Пятнадцатилетний капитан

Но Геркулес уверенно протянул руку на северо-запад. Дик Сэнд тщетно вглядывался по указанному направлению. Он ничего не видел, кроме безграничной туманной линии горизонта, где серое небо низко склонилось над бушующим серым океаном, сливаясь в одно мрачное, бесцветное и грозное целое.

Между тем молодой негр продолжал уверенно указывать вперед, со страшным напряжением голоса повторяя одно и то же слово: «Земля! Земля!»

В эту минуту на палубе появилась миссис Уэлдон, забывшая о своем обещании не выходить из каюты в часы, когда ураган усиливался; это ежедневно повторялось от полудня до рассвета, а затем сила ветра спадала на несколько часов, позволяя если не отворять люки, то хоть вылезать наверх вздохнуть свежим воздухом.

– О, миссис Уэлдон, можно ли выходить в такую погоду? – заботливо крикнул Дик, бросаясь к молодой женщине, чтобы помочь ей добраться до бушприта, за который она и ухватилась, прислушиваясь к словам Геркулеса, повторявшего свой крик: «Земля! Земля!»

– Земля? – спросила молодая женщина больше взглядом, чем голосом. – Неужели в самом деле земля, Дик?

Дик Сэнд сделал отчаянное движение, и его бледное лицо побледнело еще больше, когда он указывал своей дрожащей рукой по тому направлению, где его взору удалось наконец различить смутное очертание конусообразного возвышения, едва вырезывающееся на сером фоне туманного горизонта.

– Да, это земля, – прошептал он, судорожно сжимая какую-то снасть, попавшуюся ему под руку.

Земля при этих условиях была для «Пилигрима» худшей из всех опасностей. Подгоняемый бурей, бриг летел прямо на нее и, принимая во внимание страшную силу ветра, должен был достигнуть берега через какие-нибудь два, много три часа! А что дальше? Юноша боялся думать о том, что ожидало судно посреди подводных камней, присутствие которых возле этого берега было почти несомненно. Сколько раз желал он скорейшего появления материка!

И вот его желание исполнено. Берег в виду, близко. Но близость его наполняла теперь новым ужасом сердце опытного моряка. Страшных усилий стоило ему не передать никому своих опасений, чтобы не заразить своим ужасом вопросительно смотревшую на него женщину.

Не без труда удалось Дику Сэнду уговорить миссис Уэлдон вернуться в каюту. Ее пошел провожать туда Геркулес, а молодой командир «Пилигрима» остался на носу, раздумывая о возможностях спасти судно и его пассажиров от неминуемого крушения.

Но как спасти, как избежать опасности в такую погоду? Даже если смутно видимый берег оказался бы одним из населенных торговых пунктов южноамериканского материка, то и тогда не было никакой возможности в подобную бурю вызвать из порта лоцмана, который мог бы провести судно сквозь береговые буруны…

С минуты на минуту очертания гористого берега становились яснее и определеннее. Но странным образом земля, казалось, находилась не впереди судна, а сбоку, хотя и приближалась с ужасающей быстротой. Не без удивления заметил юноша также и то, что конусообразная вершина, теперь уже вполне ясно вырисовывавшаяся на фоне темных облаков, казалась единичной высокой точкой неведомого берега. Это мало походило на то, чего ожидал Дик от гористого берега Южной Америки, по которому проходили почти во всю длину два гигантских хребта – Анды и Кордильеры! Бедняга не знал, что думать.

А время летело со страшной быстротой. Уже два часа прошло с той минуты, как черная рука Геркулеса первая указала на темную точку земли, а таинственная конусообразная вершина продолжала виднеться, так же одиноко поднимаясь на посветлевшем утреннем небе. Только положение ее изменилось. Она все заметнее оставалась вправо от судна.

Появление Негоро прервало невеселые размышления Дика Сэнда.

Португалец осторожно пробирался на самый нос судна, крепко держась за каждую попадавшуюся точку опоры, чтобы не свалиться от страшной качки. Наконец он достиг цели и, ухватившись рукой за ванты бушприта, долго наблюдал очертания неизвестного берега, пока наконец с видимым удовольствием не покачал головой, как человек, узнавший все, что желал узнать. Опять захотелось Дику подозвать мрачного португальца и спросить его, не знаком ли ему этот отдаленный берег. Но прежняя непреодолимая антипатия удержала еще раз молодого командира от разговора с таинственным поваром, который, простояв минуту на палубе, спокойно прошел мимо него, причем его губы шевелились, произнося какое-то имя, которое никто не слышал, к несчастью!

Прошло еще два часа. Погода еще больше прояснилась, и Дик Сэнд смог подняться на одну из мачт, чтобы оттуда, с помощью подзорной трубы, яснее разглядеть землю, которую продолжал считать материком Южной Америки и которая за последние полчаса перестала быть видимой с палубы, вероятно, потому, что низко нависшие облака закрывали ее очертания. Взобравшись на значительную высоту и крепко уцепившись рукой за проволочную лестницу ванты, юноша принялся внимательно осматривать горизонт, медленно поворачивая голову во все стороны. Каково же было его удивление, когда он убедился в исчезновении того берега, близость которого так пугала его! Тщетно исследовал Дик каждое облачко на горизонте, тщетно вглядывался в даль – нигде не было видно резко очерченного конуса неведомой скалистой вершины, которую он еще так недавно мог ясно разглядеть на просветленном фоне бледно-серого неба. Сомнения больше не было. То, что весь экипаж принял за материк, был не больше как остров, оставшийся, по счастливому случаю, далеко в стороне от увлекаемого бурей беспомощного «Пилигрима».

– Миссис Уэлдон, представьте, это не Америка. Это был только остров, а не материк, – проговорил задыхающимся от волнения голосом юноша, вбегая в полутемную каюту, где молодая женщина грустно сидела у маленького круглого окошка, закрытого плотной металлической ставней.

Удивленно подняла она свои большие глаза, покрасневшие от бессонницы и слез, и проговорила с оттенком беспокойства:

– Остров? Неужели? Но какой же остров? Можете ли вы угадать его название, мой бедный Дик?

– А вот сейчас увидим. Морская карта разъяснит нам все недоразумения, – ответил молодой командир, поспешно разворачивая большую карту, захваченную в своей, то есть капитанской, каюте. – Этот остров может быть только так называемым Ваи-Гу, – проговорил он, внимательно рассматривая принесенную карту Тихого океана и его берегов. – Других островов совсем нет вблизи этих берегов Америки. Ваи-Гу – чуть ли не единственное исключение. Но он так мал, что помещается только на подробных морских картах. Посмотрите сами, миссис Уэлдон. Это точка, затерянная в голубой бесконечности воды!

– Но ведь, кажется, мы уже оставили его за собой? – робко спросила молодая женщина. – Сколько мне помнится, в последний раз, когда мы с вами говорили о количестве миль, пройденных «Пилигримом», вы упоминали этот остров и даже, кажется, ссылались на то, что мы не встретили его на своей дороге, как на доказательство близости нашей к материку?

– В этом я легко мог ошибаться. Со времени потери лага я не имею возможности сколько-нибудь определенно высчитывать количество пройденных нами миль. Остров же Ваи-Гу так мал, что пройти незаметно мимо него гораздо легче, чем увидеть его берега, особенно в такую бурную и туманную погоду.

– Но раз он на нашей дороге, то ведь нам грозит опасность наткнуться на его скалы? – продолжала допрашивать миссис Уэлдон.

– К счастью, мы пролетели благополучно в безопасном расстоянии от берегов. Теперь он уже должен быть далеко позади нас, – ответил юноша со вздохом облегчения.

– А в каком расстоянии от Американского материка находится этот остров, милый Дик?

– На расстоянии целых тридцати пяти градусов, дорогая миссис Уэлдон! – не без робости ответил молодой командир «Пилигрима».

– Сколько же это выйдет миль? Простите мне непонимание ваших морских терминов, друг мой.

– Около двух тысяч миль, – уже совсем робко проговорил Дик.

– Боже мой, какое ужасное расстояние! – почти вскрикнула миссис Уэлдон. – А я-то надеялась, что мы уже близко от берегов Америки. Да и вы сами рассчитывали совсем иначе, мой бедный Дик. Неужели же наш «Пилигрим» шел так медленно, несмотря на страшную бурю, подгонявшую нас?

Юноша провел рукой по лбу, с болезненным недоумением глядя на молодую женщину.

– Не знаю, – отвечал он надломленным голосом. – Вам я признаюсь откровенно, что ничего не понимаю во всем том, что происходит. Мне самому кажется невероятным медленность нашего судна, доказываемая появлением этого острова, который я давно уже считал оставленным далеко позади нас. А между тем он здесь. Скалистую вершину его ясно видели все, решительно все, не исключая вас самих! Быть может, буря отнесла нас слишком далеко в сторону? Но тогда, значит, компас показывал нам все время неправильный курс. А предположить что-либо подобное нет ни малейшего основания. Компас в полном порядке, я сам осматриваю его чуть не ежедневно, после того, как застал Негоро вблизи руля! Итак, я не нахожу никакого объяснения для непостижимой медленности «Пилигрима», который, по-видимому, мчится с бешеной скоростью. Бывают минуты, когда я способен поверить суеверным неграм и заговорить о колдовстве.

– Дик, как тебе не стыдно! – ласково перебила юношу миссис Уэлдон. – Всякое явление имеет свое естественное объяснение, часто такое простое и близлежащее, что мы его именно поэтому и не замечаем.

Дружеские слова и ласковый тон упрека успокоительно подействовали на расстроенного юношу. Он решительно поднял голову и, тряхнув своими густыми русыми кудрями, энергично проговорил:

– Да, впрочем, не безразлично ли знать причину неудачи, и не лучше ли, вместо того чтобы тратить время на разыскивание ее, заняться исправлением самой неудачи? Что бы ни задержало нас так далеко от берегов Америки, но появление острова Ваи-Гу убеждает меня в том, что мы находимся на правильной дороге к материку. Я прекрасно знаю положение и даже историю этого крошечного островка. Он был открыт Давидом в 1686 году. Затем его посетили знаменитый Кук и Лаперуз. Вид этих необитаемых берегов указал мне наше положение с безусловной точностью. Теперь я уже не чувствую себя затерянным в безбрежности океана. А это так успокоительно после сомнений и тревог последних дней. Вероятно, буря отбросила нас градусов на пятнадцать к северу, что я легко мог просмотреть среди страшного беспокойства и постоянной работы, лежавшей на мне все это время.

– А теперь ты надеешься достигнуть материка? – робко спросила молодая женщина.

Но юноша уже оправился от минутного смущения и твердо выдержал ее испытующий взгляд. Спокойно и уверенно ответил он:

– Да, надеюсь! Две тысячи миль гораздо меньше того, что мы уже сделали. При таком ветре мы можем пройти их в двенадцать, много в пятнадцать дней. «Пилигрим» почти не пострадал, убегая от бури. Очевидно, наш бриг выстроен на редкость крепко. За все эти дни мы получили такие незначительные аварии, что о них не стоит и говорить. Потеря двух снесенных ветром парусов да нескольких оборванных снастей или изломанных решеток – вот и все. Нигде ни малейшей течи! Я сам вчера еще осматривал трюм и все насосы и убедился в их полной исправности, с одной стороны, и в совершенной ненадобности их помощи – с другой! Это большое счастье, большее, чем можно было ожидать при такой силе ветра!..

– Неужели эта ужасная буря никогда не кончится? – с тяжелым вздохом прошептала миссис Уэлдон. – Если бы ты знал, милый Дик, как страшно качка измучила бедного Джека!

– Надейтесь! Не может же ураган продолжаться вечно. Я и то удивляюсь его продолжительности, о которой никогда даже не слышал от старых и опытных моряков. Но чем дольше она продолжалась, тем скорее должна окончиться! Ветер «истощается» сам собой, как говорим мы, моряки. И эта буря должна же наконец улечься. А как только сила ветра хоть немного уменьшится, мы поставим маленький парус, который поможет переносить качку. Судно будет меньше бросать из стороны в сторону, и вам с Джеком можно будет хоть немного выходить на палубу. На свежем же воздухе наш маленький любимец скоро поправится. Я уверен, что он заболел от духоты и скуки в тесной и жаркой каюте.

– Ах, Дик, я так устала! – проговорила миссис Уэлдон, с трудом удерживаясь от рыданий. – Я так измучена бесконечным беспокойством за моего сына!

– Мужайтесь! – ободрительно сказал юноша. – Все, что от меня зависит, будет сделано.

Глава тринадцатая

У берега

Уверенность Дика Сэнда начала оправдываться. К ночи барометр слегка поднялся, правда, едва заметно, но зато медленное повышение ртути продолжалось без перерывов всю ночь и все утро. К полудню 28 марта ураган начал стихать так же медленно и постепенно. Правда, о постановке парусов еще нельзя было думать, особенно без опытных марсовых[17], умеющих справляться со всякой погодой, но все же к вечеру следующего дня вид моря утратил свой ужасающий характер и качка чуть-чуть уменьшилась. Еще через сутки ветер уменьшился настолько, что по палубе можно было ходить, не рискуя ежеминутно быть унесенным в море шальной волной.

Первой появилась на капитанском мостике миссис Уэлдон, побуждаемая желанием пожать руку Дика и поблагодарить смелого юношу за нечеловеческий труд, благодаря которому ему удалось спасти судно в эти ужасные дни.

Молодой командир страшно похудел и осунулся за эти недели. Его утомленное и обветрившееся лицо было бледно и измучено, но большие ввалившиеся глаза блестели, полные прежней энергии и новой надежды. Необычайным усилием воли юноша заставил себя выдержать нечеловеческое напряжение в полном смысле слова «страдных» дней урагана, оставаясь на своем посту почти без перерыва день и ночь, час за часом, минута за минутой рискуя жизнью! Быть может, он и надорвал свое здоровье этими усилиями, но об этом юноша даже и не думал, готовый заплатить какую угодно цену в будущем, только бы исполнить в настоящем принятые на себя обязательства.

Растроганная миссис Уэлдон с материнской нежностью обняла юношу и крепко поцеловала его исхудавшее лицо.

– Мой бедный мальчик! – проговорила она со слезами. – Мой храбрый капитан! Как благодарить тебя! Сколько ты вынес за нас!

Яркая краска залила бледные щеки Дика.

– Полноте, – нерешительно прошептал он, не зная, что ответить на глубоко прочувствованные похвалы, невольно вырывавшиеся из сердца растроганной и благодарной женщины. – Полноте преувеличивать мои заслуги! Что же я сделал особенного? Исполнил только свой долг… Даже и того меньше: следовал советам чувства самосохранения, то есть действовал из чистого эгоизма, – прибавил он, улыбаясь, чтобы умалить шуткой свои заслуги.

Но чуткую молодую женщину нельзя было обмануть словами.

– Мой милый Дик, – торжественно проговорила она, – я знаю, что ты честный и скромный мальчик, но знаю и то, что никто на этом корабле не смог бы исполнить то, что ты называешь своими обязательствами, лучше и самоотверженнее тебя! Поэтому я считаю долгом сказать тебе, что если ты сделался командиром «Пилигрима» благодаря лишь печальному случаю, то теперь ты вполне заслужил право на почетное звание капитана.

Сконфуженный юноша поспешил перебить молодую женщину шутливым упреком:

– Однако вы не исполняете приказаний вашего капитана, появляясь на мостике при качке и порывах ветра.

– Не бойся за меня, милый Дик, – ответила миссис Уэлдон, – я уже успела привыкнуть ходить по палубе за эти страшные дни. Да, кроме того, сегодня ветер уже слабее, и море как будто успокаивается? Или, может быть, я ошибаюсь? – прибавила она беспокойно.

– Нет, вы не ошибаетесь. Ветер действительно стихает. И главное, барометр систематически и непрерывно поднимается. К рассвету я, вероятно, смогу уже поднять один или два паруса и довести «Пилигрим» до спасительного берега. Тогда я буду считать свою задачу исполненной и со спокойным сердцем сдам команду человеку, более знающему и более достойному, чем я.

– Нет, милый мальчик, этого не будет, – решительно перебила миссис Уэлдон, ласково сжимая руку юноши. – Ты навсегда останешься капитаном, и «Пилигрим» будет дожидаться в гавани, пока ты пройдешь необходимый курс навигации. При твоих способностях и прилежании на это понадобится не больше года. Да если бы и больше, то все же я могу обещать тебе, именем моего мужа, что спасенное твоей энергией и самопожертвованием судно останется под твоей командой…

– Миссис Уэлдон, вы слишком добры, – прошептал он, едва преодолевая охватившее его волнение.

Юноша почувствовал новый прилив энергии после этого разговора и впервые согласился исполнить желание миссис Уэлдон – поспать целых шесть часов подряд, вплоть до того желанного часа, когда оказалось возможным поднять первый парус.

Вместе с тем наступила и та радостная для всех минута, когда маленький общий любимец Джек смог наконец появиться на палубе, слабый и бледный, закутанный в платки и одеяла, но все же весело улыбающийся при виде своих добрых черных друзей, радостно вдыхающий полной грудью живительный морской воздух после мучительного лежания взаперти в душной и полутемной каюте.

С необыкновенным оживлением собрались черные матросы на призывный свисток боцмана Тома, приглашающий их к парусным маневрам в первый раз после стольких томительных дней бездействия и ужаса. Весело приветствовали они своего командира, в нескольких словах поблагодарившего их за выносливость и храбрость во время урагана.

– Нам нужно во что бы то ни стало поставить паруса на бизань-мачте; хотя это и не совсем легко, но я надеюсь на моих сильных и храбрых помощников… – закончил Дик свою импровизированную речь.

– Что должно быть сделано, то и будет сделано! – спокойно ответил старый Том за своих товарищей. – Мы привыкли исполнять ваши приказания, капитан Сэнд, не справляясь о том, зачем вы даете то или другое. Вам лучше знать, что требуется для общего спасения.

– А что касается трудностей, то о них вы не беспокойтесь, капитан Сэнд! – решительно прибавил Геркулес. – Трудностями нас не испугаешь. Я даже рад тому, что можно наконец что-нибудь делать! А то за эту проклятую бурю я совсем забыл, как люди шевелят руками и ногами. Куда веселее было! Лежи, не двигаясь с места, чтобы тебя не унесло волной за борт, – и все тут!

– Хорошо тебе было лежать спокойно, когда тебя, как каменного чурбана, никакая качка с места сдвинуть не могла, – насмешливо заговорил молодой Актеон. – А нашего брата, обыкновенного человека, так бросало из стороны в сторону, что пробежать по двадцати миль в сутки меньше утомило бы!

– А я думаю, что Геркулес мог бы нам помочь во время бури! – серьезно заметил маленький Джек, внимательно наблюдавший, по своему обыкновению, за каждым парусным маневром. – Будь я на месте капитана Дика, я бы приказал Геркулесу дуть в одну сторону, пока ветер дул в другую. Вот буря уменьшилась бы, и качка была бы менее сильной!

– Браво, Джек, – весело проговорил Дик, – мы не преминем воспользоваться твоим остроумным советом и заставим Геркулеса дуть в паруса, как только почувствуем недостаток попутного ветра.

– С величайшим удовольствием готов исполнить ваше приказание! – с напускной серьезностью ответил добродушный гигант, надувая свои толстые черные щеки в угоду ребенку, на лице которого удовольствие и свежий воздух вызвали легкий розовый оттенок.

– Однако довольно шуток, друзья мои, – серьезно перебил молодой командир, – пора и за работу. Тащи запасный парус из трюма, Геркулес. Надеюсь, ты один справишься с ним?

– Еще бы! Я один всю мачту стащу, не только несколько метров холстины, – гордо ответил черный гигант, быстрыми шагами направляясь вниз, в каюту, где хранились запасные паруса и снасти.

– Не могу ли я помочь вам, капитан Дик? – серьезно обратился Джек к своему старшему другу, стараясь стать во фронт и приложить руку к фуражке «по морскому артикулу», что выходило не совсем правильно при сильной качке и изобилии теплых платков, в которые закутала мальчика заботливая старуха-нянька.

Дик Сэнд не преминул серьезно ответить на наивное предложение ребенка.

– Ваше место у руля, юнга! – проговорил он строго деловым голосом. – Ступайте немедля с Томом навстречу Бату и помогайте старику, которому без вас не справиться при этом волнении…

– Слушаю, господин капитан. Будет исполнено! – гордо отвечал ребенок, задыхаясь от восторга, и побежал так быстро, как только позволяла ему старая нянька, неутомимо удерживавшая в своей морщинистой черной руке маленькую ручку волонтера-юнги.

Через три часа опасной и тяжелой работы свернутый парус был прикреплен к нужной рее и поднят на должную высоту, где его и распустили, сначала с осторожно взятыми рифами, затем, постепенно расширяя площадь полотна, до полной величины. Еще через несколько часов поставили остальные паруса бизань-мачты и даже один из нижних парусов грот-мачты, так что быстрота движения брига должна была достигать не менее двенадцати узлов в час. Большего количества парусины молодой командир не решался распускать, опасаясь внезапного, всегда возможного усиления ветра, при котором уборка могла сделаться опасной для неопытных марсовых матросов-волонтеров. Да, в сущности, большей скорости хода нельзя было и требовать от «Пилигрима» – в этом убеждал Дика его опытный морской глаз, несмотря на печальную потерю инструмента, позволявшего точно определять эту скорость.

Сохраняя подобную быстроту движения, наши путешественники должны были достигнуть берегов Америки никак не позже, чем через десять или двенадцать суток.

Справившись с парусами, черной команде «Пилигрима» пришлось немало потрудиться для приведения судна в полный порядок после трехнедельного урагана, не допускавшего никаких работ, кроме необходимого управления рулем да дозора на носу судна. Уборка судна началась немедленно после того, как появилось теплое солнце, сначала робко проглядывавшее сквозь белую завесу густого тумана и быстро скрывавшееся между плотными, низко нависшими серыми тучами, но затем постепенно усиливавшее свой свет и оставшееся видимым на более долгое время. Вскоре его золотые лучи почти совершенно уничтожили молочно-белые массы тумана, согревая своим живительным светом мокрую палубу и зябнувших матросов. С радостью поспешили они сбросить тяжелые непромокаемые плащи и начали мыть и чистить, приводить в порядок все, что было испачкано, изломано и подмочено бурей и волнами. Все люки, все окна открыли настежь, впуская свежий морской воздух во все закоулки судна. Мокрые паруса развесили для просушки, оборванные снасти заменили новыми, поломанные деревянные части поправили благодаря плотническому таланту одного из негров, – словом, мало-помалу привели судно в полный порядок. Все это Дику Сэнду удалось исполнить, не утомляя чрезмерно свою малочисленную команду, благодаря осторожному разделению труда, соразмерно силам и способностям каждого, и главное, конечно, благодаря собственному примеру, который действовал заразительно на каждого. Но зато как радостно почувствовал себя юноша, глядя на порядок на судне, настолько полный, что незнающий человек даже не заподозрил бы, что «Пилигрим» находится в исключительных обстоятельствах – управляется почти ребенком, под командой которого не более пяти добровольцев, впервые исполняющих обязанности матросов. Со спокойной совестью отдыхал бедный юноша от непосильных трудов и страшного напряжения опасных недель, набираясь новых сил, а вместе с ними и новых надежд на благополучное окончание долгого путешествия.

Его спокойствие подействовало заразительно на миссис Уэлдон и на черную команду добровольцев-моряков, хотя опасения все еще шевелились в сердце матери и любящей супруги, давно расставшейся с мужем и жаждавшей вновь быть с ним. Однажды после обеда, за чашкой вкусного кофе, собственноручно приготовленного молодой женщиной для своего любимца-капитана, она спросила его слегка взволнованным голосом:

– Скажи мне, дитя мое, в каком месте думаешь ты пристать к берегу?

Дик Сэнд с недоумением поднял на говорящую свои светлые проницательные глаза. Его чуткое ухо уловило оттенок беспокойства, и он хотел бы своим ответом уничтожить это неприятное чувство. Но как это сделать, не прибегая ко лжи, которой никогда не позволял себе честный мальчик? И он, не колеблясь, ответил правду:

– Не сумею сказать вам даже приблизительно, хотя я ежедневно изучаю морскую карту, стараясь догадаться, к какому государству Южной Америки прибьет нас все еще свежий, хотя, к счастью, попутный ветер… Мне кажется, вероятнее всего было бы предположить, что «Пилигрим» подойдет к одному из портов Перу или Чили. Но к какому именно – невозможно рассчитать, не имея не только точных данных, но даже и возможности получить их…

– Но тогда не грозит ли нам новая опасность, в случае если бы мы подошли к необитаемому берегу, которых ведь немало в указанных тобой государствах?