Заговор жрецов

– Рискованное дело, – высказал свое мнение Кондратенко.

– Рискованное, – согласился князь Ухтомский. – Но другого выхода у нас нет.

– Ну что… нам пора, – сказал Витгефт и обнял Кондратенко. – Роман Исидорович, вы единственный здесь человек, с которым мы с князем могли чувствовать себя свободно. Прощайте. Да хранит вас бог.

– И вас тоже, – ответил Кондратенко.

…Через час эскадра подняла якоря и стала выходить в море. 6 броненосцев, 5 крейсеров, 8 миноносцев, несколько тральщиков и вспомогательных судов, канонерки и госпитальное судно «Монголия» – все выглядело впечатляюще грозно, красиво и одновременно грустно.

Уход эскадры провожал весь город. На пирсе негде было стать. Кто-то махал рукой, кто-то осенял крестом и у всех были грустные лица. Люди понимали – эскадра уходит, чтобы больше не вернуться.

…На следующий день во второй половине Стессель созвал на совещание командование Порт-Артура, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Не успели генералы и офицеры разместиться за длинным столом, покрытом зеленой суконной скатертью, как в кабинет торопливо вошел адъютант Стесселя и доложил, что с мыса Электрический замечены в море корабли, направляющиеся к Порт-Артуру.

– Объявите боевую готовность по всей крепости! Совещание отменяется, господа. Все по своим местам! – приказал Стессель.

Командиры, тихо переговариваясь, стали выходить из кабинета. В это время на столе у Стесселя зазвенел телефон. Он схватил трубку, некоторое время молча слушал, затем незлобно чертыхнулся.

– Господа! Никакой тревоги. Мне только что сообщили, что это наши корабли…

Кондратенко и генерал Белый переглянулись.

…Прошло еще не меньше часа, пока на внешнем рейде показалась порт-артурская эскадра. Вернее то, что от нее осталось: 5 броненосцев, крейсер «Паллада» и 3 миноносца.

Слух о возвращении эскадры почти мгновенно облетел город, и снова люди хлынули на пирс, наблюдая как в гавань медленно, словно стыдясь, входили корабли с зияющими в бортах пробоинами и сбитыми мачтами.

Корабли еще бросали якоря, а от пирса уже торопились к ним с десяток катеров и лодок.

Толпа народа на берегу росла с каждой минутой. Люди, наблюдая за всем происходящим, тревожно переговаривались.

…В кабинете Стесселя находились генералы Кондратенко, Смирнов и полковник Хвостов, когда ему доложили, что в штаб прибыл адмирал князь Ухтомский.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем адмирал вошел в кабинет.

– Господа, – начал он, – то, что я сейчас вынужден вам сообщить, прошу считать официальным рапортом, – сказал Ухтомский прямо от двери. Он умолк и обвел воспаленным взглядом присутствующих. – Эскадры практически нет. Японский флот настиг нас в 150 милях от Порт-Артура. В ходе полуторачасового боя сильно пострадали флагманский броненосец «Цесаревич» и броненосец «Микаса». Но все это было не так страшно. В 17.30 12-дюймовый японский снаряд попал в фок-мачту «Цесаревича» и взорвался прямо над адмиральским мостиком, где находились контр-адмирал Витгефт и половина штаба. Все погибли… Пусть господь бог простит меня, но он отвернулся от нас в тот момент, когда японцы почти прекратили огонь и на корабле Того подняли сигнал к отходу. По всей видимости, японцы заметили, что произошло на «Цесаревиче», и тут же отменили приказ на выход из боя. А дальше… Дальше произошло что-то непонятное, – продолжил князь. – С «Цесаревича» подали сигнал о передаче командования мне. Я находился на «Пересвете». Однако командовать с «Пересвета» было практически невозможно из-за того, что мачта на нем оказалась в ходе боя сбитой. На какое-то время возникло замешательство. Японцы снова открыли огонь. В это время адмирал Рейценштейн на крейсере «Аскольд» подал сигнал следовать за ним и двинулся на юг. Остальные вернулись в Порт-Артур…

– Сколько же кораблей ушло на юг? – в наступившей тишине спросил Стессель.

– Крейсера «Аскольд», «Диана», «Новик», миноносцы «Гремящий», «Бесшумный», «Бесстрашный», «Беспощадный», «Бурный» и броненосец «Цесаревич», – ответил князь Ухтомский.

– Это же половина эскадры! – воскликнул Кондратенко.

– Да, Роман Исидорович, – согласился князь Ухтомский. – И дальнейшая судьба мне их неизвестна… Если что-то и предполагать, то самое наихудшее, – добавил он.

В кабинете Стесселя на какое-то время воцарилась гнетущая тишина. Ее нарушил князь Ухтомский. Он торопливо попрощался и ушел.

Через неделю в Порт-Артуре появились первые сведения об ушедших на юг кораблях. Броненосец «Цесаревич» и 3 миноносца зашли в немецкий порт Циндао и там были разоружены, крейсер «Аскольд» и миноносец «Гремящий» прорвались в Шанхай. Миноносец «Бурный» в одиночку дошел до порта Вэйхайвэй, принадлежащий Англии. Крейсер «Диана» оказался в Сайгоне. Миноносец «Рещительный» с трудом дошел до китайского порта Чифу. Единственный крейсер «Новик» почти пробился до Владивостока, однако недалеко от Корсаковского поста вступил в неравный бой с японскими крейсерами и затонул вместе с экипажем.

…Еще через несколько дней пришло от Алексеева на имя адмирала князя Ухтомского сообщение о том, что 13 августа в Корейском проливе японская эскадра под командованием вице-адмирала Камимуры атаковала Владивостокский крейсерский отряд в составе крейсеров «Россия», «Громовой» и «Рюрик», вышедших навстречу порт-артурской эскадры. В ходе боя крейсер «Рюрик» затонул. Оставшиеся два крейсера, потеряв до половины экипажей, вернулись во Владивосток.

Князь Ухтомский прочитал сообщение и побледнел. Владивостокский крейсерский отряд вышел 13 августа на выручку уже не существующей порт-артурской эскадры…

Вечером князь Ухтомский поехал на квартиру Кондратенко и рассказал ему о депеше Алексеева.

– Что делать, Роман Исидорович? – спросил Ухтомский. – Разоружать корабли и списывать на берег моряков?

Кондратенко задумался. Японские тиски вокруг Порт-Артура с каждым днем становились все ощутимее. Самостоятельно действовать эскадра, вероятно, уже не могла. 16 августа Ноги предъявил ультиматум и потребовал сдать Порт-Артур…

– Скорее всего, придется сделать это, – проговорил, наконец, он. – Море для нас становится запретной зоной. Вчера Куропаткин сообщил Стесселю, что европейские державы потребовали от России вывести из Средиземного и Красного морей наши боевые корабли, которые перехватывали иностранные суда, идущие с военным грузом для Японии. Вот так, батенька мой…

– Значит, разоружать корабли.

– Выходит так, князь.

6

Разрозненные бои, которые передовые части армии Ноги начали 7 и 8 августа за овладение внешних рубежей обороны крепости, закончились взятием нескольких опорных пунктов на восточном фронте.

19 августа генерал Ноги предпринял фронтальный штурм с севера-запада, северо-востока и на высоту 174, однако безуспешно.

Ночью японцы повторили штурм. Но и этот раз прожекторы, осветительные ракеты со стороны крепости и сильный пулевой огонь повергли японцев в панику, и они снова отступили.

За шесть дней почти изнурительных непрерывных боев японцы понесли ощутимые потери.

Под конец Ноги все же удалось овладеть высотой 174 и взять позицию на восточном рубеже с одной батареей. Однако это на состояние обороны крепости не повлияло.

К исходу недели японцы неожиданно начали готовить оборонительные укрепления полевого типа, минировать подходы к ним и подвозить осадочную артиллерию.

Две контратаки, предпринятые Стесселем, японцы отбили, и он приказал больше не контратаковать.

А попытка адмирала князя Ухтомского помочь обороняющимся привела к трагедии. Броненосец «Севастополь» в сопровождении двух миноносцев вышел в море, чтобы обстрелять японские позиции. Возвращаясь в Порт-Артур, миноносцы подорвались на минах и затонули.

В этот же день на совещании флагманов и командиров кораблей было принято решение съемную корабельную артиллерию передать в распоряжение командования крепости, команды кораблей списать на берег для формирования из них десантных рот. На кораблях оставить лишь тех, кто будет обеспечивать бой на якоре.

К концу месяца по всему периметру обороны бои практически прекратились. Наступило относительное затишье.

Лазутчики, которых засылали в тыл японских войск, докладывали, что со стороны порта Дальнего постоянно подходят войска с тяжелой артиллерией.

На очередном совещании у Стесселя Кондратенко предложил усилить восточный фланг за счет пополнения из моряков.

На что Стессель ответил:

– Лучше не связываться с моряками. Пусть ими командует адмирал князь Ухтомский…

– Анатолий Михайлович, у нас нет уже отдельно командования морского и сухопутного! – возразил Кондратенко. – Сегодня мы все в одной лодке…

Стессель промолчал, давая понять, что он остается при своем мнении.

Неожиданно Кондратенко поддержал генерал Смирнов.

– Анатолий Михайлович, Роман Исидорович прав. Время раздувать щеки прошло. За последнюю неделю мы потеряли около 3 тысяч человек…

– Теперь мы будем нести вместе потери, – съязвил Стессель.

– Это как воевать, Анатолий Михайлович, – заметил Кондратенко.

Стессель, не оборачиваясь в сторону командующего сухопутными войсками, вяло отреагировал:

– Воюйте хорошо, Роман Исидорович. Кто вам мешает? Я?.. Извините, в отношении меня вы уже высказались…

Кондратенко вскипел.

– Анатолий Михайлович, в отношении вас действительно я высказался довольно резко. И не жалею об этом! – произнес он, чеканя каждое слово. – Вы своими действиями, а точнее бездействием, только затрудняете ведение обороны крепости!

– Генерал Кондратенко! – повысил голос Стессель. – Вы слишком много себе позволяете!.. Я буду докладывать о вашем поведении наместнику!..

– Анатолий Михайлович, – встал с места генерал Белый. – Заодно тогда доложите и обо мне. Я тоже разделяю мнение генерала Кондратенко.

Стессель растерянно оглянулся по сторонам. Лицо его стало белым как полотно, губы посинели и дрогнули.

– Это что бунт? – выдавил он из себя.

– Не бунт! – возразил генерал Белый. – Роман Исидорович правильно сказал: сегодня мы в одной лодке. Только с той разницей, что кто-то на веслах, а кто-то с топориком тюкает по дну…

– Это я с топориком? – охнул Стессель. – Вы слышали? Я с топориком!..

Стессель вдруг схватился за сердце и повалился на бок.

Генерал Смирнов приказал позвать доктора.

Все начали вставать и выходить из кабинета Стесселя.

Кондратенко попросил Хвостова собрать командиров боевых позиций сухопутной обороны в кабинете начальника штаба. Когда все собрались, Кондратенко объявил:

– С генералом Стесселем все в порядке. Прихватило сердце… С ним сейчас доктор и генерал Смирнов. Я бы хотел продолжить совещание, так как другого времени у нас, по-видимому, не будет. – Он внимательным взглядом обвел присутствующих. – Начну с того, что напомню вам: 16 августа генерал Ноги предъявил нам ультиматум, предлагая капитулировать. Мы с вами ответили отказом. Генерал Стессель вел себя достойно. Поэтому о нем говорить мы не станем.

Разговор пойдет о наших действиях в условиях осады. Теперь это надо понимать так. Недельные бои, потом затишье. Значит неприятель готовится к осаде. Судя по вашим докладам, складывается следующая обстановка: основные бои развернулись на северной стороне. Особенно упорные проходят у Кумирненского и Водопроводного редутов и прилегающих к ним позициях.

20 августа Ноги наносит сильный удар по нашим позициям в районе Угловой горы с явным намерением прорваться между 1 и 2 фронтами. О чем это говорит? – Кондратенко задал вопрос всем и, не ожидая ответа, продолжил: – Ноги свой главный удар намерен нанести на восточном фронте. Поэтому, начиная с сегодняшнего дня, штабу сухопутной обороны необходимо часть подразделений с западного фронта под прикрытием темноты перебросить на восточный фронт. Заменить все подбитые орудия. С легкими повреждениями исправить. И самое главное – ни шагу назад. Умереть, но выстоять. Теперь о самом неприятном. 24 августа японская артиллерия засыпала снарядами позицию полковника Горбатовского. Не без основания, опасаясь очередной атаки японцев, полковник Горбатовский попросил у генерала Фока подкрепления за счет резерва. Однако генерал Фок отказал Горбатовскому. В результате японцы выбили обескровленные подразделения полковника Горбатовского с занимаемой ими позиции и захватили две главенствующие над городом высоты. Это означает, что они вклинились в главную линию обороны… На основании всего перечисленного я подал прошение на имя наместника генерала Алексеева с просьбой отстранить генерала Фока от занимаемой должности…

– Роман Исидорович, относительно Фока все ясно, – сказал, поднявшись с места, генерал Белый, – а как насчет решения военного Совета крепости о признании ее не готовой к длительной осаде? Если об этом узнают в войсках…

– К сожалению, из всех членов военного Совета я оказался единственным, кто был против. Остальные проголосовали за предложение генерала Стесселя, – ответил Кондратенко. – А что касается, узнают в войсках о таком решении или нет, я полагаю, в любом случае солдаты и командиры крепость не сдадут, – сделал заключение Кондратенко. – Если нет вопросов – все свободны. Я буду находиться в течение часа у адмирала князя Ухтомского, чтобы скоординировать огонь наших береговых батарей и артиллерии.

Когда все вышли, генерал Белый спросил у Кондратенко:

– Может, и мне поехать с тобой, Роман Исидорович?

– Поедем, – согласился тот. – Две головы хорошо, а три лучше.

7

Князь Ухтомский встретил Кондратенко и Белого с неподдельной радостью. На флагмане в кают-компании накрыли стол. Подали французское шампанское.

– Я очень рад вас видеть у меня в гостях, – сказал князь Ухтомский, разливая шампанское по бокалам. – Тем более что сегодня, хотя и с опозданием, я получил радостную весть из Петербурга – императрица Александра Федоровна 12 августа родила его величеству сына. Нарекли его Алексеем. Я прошу, господа, выпить за это стоя, как подобает офицерам его величества. За наследника Российского престола!

Когда хрустальные фужеры были осушены, князь Ухтомский предложил рассаживаться поудобнее.

– У нас, князь, к вам серьезное дело, – сказал Кондратенко. – С вами я буду откровенен. Генерал Стессель, после известных вам событий, практически потерял способность руководить обороной Порт-Артура. А дела разворачиваются не в нашу пользу. На какое-то время мы с вами заставили Ноги отказаться от мысли захвата Порт-Артура с ходу. Но это, надо полагать, ненадолго. Ноги серьезно готовится к штурму крепости. Поэтому у нас есть предложение разработать совместный план массированных артиллерийских налетов на позиции японцев.

Князь Ухтомский в знак согласия кивнул головой.

– Я не против, – сказал он. – Это мы можем сделать уже сегодня. – Что еще у вас, Роман Исидорович?

– Все, – ответил Кондратенко. – Я очень рад, что у нас с вами есть взаимопонимание. И сожалею, что его не хватает у других. И за все это нам приходится расплачиваться жизнями наших солдат и офицеров.

8

…Новый штурм крепости Ноги начал с массированного часового обстрела русских позиций на высоте Длинная и горе Высокая 13 сентября.

После непрерывных шестидневных атак позиция на высоте Длинная пала. Японцам достались разбитые редуты, искореженные лафеты орудий и дымящиеся брустверы траншей наполовину засыпанных землей.

Гора Высокая оказалась для них неприступной. Изо дня в день густые цепи японцев накатывались на русские позиции и ложились под ружейно-пулеметным огнем защитников, чтобы больше не подняться.

Когда Ноги доложили, что на склонах горы Высокая погибло уже около 6 тысяч солдат, он приказал прекратить атаки.

Была и другая причина прекращения атак. В войсках, обескровленных длительными боями, среди японских солдат участились случаи неповиновения и отказа идти на штурм.

На северном и северо-западном фронтах японцам удалось частично занять русские укрепления. Однако наступление захлебнулось, когда на пути японцев оказалась высота 203. Здесь к исходу дня 22 сентября неприятель оставил на подступах к высоте около 8 тысяч убитыми.

Ноги пришел в бешенство. Уже не отдельные солдаты, а целые подразделения отказывались идти в бой. Армия выдыхалась, моральный дух падал.

…23 сентября с раннего утра адмирал князь Ухтомский встретился с Кондратенко на командном пункте мыса Электрический. Коротко обменялись мнениями.

– У меня предложение, Роман Исидорович, – сказал князь. – Я даю еще два десятка орудий, и мы их установим на позиции горы Высокая. Если японцы займут эти позиции, сведутся к нулю положение оставшихся кораблей.

Кондратенко согласился. И вдруг спросил:

– Как настроение у моряков?

– Неважное, Роман Исидорович. Им сподручнее воевать на море, – ответил князь Ухтомский. – И добавил: – Море – их стихия.

– Отчего же они так отчаянно дерутся на суше?

– От злости, Роман Исидорович. И, наверное, от отчаяния, – ответил князь и продолжил. – Орудия начнем доставлять сегодня. Мне с генералом Белым связаться?

– Если вас не затруднит, – ответил Кондратенко и крепко пожал князю Ухтомскому руку.

Тот, не отпуская руки Кондратенко, спросил:

– Роман Исидорович, в Маньчжурии, я слышал, снова неприятности?

– Мягко сказано. Там вместо долгожданного успеха снова поражение. Куропаткин сдал Ляоян…

– Как же это произошло? – князь Ухтомский отпустил руку Кондратенко.

– Как всегда, – сокрушенно качнул головой Кондратенко. – У Куропаткина было в распоряжении две недели. Лили дожди. Японцы не наступали. К концу месяца земля просохла, и японцы начали наступление на достаточно хорошо подготовленные позиции под Ляояном. Надо отдать им должное. Они сумели стянуть в этот район три армии. С юга наступали армии Оку и Нодзу, с востока армия Куроки.

Три дня Куропаткин вел оборонительный бой, затем решил сформировать ударный корпус и перейти в наступление против войск Куроки. Однако японцы не только отбили контрнаступление, но и заставили корпус отойти. Куропаткин испугался, что японцы могут перекрыть железную дорогу и отдал приказ всем войскам отступать и оставить Ляоян.

– Какой-то заколдованный круг, – отозвался князь Ухтомский. – Почему так получается?

– Сказать?

Князь Ухтомский слегка удивленно посмотрел на Кондратенко.

– Вы знаете почему?

– Знаю. Потому, что все высшие командные должности у нас стали, к сожалению, для почетных людей!.. И оценивают их в столице не по делам, а по лизоблюдству! Вы уж извините меня, князь, за откровенность…

– За это я вас и уважаю, Роман Исидорович, – ответил Ухтомский. – Ну что ж… Мне пора. А вам успеха. Да! Куропаткин доложил его величеству, что под Ляояном был «арьергардный бой»… Всего-навсего…

– Значит, обманул его императорское величество. Вот шельма! – выругался Кондратенко.

Разговор с князем Ухтомским тоскливой болью отозвалось в сердце Кондратенко. Он и сам не раз думал о том, что императора просто обманывают. Однако не хотел верить в это. Слишком много сил было положено на алтарь этой странной войны. И не меньше пролито крови тех, кто искренне, по-христиански верил, что воюет за правое дело, за царя и Отечество… «Как бы было хорошо, – подумал Кондратенко, – если бы и царь, и Отечество также искренней любовью отвечали людям в серых шинелях…»

…Во второй половине дня Кондратенко передали из главного штаба, что на 16 часов генерал Стессель собирает членов Совета обороны крепости.

Кондратенко связался по телефону с начальником штаба полковником Хвостовым.

– Адмирал князь Ухтомский приглашен? – спросил он.

– Роман Исидорович, князь Ухтомский не является членом Совета… – начал было полковник Хвостов, но Кондратенко его перебил.

– Совет назначался в мирное время и в других условиях. Доложите генералу Стесселю мою просьбу пригласить князя Ухтомского на заседание Совета. В противном случае я не буду принимать участие в его заседании.

– Я доложу, – пообещал полковник Хвостов.

Хвостов позвонил Кондратенко без четверти 16 и сказал, что адмирал Ухтомский будет на заседании Совета.

…Когда Кондратенко вошел в зал заседания Совета обороны крепости Стессель уже мрачно восседал на месте председателя. В зале были комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов, командир квантунской крепостной артиллерией генерал Белый, командир 1-й бригады 7-й Восточносибирской стрелковой дивизии генерал-майор Горбатовский, начальник штаба укрепрайона полковник Рейс, начальник инженеров крепости полковник Григоренко, адмирал князь Ухтомский и сидящий рядом с ним начальник штаба крепости полковник Хвостов.

Перехватив вопросительный взгляд полковника Хвостова, Кондратенко одобрительно кивнул головой.

Стессель, не глядя на вошедшего Кондратенко, не удержался от замечания.

– Роман Исидорович, вы, как всегда, приходите последним.

– И, тем не менее, я не опоздал, Анатолий Михайлович. На часах ровно шестнадцать…

– Ну что, господа, – не обратив внимания на ответ Кондратенко, сказал Стессель, – начнем. Прошу вас, полковник Хвостов, докладывайте.

Хвостов вышел на середину зала. Стессель коротко кивнул головой.

– Господа, буквально коротко я доведу до вас складывающуюся оперативную обстановку, – начал Хвостов будничным голосом. – Противник на сегодняшний день овладел редутами Кумирненским и Водопроводным, а также укрепился на горе Длинной. Все атаки на позицию, расположенную на горе Высокой, отбиты. – Полковник Хвостов глянул в сторону Кондратенко и продолжил. – Благодаря договоренности генерала Кондратенко и князя Ухтомского позиция здесь значительно укреплена за счет артиллерии флота.

Стессель поднял голову, отыскал глазами князя Ухтомского.

– Спасибо, князь…

Хвостов сделал паузу и продолжил.

– …На занятых позициях противник спешно ведет работы по их укреплению. Роются дополнительно ходы сообщения и траншеи. Особенно это заметно в районе 2-го форта, где они ходами сообщения приблизились к форту на 50—60 шагов.

Со вчерашнего дня противник начал устанавливать батареи из гаубиц и мортир 11-и дюймового калибра на захваченных высотах…

– Достаточно, – неожиданно остановил полковника Хвостова Стессель. – Я полагаю и так все ясно. Садитесь. Генерал Смирнов, прошу вас, выходите сюда и занимайте место полковника Хвостова. Говорите о самом главном на сегодняшний день. Хватит ли у нас патронов, снарядов, продовольствия… Одним словом, все по порядку.

– Анатолий Михайлович, – обратился генерал Смирнов к Стесселю, я бы хотел все же сначала доложить о способах дальнейшей борьбы в условиях осажденной крепости…

Стессель нетерпеливо махнул рукой.

– Способ один – бить их и все! – раздраженно сказал он. – Докладывайте!

Генерал Смирнов открыл папку и извлек из нее пачку ведомостей.

– Воля ваша… Общее число 3-линейных патронов в крепости, – начал он, – составляет 22 миллиона. Это вполне достаточно, чтобы вести длительные бои в осаде. Хуже обстоит дело со снарядами. Запас снарядов к 6, 9 и 10-дюймовым орудиям крайне ограничен и составляет на сегодняшний день треть боевого комплекта…

– Генерал Белый, – прервал Смирнова Стессель, – немедленно подготовьте приказ, запрещающий использовать снаряды по мелким целям… – Стессель хотел еще что-то сказать, но, видимо, раздумал. Повернув голову к коменданту крепости, обронил: – Продолжайте.

– …Я прошу Совет обратить особое внимание на угрожающее положение в районе второго форта, – снова заговорил Смирнов.

Стессель поднял голову и посмотрел на полковника Григоренко.

– Ваше мнение?

Григоренко встал.

– В районе 2 форта возможны два варианта, – начал он. – Или японцы будут строить минную галерею, что вполне реально, или попытаются сделать открытый спуск в ров. Без этих инженерных мер штурм форта мало вероятен…

– Спасибо. Успокоили… – не без иронии заметил Стессель.

– Анатолий Михайлович, – вступил в разговор генерал Кондратенко, – полковник Григоренко прав…

– Конечно. Вы же, я помню, саперный инженер…

Кондратенко сделал вид, что не заметил издевки. И продолжил.

– …Я согласен с оценкой положения полковника Григоренко. И у меня есть предложение. Для того, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению работ японцев против второго форта, необходимо использовать против них артиллерию крупного калибра со снарядами фугасного действия или делать конртминную галерею…

– Но там же скалистый грунт, – возразил Стессель.

– Скалистый, – согласился Кондратенко. – Однако других вариантов нет…

– Анатолий Михайлович, – обратился к Стесселю князь Ухтомский, – разрешите мне высказать свое мнение.

Стессель удивленно приподнял брови.

– Роман Исидорович, полковник Григоренко, если у вас все, присаживайтесь. – И обратился к адмиралу Ухтомскому: – Пожалуйста, князь, говорите.