Жизнь как подвиг

– Ты понял меня?

– Да.

– Не слышу, громче скажи, – потребовал Пироженко.

– Да, да!.. – проорал Шахов.

– Учти, попадешься мне еще раз – зарою. Ты мне веришь?

– Верю.

– Это правильно. А теперь пошел вон.

После этого Пироженко демонстративно вытер руки о край куртки Шахова и, не оглядываясь, пошел вниз по лестнице.

3.5

В результате оперативных мер, вовремя предпринятых Пироженко, Шахов исчез из жизни семьи Анны Павловны Коноваловой навсегда. Теперь требовалось начать реализацию второй части плана, предложенного Поляковым, а именно – удержать дома пятнадцатилетнего сына. Анна Павловна уже несколько дней думала на эту тему. По несколько раз в день мысленно возвращалась к ней. В принципе, здесь не над чем было думать – ее мальчику Виктору должно было быть дома интересней, чем в другом месте. Однако книги и музыка уже не притягивали его, как раньше, а общение только с домработницей, по всей видимости, просто тяготило. Анна Павловна сама бы с радостью проводила вечера с любимым сыном, но это было совершенно не реально. Ее должность и производственная обстановка на Норильском комбинате не позволяли даже думать об этом. Более того, после различных совещаний, проводимых, как правило, вечером, ехать домой, а рано утром воз вращаться на работу, не имело смысла. И поэтому Анна Павловна нередко оставалась ночевать в своем кабинете. Слабая надежда была у нее на друзей, которые вечерами могли бы проводить время с Виктором. Но, во-первых, в неблагоприятную погоду (пурга, мороз, полярная ночь и т. д.) желающих выходить из дому не было, а во-вторых, у Виктора не было таких друзей, с которыми он бы хотел общаться после школы.

Ситуация была тупиковой и Анна Павловна снова пригласила к себе Полякова. Владимир Яковлевич, как обычно, очень внимательно выслушал Анну Павловну, но было видно, что у него нет решения проблемы.

И вдруг он радостно воскликнул:

– А Вы знаете, Анна Павловна, я сейчас в разговоре с Вами вспомнил свое детство. Оно было таким насыщенным, таким интересным, что о скуке, а тем более о глупостях, у меня времени не было думать. И это благодаря тому, что я вырос в семье, где воспитанием детей занимались гувернеры. Фрау Раутенбах занималась со мной музыкой, языками, обсуждала прочитанные книги, заставляла писать рефераты на заданную тему, а Федор Пантелеевич Смыслов – рисованием и физкультурой.

– Слушайте, Владимир Яковлевич, я вижу, Вас до сегодняшнего дня не отпускает Ваше буржуазное прошлое. Кстати, а где Вы получили высшее образование?

– Диплом инженера-технолога я защищал в Мюнхенском техническом университете, а философский факультет окончил в Берлине. Извините, Анна Павловна, в связи с нашим разговором мне пришла в голову одна мысль: а не пригласить ли Вам для Виктора домашнего учителя, каким были у меня гувернеры.

– Да где же его в Норильске-то взять?

– Думаю, что среди вольнонаемных такого человека, в самом деле, в Норильске не найти. А вот среди заключенных следовало бы поискать.

Несколько раз в течение дня Анна Павловна мысленно воз вращалась к разговору с Владимиром Яковлевичем. Сначала ей показалась абсурдной, с одной стороны, сама идея приставить к Виктору постороннего человека, который наполнил бы интересным содержанием жизнь ее сына. Но с другой ее поддавливала мысль: а вдруг появится новый «шахов», который снова сумеет завладеть мыслями и чувствами Виктора. Увлечь его романтикой еще какого-либо безобразия, от которого только вчера она сумела его отбить. В таком случае нельзя отбрасывать идею Владимира Яковлевича, не попробовав ее реализовать. Она уже хотела позвонить заместителю директора комбината по режиму подполковнику Лебедеву, но, подумав, оставила эту мысль. Подполковник был очень жестким, без какой-либо романтики, человеком, который вообще мог не понять, о чем идет речь. Но был еще один человек, с которым Анна Павловна могла посоветоваться. Это был Александр Фердинандович Берг – начальник шестого лаготделения Норильлага. Александр Фердинандович и Анна Павловна были мало знакомы – несколько раз встречались на производственных совещаниях. Да однажды они виделись в музыкальной школе на концерте, где выступали его дочь Вера и ее сын Виктор. Что-то ей подсказывало – этот человек может помочь в решении проблемы, связанной с Виктором.

3.6

Майор Берг окончил перед войной с фашистской Германией юридический факультет Московского государственного университета и был направлен, как молодой специалист, в распоряжение Министерства государственной безопасности. Прослужив около десяти лет на разных должностях в управлении лагерей Сибирского военного округа, он был в 1949 году откомандирован в Норильск и вскоре был назначен на должность начальника лаготделения. Это было женское отделение – самое большое из всех отделений Норильлага как по численности заключенных, так и по количеству проблем. В нем отбывали наказание отечественные и интернированные заключенные, осужденные как на длительные сроки за тяжкие преступления, так и на несколько лет по бытовым статьям. Так же как и в мужских отделениях, здесь «правили бал» уголовницы, которые, занимая все легкие в исполнении наказаний должности (повара, работницы складов, учетчицы, библиотекари и т. д.), создавали невыносимые условия жизни для всех остальных заключенных. И тем не менее, в расположении шестого лаготделения был образцовый порядок, а слово его начальника майора Берга было законом для всех. Подтянутый, аккуратно одетый, а главное всегда трезвый, он требовал от подчиненных и заключенных, независимо от статьи наказания, полной ответственности за свои поступки и строжайшей дисциплины. Любое нарушение, сопровождавшееся словами – «Попадешь на разговор к Бергу» – сразу приводило в чувство нарушителя порядка.

Рабочий день майора Берга начинался, как правило, с обязательного построения на плацу всего лагеря. Все отряды, независимо от погоды, за исключением дней, когда объявлялась полная актировка, ровно в семь утра проводили перекличку личного состава. На плацу стояла тишина, как в лесу. После переклички в кабинете Берга проводилось оперативное совещание, на котором начальники подразделений докладывали оперативную обстановку с разбором событий прошедшего дня. Но сегодня традиционное совещание проходило в ускоренном режиме – на восемь утра у него в кабинете была назначена встреча с заместителем директора Норильского комбината Коноваловой Анной Павловной. Почему-то Анна Павловна захотела сама посетить его лаготделение, а не вызвала майора Берга к себе в управление Норильского комбината. Однако около восьми утра в кабинете майора Берга раздался звонок, и секретарь Коноваловой сообщила, что визит к нему Анны Павловны из-за проблем на комбинате переносится на тринадцать часов.

3.7

Главой семьи Берг всегда была Дора Моисеевна – мама Александра Фердинандовича. Человек решительный, с характером, она сама принимала все решения и, как правило, сама их реализовывала. Встретившись в 1915 году с поручиком царской армии Фердинандом Густавовичем Бергом, она ни минуты не сомневалась, что это ее судьба. А через год у молодых родился единственный сын Саша. Когда в 1933 году встал вопрос – какой национальности записать Сашу – она настояла на том, что в это тревожное время, когда фашизм поднимает голову, лучше для сына быть евреем, чем немцем. В начале 1937 года Фердинанда Густавовича арестовали и почему-то очень быстро расстреляли. Это, как ни странно, не повлекло отчисление сына из Московского государственного университета. В июне того же года Саша Берг окончил юридический факультет Московского университета и получил направление на работу в следственный отдел города Канска Красноярского края. Сначала Саша хотел отказаться от места распределения. Но друг отца, старый большевик, не рекомендовал Саше это делать – уж больно он был «запачкан» со всех сторон. Дора Моисеевна сразу объявила, что едет с сыном. Одновременно она в ультимативной форме потребовала, чтобы сын женился. Все его возражения относительно женитьбы она категорически отметала:

– Мама, ну зачем мне жениться в двадцать два года? Да еще не понятно, на ком.

– Как непонятно? Понятно. С тобой в группе одна девочка учится – Идой зовут. Поверь матери, она в тебя влюблена.

– Да, но я в нее не влюблен и вообще плохо ее знаю.

– Это не важно. Главное, что она хорошая, скромная девочка, и к тому же еврейка.

– Мама, при чем тут еврейка. Я молодой, еще не гулял…

– При том, – резко оборвала его Дора Моисеевна. – Где я тебе найду еврейку в этом богом забытом Канске? Так что нужно обзаводиться женой здесь, в Москве. А что касается «не гулял», то женитьба – не очень большая помеха для этого дела. Поверь мне. Еще нагуляешься, тем более, что ты в органах будешь работать. А там командировки, комиссии, ночные дежурства и т. д.

Александр Фердинандович уже прожил с женой Идой пятнадцать лет, однако всем в доме командовала Дора Моисеевна. Жена, занятая работой в норильской прокураторе с утра и до вечера, старалась ей не мешать. Дочь Вера, как внешне, так и внутренне, была похожа на отца – как будто ее сделали под копирку. Дора Моисеевна часто говорила о своей внучке: «Вылитый майор Берг, только без усов и нагана». Вера была серьезная самостоятельная девочка, не требующая ни в чем контроля за собой. Отличницей она не была, но училась хорошо. Особенно ей нравилась химия. Вера собиралась поступать на химический факультет, но бабушке очень хотелось, чтобы она по окончанию школы пошла учиться на врача. Так как родители всегда были на работе, то Вера сама на ходила себе различные занятия. В своей комнате она, когда была маленькая, пела песенки под пластинки и танцевала, мастерила куклы из пластилина и шила для них наряды, что-то рисовала, придумывая сама сюжеты. Повзрослев, Вера запоем читала, по много часов играла на пианино, даже пробовала что-то сочинять. Но особое удовольствие ей доставляло общение с отцом. Зная это, Александр Фердинандович старался не задерживаться на службе, чтобы лишний час-другой провести с дочерью. Большой любитель шахмат и преферанса, он, чтобы не было соблазна уйти из дома, научил играть в эти игры дочь. Во время этих занятий они вполголоса, чтобы не слышала бабушка, обсуждали различные темы. Нередко они так увлекались беседой, что забывали об игре, а потом удивлялись, как быстро прошло время и пора ложиться спать. Одной из тем, которой очень интересовалась Вера, была тема, связанная с папиной работой. Только сегодня один ее одноклассник спросил:

– Вера, а что для твоего папы другой работы в Норильске не нашлось, как только командовать зэчками?

Александр Фердинандович внимательно посмотрел на дочь и спокойно ответил:

– Понимаешь, дочь. Я не буду комментировать слова твоего знакомого. Он этого не заслуживает, потому что глупый парень. А тебе могу сказать следующее: нет в Норильске «зэчек». Есть несчастные, оторванные от дома и семьи женщины, жизнь которых сложилась таким образом, что они оказались в лагере. Это их тяжкий жребий, их ужасная судьба. Нам не следует обсуждать с тобой – кто и за что находится в лагере. Но поверь мне: осужденная – это еще не значит виновная. Абсолютно справедливых, ни от чего и ни от кого независимых судов не бывает. Судьями являются люди, мнение которых иногда тоже не объективно. На выносимый ими приговор влияет много разных обстоятельств, связанных с начальством, властью, ситуацией в стране, собственным настроением. В силу этого, к этим женщинам, или как их называет твой одноклассник, «зэчкам», надо относиться с уважением, а не унижать их, даже словесно, на каждом шагу.

– И все таки, папа, согласись: контингент твоего лагеря – отбросы общества. Об этом еще писали Достоевский, Толстой. Да что там Достоевский. Достаточно увидеть в Норильске колонну заключенных женщин – грязных, в каких-то болячках, безобразно одетых. Всех, не успевших перейти улицу и стоящих на тротуаре, они, как правило, задевают жуткими ругательствами. В воздухе такой мат, что мужчинам рядом с ними делать нечего…

– Согласен, что это мерзкое зрелище. Но и ты согласись: женщина в тюрьме – это аномалия, это вызов природе. В этой ситуации она прежде всего не выполняет самую главную функцию своей жизни, связанную с продолжением человеческого рода. Женщина в неволе ожесточается, протестует, бунтует, так как годы безвозвратно уходят, а она увядает, блекнет, теряет привлекательность. С этим и только с этим связано ее безобразное поведение: ругань, курево, драки и т. д. Это ее реакция на ситуацию, в которой она оказалась. Если хочешь, это ее трагедия, огромная личная трагедия, а ты говоришь – матом ругаются.

Вера ушла спать, а Александр Фердинандович еще долго сидел на кухне и думал уже про свою непростую судьбу. Ведь он тоже приговорен. Приговорен служить в охране, выполнять разные приказы начальства – хочет он этого или не хочет. И еще. Можно кому угодно рассказывать, что ты никогда ни в кого не стрелял. Но быть в расстрельной команде и не выполнять приказ – кто тебе поверит. Так что неизвестно – чья доля тяжелее: осужденных или охраняющих. Не по этой ли причине начальство регулярно перетасовывает контингент военнослужащих внутренних войск в лагере, привозя одних на север и увозя других на юг. Не с этим ли связано, что многие офицеры, насмотревшись за день на всякие мерзости, напиваются после работы до скотского состояния. Слава богу, что ему ничего подобного не грозит пережить, так как за ним стоят три святые женщины – мама, жена и дочь. В этот момент зазвонил телефон. Ида просила мужа встретить ее после работы.

3.8

В тринадцать часов, как и было договорено, на пороге кабинета майора Берга появилась Анна Павловна Коновалова. Нет – она не появилась. Она ворвалась – энергичная, деловая, умеющая принимать серьезные и важные решения. Александр Фердинандович при появлении Анны Павловны встал из-за стола и пошел ей навстречу. Она по-мужски пожала ему руку и предложила садиться.

– Как дела, Александр Фердинандович?

– Да все нормально. Работаем.

– Есть ли у Вас проблемы, жалобы, вопросы ко мне?

– В принципе, нет. Вопрос один – чем я обязан Вашему визиту, Анна Павловна? Руководство Вашего уровня наше заведение редко посещает.

– Можно подумать… Да Вы каждый день сталкиваетесь с таким начальством в лице Вашей мамы, Доры Моисеевны, что нам там делать нечего.

– Это точно, – рассмеялся Александр Фердинандович. – А теперь я слушаю Вас внимательно.

– Александр Фердинандович, вот Вы сказали, что я – большой начальник. Это верно. Но, ко всему прочему, я еще и мать. А здесь уже работают другие механизмы. Вы знакомы с моим сыном Витей. К сожалению, у меня есть с ним проблемы.

– Чем я могу помочь Вам, Анна Павловна? В этом возрасте у всех есть с детьми проблемы.

Анна Павловна подробно рассказала майору Бергу обо всем, что произошло с Виктором в последнее время. Поделилась она так же своими соображениями по поводу возможного привлечения к домашнему воспитанию Виктора кого-нибудь из образованных заключенных.

Александр Фердинандович выслушал Анну Павловну очень внимательно и спросил:

– Скажите, Анна Павловна, а Вашу идею домашнего образования Вы с кем-нибудь еще, кроме меня, обсуждали?

– Да, с Владимиром Яковлевичем Поляковым. По большому счету, это он подсказал мне такой вариант решения проблемы с Виктором.

– Я, извините меня, почему задал этот вопрос? У меня женский лагерь. А здесь нужно расконвоировать женщину и дать ей право покидать территорию зоны на длительное время. А это уже не в моей компетенции.

– Ну, это пусть Вас не тревожит. Если мы найдем среди Вашего контингента подходящую кандидатуру, остальное я беру на себя. Только помогите мне реализовать самою идею, если она Вам кажется заслуживающей внимания.

– Анна Павловна, я готов попробовать найти нужного Вам человека, но за результат не ручаюсь.

– Хорошо, Александр Фердинандович. Жду Ваших предложений.

3.9

Оставшись один, майор Берг стал думать, как выполнить поручение, данное ему Коноваловой. Начать перерывать самому личные дела нескольких тысяч заключенных – это длительная, а главное, не гарантирующая положительного результата работа. Поручить ее кому-то он, в силу ее деликатности, не имеет право. И все-таки Александр Фердинандович стал анализировать ситуацию. Из общего числа бараков лаготделения майор Берг сразу отбросил пять, в которых были сосредоточены матерые уголовницы. Порекомендовать Коноваловой кого-либо из этого контингента он ни в коем случае не может. Даже если они и соответствуют задаче поиска по всем параметрам, то за них просто нельзя поручиться. Оставалось несколько бараков, в которых находились заключенные, осужденные как по политическим, так и по уголовным статьям. На основании логических рассуждений майор Берг пришел к выводу, что ему следует максимально приблизиться к объекту поиска за счет привлечения лагерной агентуры. И лучше, чем староста второго барака Мария Проценко (погоняло Василиса), в этой работе ему никто помочь не сможет.

Василиса, рассудительная, контактная, а главное, в меру плутоватая женщина, хорошо знала всех заключенных женского лагеря и была у них в авторитете. Ей можно было спокойно поручить, не раскрывая подробности, это непростое дело. Вызвав к себе своего помощника лейтенанта Свиридова, майор Берг приказал доставить к нему сегодня в восемь часов вечера заключенную Проценко.

Ровно в восемь в дверь служебного кабинета майора Берга постучали:

– Входите.

На пороге стояла Василиса.

– Заключенная Проценко, номер…

– Заходите. Присаживайтесь. Какие-нибудь жалобы, просьбы ко мне есть?

– Никак нет, гражданин начальник.

Берг пододвинул к Василисе коробку с папиросами «Казбек».

– Курите?

– Да. А можно я с собой пару штук возьму для подруг?

– Берите всю коробку.

– Спасибо.

– Я вызвал Вас к себе вот по какому делу. Ко мне обратился один из руководителей Норильского комбината с просьбой найти среди заключенных нашего лагеря домашнюю учительницу для сына. Требования к кандидатуре: умная, воспитанная, знающая иностранные языки, а главное, без дурных привычек. Вам понятна задача?

– Понятна. Сколько времени у меня есть для выполнения Вашего поручения?

– Два дня. И учтите – если мы плохо выполним это задание, у нас с Вами могут быть большие неприятности. Смеюсь.

– Я так и поняла. Разрешите идти?

– Идите.

3.10

В установленный срок Василиса подобрала для майора Берга две кандидатуры. Обе женщины имели высшее образование и владели иностранными языками. Обе за период пребывания в заключении ни разу не нарушали режим. Первой из них была Погорелова Валентина Ивановна, осужденная на двенадцать лет за провал анти фашистского подполья в одном из крупных украинских городов и отсидевшая уже семь. Закончившая перед войной педагогический институт, Погорелова не захотела работать преподавателем иностранного языка в школе, а устроилась администратором в центральном городском ресторане. Исполнительная и доброжелательная, она умела находить общий язык с людьми и всегда всем быть полезной. При этом никогда не забывала о себе, беря с каждого клиента дополнительные деньги. Когда ей на это указывали, она отделывалась шуткой, говоря: «Ну, ладно. Дайте заработать три копейки». Ее все так в городе и называли: «Валька – три копейки». С приходом немцев Погорелова не только не потеряла должность администратора, но и укрепила свои позиции за счет того, что оказывала новой власти различные услуги. Несмотря на непростые лагерные условия, Погорелова всегда была аккуратно одета, ухожена, и в свои тридцать шесть лет выглядела вполне прилично.

Второй кандидатурой была поступившая в норильский лагерь все го год назад Кирсанова Аглая Федоровна, осужденная на восемь лет за пособничество в контрреволюционной деятельности мужа во время его зарубежной командировки. Кирсанова родилась во Франции в семье русских эмигрантов, но влюбилась в командировочного советского инженера и уехала с ним в СССР. Здесь супругов Кирсановых после трехмесячного пребывания в Москве арестовали и осудили по пятьдесят восьмой статье.

Через несколько дней Александр Фердинандович позвонил Анне Павловне:

– Здравствуйте, Анна Павловна. Я готов к разговору по поводу Вашего поручения. – Анна Павловна сразу заинтересованно среагировала. Чувствовалось, что тема сына на данном этапе является для нее самой важной и решение этой проблемы не терпит никаких отлагательств.

– Когда можно к Вам подъехать, Александр Фердинандович?

– Когда Вам будет удобно, но лучше после семи вечера, когда все заключенные будут на месте.

– Хорошо. Сегодня буду.

3.11

Пропуск Анны Павловны позволял посещение ею всех лагерных отделений Норильлага в любое время дня и ночи без ограничений. Конечно, охрана знала ее в лицо, но не было случая, чтобы ее куда-либо пропустили, не проверив документы. Зная характер Анны Павловны и ее требовательность, на каждом пропускном пункте все внимательно выполняли эту процедуру. В противном случае можно было тут же получить взыскание. Анна Павловна зашла в кабинет начальника шестого лаготделения майора Берга в полови не восьмого вечера. Надолго задерживаться у него она не предполагала, так как на одиннадцать часов сегодня было назначено совещание у директора Норильского комбината, а она должна была еще посмотреть перед этим необходимые документы.

На столе майора Берга лежали две папки – личные дела осужденных Погореловой и Кирсановой. В то время как Анна Павловна листала страницы в этих папках, Александр Фердинандович дал Анне Павловне небольшую справку по каждой из них. Анна Павловна, я хочу, чтобы Вы, кроме бумаг, взглянули на них сами. Осужденных уже сюда доставили. Они находятся рядом в соседней комнате. По моей команде их по одной будут заводить в мой кабинет. Говорить с ними буду я, а Вы будете наблюдать за нашей беседой со стороны. Если захотите, можете задать им свои вопросы. Если нет – потом выскажите мне свое мнение. Вы согласны?

– Да, согласна. Можете заводить.

Анна Павловна работала на Норильском комбинате уже шестнадцать лет. Начинала сменным мастером и вот уже пять лет была заместителем директора комбината. Во все годы своей производственной деятельности на разных должностях она работала с заключенными. Поэтому неплохо разбиралась в их психологии и умела быстро понять – кто есть кто. Но сейчас речь шла о ее сыне. О том, в чьи руки она на определенный отрезок времени вручит его судьбу. В начале майор Берг попросил ввести в кабинет Погорелову. Без головного платка, в какой-то нестандартной для заключенной куртке и добротных сапогах, она не производила впечатление человека, раздавленного жизнью. Нет, наоборот. Всем своим видом Погорелова показывала, что и в лагере можно неплохо жить. Берг завел разговор с ней о том, что для артистов лагерного театра нужно перевести несколько фраз пьесы для постановки на немецкий язык, которым заключенная свободно владела. Погорелова очень живо откликнулась на предложение Берга выполнить это задание, но попросила освободить ее от наряда на работу для ознакомления с пьесой на два дня.

После Погореловой в кабинет завели Кирсанову. По ее внешнему виду никак нельзя было догадаться, что она француженка: серый платок на голове, видавшая виды телогрейка, грязные ботинки. К тому же Кирсанова оказалась горбатой, что не добавляло ей, естественно, красоты. На ту же просьбу, которую высказал Берг Погореловой, она без лишних слов дала согласие, только кивнув головой. Все в Кирсановой говорило о том, что она смирилась со своей страшной долей и не собирается в этой жизни ни за что бороться.

Вернувшись к себе в кабинет, Анна Павловна достала из ящика стола чистый лист бумаги и разделила его вертикальной линией на две части: в левой части листа она на основании документов и своего личного наблюдения выполнила анализ заключенной Погореловой, в правой – заключенной Кирсановой. Вывод ее был простой и конкретный в пользу Кирсановой.

О своем выборе Анна Павловна сообщила майору Бергу и предупредила, что через три дня за Кирсановой придет оперативная машина. Заключенную к ней на квартиру доставит Николай Николаевич Пироженко. Три дня Анне Павловне нужно было на то, чтобы получить разрешение начальника Норильлага по режиму на расконвоирование заключенной Кирсановой. А также подготовить место в своей квартире для новой жилицы.

Поселить Кирсанову Анна Павловна решила в комнате, где обычно норильчане хранят верхнюю одежду и обувь. С учетом зимнего и летнего сезонов того и другого у них бывает очень много. Комната была достаточно просторной для одного человека, но без окон. В силу отсутствия в ней батареи центрального отопления, Анна Павловна решила использовать электрический обогреватель. Из мебели она поставила в комнате все самое необходимое: односпальную железную кровать с панцирной сеткой, два стула, тумбочку с настольной лампой и узкий двустворчатый платяной шкаф.