго, и не расспрашивал его дальше, помня, что деликатность – первая обязанность истинной дружбы.

Через пять минут оба джентльмена шли прямиком по лесу, направляясь по им одним заметным приметам к руслу реки Кванзы.

Глава третья

В девственном лесу

Ужасное слово «Африка», сорвавшееся из уст Дика Сэнда в роковую ночь, рассеявшую его последние сомнения, ни на минуту не покидало его мысли. Обдумывая все, что произошло после катастрофы, погубившей капитана Гуля, бедный юноша припоминал малейшие подробности своего бесконечного плавания, таинственная продолжительность которого становилась ему теперь понятной. Но как объяснить внезапную перемену курса, заведшую «Пилигрим» так далеко к югу, что он мог обогнуть мыс Горн и очутиться в Атлантическом океане? Правда, на судне оставался всего один компас и лаг был потерян.

Внезапная мысль мелькнула в голове юноши-капитана. Он вспомнил, как странно разбился другой компас, как оторвался от новой и крепкой веревки лаг, как, наконец, он сам встретил Негоро на палубе возле руля, то есть вблизи единственного оставшегося компаса… Да, сомневаться становилось невозможно… Не случай, а злая воля завлекла «Пилигрим» так далеко от намеченной цели и была причиной его крушения. Мрачный португалец, игравший роль повара, создал серию несчастных случайностей, погубивших судно. Он, и никто другой, был причиной того, что оно разбилось у суровых берегов Африки.

Но кто же был этот португалец? Очевидно, моряк, и моряк опытный и сведущий, иначе он не сумел бы довести до конца свою гнусную интригу. Но какие соображения руководили им? Чего он желал, добиваясь гибели судна?

Решить эту загадку было, конечно, невозможно. Эта часть прошлого оставалась все еще окутанной туманом. Но зато Дик Сэнд ясно видел и понимал настоящее. Он не мог уже сомневаться в том, что находился в Центральной Африке, и, по всей вероятности, именно в самой опасной и негостеприимной ее части: в провинции Анголе.

Знал он и то, что встреча с Гаррисом не была случайностью. Только человек, предварительно сговорившийся с Негоро, мог так долго обманывать доверившихся ему путников, выдавая африканский лес за провинцию Южной Америки. Становилось вполне очевидно, что Гаррис и Негоро были давно знакомы и встретились снова, сведенные случаем на горе путешественникам.

Гаррис исполнял поручение Негоро, заманивая пассажиров «Пилигрима» в глубь страны. Но с какой целью? Вот чего все еще не мог решить Дик Сэнд. Даже допуская желание завладеть неграми для продажи их в рабство, даже предположив желание отомстить самому Дику Сэнду, все же нельзя было объяснить намерения врагов относительно миссис Уэлдон, не сделавшей никакого зла бывшему повару, и относительно ее ребенка. Для чего было губить эти два существа? Какие намерения могли иметь злодеи относительно двух беззащитных жертв?

Если бы Дик Сэнд мог слышать разговор, прерванный Динго, он бы понял часть злобных планов Негоро и мог бы оценить весь ужас своего положения и все опасности, угрожавшие его спутникам. Теперь же он тщетно ломал себе голову, стараясь угадать планы изверга, погубившего судно, и не находил объяснения его злодейским поступкам.

Зато юноша сразу понял тяжелую обязанность, вторично налагаемую на него тяжелым сцеплением обстоятельств. Вторично приходилось ему спасать своих спутников, вторично принимать команду в отчаянных обстоятельствах. С тяжелым вздохом смелый мальчик признался себе в том, что на этот раз в его руках гораздо меньше шансов на спасение, чем было тогда, когда миссис Уэлдон избрала его командиром «Пилигрима». Но это сознание не поколебало его решимости.

Когда первые лучи восходящего солнца прорвали золотыми стрелами густую листву тропического леса, Дик Сэнд решительно поднялся с ложа, на котором он провел тяжелую, бессонную ночь, и бесшумно прошел к старому Тому. Верный негр так же мало спал, как и он сам, так же был измучен бессонной ночью и безотрадными мыслями, навеянными грозным рычанием льва. Оно пробудило в нем воспоминания далекого детства и осветило в его сознании страшную истину относительно места, в котором сейчас все они находились.

Дик Сэнд ласково положил руку на плечо верного друга.

– Том, – проговорил он шепотом, – вы узнали рычание льва, узнали следы каравана невольников… Вы знаете так же, как и я, что мы находимся не в Америке, а в стране ужасов рабства, в Центральной Африке.

Старый Том низко опустил свою седую голову.

– Да, капитан Дик. Я знаю… все знаю, – прошептал он дрожащим голосом.

– Так вот что, Том. Мы с вами должны молчать о том, что знаем. Никто из наших спутников не должен догадываться об ужасной истине, и меньше всех – миссис Уэлдон. Вы понимаете это, Том, не правда ли?

Старый негр отвечал не сразу. Он, видимо, серьезно обдумал многое, прежде чем сказать утвердительно:

– Да, вы правы, капитан Дик. Будет лучше, если миссис Уэлдон не будет знать правды, которая только обескуражит ее. О, мой бедный сын! – внезапно, как стон, вырвалось из груди старого невольника.

– Не отчаивайтесь, Том, – серьезно проговорил Дик Сэнд. – Мы должны напрячь все усилия для нашего спасения. Прежде всего, нужна осторожность. Вы знаете лучше меня, в какой стране мы находимся… Мне нечего объяснять вам наше ужасное положение. Но от всех остальных мы постараемся скрыть бо́льшую часть опасностей. Достаточно будет сказать им, что Гаррис оказался изменником, быть может, членом одной из разбойничьих шаек, которых немало во всех полуцивилизованных странах. Наши спутники подумают, что мы боимся нападения краснокожих, и этого будет достаточно. Мы же с вами, Том, должны остерегаться за всех.

– Вы можете на меня положиться, капитан Сэнд, – серьезно ответил старый негр. – Вместе мы жили, вместе будем и умирать, если понадобится.

– Благодарю вас, Том. Я знал, что могу рассчитывать на вашу дружбу и преданность, а также на вашу опытность и знание.

– Всегда и во всем, капитан Сэнд. Обещаю вам это, – торжественно ответил негр, пожимая руку юноше.

После довольно долгого совещания юный капитан и его старый друг выработали план дальнейших действий. Оба исходили из одного соображения: Гаррис, очевидно, был застигнут врасплох обстоятельствами, неожиданно объяснившими истину его жертвам, то есть львиным рычанием и находкой окровавленных следов каравана невольников. Видя, что дальнейший обман стал невозможным, мнимый проводник вынужден был бежать раньше, чем предполагал, не успев довести до конца своего злодейского плана. По всей вероятности, место, к которому заманивал путешественников изменник, где, быть может, ожидали его сообщники, находилось еще в некотором расстоянии, иначе Гаррис не настаивал бы так ревностно на продолжении путешествия. Следовательно, можно было с некоторой достоверностью предположить, что предатель-проводник, так же, как и его друг португалец Негоро, присутствие которого ясно доказывалось поведением Динго, находились где-либо поблизости в лесу, комбинируя новый план для гибели своих жертв. План, на исполнение которого понадобится все же несколько часов, может быть, даже дней. Эту отсрочку необходимо было использовать возможно лучше и скорее.