
Полная версия
Заговор жрецов
На вопрос Стесселя, сколько это будет по численности, начальник штаба полковник Хвостов сказал:
– Примерно около 35 тысяч солдат и не менее 120 орудий…
– А у нас что там?
Хвостов развернул на столе карту Цзиньчжоуской боевой позиции. С минуту изучал ее, потом проговорил:
– По сравнению с японцами не густо, Анатолий Михайлович… Наполовину меньше.
О том, что не густо, Стессель знал и сам. Укрепленная позиция на перешейке Квантунского полуострова состояла из невысоких холмов, снижающихся своими скатами к заливу Хунуэза, и оборонялась полком полковника Третьякова с 15 орудиями и 10 пулеметами.
Две линии сплошных траншей с ходами сообщения, блиндажи и несколько редутов, оборудованных для круговой обороны, огражденных колючей проволокой в четыре, а местами в пять кольев, – это все, что успели сделать к моменту подхода японцев.
– Та-а-а-к… – задумчиво протянул Стессель и поморщился, словно у него заныли зубы. – И все это обрушится на полк Третьякова…
– Анатолий Михайлович, в районе Киньжау у нас находится 4-я Восточносибирская стрелковая дивизия генерала Фока… Это еще 14 тысяч человек… – подсказал Хвостов.
– Фока трогать нельзя, – прервал Хвостова Стессель. – У него другая задача.
В это время в кабинет вошел офицер связи и подал Стесселю телеграфный бланк.
– Что это? – настороженно спросил Стессель.
– Только что приняли сообщение от полковника Третьякова… Еще одна японская дивизия заняла позицию во втором эшелоне японской армии.
Стессель перевел взгляд на Хвостова.
– Это что же получается?..
– Получается мрачноватая картина, Анатолий Михайлович, – произнес тот. – Японцы теперь превосходят нас на этом участке в артиллерии не меньше чем в восемь раза, а в пехоте раз в десять…
…Утром следующего дня, когда Стессель еще был в постели, раздался телефонный звонок.
Стессель взял трубку. Дежурный офицер связи доложил, что на линии полковник Хвостов.
В трубке сразу же раздался взволнованный голос начальника штаба.
– Анатолий Михайлович, я прошу прощения за столь ранний звонок…
– Ну, говорите же, черт вас возьми! Что случилось?
– Японцы перед рассветом без артподготовки пошли в атаку на Цзиньчжоускую позицию…
Стессель стиснул зубы, чтобы не застонать от бессильной ярости. Он откинулся на подушку, не выпуская из рук трубку, которая, как показалось ему, жгла ладонь.
– Докладывайте мне постоянно обо всем, что там происходит, – с трудом выдавил он из себя.
– Хорошо, Анатолий Михайлович. Буду докладывать.
Стессель положил трубку на аппарат и еще долго лежал, прикрыв глаза. В голове роилось множество мыслей, но ни одной утешительной. Он уже знал – полк Третьякова не удержится на позициях, даже если генерал Фок и окажет ему помощь.
В штаб Стессель приехал в 10 утра. Хвостов уже дожидался его.
– Что нового? – на ходу спросил Стессель.
– Первая атака японцев отбита, Анатолий Михайлович, – доложил Хвостов. – Хорошо поработали артиллеристы. Пока затишье…
– Затишье, друг мой, бывает всегда перед бурей, – усмехнулся в ответ Стессель.
Он прошел в свой кабинет и, не снимая шинели, тяжело опустился в кресло, которое стояло рядом с рабочим столом.
К этому времени Стессель уже немного успокоился. Долго решал, как поступить: сначала докладывать Алексееву или Куропаткину о бое за Цзиньчжоускую позицию. Наконец, решил повременить с докладом до полного выяснения ситуации.
Несколько раз порывался зайти к начальнику штаба и справиться об обстановке в районе боя, но усилием воли заставлял себя сидеть в кресле, чтобы не показаться нетерпеливым.
Около 11 часов Хвостов сам вошел в кабинет Стесселя.
– Есть новости, Анатолий Михайлович, – доложил он. – В Киньчжоуском заливе появились японские канонерские лодки и ведут сосредоточенный огонь совместно с японской армейской артиллерией по батареям полка Третьякова. Полковники батареи на огонь противника не отвечают…
– Почему?
– Третьяков приказал экономить снаряды на случай второй атаки японской пехоты, – ответил Хвостов.
…К полудню японцы прекратили огонь.
Пользуясь затишьем, полковник Третьяков обратился непосредственно к генералу Фоку с просьбой помочь полку. Фок посоветовал Третьякову обратиться к командиру бригады генералу Надеину. Тот выслушал Третьякова и сразу отправил на помощь Третьякову две роты пехоты, однако генерал Фок, встретив роты по пути на боевую позицию, и, не разобравшись, куда и зачем она движется, приказал командирам рот вернуться назад в расположение бригады.
…Во второй половине дня японцы предприняли еще несколько атак, однако без успеха.
К исходу дня в полку Третьякова было убито 20 офицеров и около 800 солдат.
Не получив подкрепления, уже в сумерках, Третьяков оставил позиции и отошел к станции Нангалин.
Известие об отходе полка Третьякова к Порт-Артуру привело Стесселя в уныние. Он тут же связался с адмиралом Витгефтом и потребовал от него на следующий день вывести эскадру в море и воспрепятствовать дальнейшей высадке японских войск в районе порта Дальний.
Витгефт отказался выполнять приказ Стесселя, ссылаясь на то, что броненосцы находятся в доках на ремонте, а выход в море без броненосцев невозможен.
Стессель пришел в бешенство и отправил две телеграммы: одну Алексееву, другую Куропаткину с жалобой на адмирала Витгефта.
Алексеев в ответной телеграмме перечислил непосредственные обязанности Стесселя и просил не вмешиваться в морские дела.
От Куропаткина ответ так и не пришел.
Зато в этот же день Куропаткин отправил телеграмму Алексееву, в которой оценил действия Стесселя трусливыми и паническими, и предложил отозвать его из Порт-Артура.
…28 мая в Порт-Артуре стало известно, что части 2-й японской армии под командованием генерала Оку повернули неожиданно на север, откуда шел на выручку Порт-Артура 1-й Восточносибирский корпус генерала Штакенберга.
Уже поздно вечером в штабе Кондратенко неожиданно появились полковники Селлинец, Семенов и Рейс – командиры участков сухопутной обороны крепости и генерал Белый – командир крепостной артиллерии.
– Я гостей не ждал, – улыбнувшись им, сказал Кондратенко.
– Мы не в гости, Роман Исидорович, – ответил за всех генерал Белый. – Нужда привела…
– Вот те на!.. – Кондратенко обвел пристальным взглядом командиров. – Рассказывайте.
– Посоветоваться надо, – продолжил генерал Белый. – Что произошло в последние дни, вы знаете. Разговоров много, а толку мало. Стессель суетится, однако из крепости ни на шаг. Смирнов в его присутствии – не командир. Давайте думать вместе, что делать дальше…
– Решили провести Совет в Филях?.. – спросил Кондратенко. – Только, братцы, я вам не Кутузов…
– Причем тут Кутузов! – рассердился Белый. – Припрет, и Кутузовым станете! Стессель только вас слушает, Роман Исидорович. Надо его в чувства приводить, – это во-первых.
– Как? – поинтересовался Кондратенко.
– Не знаем…
– Роман Исидорович, – вступил в разговор полковник Рейс, – отход войск 2-й японской армии на север не означает, что они отказались от мысли захвата Порт-Артура. В порту Дальнем высаживается еще одна армия… И пока Оку будет перекрывать пути подхода Восточносибирскому корпусу, 3-я армия пойдет на Порт-Артур!
– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Кондратенко. – Что вы от меня хотите? Заставить Стесселя думать головой?..
Генерал Белый безнадежно махнул рукой.
– Это бесполезное занятие, Роман Исидорович. Мы вот о чем с вами поговорить хотели. Надо встретиться с адмиралом Витгефтом и попросить у него для усиления обороны особенно 3, 4 и 5 участков ну хотя бы с полсотни орудий любого калибра. Конечно со снарядами. Вы знаете, почему Третьяков отступил? У него к концу дня не было ни одного снаряда!..
Кондратенко усмехнулся:
– Насколько я понял, это во-вторых? А почему вы сами не хотите переговорить с адмиралом Витгефтом?
– Роман Исидорович, ну кто мы для него?
– Хорошо, – согласился Кондратенко. – Я поговорю с адмиралом Витгефтом. Все у вас?
– Нет, Роман Исидорович, не все, – сказал Белый. – Скажите только откровенно, что вы думаете о Цзиньчжоуском бое?
Кондратенко поднялся с места и прошелся по кабинету.
– Чай пить будете? – неожиданно спросил он.
– Спасибо, не будем, – за всех ответил генерал Белый. – Не хотите говорить?
Кондратенко тяжело вздохнул.
– Ну что теперь говорить? Потеряна тактически очень выгодная и хорошо укрепленная позиция. Сегодня Третьяков занимает с остатками полка позицию по линии залива Лунвантан и деревни Суанцойгоу. Позиция слабая. Поведение генерала Фока мне тоже не ясно.
– Ну а что думает обо всем этом Стессель? – спросил молчавший до сих пор полковник Семенов.
– Я полагаю, полковник Хвостов докладывал ему заранее о подходе японцев. Почему Стессель не принял мер, чтобы помочь полковнику Третьякову удержать позиции, я не знаю. А что думает он, один бог ведает.
В это время за дверью раздался шум, и в кабинет Кондратенко почти влетел, несмотря на свой солидный возраст, адмирал Витгефт.
Не обращая внимания на присутствующих, он выхватил из кармана телеграмму и, тряся ее над головой, выдохнул:
– Роман Исидорович! А бог все видит!..
– Что это? – спросил Кондратенко.
– Телеграмма наместника о снятии Стесселя с должности и отзыве его в распоряжение Совета Квантунской области!..
3
Сдача японцам Киньчжау – передовой позиции Порт-Артура угнетающе подействовало на всех в крепости.
В городе ходили слухи, что в порту Дальний японцы уже начали выгружать мощные гаубицы для осады крепости.
Не стихали разговоры среди офицеров и об отзыве Стесселя из крепости. Однако Стессель из Порт-Артура не уезжал и по-прежнему командовал войсками района.
С Кондратенко Стессель встречался редко и вел себя сдержанно.
Однажды при такой встрече, в начале июня, посетовал на то, что Куропаткин ведет дело к проигрышу войны.
Действительно, в боях 1 и 2 июня у Вафангоу Куропаткин мог одержать внушительную победу над японцами, однако, значительно потеснив их, он тут же приказал отступить на прежние позиции.
Узнав об этом, Алексеев в сердцах заявил: «Куропаткина следовало бы повесить…»
Стало ясно: в верхах назревал конфликт. Алексеев требовал от Куропаткина сдерживать японцев на местах высадки их десантов. Куропаткин, пренебрегая этими требованиями, отступал, будучи уверенным в том, что в глубине континента ему будет легче разбить японские войска.
…Ранним утром 10 июня Кондратенко выехал верхом в сопровождении капитана фон Шварца и инженера полковника Григоренко на высоту 93, которая господствовала над перевалами и проходящими по ним пешим и конным тропам к Порт-Артуру.
Впереди на расстоянии видимости двигался казачий разъезд.
Утро выдалось ясное и теплое. Зеленый ковер буйной растительности покрыл даже серые камни.
Выпавшая за ночь роса серебрилась в лучах солнца ослепительными блесками, и не хотелось верить, что совсем рядом за виднеющимися впереди сопками притаилась война.
Ехали молча. Каждый думал о своем. Вчера вечером к Кондратенко приехал Стессель. Начал жаловаться на Куропаткина, затем на Алексеева. И уже в конце разговора попросил проехать на высоту 93, чтобы посмотреть, можно ли там быстро построить оборонительную позицию. Уезжая, Стессель мрачно заметил, что отход от Киньчжоу может оказаться роковым для Порт-Артура.
Кондратенко промолчал. Он был уверен, что роковым днем для Порт-Артура в этой войне было 1 мая, когда на реке Ялу под пулями и штыками 40-тысячной армии генерала Куроки легло около 3-х тысяч русских солдат и офицеров, так и не понявших, откуда перед ними в 5 утра вдруг появились японские войска.
Размышляя об этом, Кондратенко приходил к выводу о том, что время выигрывать войны самопожертвованием во имя царя и бога прошло. Необходимо было что-то большее, ради которого бы солдат шел к победе от сражения к сражению с пониманием своего долга перед Отечеством.
К 93 высоте подъехали часов в десять. Казачий разъезд разделился на две группы. Одна проехала вперед, другая осталась прикрывать сзади.
Кондратенко сразу определил: место на высоте было идеальным для строительства опорного пункта с круговой обороной.
Капитан фон Шварц после получасового хождения по склонам, а местами ему пришлось продираться с трудом через низкорослый колючий кустарник, заметил:
– Роман Исидорович, тут целый редут построить можно было бы.
– Редут строить не придется. Времени уже нет, – ответил Кондратенко. – А вот по поводу опорного пункта полевого типа – подумайте. – И обратился к полковнику Григоренко: – Как вы полагаете, сколько времени уйдет на строительство опорного пункта?
Полковник Григоренко немного подумал.
– За пару суток, при достаточном количестве людей, можно справиться.
– Даю вам сутки, – сказал Кондратенко. – Людей берите столько, сколько необходимо. План опорного пункта вам сегодня предоставит капитан фон Шварц.
В крепость Кондратенко вернулся к полудню. Июньское солнце уже находилось в зените и щедро обогревало землю, во многих местах изуродованную войной.
И он вдруг подумал, что эта земля, как и люди, тоже чувствует и холод, и зной, страдает от нанесенных ей ран и ликует, когда к ней прикасаются добрые руки.
Возле главного штаба Кондратенко встретил генералов Белого и Смирнова.
– Ну как дела, Роман Исидорович? – поинтересовался генерал Смирнов.
– Как сажа бела, – ответил Кондратенко.
– Неужели все так мрачно? – усмехнулся генерал Смирнов, но тут же, посуровев, добавил: – А впрочем, Роман Исидорович, вы правы. Только что получили депешу от Алексеева с описанием стратегической обстановки. Японцы ведут наступление уже тремя армиями. Две продвигаются вдоль железной дороги, одна движется через горные хребты из Кореи. А в порту Дальний началась высадка частей четвертой армии. Надо полагать, для осады Порт-Артура.
– Что еще в депеше Алексеева? – с нескрываемой иронией в голосе спросил Кондратенко.
– Больше ничего, – ответил генерал Смирнов, а Белый добавил:
– Через недельку, другую, если учесть осторожность, с которой продвигаются японцы, надо ждать под Порт-Артуром…
В это время где-то внутри здания раздался приглушенный револьверный выстрел.
Кондратенко, Смирнов и Белый переглянулись.
– Этого еще не хватало, – сказал генерал Смирнов и заторопился в штаб.
Кондратенко и Белый последовали за ним.
В коридоре возле кабинета Стесселя толпились офицеры штаба, дверь была распахнута.
– Господа, что здесь произошло? – спросил генерал Смирнов, чувствуя, как нервный озноб ползет по коже.
– …В генерала Стесселя стреляли, – ответил кто-то из офицеров.
– Кто? – выдохнул генерал Смирнов.
– Капитан Волков… Командир роты пятого Восточносибирского полка.
Офицеры расступились, и Смирнов вместе с Кондратенко и Белым вошли в кабинет Стесселя.
Тот сидел за своим столом в кресле, откинувшись назад с закрытыми глазами.
На левом плече пуля разорвала френч, однако крови не было видно.
Пока Смирнов и Белый приводили Стесселя в чувства, Кондратенко вышел в коридор.
– Где капитан Волков? – спросил он у офицеров.
– В кабинете полковника Хвостова, – ответили ему.
…Капитан Волков сидел на стуле со связанными за спиной руками. Голова его была опущена на грудь.
Возле телефонного аппарата суетился полковник Хвостов, пытаясь дозвониться до комендатуры и вызвать конвой.
При виде генерала Кондратенко капитан Волков встал. Лицо у него было бледным, глаза лихорадочно блестели.
– Роман Исидорович, – обратился Волков к Кондратенко, – прикажите развязать мне руки. Я не собираюсь убегать и тем более еще кого-то убивать…
Кондратенко пристально посмотрел на Волкова, потом приоткрыл дверь и позвал ординарца.
Когда тот вошел, приказал:
– Развяжите капитану Волкову руки.
Ординарец развязал Волкову руки и стал за его спиной.
– Свободны, – сказал ему Кондратенко и обратился к Волкову. – Зачем вы это сделали?
Капитан Волков опустил глаза.
– Он этого заслужил! Он приказал генералу Фоку только наблюдать за боем нашего полка и ничего не предпринимать.
Кондратенко недоверчиво качнул головой.
– Такого быть не может, – не поверил он.
– Приказ генерала Стесселя командиру дивизии генералу Фоку принимал и передавал я… Вся моя рота осталась там…
– Вы понимаете, что вас ожидает? – спросил Кондратенко.
– Понимаю, – ответил Волков. И добавил: – Мне теперь все равно…
4
По сведениям, поступившим от разведки и от китайцев, армия генерала Ноги на конец июня насчитывала уже около 80 тысяч человек при 500-х полевых и осадочных орудий. Передовые части армии с боями медленно продвигались вперед. Осторожность генерала Ноги была понятна: в порту Дальнем еще продолжалась выгрузка основных сил армии и допустить значительный разрыв между передовыми частями и основными силами армии генерал Ноги не хотел.
Он учел ошибку, допущенную под Дашичао, когда русские ударили с фланга, уничтожили два полка пехоты, но почему-то не развили успеха, а отступили назад.
Перед генералом Ноги стояла задача – взять Порт-Артур. В 1894 году он уже штурмовал эту крепость. И она покорилась ему. Тогда китайцы сдали Порт-Артур на милость победителя.
Но на этот раз крепость была другой. И другая армия готовилась ее оборонять.
Генерал Ноги понимал: Порт-Артур с ходу ему не взять.
На первом этапе он планировал выбить русские войска из внешней полосы обороны, которая представляла собой цепь укрепленных высот. Затем уже вести бои за основные оборонительные рубежи.
По разным сведениям, полученным генералом Ноги, крепость обороняло от 40 до 50 тысяч человек с более чем 500 орудиями, в том числе и морскими.
В отличие от Ноги генерал Стессель ничего не знал о планах японского командования и со страхом, который старательно скрывал от всех, ждал штурма Порт-Артура.
Другой неприятностью для Стесселя стало терпеть присутствие на совещаниях адмирала Витгефта. Где-то под спудом росла неприязнь у Стесселя к Алексееву и Куропаткину, хотя те и отменили свое решение отозвать его из крепости. Покушение же на него капитана Волкова, в качестве мести за погибшую роту под Цзиньчжоу, еще больше усугубило настроение Стесселя.
Он теперь днями не выходил из штаба. Кроме полковника Хвостова никого не принимал. Осунулся и посерел лицом.
…Утром, 23 июня, Стессель, равнодушно выслушав доклад Хвостова об успешном ночном рейде эскадры под командованием адмирала Витгефта, проведенном накануне к острову Элист, где базировался японский флот, скупо обронил:
– Бог им в помощь.
Не проявил он интереса и к предложению Хвостова мобильными силами, включая конницу, атаковать японские передовые части в районе залива Лунвантан и таким образом попытаться взять реванш за поражение под Цзиньчжоу.
Не поднимая головы от каких-то бумаг, Стессель сказал:
– Попробуйте… Только не увлекайтесь. Наша задача оборонять крепость.
…24 июня два батальона пехоты под прикрытием темноты внезапно атаковали японцев у деревни Суанцайгоу, выбили их с занимаемых позиций, захватили 4 пулемета, 3 полевых орудия и на рассвете вернулись на исходный рубеж.
Узнав об этом, Стессель предупредил Хвостова.
– Больше не экспериментируйте… – И вдруг спросил: – Вы сами до этого додумались?
– Генерал Кондратенко посоветовал, – ответил Хвостов.
Стессель чуть заметно усмехнулся.
– Чужие мысли полезны, милостивый сударь, только для развития собственных, – произнес он. – Это не мои слова. Так утверждал критик римского права Кириевский. – Стессель взял со стола только что полученную депешу. – Из Квантуна сообщают мне о работе ортографической комиссии при Академии наук. Зачем? Их вовсе не волнует война! Один император колесит по всей России, вдохновляя войска. Говорят, даже премьер Витте отправил Куропаткину письмо, в котором выказал свое отрицательное отношение к войне и ненужности Маньчжурии для России!.. Черт знает, что творится там!.. – Стессель поднял голову и, глядя куда-то в сторону, продолжил: – Единственный человек, который всеми силами поддерживал его императорское величество в восточных делах, это был губернатор Финляндии Бобриков. И того на днях убили…
Пока Стессель обо всем этом говорил, Хвостов, слушая его, мучительно думал: сообщать Стесселю или нет, что утром в тюремной камере повесился капитан Волков. Наконец, решил не говорить, чтобы напоминанием о Волкове не вызвать у Стесселя очередной приступ депрессии.
Однако Хвостов остерегался напрасно. Спустя час генерал Смирнов все же сообщил Стесселю о смерти Волкова.
– Жалко, – неожиданно отреагировал Стессель.
– Анатолий Михайлович, но он же хотел вас застрелить! – удивился Смирнов.
– Потому и жалко. Его следовало расстрелять на виду у всех, дабы другим неповадно было, – пояснил Стессель.
…После ночной вылазки двух батальонов у деревни Суанцайгоу, на несколько дней по всей линии фронта наступило затишье. И только 28 июня утром от передовых дозоров стали поступать сведения, что японцы снова начали двигаться вперед.
На следующий день один из японских пехотных батальонов подошел к высоте 93, которую успели оборудовать как опорный пункт полевого типа с двумя рядами колючей проволоки.
Когда Хвостов доложил Стесселю о появлении японцев у высоты 93, тот нервно заходил по кабинету, несколько раз садился и вставал снова. Наконец, приказал:
– Если до наступления сумерек они не нападут, прикажите ночью оставить высоту. Воевать отныне мы будем в крепости…
О приказе Стесселя сдать высоту 93 полковник Хвостов тут же сообщил генералу Кондратенко.
– Да он что с ума сошел! – не сдержался тот. – Она же является ключевой!..
– Роман Исидорович, я приказ еще не передал на позицию. Может, поговорить с Анатолием Михайловичем?
– А Смирнов знает об этом? – спросил Кондратенко.
– Никто еще не знает…
– Хорошо. Я постараюсь убедить Стесселя не делать этого. А вы пока не передавайте приказ.
Приказ Стесселя оставить только что подготовленную для обороны позицию, позволяющую не допустить занятие японцами соседних высот с перевалами, показался Кондратенко не просто странным.
Стессель принял Кондратенко добродушно. И даже предложил китайский чай с лимоном, однако Кондратенко отказался.
– Я к вам по делу, Анатолий Михайлович, – сразу без обиняков начал он. – Вы отдали приказ оставить 93-ю высоту?
Стессель согнал с лица добродушную улыбку.
– Да, Роман Исидорович. А вы что не согласны со мной?
– Отмените его, – попросил Кондратенко. – Я отвечаю за сухопутную оборону крепости, и вы могли бы сначала посоветоваться со мной…
– Но приказ уже отдан…
– Его еще не передали. Прошу вас, Анатолий Михайлович, отменить этот приказ. Мы же все прекрасно понимаем, чем позже Ноги окажется у Порт-Артура, тем труднее ему будет вести осаду. Куропаткин получает каждые сутки из России солидные пополнения. К нам вышла Балтийская эскадра. Адмирал Того, если еще и контролирует море, то уже из последних сил!..
Стессель молча поднялся и подошел к окну, затем снова вернулся на свое место.
– Роман Исидорович, вы напрасно пришли ко мне. Приказ отменять я не стану. А за то, что он еще не передан, я накажу Хвостова.
– Жаль, – произнес Кондратенко.
– Что жаль, Роман Исидорович? – уточнил Стессель.
– Жаль, что капитан Волков промахнулся…
5
30 июля адмирал Витгефт неожиданно получил приказ от наместника генерала Алексеева выйти в море и быть готовым всей эскадрой прорваться во Владивосток.
Через 7 дней пришла вторая телеграмма, которая подтвердила, что приказ остается в силе…
10 августа утром адмирал Витгефт с князем Ухтомским приехал к Кондратенко попрощаться.
– Я уже знаю, – сказал Кондратенко. – Приказы не обсуждаются…
Витгефт грустно качнул головой.
– У нас с князем предчувствие, Роман Исидорович, будто мы покидаем поле боя…
– Что вы! – усмехнулся Кондратенко. – Это теперь наша стратегия…
– Не очень славная, – заметил князь Ухтомский. – Но тут мы уже бессильны.
С минуту они помолчали.
– Вся эскадра уходит? – спросил Кондратенко скорее для того, чтобы нарушить тягостное молчание.
– Вся, Роман Исидорович, – ответил Витгефт. – Остается только крейсер «Баян». Из-за сильных повреждений его рискованно брать с собой. Но у нас и без него, я полагаю, будет много головной боли. Из 6 броненосцев – 3 не могут развивать скорость больше 13 узлов. Японцы же развивают до 17 узлов. Уходим без связи с Владивостоком. На совете договорились: миноносец «Решительный» по пути заходит в китайский нейтральный порт Чифу и там разоружается. Этой ценой мы оплатим возможность отправить телеграммой сообщение во Владивосток о нашем выходе из Порт-Артура.