Жизнь как подвиг

3.12

Увидев женщину, которую привел в дом Анны Павловны Николай Николаевич, Пелагея Ивановна сказала ему, что без хозяйки дальше порога ее не пустит. Пелагея Ивановна молча принесла табуретку и поставила ее около двери. Аглая, не сняв ватник и только ослабив платок на шее, села на эту табуретку. Узелок с вещами из рук она не выпускала. Виктора дома не было, а Пелагея Ивановна не хотела беседовать с незнакомкой. Так она молча сидела одна. Через два часа позвонила по телефону Анна Павловна и сказала, что минут через двадцать выедет. Зная, что ее поездка в нормальную погоду от работы до дома занимает порядка сорока минут, Пелагея Ивановна принесла Аглае на тарелке несколько пирожков с мясом и стакан компота. Ни слова не говоря, она поставила еду на столик в прихожей и с гордым видом снова удалилась на кухню. Аглая, несмотря на то, что была очень голодна, с табуретки не встала и к еде не притронулась.

У Анны Павловны сегодня было хорошее настроение. Дома ее ждала Аглая, на которую она возлагала большие надежды в отношении сына. Однако, открыв входную дверь, Анна Павловна увидела безрадостную картину: обреченно сидящую в прихожей Аглаю и выходящую из кухни встревоженную Пелагею Ивановну.

– Я понимаю, что Вы уже успели познакомиться, – спокойным тоном объявила Анна Павловна, – но особой радости на Ваших лицах я не вижу. Сразу Вас успокою. Пелагея Ивановна продолжает заниматься тем, чем и занималась раньше. Основная работа Аглаи – это общение с Виктором. Вам понятно?

– — Понятно, – за обеих женщин ответила Пелагея Ивановна. – Ну и хорошо. А сейчас, Аглая, идем со мной в твою комнату. Там я тебе приготовила кое-какую одежду. Свою после ванны положишь в сумку, и мы ее спрячем на антресоли.

После последней фразы Анна Павловна повернулась к Аглае и жестко ей сказала:

– И еще. Предупреждаю: в доме ты можешь вести себя совершенно свободно, без каких-либо ограничений. Но есть два условия, на которых майор Берг согласился тебя выпустить за зону. Первое – ты не должна покидать мою квартиру и выходить на улицу без особого распоряжения. Второе – не делать никаких звонков по телефону. У тебя есть ко мне вопросы?

– Нет.

– Тогда можешь идти в ванну.

Из ванны вышел совсем другой человек, а не Аглая. Это была молодая красивая женщина с уникальными глазами и совершенно необыкновенным цветом волос. Ее волосы даже были не рыжие. Они были золотые, которые в сочетании с зелеными глазами делали Аглаю удивительно привлекательной. Какой-то античной богиней. Единственно, что портило общее впечатление – так это небольшой горб, но и к нему можно было со временем привыкнуть. Анна Павловна пригласила Аглаю на кухню и посадила за общий стол – любимое место сбора всей семьи. Сегодня на ужин были замечательные сырники со сметаной и сладкий чай с лимоном. По всему было видно, что Аглая очень стеснялась. Однако с ней больше не было никаких разговоров. Ее просто не замечали, и она через некоторое время попросила Анну Павловну разрешить пойти спать.

3.13

Трехкомнатная квартира Анны Павловны состояла из двух смежных комнат и одной изолированной. В смежных комнатах – салоне и спальне – располагались соответственно Анна Павловна и ее сын Виктор. В отдельной комнате спала Пелагея Ивановна. Появление в квартире Аглаи никак не повлияло на общую ситуацию. Поздно вечером вернулся домой со спортивной тренировки Виктор. Анна Павловна еще утром предупредила сына, что у них в квартире сегодня появится новая жилица.

На следующий день, когда Виктор перед школой появился на кухне, он обнаружил там незнакомую рыжеволосую девушку. При виде его девушка поднялась и, немного засмущавшись, представилась:

– Аглая.

– Виктор. Мне мама сказала, что теперь Вы будете у нас жить и заниматься со мной. И еще она сказала, что Вы – француженка. Очень любопытно. Так чем мы с Вами будем заниматься?

– Я еще не знаю, но, когда Вы вернетесь из школы домой, я постараюсь предложить Вам свою программу.

– Ну-ну. А где все люди?

– Анна Павловна рано утром уехала на работу, а Пелагея Ивановна пошла в магазин. Если не возражаете, я Вам сейчас приготовлю завтрак.

– Да нет, не надо. Я перед школой не кушаю.

– Тогда я Вам сделаю бутерброды, а Вы их в перерыве покушаете.

– У нас так не принято. Все ученики кушают в школьном буфете. И Виктор, взяв два пирожка, которые вчера испекла Пелагея Ивановна, направился к выходу. После школы он, нигде не задерживаясь, поспешил домой: уж очень ему хотелось поближе познакомиться со своей домашней учительницей, которая хоть и была француженкой, но говорила совершенно свободно, без акцента, на русском языке.

После ухода Виктора в школу, Аглая, не зная чем заняться, взяла ведро с водой, намотала на швабру тряпку и стала мыть полы. За этим занятием ее и застала Пелагея Ивановна, возвратившаяся из магазина. Увидев Аглаю с тряпкой, она ей жестко сказала:

– Ты, милая, у меня кусок хлеба не отнимай. Мне Анна Павловна сказала, что твое дело – Витюшей заниматься. Вот и занимайся, а в остальное, прошу тебя, не лезь.

Желания общаться с новой жиличкой Пелагея Ивановна явно не выказывала. Так что Аглае ничего не оставалось, как отправиться в салон, где вдоль стен стояли стеллажи с книгами. Здесь она увидела полные собрания сочинений Пушкина, Достоевского, Чехова, Толстого, Гоголя и других. Так как она выросла в семье выдающегося русского филолога, то вся классика ей была хорошо знакома. Однако наряду с известными ей книгами на полках стояли труды незнакомых ей авторов. Это были книги советского периода с неизвестными ей фамилиями на корешках. Но что особенно ее обрадовало, так это большое количество граммофонных пластинок с произведениями Бетховена, Шопена, Чайковского, Рахманинова. Все то, с чем она выросла, что сопровождало всю ее сознательную жизнь во Франции. Аглая поставила пластинку со вторым фортепианным концертом Рахманинова и подошла к окну, за которым ничего не было видно, кроме кромешной тьмы. Сумасшедший ветер кидал ей в лицо залпы снега. Казалось, что вот-вот он пробьет стекло и уничтожит ту благодать, которая снизошла на Аглаю. Она забыла прочитать на пластинке, кто исполняет этот замечательный концерт. Но это было в данный момент не важно, так как еще вчера Аглая не могла себе представить, что снова когда-нибудь соприкоснется с этим шедевром. А сейчас, услышав эту чарующую музыку, она разрыдалась.

Пелагея Ивановна сразу обратила на это внимание и побежала в коридор звонить Анне Павловне.

– Анна Павловна, француженка включила музыку и плачет навзрыд. Что мне делать?

– Ничего не делать. Я постараюсь приехать пораньше. А ты приготовь хороший ужин. Сегодня будет у нас вечер знакомства.

3.14

Анна Павловна вернулась домой, как и обещала, необычно рано. Виктор быстро делал уроки, так как утром Аглая его предупредила о первом занятии. Пелагея Ивановна хлопотала на кухне, а Аглая сидела в своей комнатке и читала Чехова. Но Анна Павловна своим ранним приходом домой весь график дня поломала и объявила, чтобы через пятнадцать минут все были на кухне. Виктор вместе с Пелагеей Ивановной выдвинул стол на середину комнаты, хотя он обычно стоял придвинутым к стене. Ужин по тем временам был роскошный, даже с бутылкой вина, которую Анна Павловна принесла из своей комнаты. Она всем, кроме Вити, налила по половине рюмки и очень серьезным тоном предложила выпить за знакомство.

Однако после небольшой паузы Анна Павловна почему-то только себе налила еще полрюмки вина и, ни на кого не глядя, шепотом произнесла:

– За тех, кого с нами нет.

А потом каким-то сразу повеселевшим голосом, не обращаясь ни к кому, перешла к представлению сидящих за столом:

– Итак, по порядку. Рядом со мной сидит мой сын Виктор, моя надежда и моя гордость. Правда, в последнее время поводов для гордости у меня все меньше и меньше. Но, думаю, что скоро все наладится. Напротив меня – опора нашего дома Пелагея Ивановна. Без нее ничего в нашем доме не происходит. Ну, а я – мама Виктора и по совместительству заместитель директора Норильского комбината. Теперь ты, Аглая, расскажи немного о себе, хотя я с твоим личным делом уже познакомилась.

Но молчание продолжалось. По всему было видно, что Аглае трудно начать что-либо рассказывать.

– Ну что ты молчишь? Давай, не стесняйся. Мы слушаем.

И снова пауза, тяжелая, многозначительная и очень грустная.

– Я родилась в Париже. Меня воспитал папа, так как мама умерла, когда мне было два года. Окончила Высшую школу изящных искусств. После этого вела литературно-музыкальную колонку в журнале, который редактировал мой отец. В прошлом году вышла замуж за инженера Кирсанова и приехала с ним в Советский Союз. Здесь нас арестовали, но я не знаю за что. Правда, на первом допросе я сказала, что во всем поддерживаю своего мужа.

На последней фразе Аглая расплакалась, причем как-то тихо, без всхлипываний, никому не мешая. Слезы просто текли по щекам, по подбородку и дальше по шее. В ее лице ничего не измени лось, хоть она и продолжала плакать.

– Скажите, Аглая, откуда у Вас такой хороший русский язык? Да и имя из Достоевского, – спросил Виктор.

– У нас дома всегда все было русское. Даже радиоприемник был настроен на русскую волну.

И тут Аглая расплакалась уже по-настоящему, в голос. Как будто первые слезы были просто репетицией перед истерикой. Анна Павловна вывела ее из-за стола и проводила в салон, чтобы та успокоилась. А сама вернулась на кухню, где продолжали сидеть Виктор и Пелагея Ивановна. Минут через двадцать из салона раздалась музыка. Это была «Осенняя песнь» из «Времен года» Чайковского – спокойная, очень грустная мелодия, уводящая человека из страшного настоящего куда-то в прекрасное будущее. После того как стихли удивительные звуки, раздался добрый голос Анны Павловны:

– Аглая, иди к нам пить чай.

Войдя на кухню, Аглая почувствовала, что ее приняли в удивительную семью Анны Павловны Коноваловой.

3.15

Виктор, Анна Павловна и Аглая проговорили, сидя на кухне, в самом уютном и теплом месте в квартире Коноваловых, несколько часов. Пелагея Ивановна, чтобы им не мешать, деликатно ушла в свою комнату. Беседовали они на самые разные темы: о норильской погоде и французской кухне, о русской музыке и французской литературе, о Москве и Париже. Сначала говорила только Анна Павловна, но потом в разговоре активное участие приняла и Аглая. Казалось, не было вопроса в литературе и музыке, по которому Аглая не могла дать интереснейшую информацию. Причем, ее знания в области культуры и искусства, как оказалось, были почерпнуты не только из книг и пластинок, но и в результате лично го общения в доме ее отца, профессора Крутова, с выдающимися людьми современности. Если бы не позднее время, Аглаю можно было слушать бесконечно.

– А ты чего сидишь, – вдруг спохватилась Анна Павловна, обращаясь к сыну. – Школу завтра никто не отменял, да и актировка по погоде не ожидается.

Витя нехотя встал из-за стола и вдруг неожиданно спросил у новой знакомой:

– Извините, а как я Вас должен называть – тетя Аглая или по имени-отчеству?

– Так и называй – Аглая. На Западе имя отца указывается только в паспорте, а в общении все друг друга называют только по имени.

Пелагея Ивановна, после ухода Виктора к себе в комнату, неслышно убрала со стола и подала крепкий чай. А Анна Павловна, закурив свои любимые папиросы «Беломорканал», задала Аглае вопрос, который та ждала уже второй день:

– Как ты думаешь, Аглая, зачем я забрала тебя из лагеря к себе домой? Почему именно тебя, а не кого-то другого, я выбрала из нескольких тысяч женщин, находящихся на зоне? И какую цель я преследовала, организовав сегодня вечер знакомства в компании Витюши и Пелагеи Ивановны?

– Не знаю, Анна Павловна. А пытаться, как говорил мой папа «поймать волну», я не хочу.

– Это хорошо, что ты честно отвечаешь на мой вопрос, а не юлишь. Я очень не люблю людей, которые стараются угадать ответ. А теперь я тебе скажу – почему я это делаю, что мной руководит. Как ты понимаешь – твоя судьба на данном этапе меня мало интересует. Я не собираюсь ставить под сомнение решение советского правосудия и играть в милосердие, осуществляя в отношении тебя некую справедливость. В мире много чего разного творится, так что твоя судьба – это не что-то из ряда вон выходящее. Каждый несет свой крест и находит свой столб, на который многократно натыкается. Но я мать Виктора и в этом качестве, как всякая мать, агрессивна и эгоистична. Потому что хочу дать своему единственному сыну все: здоровье, образование, культуру, деньги. Хочу научить его быть в этой жизни целеустремленным и жестоким, умным и хитрым. Уметь защитить себя и свою семью. К сожалению, так у меня складываются обстоятельства на работе, что я его вижу от силы несколько раз в месяц. Изменить что-либо в данной ситуации не могу и поэтому решила, что пробел в воспитании Витюши заполнишь ты. Другими словами, ты должна взять на себя очень ответственную роль домашнего педагога. Скажи мне, сколько языков ты знаешь? Три?

– Нет, четыре: французский, английский, немецкий и русский.

– А вот я один. Второй, да еще немецкий, только со словарем. Я уже не говорю о том, как ты играешь на пианино. В общем, подумай о том, что я тебе сказала. А через пару дней мы с тобой все это еще раз обсудим. На сегодня все.

– Извините, Анна Павловна, Вы не сказали, почему Вы выбра ли меня, а не кого-то другого?

– На этот вопрос я ответить тебе не могу. Здесь больше чего-то женского, материнского. Не знаю. А сейчас идем спать.

Из своей каморки Аглая до утра больше не выходила. Ночь она провела очень беспокойно: ей снился отец, который настойчиво пытался ей объяснить, чем отличается Бунин от Набокова. Она ему активно возражала, не соглашаясь с его оценкой творчества великих писателей. Пыталась сформулировать свою точку зрения на эмигрантскую литературу и мировое искусство в целом. Но на самом интересном месте ее спора с отцом Аглая проснулась. Раз говор накануне с Анной Павловной в ее сне почему-то отсутствовал и, к сожалению, продуктивная идея воспитания сына Анны Павловны за ночь у Аглаи не родилась. Не появилась она у нее и на следующий день. Все попытки выстроить систему обучения Виктора тому, что имела в виду Анна Павловна, казались ей надуманными и малоэффективными. Она уже стала отчаиваться, как вдруг поймала себя на мысли: а ведь ее папа, профессор Крутов, никакими особыми методами никогда и не пользовался. Воспитывал он дочь собой, своим личным примером, то есть тем, что делал сам: постоянно что-то писал и читал, рисовал и лепил, играл на рояле и пел. Отец и дочь просто подолгу беседовали на различные темы, споря и не соглашаясь друг с другом. Но при этом он никогда ее не контролировал – где была, что делала, с кем встречалась. Было только одно правило, которое папа неукоснительно требовал выполнять – вместе обедать. Иногда в обеде принимали участие интересные люди из мира литературы, культуры, искусства, но всегда обязательно присутствовали отец и дочь.

3.16

Аглая и в доме Анны Павловны пыталась воссоздать культ обеда, памятуя по прошлой жизни, что это не только совместный прием пищи, но и прекрасная возможность общения. Ее желание каждый вечер организовывать маленький праздник для участников трапезы путем приготовления какого-нибудь неизвестного блюда, вызывало со стороны Пелагеи Ивановны стойкое сопротивление. При этом она не понимала – почему на столе обязательно должна сто ять вазочка с букетиком, пусть даже искусственных цветов. Кому нужны накрахмаленные салфетки, положенные рядом с тарелкой. А главное, зачем требуется каждый раз сервировать стол, застилая его свежей скатертью. Так как участников ужина было, как правило, только двое – Аглая и Виктор (Анна Павловна приезжала домой не каждый день и только глубокой ночью), то Пелагея Ивановна ворчала на Аглаю за то, что та, вместо того, чтобы быстро покушать и дать ей возможность убрать со стола, ведет с Виктором пустые разговоры на непонятном для нее языке. По мнению Пелагеи Ивановны, Аглая забивает парню голову глупостями, которые никому не нужны. Она об этом даже однажды сказала Анне Павловне, но та ее сразу оборвала и предупредила, чтобы та не лезла не в свое дело.

– Скажите, Аглая, а откуда Вы так много знаете о литературе, музыке, живописи? – в конце необычного ужина спросил Виктор.

– Дело в том, что я заканчивала закрытый колледж для девочек в предместье Парижа. Нас, помимо общеобразовательных дисциплин и предметов о культуре и искусстве, учили многому другому: этикету, хорошим манерам, кулинарному делу и даже умению принимать гостей. Кроме этого, мы регулярно посещали танцевальный класс, брали уроки верховой езды, занимались гимнастикой, стреляли из лука и т. д.

– Так Ваш колледж был как лицей, в котором учился Александр Сергеевич Пушкин?

– Не совсем. В отличие от пушкинского лицея, нас всегда отпускали на воскресенье домой. Это делало обучение легким и приятным, хотя нагрузка в течение всей недели была чудовищная. При этом домашних уроков на выходной никогда не задавали, для того, чтобы каждый выбрал сам себе на этот день занятие. А хочешь, Виктор, я буду тебя учить тому, что нам преподавали в колледже?

– Конечно, хочу. Очень хочу. И все-таки скажите, Аглая, зачем юношу или девушку так нагружать занятиями, что он все это еле выдерживает? Ведь существует предел получения информации, после которого она просто не воспринимается.

– Наверное, существует. Но, понимаешь Виктор, лишних знаний не бывает. Ибо только знания позволяют человеку воспринимать мир шире, глубже, объемней. Видеть не только плохое, но и хорошее.

– Это очень интересно. Со мной никогда никто так не говорил. Я согласен учиться тому, о чем Вы так увлекательно рассказываете.

– Ну и замечательно. Только у меня есть для тебя, Виктор, два условия: первое – мы будем говорить между собой на занятиях только по-французски. И второе – ты будешь добросовестно выполнять все мои задания.

– Хорошо, Аглая. Я согласен.

Глава 4. Виктор

4.1

Виктор обычно возвращался из школы, с учетом спортивных тренировок и всяких общественных мероприятий, не раньше шести часов вечера. Школа в поселке была одна, учеников мало, и с учетом занятости родителей она работала в режиме интерната, когда все домашние задания выполнялись учениками в классе. Дом, по мнению педагогов, не должен быть продолжением школы. Директор школы – ветеран войны, думающий, энергичный человек, набрал замечательный педагогический коллектив – благо было из кого, которые всю душу вкладывали в работу с детьми. Он считал, что приходя домой из школы, дети должны менять род деятельности – читать книги, заниматься музыкой, рисовать, лепить, играть в различные игры и т. д. Не подозревая об этом, методика общения Аглаи с Виктором, полностью соответствовала замыслу директора школы. С появлением Аглаи Виктора как будто подменили: раньше он под любым предлогом старался убежать из дома, сейчас он с нетерпением ждал конца занятий в школе, чтобы вернуться домой. Вечер начинался с ужина, за которым они беседовали на французском языке. То, что происходило за столом, беседой можно было назвать с большой натяжкой: Аглая что-то говорила по-французски, Виктор повторял. Это было так комично, так трогательно, что они из-за смеха не могли кушать. Сквозь смех Аглая заставляла Виктора несколько раз повторять сказанное, и он все безропотно выполнял. При этом она ему говорила:

– Виктор, слушай музыку языка. Старайся уловить звуковые оттенки, прочувствовать их обаяние и теплоту. Иначе это просто набор французских слов, который режет ухо. Учти – плохое произношение, как правило, очень раздражает людей, вызывает у них желание прекратить разговор и отойти от собеседника в сторону. Давай еще раз с этого места, только следи за тем, о чем я тебе сказала.

По окончанию ужина Аглая и Виктор переходили в гостиную и там продолжали беседовать уже на русском языке. В гостиной стояло пианино, а в углу – небольшой стол, за которым Виктор готовил уроки. Рядом со столом находился книжный шкаф. В доме Анны Павловны была неплохая библиотека, состоящая из книг русских и советских авторов. В этом же шкафу было отделение, в котором находилась скромная подборка нот. Аглая прекрасно понимала, что в Норильске не было у людей возможности иметь книги зарубежных авторов, и она с удовольствием рассказывала Виктору их содержание. Виктор слушал Аглаю, раскрыв рот. Он поражался ее начитанностью, умением пересказывать когда-то прочитанное. Иногда она сопровождала свой рассказ музыкой, а иногда даже пела. Они весь вечер были заняты, переходя от литературы к музыке, от живописи к поэзии. Виктор внимательно слушал Аглаю, задавал вопросы и даже пытался вступать с ней в дискуссию. Но особенно его удивляла ее потрясающая музыкальная память, благодаря которой она могла весь вечер, например, играть Рахманинова или Шопена:

– Аглая, а как Вы все это запоминаете?

– Не поняла вопрос?

– Я хочу у Вас спросить: как Вы исполняете сложнейшие музыкальные произведения, да еще после долгого перерыва в игре на пианино? Как Вам это, да еще без нот, удается делать? Уже не говоря о том, что Вы передаете все оттенки данного произведения.

– Здесь ничего особенного нет, так как известно, что объем человеческой памяти грандиозен, а загружена она, как правило, весьма незначительно. В нашу память входят не только запоминание, но также узнавание и воспроизведение каких-либо действий. Память сама находит все нужные элементы.

– Но кто-то же ей подсказывает, что следует делать?

– Нет, это происходит автоматически. Ну, например. Встретив человека, которого знал раньше, ты спрашиваешь: «Вы меня узнаете?» Если человек затрудняется с утвердительным ответом, то ты ему, чтобы «освежить память», начинаешь что-то подсказывать, сообщать какие-то дополнительные детали Вашего знакомства. А что касается музыки, то тебе такую подсказку дают пальцы – они запомнили не только ноты, но и все эмоциональные оттенки исполняемого тобой произведения. Теперь тебе понятно?

– Не совсем.

– Хорошо, я дам тебе другой пример. Ты научился когда-то плавать, а потом не плавал несколько лет. Но стоит только тебе прыгнуть в воду, как ты поплывешь. Это память тела, которая воспроизводит то, что оно когда-то, даже в раннем возрасте, делало. Теперь тебе понятно, откуда я помню столько музыкальных произведений?

Виктор промолчал. Он больше не хотел обсуждать эту тему.

Аглая тоже не настаивала, но разговор решила продолжить.

– Виктор, ты еще не устал?

– Нет, я с удовольствием Вас слушаю, – не очень уверенно ответил Виктор.

– Тогда у меня к тебе есть другой вопрос: ты предпочитаешь, чтобы я рассказывала о писателях, художниках, музыкантах по времени их творчества или без привязки к эпохе?

– Не знаю, мне как-то все равно. Вот Вера Берг сразу бы ответила на Ваш вопрос. А кстати, может быть, и ее приглашать на наши с Вами занятия? Что Вы по этому поводу думаете?

– Прости, но это не ко мне. Спроси у своей мамы.

В этот вечер к участию Веры в их занятиях они больше не возвращались. Однако через несколько дней Виктор спросил маму о Вере. Но она ему сказала, что здесь следует говорить с майором Бергом.

4.2

На следующий день Анна Павловна прямо с утра позвонила Бергу.

– Здравствуйте, Александр Фердинандович. Извините, что отвлекаю от дел, но мне хотелось бы с Вами встретиться.

Майор Берг никоим образом по службе не сопрягался с руководством Норильского комбината. У него было другое начальство. Но авторитет Анны Павловны был на комбинате таков, что никто и не подумал бы отказаться от встречи с ней.

– С удовольствием, Анна Павловна. Когда у Вас найдется для меня время?

– А чего откладывать? Подъезжайте ко мне сегодня к восьми часам вечера в Управление. Надеюсь, Вам пропуск заказывать не надо?

– Шутите, Анна Павловна.

– Тогда до вечера.

Вообще, в майоре Берге жили два человека, которые всю жизнь мешали друг другу. Один – немец по папе – был четкий и бескомпромиссный, не терпящий никакой расхлябанности и панибратства. Если в документе, поданном ему на подпись, он находил хоть одну грамматическую ошибку, то документ без объяснения возвращался с подколотой запиской «Прошу исправить». Несмотря на то, что Александр Фердинандович ни с какой стороны русским не был, он с большим уважением относился к людям, владеющим русским языком. С раннего детства Дора Моисеевна ему внушала, что по-настоящему образованный человек и на заборе грамотно напишет. Второй – еврей по маме – был вечно сомневающийся и усматривающий проблему даже там, где ее и близко не было. Долго над ней размышлял, не решаясь выбрать окончательный вариант. В разумном сочетании эти два «Берга» делали его незаменимым работником. Об умении Александра Фердинандовича проанализировать любую ситуацию и принять правильное решение знал весь Норильск.