Жизнь как подвиг

Приглашение к заместителю директора Норильского комбината Коноваловой майор Берг не мог ничем объяснить. И тем не менее, ровно в восемь часов вечера он вошел в ее кабинет. Анна Павловна, встав из-за стола, с улыбкой пошла навстречу гостю.

– Рада Вас видеть, Александр Фердинандович. Как поживает Вера? Как здоровье Доры Моисеевны?

Анна Павловна была весьма умной женщиной. Поэтому, как правило, задавала вопросы, ответы на которые имели прямое отношение к предстоящей беседе. Зная ее стиль работы, майор Берг, понял, что речь пойдет о его семье.

– Да все более-менее в порядке. Как Ваш сын Виктор?

– Нормально, жалоб нет. А теперь к делу. Я пригласила Вас, чтобы посоветоваться по поводу осужденной Аглаи Кирсановой, которая, с Вашего согласия, находится у меня на квартире и помогает воспитанию моего сына. Не буду от Вас скрывать, Александр Фердинандович, я даже не ожидала, что эта идея настолько будет продуктивной.

– Я очень рад, что у нас все задуманное осуществилось. Может быть, у Вас есть замечания или претензии к заключенной?

– Нет, все в порядке. Но возникло одно обстоятельство, по которому требуется Ваш совет. Как Вы знаете, наши дети – Вера и Виктор – учатся в одном классе, и Виктор попросил меня поговорить с Вами на предмет участия Вашей дочери в тех занятиях, которые организовывает Кирсанова в моем доме. Польза от этого, безусловно, для нее будет, так же как и в отношении моего сына.

Майор Берг, практически не задумываясь, сразу ответил:

– Думаю, что этого делать не следует по нескольким причинам: во-первых, я в своем рапорте начальству указал, что причиной направления заключенной Кирсановой в Вашу семью является домашнее репетиторство в целях устранения дурного влияния на Вашего сына. А во-вторых, участие Веры в процессе домашнего образования Виктора может квалифицироваться как использование мной служебного положения. Поэтому я, и как отец, и как начальник лаготделения, говорю «нет».

– И все же, – настаивала Анна Павловна – давайте разрешим нашим детям вместе постигать западную культуру. Они об этом очень просят.

– После того как Вы употребили словосочетание «западная культура» я еще раз говорю «нет».

– Ну что же, ничего не поделаешь – я без Вашего согласия данный вопрос решить не могу. Но я обещала Аглаи поговорить с Вами еще по одному вопросу. Она ничего не знает о судьбе своего мужа. Он отбывает свой срок заключения в Воркуте. Здесь мы можем ей помочь?

– Обещать ничего не могу, но эта просьба выполнима, так как она по линии нашего ведомства.

Анна Павловна и Александр Фердинандович еще четверть часа поговорили на разные темы и разошлись. Возвратившись домой, Александр Фердинандович решил не разговаривать с Верой на предмет посещения ею дома Коноваловых. Он прекрасно понимал, что кроме пользы, никакого вреда от этих посещений для его дочери не будет. Но в разговоре с Коноваловой он действовал в соответствии с существующей инструкцией. А что касается Аглаи Кирсановой, то ему она тоже была симпатична – спокойная, скромная, интеллигентная женщина, попавшая в исключительно сложную жизненную ситуацию. Кирсанова, будучи француженкой, написала на его имя безукоризненный по грамотности рапорт на русском языке. В этом рапорте она подтверждала, что согласна со всеми требованиями, предъявляемыми к прислуге в доме Анны Павловны, и обязуется их строго выполнять.

Анна Павловна, в отличие от майора Берга, пересказала Виктору весь ее разговор с майором Бергом. Она не утаила от сына, что официально Вера не должна приходить к ним домой, но, без рекламы, ее посещения могут быть продолжены.

И тем не менее, была еще одна причина, по которой, при всей своей занятости, Коновалова нашла время для беседы с майором Бергом. Эта причина заключалась в том, что Анна Павловна своим женским материнским чутьем уловила возникшую, пока духовную, связь между ее взрослым сыном и его молоденькой домашней учительницей. Она интуитивно почувствовала, что ее сын тянется к своей наставнице. Так как Аглая и Виктор, как правило, проводили время вдвоем в гостиной, то Анна Павловна хотела, чтобы в период их многочасового общения присутствовал кто-то третий. Пелагею Ивановну в этой композиции она не брала в расчет, так как та всегда была занята: или готовила на кухне или занималась уборкой, стиркой и другими хозяйственными проблемами. Лучшей кандидатуры, чем Вера Берг – умной, интеллигентной, молчаливой девочки, никогда не вмешивающейся в чужие дела, для демпфирования зарождающейся симпатии между Виктором и Аглаей и придумать было нельзя. Анна Павловна своим разговором с Александром Фердинандовичем соблюла все формальности в отношении его дочери Веры, но при этом сохранила статус-кво.

4.3

Наступил 1953 год. Умер Сталин. По амнистии на свободу летом этого года вышли только осужденные за уголовные преступления. Выпустили из лагеря и мужа Пелагеи Ивановны. Она сразу ушла от Анны Павловны, и они сняли угол где-то в поселке. Оставшись без домработницы, Анна Павловна очень расстроилась, так как найти ей замену из вольнонаемных в Норильске было практически невозможно. Однажды вечером, придя с работы, уставшая, задерганная, она встала к плите, когда на кухню зашла Аглая:

– Извините, Анна Павловна, можно я Вам помогу?

– А что ты умеешь делать?

– Все – ведь мама у меня очень рано умерла, и мне со временем пришлось полностью взять на себя все хлопоты, связанные с уходом за папой. Да Вы не волнуйтесь – я умею готовить, стирать, убирать, накрывать на стол. А заниматься с Витей я не брошу – он очень способный мальчик. Ему нужно учиться и учиться.

– Ладно, попробуй. Посмотрим, на что ты годишься.

С этого дня обязанности Пелагеи Ивановны выполняла Аглая, причем все она делала так изысканно красиво, с каким-то особым французским подходом, что Анна Павловна не могла на нее нарадоваться. Теперь она должна была ходить в магазин и делать покупки. В связи с этим особым распоряжением заместителя начальника лагеря по режиму Аглая получила право свободного перемещения по жилой зоне Норильска. Выход на улицу, после долгих месяцев пребывания в квартире Анны Павловны, был для Аглаи праздником. Ее маршрут от дома до единственного продуктового магазина занимал немного времени, но требовал перехода через дорогу. Иногда она его сама удлиняла, чтобы побольше побыть на свежем воздухе. А иногда ее задерживали колонны заключенных, которых гнали из арестантской зоны в производственную и обратно. В этом случае ей приходилось стоять и ждать, чтобы перейти улицу.

Со временем Аглая научилась различать тип заключенных и режим их передвижения. Теперь она знала: если это колонна исправительно-трудовой зоны, то для того, чтобы она прошла, потребуется около тридцати минут. В ее составе были узники, осужденные в основном по уголовным статьям. Вели они себя достаточно свободно: строй не соблюдали, шли медленно, переговариваясь между собой, курили и даже что-то ели. Власть их считала частью своего народа и относилась к ним как к людям, нарушившим закон, но поддающимся исправлению.

Совсем другая картина представала перед глазами Аглаи, когда гнали колонну каторжников Горлага (Государственный особо режимный лагерь). О ее приближении все узнавали задолго до появления колонны по нарастающему гулу. Непосвященный человек мог принять этот гул за приближающееся стадо диких оленей, от встречи с которым редко кто оставался на Севере живым. Все, что было связано с Горлагом, представляло жуткое зрелище. Это были заключенные, которых государство нарекло врагами народа, перевоспитанию не подлежавшие. Отверженные и униженные, они должны были кровью и нечеловеческими страданиями в процессе тяжелого труда искупить свою вину. Узников Горлага гнали прикованными друг к другу пятерками. Никаких разговоров, нога в ногу, затылок в затылок. Споткнулся, упал – расстрел на месте. Особо тяжко приходилось первым пятеркам – обжигающий мороз с ветром, забивающий глаза снег. Колонну сопровождали автоматчики с натасканными на человека собаками. Бараки, в которых содержали узников Горлага, были с решетками на окнах и закрывались ночью на замок. Колонна Горлага, под лай собак и топот тюремных ботинок, проходила по улице за считанные минуты.

Однако самое тяжелое впечатление на Аглаю производила колонна заключенных женщин. Их вели при такой же усиленной охране, как и узников Горлага. С небольшой разницей: если в колонне мужчин стояла мертвая тишина, то над колонной женщин висел жуткий мат. Женщины, одетые во что попало, поголовно курящие, не оставляли в покое ни одного человека, который стоял на тротуаре и ждал, когда представится ему возможность перейти улицу.

Однажды, находясь под впечатлением увиденного на улице, Аглая, вернувшись домой, долго не могла придти в себя. Пробыв недолго на зоне, перед тем как ее забрала Анна Павловна, она ничего практически не знала, что на самом деле представляет собой зона.

– Виктор, ты мне можешь объяснить, что такое зона. Какая разница между лаготделениями по режиму содержания заключенных, по условиям перемещения, по труду?

– Не знаю. В этом хорошо разбирается Николай Николаевич Пироженко. Нужно с ним поговорить.

И когда Николай Николаевич пришел в очередной раз в дом Анны Павловны, Виктор у него об этом спросил:

– Вообще, я не должен, Виктор, отвечать на подобные вопросы. Тем более в присутствии осужденной Кирсановой.

– Николай Николаевич, не сердитесь. Лучше коротко расскажите о том, что меня интересует.

– А если коротко, то Норильлаг, расположенный на Крайнем Севере, – это не совсем обычный лагерь. Здесь закладываются основы могущества советского государства на многие годы вперед. Но лагерь есть лагерь. Здесь, помимо государственных, существуют и воровские законы. А так как власть в лагере – чего скрывать – у воров, то и живут они лучше всех остальных. Но в противовес ворам есть в лагере еще одна группа заключенных. Это суки. Те же самые воры, но согласившиеся работать на общество и тем самым нарушившие воровской закон. Среди сук много наших осведомителей, которые на зоне могут сдать кого угодно. Воры и суки люто ненавидят друг друга и готовы начать в любой момент резню между собой до полного взаимного уничтожения.

– А зачем Вы мне, Николай Николаевич, это рассказываете? Я Вас спрашивал о другом…

– Не перебивай, а слушай. Лагерное начальство это прекрасно знает и старается сохранить баланс между бандитами для управления лагерной жизнью. Однако в последние годы в Норильлаге набрала мощь третья сила – политические заключенные, которые, в основном, содержатся в Горлаге. Горлаг был создан в стране по указанию товарища Сталина в послевоенный период для ужесточения режима содержания особо опасных государственных преступников. С политическими заключенными, как правило, блатных не держат. Они их могут просто порвать на куски, и охрана не успеет их защитить. Ну вот, пожалуй, и все. Примерно так выглядит общая картина норильской зоны.

Николай Николаевич окончил свой рассказ и с чувством выполненного долга направился к двери. Вдруг на полдороге он по вернулся к Аглае и назидательно, но с усмешкой ей сказал:

– Теперь Вы все знаете про Норильск. А вообще, у нас в государстве полный порядок: кому положено – тот сидит, кому не положено – тот охраняет.

4.4

Прошло два года, как Аглая пришла из лагеря в семью Анны Павловны. И сейчас ее было просто не узнать – она как будто изнутри светилась: изменился цвет лица, появился румянец на щеках, безразличный взгляд серого цвета глаз сменился на лучистый и доброжелательный. Особенно обращали на себя внимание волосы Аглаи – рыжие, непокорные, собранные резинкой в «хвост». Они создавали светящийся ореол вокруг ее головы и притягивали посторонние взгляды. Простенькие платье и кофта, в которые когда-то облачила ее Анна Павловна, благодаря навыкам портнихи, приобретенным еще в парижском колледже, делали Аглаю удивительно привлекательной. Даже подаренные хозяйкой домашние тапочки, она благодаря нашитым на них помпонам из оленьей шерсти сумела превратить в элегантную обувь. В доме было чисто, уютно, всегда пахло чем-то вкусным, а главное, все было тихо и спокойно. Анна Павловна, как и прежде, задерживалась до глубокой ночи на работе и, когда она возвращалась домой, все уже спали. Иногда она в зависимости от мероприятий, назначенных на следующее утро, оставалась ночевать в своем служебном кабинете. Умная Аглая, несмотря на изменившуюся обстановку, продолжала спать в своей каморке, которую на ночь закрывала изнутри на ключ. Она и не помышляла перейти в пустую комнату, которую раньше занимала домработница Пелагея Ивановна.

Но однажды произошло событие, которое в корне изменило обстановку в доме Анны Павловны. В тот вечер Анна Павловна почему-то решила поехать ночевать домой. Дежурный по управлению вызвал оперативную машину, и она около двенадцати ночи подъехала к своему дому. Анна Павловна неслышно открыла ключом первую входную дверь и вошла в прихожую, где сняла шубу и сапоги. Через щель из-под двери в коридор пробивался в прихожую какой-то слабый мерцающий свет. Когда Анна Павловна открыла вторую дверь в коридор, она остановилась от неожиданности. Первой мыслью было, что она зашла не в свою квартиру – в большом зеркале трюмо, стоящем рядом с дверью, отразилась совершенно неожиданная картина: за журнальным столиком в гостиной сидела необыкновенной красоты женщина. Сразу бросалось в глаза ее прямая спина, длинная шея, тонкие руки. На столике стояли две зажженные свечи, две рюмки и бутылка коньяка. На шум появившейся Анны Павловны сидевшая за столом женщина судорожно повернула голову. Это была Аглая. Она была одета в черное панбархатное платье, которое украшало бриллиантовое ожерелье. Зачесанные наверх рыжие волосы, скрепленные оригинальной заколкой, как будто светились и, подсвеченные снизу, создавали потрясающий женский ореол.

Анна Павловна, за много лет работы на производстве с разным людским контингентом и научившаяся держать себя в руках в любой ситуации, не торопясь поставила на трюмо сумку и, не проходя в гостиную, с порога спокойным тоном произнесла:

– По какому поводу банкет?

Аглая, увидев Анну Павловну на пороге гостиной, встала с кресла и, опустив голову, неслышно прошептала:

– Сегодня годовщина нашей с Александром Ивановичем Кирсановым свадьбы и я решила этот день как-то отметить. К сожалению, из трех лет замужества мы были вместе только два месяца. Извините, что я воспользовалась Вашими вещами.

– Я думаю, что на этом мы праздник и закончим. Все, взятое без спроса, вернуть на место.

4.5

Анна Павловна прошла на кухню, закрыла за собой дверь и закурила папиросу. Завтра ей предстоял очень тяжелый день, а сейчас нужно решать, что делать с Аглаей. И вдруг Анна Павловна поймала себя на мысли – а ведь Аглая не горбатая. Так это был, оказывается, маскарад!

Она открыла дверь в коридор и, чтобы не разбудить Виктора, тихо ее позвала:

– Аглая, зайди на кухню. А где твой горб?

– Это у меня фальшивый корсет. Когда я собралась с мужем в СССР, на этом настоял мой покойный отец. Он сказал, что в вашей стране всегда было скотское отношение к женщине и поэтому нужно предпринять хоть какие-то защитные меры.

– Ладно, на сегодня все. Свободна.

Анна Павловна долго сидела на кухне и курила одну за одной папиросу. Судьба Аглаи, горбатой или нормальной, ее, в принци пе, не интересовала. Она не сомневалась, что после всего увиденного сегодня, доверять Аглае уже не сможет. Осознание того, что в ее отсутствие Аглая пользуется ее личными вещами – было невыносимо. Анне Павловне было ясно, что с Аглаей нужно расстаться, и как можно быстрее. Но все упиралось в Виктора. Она даже не представляла, как он на все это среагирует.

Придя утром на работу, Анна Павловна попросила секретаря соединить ее с майором Бергом. По телефону она попросила майора немедленно забрать в лагерь заключенную Кирсанову, а его самого пригласила к себе на одиннадцать часов дня для беседы. Явившемуся к ней Александру Фердинандовичу она коротко рассказала, что за ситуация с Аглаей возникла вчера вечером у нее на квартире. Единственную деталь, которую в своем рассказе Анна Павловна опустила, была связана с горбом. Во-первых, она не хотела тыкать носом майора Берга в поверхностную оценку физического состояния поступающих к нему заключенных, а во-вторых, ей, как матери, были близки соображения отца Аглаи, по которым он посоветовал своей дочери, отправляясь в незнакомую страну, себя обезобразить. Она также знала от самой Аглаи, что отец через две недели после ее отъезда умер от горя. И все-таки в конце разговора Анна Павловна не удержалась, чтобы не спросить у Берга:

– Скажите, Александр Фердинандович, как по Вашему, может отреагировать Виктор на то, что Аглая снова находится у Вас в лагере?

– Судя по тому, что мне известно из рассказов моей дочери Веры, крайне отрицательно.

– Ладно, Александр Фердинандович, что-нибудь придумаем. Спасибо за помощь и будем на связи.

В районе пяти часов вечера раздался у Анны Павловны телефонный звонок. Это был Виктор.

– Мама, а где Аглая? Ее почему-то нет дома. Куда она могла уйти?

– Она никуда не ушла. Ее по моей просьбе вернули в лагерь.

– Почему?

– Поговорим на эту тему, когда я приеду домой.

Вечером Анна Павловна рассказала Виктору все, что произошло дома накануне, и в том числе про фальшивый горб. Виктор ее выслушал, не перебивая, как взрослый мужчина, и в конце заключил:

– Мама, Аглая – одна из самых умных и честных женщин, которых я когда-либо в своей жизни встречал. Поэтому верни ее до мой, несмотря на все свои к ней претензии. Что касается горба, то я давно знаю, что он фальшивый. Для этого не нужно быть большим специалистом, а просто открыть и почитать медицинскую энциклопедию, которая стоит в нашем шкафу. Там все достаточно подробно, а главное, понятно описано.

После этого Виктор повернулся и ушел к себе в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. В этот вечер мать и сын больше не общались.

4.6

В середине следующего дня Анне Павловне позвонила классный руководитель Виктора и сказала, что он сегодня не был в школе. На ее звонки домой Виктор тоже не отвечал. Зная сына, Анна Павловна сразу все поняла. Это бунт. Желание показать свой характер. Сделать ей, его матери, больно за то, что она в очередной раз не захотела услышать его мнение, посоветоваться со своим взрослым сыном. Анна Павловна попросила секретаря срочно найти Николая Николаевича Пироженко. Она знала, что он – единственный человек, с которым Виктор в данной ситуации будет разговаривать. Через час секретарь сообщила, что Пироженко на проводе:

– Николай Николаевич, Виктор сегодня не был в школе и неизвестно, где сейчас находится. Нужно его разыскать.

– Сделаем, Анна Павловна. А скажите, если знаете, почему он не пошел в школу?

– Утром забрали на зону Аглаю, которая у нас последнее время жила. Вот он и взбрыкнул.

Пироженко не составляло большого труда вычислить, где искать Виктора. Он знал Норильск как свои пять пальцев. Вариантов было всего два: или Виктор в поселке, или он в коллекторе. Наиболее предпочтительным был второй вариант, так как в случае первого кто-то бы уже донес, где находится сын заместителя директора комбината Коноваловой. Николай Николаевич дошел до района коллекторов. Вырыл напротив входа в коллекторную сеть в снегу небольшую ямку и, усевшись поудобней, стал ждать. Долго это делать ему не пришлось. На поверхность из-под земли вылез пацан, который за пару папирос согласился позвать Виктора.

Увидев Виктора, Пироженко помахал ему рукой. Виктор хорошо помнил, как Николай Николаевич в свое время вытащил его из милиции и поэтому без раздумий пошел в его сторону.

– Здравствуйте, Николай Николаевич. Вы, наверное, за мной? – невинным тоном спросил Виктор.

– Ишь ты, догадливый какой. Шел тут мимо и решил зайти за тобой. В гости сходим к моему другу. Бывший адмирал флота. Не возражаешь?

– Да нет. Время у меня есть. С удовольствием.

– Тогда пошли.

Пироженко не задавал Виктору никаких вопросов и тем более не читал ему моралей. Просто молча шли, плечом к плечу, двое мужчин, которые ничего не собирались обсуждать. Они понимали, что сейчас нужна ситуация, в которой не будет места проблемам сегодняшнего дня. Пироженко вел Виктора в гости к своему давнему другу, в сторожке которого можно было спокойно посидеть и поговорить о жизни. Это, несомненно, должно было понравиться Виктору. Пироженко мог со своим пропуском свободно зайти на территорию охраняемого объекта. Но для Виктора дорога туда была закрыта. Поэтому, не доходя до контрольно-пропускного пункта, Пироженко велел Виктору идти дальше вдоль забора и следить за сигналом, который он ему фонариком подаст. Сигнал будет означать, что в заборе есть дырка.

На пороге небольшой сторожки Пироженко и Виктора встретил небритый пожилой человек.

– Заходите, добрые люди. Раздевайтесь и будем знакомиться. Меня зовут Виктор Степанович. – Он с улыбкой протянул Виктору руку.

– Я тоже Виктор, – немного растерявшись, ответил Виктор.

– Ну, так мы еще и тезки. Совсем здорово. Сейчас сотворим чаек и поговорим о наших скорбных делах.

Виктора, как гостя, посадили на единственную в помещении табуретку. Пироженко, на правах своего человека, растянулся на топчане рядом с хозяином. В сторожке от самодельной печки, было тепло. Огромная лохматая собака лежала с закрытыми глазами около порога, не обращая ни на кого внимания. Тем не менее, когда кто-то стал карябаться в дверь, она сразу поднялась и пошла по направлению к двери. Хозяин тоже встал. Открыл входную дверь и впустил точно такую же собаку с улицы. А свою выпустил за дверь.

– Как вам нравятся мои помощники? – довольно хохотнул Виктор Степанович. – Это мать и сын. Настоящие северные собаки. Они попеременно, вместо меня, охраняют территорию и меняются, когда замерзнут. Ну так что будем пить чай, студент?

– Я не студент. Я еще в школе учусь.

– В каком классе?

– В десятом.

– А дальше что собираешься делать?

– Хочу поступать в институт.

– В какой?

– В Московский институт инженеров транспорта. Мне очень нравится, как строят мосты.

– Знакомая мне тема. Столкнулся с ней, когда обсуждались проблемы прохода под мостами военных кораблей. С самим Кагановичем пришлось поспорить. Он был на тот момент министром транспорта.

– А мне Николай Николаевич сказал, что Вы были раньше адмиралом флота.

– Правильно, был. Но и этими вопросами пришлось заниматься.

– А со Сталиным Вы тоже встречались?

– Со Сталиным нет. А вот с Берией приходилось. А сейчас мое начальство – старшина флота первой статьи Пироженко Николай Николаевич.

– Да бросьте, Виктор Степанович, какой я Вам начальник. Так, захожу иногда – чайку попить.

– Ну, ну, чайку попить…

4.7

Виктор с интересом слушал разговор между Виктором Степановичем и Николаем Николаевичем – двумя совершенно разными по всем параметрам людьми. Один имел, как потом ему рассказал Пироженко, дворянские корни, другой происходил из рабочей семьи. Один получил блестящее военное образование, другой до всего дошел сам. Один был осужден до войны с фашистами и в ней участия не принимал. Другой прошел войну от начала до конца. Один успел побывать на вершине власти. Другой никогда никакой властью не обладал. Да и в настоящее время они находились на разных полюсах жизни: один сидит в лагере, другой его охраняет. Виктор видел, с каким уважением они относятся друг к другу. Как хотят сделать друг для друга что-нибудь приятное. И тут он понял основу этих отношений. Это были отношения двух настоящих, честных и искренних людей, прошедших через многие жизненные испытания. И еще он понял, что Пироженко привел его сюда не просто так, а для того, чтобы показать ему истинное лицо человеческих страданий в отличие от его мелких мальчишеских обид.

Незаметно, за интересными разговорами, пролетели три часа. Как по команде, все, в том числе и собака, поднялись со своих мест.

– Ну что, Виктор Степанович, спасибо за вечер. Думаю, что нас уже ищут.

– И вам спасибо. Приходите еще. И ты, студент, приходи. Дырку в заборе теперь знаешь, а собаки не тронут – у них память на хороших людей замечательная.

Всю дорогу домой Пироженко и Виктор шли молча. Каждый думал о своем. Николай Николаевич не спрашивал о впечатлении, которое произвел на Виктора хозяин сторожки. Виктор, в свою очередь, не хотел приставать к Пироженко с дополнительными вопросами. Дойдя до подъезда дома, где жил Виктор, Пироженко положил руку на плечо Виктору и с усмешкой сказал:

– Знаешь, парень, Бог всех мужиков при рождении наградил яйцами, только не все ими правильно по жизни распоряжаются. Будь здоров и привет маме.

Когда Виктор открыл дверь в квартиру, то увидел, что Анна Павловна уже дома. Ей сразу доложили, что Пироженко нашел сына и они вдвоем куда-то пошли. И все равно перенервничав из за Виктора, она уже в этот день продолжать работать не могла. Придя домой необычно рано, Анна Павловна решила к приходу Виктора испечь пирожки. Но не успела. На пороге стоял ее обожаемый сын. Виктор подошел к Анне Павловне, обнял ее и тихо на ушко прошептал: