Заговор жрецов

Ухтомский повернулся к Кондратенко.

– Роман Исидорович, есть еще один способ. Правда, он не имеет описания ни в каких инструкциях. Можно попробовать катание морских мин. Они имеют форму бочонков и легко будут катиться с вала в сторону противника к его ходам сообщения. Но для этого нужно подобрать еще и метких стрелков, которые бы попадали в мину в тот момент, когда она окажется вблизи противника. Мин таких у нас предостаточно.

Кондратенко поднялся с места, шагнул к князю Ухтомскому и обнял его за плечи.

– Ну, батенька мой! – воскликнул он. – До такого еще никто не додумался! Вы же спасаете нас!..

Стессель, наблюдая за этой сценой, недовольно буркнул:

– Хватит, хватит, господа… Не забывайте, вы еще на Совете…

…Когда все стали расходиться, Стессель попросил Кондратенко задержаться.

– Роман Исидорович, – сказал он, – я знаю, у вас, как и у меня, времени мало, однако я хотел бы с вами поговорить.

– О чем, Анатолий Михайлович? – спросил Кондратенко. Он действительно торопился. До темноты надо было еще побывать на позиции на горе Высокой и организовать получение морских мин у адмирала князя Ухтомского.

Стессель в ответ скупо улыбнулся.

– Вернее о ком, – произнес он. – А еще точнее о генерале Фоке. Он мой старый боевой товарищ, я хорошо знаю его как положительные, так и отрицательные стороны. Заверяю вас, Роман Исидорович, положительных качеств у него больше…

– Анатолий Михайлович, я полагаю, речь идет о моем ходатайстве перед наместником о снятии Фока с должности командира дивизии? – прямо спросил Кондратенко.

Стессель слегка развел руки.

– Совершенно верно, Роман Исидорович.

– Телеграмму я уже отправил…

– Я об этом знаю. Дело в том, Роман Исидорович, – Стессель на мгновение замялся, словно подбирал нужное слово. – Дело в том, – повторился он, – что приказом наместника генерал Фок, по моему ходатайству, уже назначен командиром передовых войск. А они подчинены вам. Я все это говорю потому заранее, чтобы между вами не возникли трения. В такое время они излишни. Переподчинить передовые части кому-то другому я не могу, да и нет в этом смысла.

– Ну, спасибо, Анатолий Михайлович! – с трудом сдерживая гнев, ответил Кондратенко.

Стессель откровенно удивился.

– За что?

– За генерала Фока и за предупреждение, – ответил Кондратенко.

Стессель смахнул с лица улыбку и почти холодно продолжил:

– Генерал Фок сегодня представится вам для получения боевой задачи.

…Действительно, когда Кондратенко вернулся в штаб, генерал Фок уже ждал его.

Сухо поздоровавшись с ним, Кондратенко пригласил Фока в свой кабинет.

Генерал Фок внешне держался уверенно, однако Кондратенко заметил, что он нервничает.

«Да бог с тобой! – решил Кондратенко. – Видно, времена такие пошли…»

Он достал из сейфа карту с нанесенной на нее оперативной обстановкой.

– Будете записывать или запомните?

– У меня хорошая память, Роман Исидорович, – ответил Фок.

– Ну, хорошо… Тогда слушайте. Передовые части японцев, в соприкосновении с которыми находятся подчиненные вам войска, занимают на севере позицию в районе известковых заводов. Это недалеко от бухты Десяти кораблей. Вчера они вошли в низину у Мандариновой дороги и там закрепились.

На востоке они захватили одну сторону высоты 128 восточнее деревни Хуоси и продвинулись километра на два к деревне Ингаши.

Ранее японцы вытеснили наши подразделения с позиции на Кумиринском перевале и в районе деревни Суадзятунь.

Ваш сосед справа – 7-я стрелковая дивизия занимает позиции по горе Дагушань.

Подчиненные вам войска занимают передовые позиции на Волчьих горах.

Вот так, если коротко. Восточным фронтом у вас командует полковник Савицкий, северным – генерал Надеин. Начальник вашего штаба полковник Дмитриевский. Опытный и хорошо разбирающийся в обстановке боевой офицер, – добавил Кондратенко. – Вопросы ко мне есть?

– Вопросов нет, Роман Исидорович, – ответил генерал Фок. – Есть просьба.

– Какая?

– Я знаю ваше отношение ко мне и, тем не менее, я даю вам слово, что буду делать все от меня зависящее, чтобы ваше мнение обо мне изменилось.

Кондратенко внимательно посмотрел на генерала Фока.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Как говорится: поживем – увидим.

Через два дня Кондратенко выкроил время и поехал посмотреть, что успел сделать генерал Фок. И остался доволен. Ему понравилось решение Фока прикомандировать пешие охотничьи команды к стрелковым полкам. На фронтах заканчивались работы по устройству ходов сообщения с тылом. Одобрил Кондратенко и сооружение блиндажей в непосредственной близости от окопов и в оврагах, где можно было во время затишья кормить личный состав, не привлекая внимания противника.

Самого Фока Кондратенко нашел на позициях северного фронта у генерала Надеина.

Фок доложил о готовности передовых войск, а генерал Надеин просто представился.

В это время к ним подошел поручик и обратился к Кондратенко.

– Поручик Зиборов, ваше высокоблагородие. Разрешите обратиться к его превосходительству генерал-майору Надеину.

– Обращайтесь, поручик.

– Ваше превосходительство, телефонные станции в деревне Дипалиджуан и на вершине сопки установлены. Установлены также станции на сопке между 2-й и 3-й батареями, на высотах 112 и 67, – отрапортовал поручик.

– Спасибо, поручик, – поблагодарил Надеин.

Когда поручик Зиборов ушел, Кондратенко поинтересовался:

– А где у вас резерв?

– В деревне Сюйшиин, – ответил генерал Фок. – Сегодня будем устанавливать телефонную связь и с резервом… Роман Исидорович, у нас с генералом Надеиным есть предложение. В период затишья выдвигать вперед за линию нашего охранения конных охотников и казаков для устройства засад и поимки неприятельских разведчиков…

– Хорошее предложение, – согласился Кондратенко.

Лицо Фока заметно просветлело. По всей видимости, ответ Кондратенко имел для него особое значение в налаживании отношений.

К этому часу солнце уже поднялось к зениту, ветерок сменил направление и донес тлетворный запах разлагающихся трупов японских солдат с нейтральной полосы.

– Ну и запах, – заметил Кондратенко.

– Наших там нет, – ответил Надеин. – А японцы своих не убирают. Попытались как-то мы их убирать, открыли огонь по санитарам.

– Значит и мертвых заставляют воевать, – покачал головой Кондратенко. – Будьте внимательны. Это затишье не сегодня—завтра закончится. Генерал Ноги будет торопиться. Ему затяжная война не нужна.

Кондратенко попрощался и уехал с легким сердцем и надеждой на то, что генерал Фок все же сдержит свое слово.

В конце дня Кондратенко позвонил полковник Хвостов и сказал, что его вызывает Стессель. Первая мысль была – что-то случилось. Перебрал в памяти события текущего дня, но нигде и ничего сверхъестественного не произошло.

В кабинете Стессель был один.

– Заходите, заходите, Роман Исидорович, – поднимаясь навстречу Кондратенко, произнес Стессель. – Ищу вас, говорят в войсках. Наконец, дождался. Ну что там, у Фока? – вдруг, спросил он.

– Все нормально, Анатолий Михайлович…

– Я же вам говорил. Фок оправдывает наше доверие.

– Я надеюсь, Анатолий Михайлович. Что-то важное у вас ко мне?

Стессель чуть заметно усмехнулся, прошелся по кабинету. Несмотря на то, что окна были открыты, в кабинете было душно.

– Роман Исидорович, не надо на меня бычиться. Вы меня оскорбили больше, чем я вас. Давайте забудем об этом. Не время обижаться и выяснять отношения. Мы генералы, а не кисейные барышни… Все случается. А вас я вот зачем пригласил. Я подготовил телеграмму его величеству императору Николаю II с донесением о событиях за последнее время. Прежде чем ее отправить, хочу, чтобы вы ее почитали…

Кондратенко молча взял из рук Стесселя текст телеграммы и стал читать.

Стессель подробно описывал ход боев, не забыл упомянуть и о себе. Дальше называл имена генералов и полковников, достойных похвалы за мужество и доблесть. Среди них Кондратенко увидел и свою фамилию. Дочитав до конца текст телеграммы, вернул ее Стесселю.

– Я согласен, – сказал Кондратенко. – Кроме одного – вычеркните мою фамилию…

Ночевать на квартиру в городе Кондратенко не поехал. Остался в своем кабинете. Сначала выпил чай, затем достал карту. Долго всматривался в кривые, порой причудливые очертания линий обороны и расположение войск генерала Ноги. Мысленно ставил себя на его место. Что хотел добиться Ноги, непрерывно атакуя по всему восточному фронту? Нес ощутимые потери, однако тактики не менял. Для себя Кондратенко отметил, что результативнее для Ноги было бы сосредоточить усилия на захвате ключевой позиции на горе Высокая, а затем расширить полосу наступления…

Он так и уснул за столом.

Перед рассветом его разбудил дежурный по штабу и почему-то шепотом доложил:

– Ваше высокопревосходительство, с наблюдательного пункта на мысе Электрический сообщили, что в море замечены корабли. Идут курсом на Порт-Артур…

Глава V

1

Вторая половина августа и весь сентябрь в Зимнем и в Петергофе были посвящены торжествам и приемам в честь рождения цесаревича Алексея.

Императрица Александра Федоровна в торжествах не участвовала. Суеверный страх за жизнь младенца постоянно сковывал ее сердце, и она боялась публично проявить свою радость. Вглядываясь в сморщенное темное личико ребенка, она набожно крестилась и молила бога дать новорожденному здоровье и ум, оградить от болезней. А когда ей кто-то сказал, что в августе стали отцветать розы, она совсем пришла в смятение.

Опасаясь, что ребенка могут сглазить, Александра Федоровна приказала своим фрейлинам никому, кроме его величества, сына не показывать. Даже назойливой родне, которая все время недоумевала, как она могла решиться уехать, будучи на сносях последние дни из Зимнего.

…4 августа она в сопровождении своей свиты выехала из Зимнего на дачу, которая находилась в Александрийском парке. Захотелось подышать свежим воздухом, полюбоваться зеленью роскошного сада и заодно скрыться от суетливого Двора.

Ночь и следующие полдня прошли спокойно. У нее даже мысли не было рожать в этот день. Однако Всевышний распорядился по-своему. К концу дня ей вдруг стало дурно. Позвали доктора. Он мельком глянул на императрицу и сразу сказал:

– Будем рожать, матушка… Вы прилягте и не волнуйтесь…

Узнав, что родился мальчик, она чуть не задохнулась от счастья. Горячие слезы радости хлынули из глаз и залили ее лицо.

Не зная почему, но в тот момент она, вдруг, подумала: «Теперь и умирать не страшно» и тут же испугалась собственных мыслей. Истово перекрестилась, полотенцем вытерла мокрое лицо и прикрыла глаза.

Теперь все было позади.

…Когда цесаревичу исполнился месяц, Николай II неожиданно для многих подписал манифест, в котором провозгласил, что в случае его смерти и малолетстве цесаревича Алексея, правителем России назначается великий князь Михаил Александрович.

Воспитание Наследника поручалось императрице Александре Федоровне.

В этом же манифесте император отменял телесные наказания и недоимки.

Газеты на следующий день, словно сговорившись, назвали отмену телесных наказаний «милостью младенца Алексея».

Нужен был крестный отец. После недолгих колебаний Николай II дал согласие избрать крестным отцом цесаревича германского императора Вильгельма. И сразу поехал по стране.

Особенно тяжким для Николая выдалась вторая половина сентября. Он объехал все крупные города юга и запада России. Побывал в Кишиневе, Николаеве, Одессе, и везде его речи о необходимости довести навязанную России войну на Дальнем Востоке до победного конца находили среди публики горячую поддержку.

В Одессе в благородном собрании дамы в конце речи императора стали срывать с себя украшения и бросать под ноги государя, жертвуя их для доблестной армии его величества.

Когда Николай рассказал об этом случае императрице Александре Федоровне, она скептически улыбнулась и сказала:

– Лучше бы они побольше сыновей рожали…

…На второй день после возвращения из южной поездки Николай II пригласил к себе вновь назначенного министра внутренних дел князя Святополка-Мирского.

Николая II насторожили первые публичные высказывания нового министра. В газетах то и дело появлялись сообщения о том, что князь Святополк-Мирский, в отличие от Плеве, более радикален и выступает за принятие во внимание в делах управления государством общественного мнения, стремится разрядить политическую атмосферу в России, которая начала сгущаться в связи с неудачами в войне с Японией.

Не понравился Николаю II и завуалированный упрек в адрес Правительства со стороны князя Святополка-Мирского за то, что 28 июля по прямому указанию его величества премьер Витте подписал дополнительную Конвенцию к русско-германскому договору от 1894 года в области торговли и мореплавания. По мнению князя Святополка-Мирского, подписанная без всякой оговорки Конвенция ставила Россию в положение источника дешевого сырья для германской промышленности. Взамен же Россия ничего нового для себя не получала.

…Николай II принял князя Святополка-Мирского не в своем рабочем кабинете, а в каминном зале, подчеркивая этим неофициальность приглашения.

– Присаживайтесь, князь, – сказал государь вошедшему в зал Святополку-Мирскому. – Я рад вас видеть во здравии и в хорошем настроении. Пока ездил по солнечному югу матушки-России, столько накопилось дел!.. Бумаг целый ворох и все такие, что не отложить в сторону…

Затем поинтересовался:

– Где труднее на генерал-губернаторстве Вильны или в министерстве?

– Где есть работа, ваше величество, везде нелегко, – ответил Святополк-Мирский.

Николай II улыбнулся.

– Да вы, князь, еще и дипломат!

– Должность обязывает, ваше величество…

Император махнул рукой.

– Будет вам, князь… Мой прародитель, царство ему небесное, был дружен с вашим отцом. И потому назначение вас на пост министра внутренних дел у меня не вызывало ни малейшего сомнения.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Святополк-Мирский с подчеркнутым уважением к государю.

Николай II сделал паузу. Потом внимательно посмотрел на министра внутренних дел.

– У меня, князь, к вам просьба, – проговорил он. – Необходимо проверить, состоялась ли в Швейцарии встреча представителей так называемых демократических сил России. Но меня интересует не сама встреча. Были ли на ней князь Долгорукий-Рюрикович и граф Гейден. Единственная просьба – этот разговор должен сохраниться между нами.

Святополк-Мирский в знак понимания низко склонил голову. Он уже знал, что встреча российских социалистов в Швейцарии не состоялась. Она перенесена на более поздний срок.

– Я понял, ваше величество, – ответил он, решив, что докладывать императору о переносе этой встречи еще рано.

Николай II больше не задавал вопросов и разрешил министру внутренних дел покинуть его. Оставшись один, Николай II еще некоторое время продолжал размышлять над событиями последнего времени.

Его поразило то, что сразу после убийства Плеве, газеты в большинстве своем чуть ли не с восторгом писали по этому поводу. Заметно оживился и премьер Витте. Он дважды предлагал объединить Правительство со всеми государственными учреждениями во главе с ним, как премьером, и приступить к формированию правового государства, не ущемляя положение монархии.

Николай II попытался вспомнить, кому из Романовых он отдал для чтения написанный Витте меморандум, в котором тот изложил свои предложения.

Наконец, вспомнил. Великому князю Михаилу Александровичу. Подумал: «Не мешало бы вернуть и самому прочитать…»

На следующий день за обедом великий князь Михаил Александрович, когда речь зашла о злом роке, который постоянно преследовал русскую армию на Дальнем Востоке, вдруг сказал:

– …Японцы оказались сильнее, чем мы думали. И теперь одному богу известно, как обернется для нас эта война.

Николай II резко отодвинул от себя бокал с вином, да так, что часть вина выплеснулась на скатерть.

Императрица с тревогой глянула на супруга, затем на великого князя Михаила Александровича.

– Да будет вам… О войне за столом говорить скучно, – произнесла она. Однако Николай II не послушал ее. Видимо, слова великого князя Михаила Александровича задели его за живое.

– Я буду вести эту войну до конца, до того дня, когда последний японец не покинет Маньчжурию! – жестко ответил он.

– В таком случае нам придется изменить свое отношение к некоторым вещам в России, – усмехнувшись, сказал великий князь.

Николай II метнул в его сторону настороженный взгляд.

– К каким вещам? – спросил он.

Великий князь Михаил Александрович примирительно поднял руки.

– Не надо только горячиться… Я скажу. Во-первых, неплохо было бы призвать все слои населения к участию в помощи армии. Это должно вызвать дух патриотизма, коего у нашего народа, к сожалению, нет. Во-вторых, смягчить свое отношение к земским властям. Сегодня практически только они оказывают помощь и поступающим с востока раненым, и занимаются сбором средств для воюющей армии…

– У земств и так достаточно воли, – перебил великого князя Николай II. – Нам не воля нужна, а больше войск для войны!.. Вторая Балтийская эскадра где?.. Я еще месяц тому назад приказал, чтобы она вышла на Дальний Восток! Ну и что? Министры ходят за адмиралами, адмиралы за министрами, а эскадра так и стоит в Балтийском море!

Великий князь Михаил Александрович не стал спорить с Николаем II, который явно был не в духе, да и императрица Александра Федоровна все время показывала ему глазами, чтобы он прекратил этот разговор.

– Как тебе Святополк-Мирский? – переменил тему разговора великий князь. – Ходят разговоры, будто после несчастного Плеве лучшей заменой ему был бы Дурново…

– Дурново и есть Дурново, – недовольно ответил Николай. – Князь Святополк-Мирский еще при Сипягине был товарищем министра внутренних дел и о нем все отзывались положительно.

Великий князь недоверчиво качнул головой. А Николай II продолжил.

– Я надеюсь, что князь Святополк-Мирский, в отличие от других, сумеет найти возможность для наибольшего сплочения и солидарности правительственных и общественных усилий и даст отпор нашим врагам как за границей, так и в самой России.

Николай II не умел и не любил говорить, но сказанное сейчас понравилось ему и императрице. Это великий князь Михаил Александрович понял по тому, как она с восторгом и умилением посмотрела на супруга.

Сам же великий князь не разделял мнение императора о новом министре внутренних дел, полагая, что у него на это есть веские причины…

2

Святополк-Мирский приехал к Витте во второй половине дня.

– …Здравствуйте, князь, – сказал Витте, поднимаясь навстречу министру внутренних дел. – В моем кабинете вы впервые и потому прошу вас не отказываться от угощения. У меня есть прекрасный французский коньяк. Говорят его пил даже Наполеон.

Усадив гостя, Витте достал из шкафа бутылку из темного стекла, две хрустальные рюмки и разлил коньяк.

Святополк-Мирский поблагодарил премьера. Взял рюмку с коньяком и поднес ее к глазам, любуясь золотистым цветом напитка.

– За ваше здоровье, Сергей Юльевич, – произнес он.

– И за ваше, – ответил Витте.

Когда коньяк был выпит, Витте поинтересовался:

– Вы ко мне по делам?..

– По делам, Сергей Юльевич. Если вы уделите мне немного вашего времени, я буду вам искренне благодарен, – проговорил князь.

Витте улыбнулся. Появление нового министра внутренних дел в его кабинете означало одно – Святополку-Мирскому что-то надо от него. Иначе бы он сюда не приехал.

Занимаемая Витте почетная должность главы Правительства не давала ему право не то что руководить – даже вмешиваться в дела практически всех министров.

– Вам, князь, могу уделить столько времени, сколько необходимо. Слушаю вас.

– Сергей Юльевич, – начал Святополк-Мирский. – Мой приезд к вам связан вот с чем: административный опыт привел меня к глубокому убеждению, что плодотворность правительственного труда основана на искренне благожелательном отношении ко всем без исключения общественным и сословным учреждениям и населению вообще. Лишь при этом условии можно получить взаимное доверие, без которого, вы прекрасно знаете, невозможно ожидать успеха в государственных делах…

Пока Святополк-Мирский говорил, Витте внимательно наблюдал за ним. Князь был искренен, и это Витте льстило. Однако он решил вести себя осторожно. По сути дела, министр внутренних дел призывал к участию общественных сил в государственной деятельности, что навряд ли могло понравиться государю.

«Интересно, чем вызвана такая откровенность? – размышлял Витте, стараясь не пропустить ни одного слова Святополка-Мирского. – А если это все же уловка?..»

Из собственного жизненного опыта Витте знал, что многое при Дворе решается или лестью, или предательством самых, казалось бы, близких людей.

– …Я на днях встречался с его величеством императором, – продолжал говорить князь. – Эта встреча не имела отношения к тому, о чем сейчас говорю я вам. Но после той встречи у меня появилось впечатление, что государь и далее намерен оставлять все так, как есть. Вы понимаете, о чем я говорю? – князь умолк и внимательно посмотрел Витте прямо в глаза.

– Понимаю, – ответил тот. – И что же вы хотите?

– Благополучия для России, Сергей Юльевич.

– Я тоже хотел бы этого, – поддержал князя Витте.

Святополк-Мирский встал, прошелся по кабинету и снова сел. Было заметно, что он подыскивает необходимые слова, которые и определят исход их встречи.

– Сергей Юльевич, давайте вместе с вами, – наконец, снова начал говорить князь, – постараемся убедить государя в необходимости дать земствам самую широкую свободу, приучить Двор к большей веротерпимости и пересмотреть отношение к евреям. Я посмотрел отчеты по ссыльным делам и обнаружил: из 3 тысяч ссыльных около полутора тысяч евреев.

– Плеве постарался, – заметил Витте.

Святополк-Мирский в ответ чуть заметно усмехнулся.

– Если бы только один Плеве, Сергей Юльевич. На днях я встретил князя Трубецкого мрачного и в гневе. Спрашиваю: «Что случилось?» А он отвечает: «А вы что газеты не читаете? Евреи голову поднимают. Это, – говорит, – из-за них мы терпим поражение на Дальнем Востоке».

Витте промолчал, а про себя подумал: «Навлечете вы, князь, на себя немилость государеву. Ох, навлечете…»

Старого князя Трубецкого Витте хорошо знал. В гневе тот, действительно, за словом в карман не лез.

Витте тут же поймал себя на мысли, что при возникшем к Святополку-Мирскому доверии, ему все же надо вести себя осторожно с ним.

– Странно, – пожал недоуменно плечами Витте. – Я знаком с князем Трубецким. Умнейший, на мой взгляд, человек. Помнится, он мне как-то говорил: «Россия не увидела врага даже в то время, когда тот уже стоял у стен Порт-Артура». Я вначале не согласился с ним. К войне мы готовились. А потом понял: он, действительно, прав.

Витте заметил, как при последних его словах лицо князя Святополка-Мирского посветлело и пропала тень напряженности.

– Спасибо, Сергей Юльевич, – проговорил в ответ князь. – Я вижу у нас с вами достаточно общих взглядов и оценок событий. – И вдруг спросил: – Вы хорошо знаете генерала Куропаткина?

– Наверное, как и вы… Не более и не менее… А почему вы спросили?

– Меня поражает терпение, с которым государь взирает на действие Куропаткина! – возмущенно произнес Святополк-Мирский. – Он же ведет дело к поражению! Куропаткин заверил его императорское величество, что дальше Мукдена не отступит. На самом же деле он отдал приказ, насколько мне известно, готовить позицию для генерального сражения под Телином. Но это же за Мукденом! Видимо, Алексеев был прав, когда сказал, что Куропаткина следует повесить…

Святополк-Мирский сокрушенно вздохнул.

– Насчет Куропаткина я с вами согласен, – сказал Витте. – Для меня его поведение тоже кажется странным. Тем более что Куропаткин уже получил подкрепление в 50 тысяч человек и сообщение от военного министра Сухомлинова о формировании 2-й Маньчжурской армии во главе с генералом Грибеппенбергом, которая будет ему подчинена.

– Эти Грибеппенберги! Откуда же они берутся?.. – качнул головой Святополк-Мирский. – Неужто в России своих не хватает? Вы меня простите великодушно, – продолжил он. – Я знаю, что и ваши корни идут из Германии, однако я считаю вас русским больше, чем некоторых русских.

Витте рассмеялся.

– Я на вас не могу обижаться по той причине, что и сам давно считаю себя русским, – ответил он. – А по русскому обычаю мы с вами должны выпить еще не менее двух рюмок коньяку. Бог любит троицу! – добавил Витте и разлил коньяк по рюмкам.

Князь Святополк-Мирский согласился с Витте.