Пятнадцатилетний капитан

– В этом вы правы, миссис Уэлдон, – спокойно ответил Дик. – Берега Перу и Чили могут встретить нас довольно негостеприимными пустынями. Но опасности не будет. Я почти уверен в том, что, приближаясь к берегам, мы встретим какое-либо судно, которое сможет дать нам не только точные указания о местности, но даже некоторую помощь. Признаюсь, меня давно уже удивляет, что мы до сих пор не встретили ни одного такого судна. Я знаю по опыту, что эти берега обладают многочисленными портами, которые связаны между собой и с другими государствами несколькими десятками пароходных компаний, совершающих регулярные рейсы от Сан-Франциско до Австралии. Не говорю уже о случайных парусных судах, постоянно идущих через Тихий океан в Японию, Китай и к берегам русской Азии. Каким образом мы до сих пор ни разу не встретили ни одного из этих судов, является для меня неразъяснимой загадкой… и, признаюсь вам, крайне мучительной загадкой, – прибавил юноша со вздохом.

– Быть может, буря и туман помешали вам заметить их, – неожиданно вмешался в разговор кузен Бенедикт, обедавший, по обыкновению, вместе со своей кузиной и капитаном Диком, но редко принимавший участие в беседах, не касающихся его любимых насекомых.

На этот раз его внимание почему-то было привлечено словами Дика, быть может, оттого, что слова эти пробудили воспоминания ученого о проклятом тумане, мешавшем ему даже смотреть в микроскоп.

– Уж если я не мог делать наблюдений, – докончил почтенный ученый свои соображения, – то что ж удивительного, если и вы не заметили какого-нибудь парохода среди молочного тумана, который, точно шапкой, накрывал небо и море…

Дик Сэнд задумчиво выслушал пространное и необычайно горячее объяснение негодующего ученого и мысленно согласился с ним, отвечая миссис Уэлдон, которая не сводила вопросительного взгляда с умного и энергичного лица юноши-командира:

– Это могло, конечно, случиться. В таком случае нам не о чем особенно беспокоиться теперь, когда погода прояснилась, по-видимому, надолго. Барометр продолжает подыматься. Следовательно, нам уже не угрожает возвращение туманной погоды, и мы сможем издали заметить каждое идущее навстречу нам судно. Да, кроме того, в каком бы месте мы ни высадились, отовсюду можно будет найти случай отправиться в Сан-Франциско. Повторяю, что почтовые пароходы обслуживают все побережье Южной Америки. Таким образом, вы скоро доберетесь домой и будете там раньше, чем «Пилигрим» сделает полпути до Сан-Франциско.

– Как? – вскрикнула беспокойно молодая женщина. – Ты разве не хочешь идти с нами домой, Дик?

– Я не могу сделать этого раньше, чем мы сдадим груз в Вальпараисо, куда он был направлен капитаном Гулем. Где бы мы ни нашли возможность набрать нужное число матросов и получить знающего руководителя, «Пилигрим» все же должен будет исполнить обещание своего хозяина, иначе он обманет доверявшие ему фирмы и наделает немало убытку вашему супругу. Но вам и вашему маленькому Джеку нет надобности заезжать куда бы то ни было, и я буду спокоен только тогда, когда увижу большой почтовый пароход, который должен будет доставить вас в Сан-Франциско!..

– Только бы нам дождаться этого парохода! – грустно проговорила молодая женщина и сейчас с улыбкой же поспешила прибавить, заметив выражение беспокойства на лице Дика: – Скажи мне, дитя мое, ведь ты не в первый раз проезжаешь у берегов Америки?

– Конечно, нет! Я несколько раз совершал путешествие в Новую Зеландию и часто останавливался в главных портах Перу и Чили.

– И ты сумеешь ввести «Пилигрим» в гавань?

– Не знаю, мистрис Уэлдон, – скромно ответил юноша. – Это зависит от того, куда прибьет нас ветер. В некоторые порты, хотя бы, например, в Вальпараисо, зайти очень нетрудно, особенно при хорошей погоде.

– Но есть и другие, более опасные? – настаивала миссис Уэлдон, очевидно желая сразу узнать степень опасностей, угрожающих ей в будущем. – Наконец, погода может ухудшиться, и тогда…

Дик не дал ей докончить свою мысль, перебив ее со спокойной уверенностью:

– Не создавайте себе лишних страхов, миссис Уэлдон. Погода измениться не может, для этого барометр подымается слишком медленно и постоянно. Кроме того, у каждого порта, куда бы мы ни явились, всегда можно будет найти лоцмана, обязанность которого вводить суда в гавань.

– А тебя не беспокоит то, что мы до сих пор не встречаем лоцманов? Скажи откровенно, Дик! Ты знаешь, я не легко теряю мужество и желала бы заранее приготовиться к худшему.

– Я и не пробую обманывать вас ложными надеждами. Но, по правде сказать, если меня и беспокоит отсутствие судов вообще, то отсутствие специально лоцманских судов вещь вполне естественная. Не забудьте, что мы еще находимся слишком далеко от берегов. Только приблизясь к какому-нибудь порту на расстояние двух-трех пушечных выстрелов или, во всяком случае, настолько, чтобы видеть свет маяков, находящихся почти в каждой гавани, – можно рассчитывать встретить в море лоцманское судно… или вызвать его сигналами.

– А если все это не удастся? Если мы не найдем лоцмана – что ты будешь делать тогда, мой бедный Дик?

– Тогда я пойду поближе к берегу и перевезу вас на лодках, если вход в гавань окажется слишком затруднительным для брига. Повторяю, в спокойную погоду я надеюсь справиться с этой задачей.

– А если буря усилится?

– К чему предполагать худшее, миссис Уэлдон? Будем надеяться, что этого не случится.

– Чтобы быть ко всему готовой и не растеряться в решительную минуту! – энергично ответила молодая женщина, протягивая руку храброму юноше. Тот крепко пожал ее и затем ответил, по-видимому, совершенно спокойно:

– Если буря разыграется раньше, чем мы будем в виду берегов, то я повторю то же, что уже раз спасло нас, то есть постараюсь избежать опасности, идя по ветру. Если же ветер усилится вблизи берега, тогда…

– Что тогда? – переспросила миссис Уэлдон, заметя невольное колебание Дика. – Тогда ты постараешься вернуться в открытое море? Не так ли, друг мой?

– Постараюсь, конечно, но, правду сказать, рассчитывать на успех подобного маневра вряд ли возможно. Слишком малочисленны и неопытны мои матросы, да и я сам, к несчастью, не обладаю достаточными сведениями…

Миссис Уэлдон еще раз перебила колебавшегося юношу:

– Что же тогда, Дик? Должен же ты был подумать и о такой ужасной возможности? Скажи мне правду: что́ намерен ты предпринять в самом худшем случае?

– Самое ужасное, на что может решиться моряк! – глухо, но решительно отвечал юноша. – Тогда я погублю судно и выброшусь на берег, выбрав место, где буруны и прибрежные скалы не помешали бы вашему спасению! Я желаю только, чтобы в этом случае наш «Пилигрим» занесло в такое место, где даже этот последний шанс на спасение людей, если не судна, не оказался тщетной надеждой…

– А такие места бывают в этих широтах, Дик? – едва слышно спросила молодая женщина. – Скажи мне, ты знаешь, что у этих берегов множество подводных скал? Не правда ли?

Дик решительно тряхнул кудрями, как бы отмахиваясь от назойливого роя неприятных мыслей.

– К чему предполагать худшее, повторяю еще раз! Для этого пока нет никаких оснований.

На минуту в каюте воцарилось тяжелое молчание. Каждый думал про себя свою невеселую думу, как вдруг кузен Бенедикт вмешался в разговор со своим обычным ласковым хладнокровием:

– И что вам за охота хоронить себя и нас всех раньше времени, дорогая кузина? Погодите отчаиваться, пока не наступит для этого необходимость… Если она наступит!.. А я вот твердо уверен, что ничего подобного придуманным вами ужасам с нами не случится. Довольно мы натерпелись неприятных приключений, пора и честь знать! Вы вспомните, чего только с нами не случалось со дня встречи этого противного млекопитающего… Говорил я вам, что ни в одном позвоночном нет толку, – вот вы сами могли убедиться в истине моих слов… То ли дело мои насекомые! Повстречай мы кого-либо из них вместо вашего глупого кашалота, все было бы благополучно! – неожиданно закончил ученый.

– В самом деле! – подхватил маленький Джек. – Дядя Бенедикт прав. Его клопы или блохи не проглотили бы нашего доброго капитана и бедных матросов!..

Глубокая истина этого утверждения вызвала невольную улыбку на лицах всех присутствующих, забывших на минуту об угрожающих опасностях неведомого будущего.

Не забыл своего беспокойства только молодой командир «Пилигрима», со страхом и надеждой наблюдавший за показаниями барометра и за переменами погоды. Раза два ветер усиливался настолько, что Дик собирался убирать паруса, во избежание худшей опасности, но, к счастью, затишье наступало раньше исполнения трудного маневра, и бриг мог продолжать свой путь с прежней скоростью. С безграничной робостью замечал Дик ежедневно возрастающую устойчивость в направлении ветра, возможной перемены которого он боялся чуть ли не больше всего на свете. Действительно, лавировать – то есть продвигаться вперед при встречном (или не совсем попутном) ветре с помощью сложных и трудных парусных маневров – он не мог, не имея в своем распоряжении искусных матросов, – следовательно, «Пилигрим» должен был бы в таком случае уступить и идти по ветру, рискуя быть занесенным далеко в сторону от своей конечной цели.

Страх Дика прекратился, когда барометр окончательно остановился. Ветер был очень свежим, но вполне попутным. Теперь экипаж «Пилигрима» мог отдыхать сколько угодно, наблюдая лишь за тем, чтобы постоянно распущенные паруса не расшатали мачт. Для этого юный командир приказал подтянуть проволочные ванты, удерживавшие правильное положение мачт, и сам ежедневно подымался до верхних парусов, осматривая, все ли в порядке на реях и в такелаже.

А между тем море оставалось по-прежнему пустынным, хотя наступил уже апрель месяц, когда ежегодно возвращались целые экспедиции с китового промысла, не говоря уже о многочисленных пароходных компаниях, путь которых лежал в тех самых широтах, в которых находился в данную минуту бедный «Пилигрим», точно затерянный в необъяснимом одиночестве посреди пустынного океана. Это одиночество начинало беспокоить даже черную команду брига, получившую возможность рассуждать и наблюдать благодаря уменьшению опасности и работы.

С особенной ревностью попеременно наблюдали негры за водной поверхностью, стоя на носу судна или подымаясь до первых парусов, и по-своему высказывали недоумение по поводу отсутствия встречных судов и отдаленности берега.

– Не могла же эта проклятая Южная Америка сквозь землю провалиться! – повторял досадливо Геркулес. – Должна же она появиться наконец!

– А между тем ее нет как нет, – грустно ответил молодой негр Актеон, особенно нетерпеливо жаждавший возвращения домой, где его ожидала невеста.

– Земля точно убегает от нас! – запальчиво крикнул Дик Сэнд, слышавший слова негров и невольно вмешавшийся в их разговор. – Иногда мне кажется, что я с ума схожу. Подумать только, что мы не встретили ни одного судна за это время… почти за три месяца, – и это среди Тихого океана, по которому постоянно проходят сотни пароходов и тысячи парусных судов! Бывают минуты, когда это долгое одиночество кажется мне результатом какого-то злобного колдовства.

– А нет ли тут и в самом деле какого-нибудь колдовства? – таинственно проговорил Геркулес, наклоняясь почти к самому уху своего юного командира. – Воля ваша, капитан, а этот проклятый португалец-повар не внушает мне никакого доверия. Черт его разберет, что он там стряпает, запершись в своей кухне? Быть может, он приготовляет волшебные напитки, делающие невидимыми не только людей, но и целые суда? Бывают и такие, капитан, честью заверяю вас, что я сам видел, как…

Дик не дал договорить словоохотливому негру.

– Полно болтать вздор, – досадливо перебил он его рассказ. – В том, что Негоро негодяй, я уверен, пожалуй, не меньше, чем ты, но колдовство его – сущие пустяки. Да я напрасно и произнес это слово, говоря об отсутствии встречных судов.

– Так чем же вы объясняете это отсутствие, капитан? – спросил Актеон.

– Ничем, друг мой, – грустно ответил юноша. – Я признаюсь откровенно, что ничего не понимаю в необъяснимой пустынности океана. Скажи мне, Геркулес, сколько дней тому назад увидели мы тот остров? Помнишь?

– Как не помнить, когда я первый заметил его! Вы даже не сразу поверили мне, капитан, – самодовольно ответил молодой гигант. – А времени прошло с того дня немало – дней двенадцать, не меньше.

– И с тех пор мы идем все время с одинаковой скоростью, все время с попутным ветром прямо на запад?

– Так точно, капитан, – подтвердил Актеон. – Бывали дни, когда скорость хода даже увеличивалась.

– При таком быстром ходе, как сегодня, мы должны были бы добраться до материка Америки дней через десять!

– Однако Америки нет как нет, капитан, – удивленно раскрывая свои круглые глаза, повторял Геркулес. – Я сам караулю по ночам, чтобы как-нибудь не проскочить мимо… а ее все нет.

– Проскочить мимо материка не так легко, как миновать маленький остров, друзья мои, – грустно ответил Дик. – Берега Америки должны были бы быть видны издалека, так как высокие горы ее ясно вырезываются на горизонте – особенно в такую ясную погоду, какая стояла эти последние дни.

– Знаем, капитан, и караулим самым аккуратным образом. Вчера на ночной вахте я так пялил глаза, что они у меня заболели с натуги, – наивно объявил Геркулес. – И, несмотря на это, не видел ничего, кроме неба да моря.

– Ничего? – машинально повторил Дик.

– Ровно ничего, капитан. Другие дозорные иногда принимали облака за гору и начинали уже радоваться потихоньку, промеж себя. Но я сразу понимал ошибку, и мы даже не говорили о ней вам и молодой хозяйке, чтобы не тревожить ее понапрасну.

– И хорошо делали. У нее и так горя достаточно. Спасибо вам за ваше внимание и преданность, – сказал Дик.

– Полноте, капитан, – добродушно ответил Геркулес, – есть о чем говорить. Что мы особенного делаем? Только исполняем свою обязанность. Ведь вы же спасли нас от ужасной смерти… Да, кроме того, работая для вас, мы работаем для себя самих. Только бы нам добраться до этой проклятой, недосягаемой земли, а там…

Геркулес не договорил своей фразы. Его круглые глаза внезапно завертелись в неожиданном, страшном волнении и вслед за тем упорно уставились в одну точку, рот судорожно раскрылся, как бы для громкого возгласа, но усилие воли остановило крик на его толстых губах. Вместо того он схватил Дика за руку так крепко, что чуть не вывихнул плечо юноши своей гигантской лапищей, и проговорил, вернее, прошипел сдавленным голосом над самым его ухом:

– Берег, капитан Дик! Будь я не Геркулес, если это не берег!

Дик быстро оглянулся в ту сторону, куда указывала черная рука негра. Да, берег действительно виднелся вдали, но берег низменный, едва подымающийся над уровнем моря, настолько мало отвечающий той величественной картине скалистой цепи Анд, которую ожидал увидеть юноша, что он несколько мгновений не решался поверить своим глазам, машинально протирая их дрожащей рукой.

– Капитан Дик, право же, это берег! – твердил Геркулес, постепенно возвышая голос. – Право же, я не ошибаюсь! Это берег! Наверно берег! Вспомните, ведь я и в тот раз первый увидел землю!

– Ты прав, Геркулес! Ты прав, мой добрый друг! Это действительно берег! – все еще нерешительно повторил Дик и вдруг, совершенно невольно, закричал во весь голос: – Земля! Земля!

Через пять минут все обитатели «Пилигрима» – за исключением отсутствовавшего, по обыкновению, Негоро – собрались вокруг юного капитана и негра, увидевшего землю. Все молча глядели на таинственную полосу берега, видневшуюся в нескольких милях впереди судна.

– Что бы это могло значить? – заговорила наконец мистрис Уэлдон. – Мы все ожидали увидеть высокие горы, а вместо того видим совсем низкий берег! Где же Анды, вершины которых должны быть видны с каждого пункта Американского материка?

– Быть может, они скрываются от нас облаками? – нерешительно отвечал Дик Сэнд. – Ничем другим я не могу объяснить странного появления этой низменности. Вероятно, это лишь прибрежная полоса земли, за которой начинаются отроги горного хребта.

Взоры всех впились в эту землю, рассматривая ее с понятным жадным любопытством. Очертания неведомого берега быстро вырисовывались, так как свежий ветер гнал судно со страшной скоростью прямо к нему. К полудню можно было уже отчетливо разглядеть длинную линию пустынной низменности. Направо возвышалось нечто вроде группы скал, довольно высоких, сравнительно с низким пространством окружающей земли. Налево берег выступал далеко в море, образуя как бы длинный и узкий мол, присутствие которого придавало небольшому заливу вид естественной гавани, где бриг легко мог бы укрыться, если только вход в эту бухту не был загроможден подводными скалами.

Но эта надежда рассеялась довольно скоро. Зоркие глаза Дика заметили сверкающую белую линию. Она огибала берег, выдавая наличие ужасных бурунов, пройти через которые без помощи опытных лоцманов, знакомых с каждой извилиной берега и с каждым подводным камнем, невозможно даже маленькой шлюпке. Присутствия же подобного лоцмана, очевидно, нельзя было ожидать на берегу, имевшем совершенно пустынный вид. Напрасно Сэнд осматривал его извилины, надеясь отыскать признаки пребывания здесь человека. Нигде не видно было жилища, нигде не подымалась стройная линия маяка, воздвигаемая на каждом берегу, куда заходят хоть какие-нибудь суда. Очевидно, несчастный «Пилигрим» пристал к одному из необитаемых пунктов Чилийской или Перуанской республики, где народонаселение сосредоточивалось в глубине страны, избегая прибрежной полосы, быть может, нездоровой или непригодной для ведения культурного хозяйства.

– Быть может, это только песчаная прибрежная полоса, заливаемая во время приливов и потому необитаемая? – догадался наконец один из молодых негров, пораженный отсутствием горной цепи, о которой каждый из них столько слыхал и читал.

Не отвечая на это предположение, молодой капитан внезапно быстро отложил в сторону бинокль, при помощи которого внимательно осматривал далекое побережье, и решительно направился к рулю, чтобы заменить старика Тома. Убедившись в невозможности подойти к берегу из-за подводных камней, Дик надеялся только на то, что его опытной руке удастся провести судно, искусно маневрируя между этими камнями. Иногда подобные рискованные предприятия удаются благодаря разнице в цвете воды, позволяющей рулевому различать более глубокие и спокойные места между скалами. К несчастью, большая часть таких естественных проходов либо недостаточно глубока, либо так извилиста, что пользоваться ими может далеко не каждое судно, и то лишь при особой осторожности рулевого.

Но «Пилигриму» не оставалось выбора. Всякая попытка удалиться от земли была невозможна вследствие сильного ветра, который гнал судно прямо на берег. Оставалось покориться неизбежности и ждать, приготовясь пользоваться каждой счастливой случайностью.

Прошел час в томительном беспокойстве. Все пассажиры столпились на носу судна, ожидая решения своей участи. Даже Динго покинул свой пост у руля и подошел к встревоженной группе людей, со страхом и надеждой наблюдавших за быстро приближавшейся белой линией бурунов. Медленно приблизившийся пес внимательно оглядел сначала всех робко столпившихся в кучку людей, затем перевел умные глаза на море и вперил их в ясно видневшийся берег. Минут пять простоял он таким образом, как бы изучая изгибы далекой береговой линии, и вдруг жалобно завыл.

Все вздрогнули.

– Что это значит? – невольно понижая голос, спросила миссис Уэлдон. – Динго воет, глядя на этот берег? Посмотрите на его глаза, Том. Право, можно подумать, что он узнаёт этот берег!

В эту минуту Негоро появился на палубе. Он был бледнее обыкновенного и подвигался нерешительными шагами, как бы помимо собственной воли. Против своего обыкновения, он даже не остановился, увидев своего непримиримого четвероногого врага, и, медленно пройдя мимо собаки, на этот раз не обратившей на него внимания, встал несколько поодаль от остальных пассажиров. Миссис Уэлдон уже издали заметила, что глаза португальца горели каким-то странным, злобным огнем, губы дрожали как бы от сдержанного внутреннего волнения.

– Посмотрите, Том, – шепнула она стоящему близ нее старому негру, – посмотрите, португалец узнает этот берег, так же, как и Динго! Присмотритесь внимательно, как быстро меняется его лицо! Только что оно было бледно, как смерть, а теперь – видите, вся кровь бросилась ему в голову!

– О, если бы Динго мог говорить! – так же тихо ответил старый негр. – Он мог бы рассказать нам многое про этого таинственного повара… Не так ли, мой добрый пес? – прибавил старик, положив руку на голову умного животного.

Динго перестал выть и медленно повернул голову по направлению Негоро. Его глаза налились кровью. Свирепое рычание вырвалось из его груди, и он весь съежился, приготовляясь броситься вперед. Но Негоро уже исчез – одним прыжком скрывшись в первую попавшуюся дверь.

– Убежал! Опять убежал! – весело крикнул маленький Джек, с легкомыслием ребенка не подозревавший страшной опасности, в которой находилось судно. – Негоро не смеет подойти к Динго, и хорошо делает. Динго, наверно, проглотил бы его, как противный кит проглотил лодку дяди капитана!

Том задумчиво покачал своей умной седой головой.

– Нет, миссис Уэлдон, – заметил он, – на этот раз Негоро испугался не Динго. Его он и раньше видел. Он и вышел-то из каюты, заслышав его вой. К тому же чего ему было бояться собаки в нашем присутствии? Ведь мы же не позволили бы задушить его. Да и сам Динго не сразу заметил своего неприятеля – до того бедный пес был поглощен своей печалью… Нет, тут кроется что-то особенное, верьте мне, миссис Уэлдон!

– И мне показалось, что португалец исчез после того, как узнал этот берег. Точно его прогнало какое-то тяжелое воспоминание, очевидно, общее для него и для собаки, – прибавила молодая женщина, указывая на Динго. – Слышите, бедный пес опять завыл, глядя на землю!

– Динго, голубчик, перестань плакать! – утешал ребенок своего любимца. – Я знаю, ты много горя перенес, мой любимый песик. Но все это дело прошлое. Теперь мы не дадим тебя в обиду, моя собачка. Утешься же, Динго, и лучше скушай вот этот кусочек сахару.

И Джек, сам чуть не плача, протянул собаке большой кусок сахара, не переводившегося в его карманах со времени появления Динго на «Пилигриме». Но умное животное печально отвернулось от любимого лакомства, как бы говоря, что его горя сахаром не утешить. Затем собака лизнула ребенка в щеку и, крепко прижавшись к нему, замолчала, не сводя глаз с далекого берега. Казалось, она желала показать, что память о прошлом не мешает любить новых друзей и что новая любовь не может заставить забыть печальное прошлое, известное только его верному собачьему сердцу, да еще человеку, укрывшемуся в темном трюме, быть может, не только от острых зубов собаки, но и от упреков собственной совести.

Тем временем бедный юноша-капитан тщетно напрягал глаза, стараясь отыскать какую-нибудь возможность провести судно между подводными камнями и благополучно добраться до берега.

Линия бурунов шла, не прекращаясь, повсюду, куда только достигало зрение. Становилась очевидной полная невозможность спасти бриг. Надо было позаботиться хотя бы о спасении его пассажиров.

Взгляд Дика грустно скользнул по группе, собравшейся на носу судна, и на мгновение остановился на бледном лице португальца. Ледяное спокойствие этого мрачного лица поразило юношу. Негоро внимательно рассматривал приближающийся берег и, очевидно, не мог не понимать опасности положения «Пилигрима». Между тем в его глазах не было ни тени беспокойства. Напротив, Дику показалось, что он внезапно улыбнулся, как бы озаренный приятной мыслью, и направился обратно в каюту с видом человека, вполне уверенного в своей безопасности.

«Странно, – подумал Дик, – неужели этот человек так наивен, что не понимает нашего отчаянного положения? Или, может быть, ему знакомы эти берега и он уверен в возможности спасения?»

Но Дику некогда было долго раздумывать над решением психологических загадок. Надо было позаботиться о спасении вверенных ему людей. С тяжелым вздохом, но решительными шагами приблизился он к миссис Уэлдон и проговорил твердо:

– То, чего вы боялись, наступило. Будьте мужественны и не теряйте присутствия духа. Спасти судно невозможно. Но вам известно, что не я виноват в этом.

– Ты сделал все, что было в силах человеческих, мой милый мальчик! Я порукой в этом, – торжественно и спокойно отвечала молодая женщина, протягивая руки юноше.

Она была страшно бледна, и по ее щекам медленно катились слезы, но голос ее оставался спокойным и не выдавал слабости и страха, терзавшего сердце матери.

– Мы все порукой в том, что капитан Сэнд исполнил свой долг! – так же торжественно заявили все пять негров, окружавшие своего молодого командира.