
Полная версия
Закатив глаза, мысленно он уже прикидывал, каких категорий вопросы будут ему задаваться, предполагал, какую цель и выгоду будут иметь с этого пресс-службы, и что же в конечном итоге будет написано в газетах и показано по телевизору. Гордон был прав – оказывается, имя Алисы очень громкое, раз была назначена целая конференция по поводу этого убийства.
– Ты опять под чем-то? – намекая, спросил Марвин.
– Хватит, – устало ответил ему Том.
– Нам надо обдумать, что говорить майору, и что говорить завтра.
– Нам? – переспросил Томас, криво улыбнувшись.
– А что?..
Том должен был увести любые пути, намекающие на его субъективность, от себя. Желание участвовать в этом могло сыграть и за, и против.
– Я не буду там ничего говорить.
– Что?! – Марвин подорвался с места. – Нет, ну это уже перебор..
Он встал, размахивая незанятой кружкой рукой, стукнул ей об стол и направился к выходу.
– fuck u, Thomas!
Поулсон закатил глаза.
– Итак, допустим, я задаю классический вопрос, как любят эти уроды. «Вы поймали убийцу?». Что скажете?
Йозеф уже более-менее успокоился, держа большой и указательный пальцы на паре своих густых серых бровей – всё ещё опасно было его злить.
– Майор, говорить будет он. – Додсон уничижительно посмотрел на Тома, мгновенно отрекнувшись от обязанностей.
Майор это заметил:
– О, чёрт..
– Шеф, мне не нужна нянька, – встрял Том.
– Заткнись, Поулсон! У тебя, как и у него, должен быть напарник. Хватит строить из себя ублюдка – будь человеком!
Том развёл руки.
– Завтра будете выступать оба, сейчас же всё обсудим. Времени у меня этой ночью достаточно.
Йозеф пододвинулся к столу, скрестив толстые ручки перед собой.
– Я повторю вопрос. Вы поймали убийцу?
– Не знаю..
– Да, – Том закончил за коллегу.
Йозеф опять возмущённо поднял глаза на сидящих напротив:
– Там же всё очевидно, а вы не можете сойтись во мнениях?
– Это вопрос от журналиста?..
Хоуфман не стерпел и бросил из под руки кружку, благо пустую, в Тома – успев увернуться, следователь принял удар плечом, после чего она упала на пол и разбилась. Том прикрыл глаза ладонью, скрывая внезапно появившееся чувство стыда.
– Не забывайся, – жёстко выпалил майор. – Вы оба из дерьма вылезли благодаря мне, и я не думаю, что слишком дорого деру с вас, требуя серьёзного отношения!
Он повернулся к Марвину.
– Почему ты не уверен в подозреваемом?
Как только прозвучал вопрос, Том приподнял руку, чтобы майор заметил – бесполезно, его благополучно игнорировали. Но Марвин тоже увидел этот жест, и сказал то, что и хотел Том:
– Нам неясен его мотив. По-крайней мере, мне.
– А ты что думаешь?
– Этот русский..
– Стоп! «Русский»?
Глаза Йозефа расширились и полезли на лоб, попутно двигая тяжёлые брови.
– Да. Он мигрант. Вместе с матерью и сестрой.
– Господи, они же разнесут это до Нью-Йорка.. – Майор потерянно уставился на край стола под собой.
Наступила минутная пауза – оба ждали слов начальства.
– Вы хоть представляете, что какой сюжет они раздуют из этого? – Йозеф постепенно снижал громкость голоса. – Чёрт, теперь весь отдел минимум полгода будет ходить под камерами. Это надо же было так..
Майор был прав. Пускай здесь, в Канаде, средь обычного люда настолько остро эта проблема не стояла, но любая расовая проблема в любой точке мира есть лакомый кусок для продающих печать.
– Значит, и суд, скорее всего, будет под прицелом. – Хауфман поцокал. – Мда, вот это мы встряли.
– А отменить? – спросил Марвин.
– Пресс-конференцию? Не пойдёт – если отменим, будут клеить «желтизну», и тогда уж точно привлекут к нам внимание. Не надо мне этого.
После ещё одного небольшого акта молчания майор вернулся к ответу Тома по поводу подозреваемого.
– В комнате было всего три человека – два из них мертвы…
– Чёрт, там ведь ещё и другой труп есть, – перебил Йозеф взявшись за голову.
Марвин сразу встрял:
– Сегодня был у его матери…
«Интересно»
– Можно я договорю? – развёл руки Томас, после чего майор глубоко вдохнул носом. – Спасибо. – Небольшой наклон спиной. – Отпечатки третьего, то есть Радищева, на орудии, которым были убиты остальные. Тодд и я, – Том покосился на коллегу, – склоняемся к версии аффективной реакции на содеянное – суд наверняка назначит комиссию.
– Ты так уверен? – Шеф повернул головой.
– Да, иначе как объяснить его амнезию – в анамнезе никаких органических повреждений не было. И он точно не играет.
– Вот это предположение мне уже нравится. – Начальник сделал лицо помягче прежнего. – Есть ещё что, о чём можно говорить?
– Это не предположение, майор, – Том утвердительно взглянул на Хоуфмана, – это факт. Перед смертью он изнасиловал жертву, за миг до этого, тут уже предположение, убив третье лицо, Даниеля Хьюза – по карте страдающего аутизмом беднягу, проходившем психотерапевта в лице погибшей.
– И этот Карл тоже, небось, из её больных?
– Скорее всего – схватив аффект, он пытался застрелиться, но не сумел, лишь три пули в потолке – после, перед самим задержанием, он устроил пожар в кабинете Дойл, и была уничтожена большая часть документов – среди уцелевшего материала по его имени мы ничего не обнаружили. Я говорил с его семьёй – матерью и сестрой – они ничего не знают – посещал ли он её или нет. В России он не нуждался в психиатре, рос, со слов родных, обычным ребёнком – ничего ненормального..
– Но ты так не думаешь? – Йозеф посмотрел на Марвина.
– Нет – может быть в нём виднеется ревностный мотив, но.. слишком гладко у него всё вышло…
– Что сам он схватил аффект и чуть не прострелил себе голову, – закончил Том. – Здесь очевидная психопатия, майор. Радищев недальновиден, словно ребёнок или обезьяна. Прокурор запросит психиатра, после подтверждения пациент уедет пить таблетки.
– Почему три пули? В одной области? Три. Грёбаных. Пули. Шеф, посмотрите фото.
Майор развернул наспех собранную папку, высматривая нужную карточку.
– Случайность, – Том махнул рукой.
– А если нет?
– А какие ещё могут быть варианты? Следов борьбы нет – дрожащей рукой пустил «спрей по стене» – три попытки – все потрачены.
– А что по оружию?
– Макаров?.. Где он его взял – неизвестно, – ответил Марвин.
– Так допросите.
Том поправился на стуле:
– Я… мы уже начали его обрабатывать…
– Хорошо, только чтобы без следов. Даже самых мелких. Усекли? – Йозеф уставился на подчинённых.
– Да, шеф.
– И ещё – завтра же у обоих намечаются похороны. Вы хоть с родственниками-то говорили?
Марвин и Том переглянулись и одновременно произнесли:
– Я говорил сегодня с супругом Дойл
– Я ездил к матери Хьюза.
– По одному, – потребовал Хоуфман.
Том махнул рукой.
– Да, ничего особого по Даниелю сказать не могу – аутист, безработный, безобидный малый – жил всю жизнь с матерью, к которой, собственно, я заехал, дабы подробнее сообщить о произошедшем. Как всегда – море слёз. Говорит, как ребёнок был – мол, люди с такими особенностями вообще не взрослеют. Рос без отца.. Больше говорить нечего. Пить – пил, но давно в завязке.
– Хорошо, чем меньше про него знаем, тем лучше.
– Шеф, а может о нём совсем умолчать?
– Нет, нет, нет, – испугался Томас. – Они же и в суд полезут, как там его скрыть удастся?
– Идея хорошая, но Том прав. Мы можем лишь заменить имя, не сообщая об этом. Поговорю об этом с прокурором завтра утром. – Йозеф расслабился, обвалившись на спинку кресла. – Ну всё, парни, вы свободны, всё что хотели бы знать эти скоты, я узнал. Вы свободны. А, да – Марвин, останься на минуту.
Том вывалился из кабинета начальника, мгновенно достав сигареты из кармана. Затем, опомнившись, что находится не там, где допускается курение, засунул её обратно. Как говорил он сам себе, «меня абсолютно не волнует, о чём говорят эти парни». Но Том понимал – объект их обсуждений – он сам.
Он знал, насколько изощрённо газеты могут преподнести любой материал, какой захочешь. И people будут давиться нелепой комбинацией букв, что составляет сама статья. Сейчас же перед ним появилась дверь, куда он мог впустить всё то, что уже несколько дней держит в себе.
Разговор с Бенджамином как-раз таки и подразумевал общественную раскрутку данного конфликта, но того, что пресса сама позвонит в отдел, Том ожидать никак не мог. Он знал – это отличный повод всколыхнуть общественность, и ужесточить исход для обвиняемого. Тем более для этого всё уже готово.
Единственный человек, с кем ещё Поулсон не обсуждал данное дело – мать Даниеля – Ребекка.
Через пятнадцать минут в кабинет вернулся Марвин. Томас сидел у своего стола, рассматривая зафиксированные на фотографиях следы Карла. Развернувшись в пол-оборота, он задал вопрос коллеге:
– Ребекка собирается хоронить сына?
Марвин расправил галстук, освобождая сильную шею.
– Да, завтра утром, похороны начнутся в половину шестого, на кладбище мученика Пауло.
– …недалеко от Saint Prayer.
– А там что?
– Похороны миссис Дойл, – ответил Том, глубоко задумавшись.
Он знал, что на похоронах второй как-никак появятся журналисты. Стоит ли появляться там, а уж тем более заявлять о причастности к следствию до пресс конференции, ведь она начинается в двеннадцать, как раз после церемонии. И последний вопрос, который волновал Тома – если же заявить о себе до пресс-конференции там, то стоит ли вести журналистов к похоронам Хьюза?
– Ты поедешь? – спросил Додсон.
– Куда именно?
– Так как всё в одной стороне, думаю, стоит заехать и туда, и туда.
– Я тоже об этом думаю. – Том покусывал тыл фаланги указательного пальца.
Стоит ли говорить о задуманном Марвину, или же прикинуться, что не ожидал появления репортёров и газетчиков? И не об этом ли Йозеф заговорил с Марвином наедине? Как бы Том не хотел выглядеть правдоподобно, вслух о своих подозрениях говорить не стоило.
– Отлично, тогда завтра с утра заедешь за мной…
Том посмотрел на Марвина.
– Сначала к Дойл, затем к Хьюзу.
– Хорошо, – ответил Поулсон. – Я собираюсь к спуститься к Радищеву. Ты со мной?
– OK, мне всё равно нечего делать.
Спустившись в отделение изолятора, напарники прошли в открытые постовым дверные ворота и попросили привести охраняемого Радищева в комнату для допросов. После того, как Карла привели, Додсон и Поулсон зашли в помещение.
В этот раз Том позволил Додсону инициировать разговор с обвиняемым.
– Привет, Карл, – миролюбиво улыбаясь, поприветствовал Радищева Вин.
Преступник выглядел разбито – он сидел, ссутулив плечи, опустив голову и смотря всё также себе на ноги. Было слышно, как он громко дышал ноздрями, в такт поднимающейся хилой груди. Он поднял взгляд на Марвина, лишь на несколько секунд, после чего перевёл глаза на Тома, который стоял у входа, скрестив руки перед собой.
– Сколько.. – тихо выдавил он из себя.
– Что? – Прикрикнул Додсон.
– Сколько ещё. Сколько ещё меня будут держать здесь? – смело глядя в глаза Марвину, спросил Карл.
– Послушай, парень, – Марвин начал издалека. – Меня зовут Марвин, Марвин Додсон. Я старший детектив убойного отдела, занимаюсь расследованием двойного убийства..
Карл хотел было открыть рот и перебить следователя, но Додсон опытно его остановил:
– Заткнись и дослушай, – он выставил открытую ладонь на уровень лица Карла. – Три дня назад, ты был найден в поместье Дойл с двумя трупами, кровью одного из которых ты был уделан. Это ведь так? Заткнись, это был риторический вопрос. Затем следующее – следы грязи с твоей обуви, равно как и твоя обувь, единственная в доме, потому как все остальные посетители, ныне покойные, оставили её у входа, были обнаружены нами, также, как и куча отпечатков пальцев. Именно ты ворвался в кабинет миссис Дойл во время её консультации, и никто иной как ты выломал дверь при проникновении туда – другого человека с твоим ростом там не было. И, наконец, последнее – следы изнасилования миссис Дойл перед смертью. Всё против тебя, dude. И не стоит говорить мне и моему напарнику о том, что ты что-либо не помнишь, или вовсе не причастен к этому – от суда, а затем и от срока, тебе не отвертеться. Но. – Марвин сжал и разжал кулак. – Но, как я и должен предложить, мы вправе помочь тебе. Лишь отвечай на наши вопросы, и содействием со следствием ты уменьшишь себе срок.
– Можете держать меня сколько угодно, но я знаю, что не виновен! – Карл гневно расширил глаза.
Томас разочарованно увёл взгляд в сторону. Марвин, выдохнув через нос, откинулся на спинку стула:
– Значит, тебя подставили?
– Я говорил о том, что я ничего не помню. И сделать подобного я не мог, я даже не знаю, кто этот второй!..
– И ты не помнишь, откуда у тебя пистолет? – Марвин начинал нервничать, принимая поведение Карла за актерскую игру, вкупе с его акцентом.
– Нет.
Взявшись за подбородок, Додсон взглянул сначала на материалы дела, затем на напарника, а после ещё раз на Карла:
– Мне очень жаль, Карл, – встав и разведя руки, сказал детектив, – больше ничем я помочь не смогу. – Затем обратился подошёл к Поулсону, тихо шепнув ему: – Он играет.
И вышел из комнаты, оставив Тома наедине с преступником.
Том и до этого думал, что парень притворяется – ещё с Гордоном он обсуждал вероятность такого плана. Со стороны слишком дешёвое актерское мастерство было очевидно, однако Томас знал – в психиатрической лечебнице условия для принудительно-лечимых куда хуже, чем в тюрьме – и зачем ради этого так стараться? Об этом, наверное, стоило спросить самого Карла?
Тихо, аккуратно взяв стул, Том поставил его подле Радищева, тем самым давая понять намерения следствия. Затем, приземлившись около, Том опёрся одной рукой на стол, другой же мгновенно схватил Карла за шею и повернул зашуганного щенка к себе лицом. После двадцатисекундной порции голодного взгляда, но каменного лица, Том начал монолог:
– Какие бы ни были у тебя представления о том, к чему ты придёшь благодаря своему притворству, даже если у тебя выйдет – попомни мои следующие слова. Ты слышал о Норд-Сайленте – место, куда подобных тебе ублюдков сбрасывают с борта нашей достопочтенной юрисдикции. Иными словами это клиника, где занимаются преимущественно теми, кто уже никогда не станет полноценной частью общества – этакий склад подопытного биомусора, коему не суждено обратно влиться в круг людей – это выгодно и обычным людям, и тем, в чьих интересах вас туда садить – прав там нет ни у кого. По мне, так лучше за месяц сгнить в Саскачеване, чем быть объектом исследований психиатров-фармацевтов, хотя возможность соображать там у тебя изымут сразу, без права на ремиссию – в итоге не пострадаешь. Ничего не объясняй ни мне, ни суду, мой друг – ибо для тебя там уже заготовлена койка.
Том подмигнул Карлу, отпустил его голову и вышел из камеры.
Глава 15
Томас проснулся от ярко палящего солнца. Удивившись, тому, как оно смогло настигнуть его, он открыл глаза, чтобы выяснить, где остался спать. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что спит у себя в машине, на парковке около его отдела.
– Чёрт.
Взглянув на часы у левого запястья – без пяти шесть, Карл ещё больше удивился своей удаче вставать без будильника, ведь именно в шесть он должен был забрать Марвина.
Вывалившись из машины, он направился к главному входу, где, прямо около двери, встретил Додсона, откуда оба направились обратно в машину, а после на кладбище St Prayer. Небо постепенно становилось серым.
Прибыв на место назначения только лишь спустя час, Томас удивился, насколько сильно заполнен паркинг у входа на кладбище – около сотни человек в чёрном – и это только в пределах видимости.
– Только не это, – сказал Марвин.
В одном ряду, через несколько машин ближе ко входу был припаркован микроавтобус, на боку которого располагалась символика одной из ведущих телекомпаний Торонто.
– Хм, – послышалось от Тома. – Надо идти за толпой в прощальный зал.
Следователи вышли из машины. Прощание было организовано при церкви кладбища, всё по католическому канону. Огромное количество людей в чёрном, среди разговоров которых через каждое слово слышалось имя погибшей – из услышанного Том выяснил, что люди не знают о причине смерти Алисы – толпа не могла полностью поместиться на скамьях большой залы, поэтому чёрные фраки мужчин были видны в полный рост, тогда как из женских деталей можно было разглядеть лишь тёмные плечи и головные уборы. Нехватку места было видно ещё со двора.
Кладбищенская атмосфера дурно переносилась Томасом, особенно при гибели такой памяти.
Детективы, никому не представляясь, стараясь не обращать внимания на себя, слились с тёмной толпой. Обнаружить среди находящихся лиц журналистские морды было не так сложно – Том, как и предполагалось, заметил их схожее поведение с самим собой – и они, и он сам старался, подбираясь ближе к распятию, высмотреть главного организатора похорон, по совместительству супруга покойной, и саму даму, в честь прощания с которой собрались люди.
– Их всего пятеро, – тихо шепнул напарнику. – Пока что.
– О ком ты? – спросил Марвин.
– О журналистах, – незаметным движением руки Том указал несколько лиц. Среди всей картины происходящей, наглые рожи были заметны даже невооружённому глазу – абсолютно без совести, не брезгуя показать своего нахальства и неуважения, с безразличием к случившемуся, они рыскали бесстыжими глазёнками в поисках интересующих их лиц.
– Отвратительно, – выдавил Додсон. – Хорошо хоть без камер.
Так или иначе, их присутствие необходимо Тому.
Посреди широкого помещения, сквозь бесчисленные ряды голов, можно было разглядеть полузакрытый чёрный гроб, пространство вокруг которого было усеяно красными цветами. Рядом с пьедесталом стоял так востребованный всеми Бенджамин, рядом с ним – низкая полная женщина, спрятавшая своё лицо в платок перед собой. Лицо Бена было окаменевшим, в то время как к нему всё подходили и подходили люди, по мнению Тома, дабы не столько передать реальные, искренние соболезнования, сколько показаться на глазах богача и отметиться пред его лицом оригинальностью своего сочувствия. Но он молча кивал и обнимал подходящих.
Том хотел было подобраться поближе, дабы взглянуть ещё раз на её аккуратное лицо, но ему не хватило смелости – он лишь встал в одной стороне с Беном, ближе всех к правой стенке от скамей – этого было достаточно, чтобы сквозь однородную толпу Бен узрел лицо детектива. Томас молча кивнул. В это время как раз вошёл священник, за ним – десяток хористов – они прошли к алтарю. Люди мгновенно замолкли, все ушли по своим местам. Бен посмотрел на священника, наверняка обговорив с ним право первого слова:
– Господа! – начал он жёстко, полностью надувая грудь. – Большое спасибо за то, что сегодня вы здесь..
Том заметил, как руки журналистов похватали портативные диктофоны.
– …Неделю назад я уезжал из родного дома в аэропорт, чтобы пересечь границу с Соединёнными штатами и – попасть в Вашингтон. Ровно неделю назад я в последний раз видел свою супругу. Живой..
Зал охнул, давление на слёзные железы увеличилось.
– Три дня назад, по окончанию перелёта из Вашингтона в Нью-Йорк, мне позвонила моя сотрудница – Лилит, – Бен указал на сидящую в нескольких рядах от алтаря женщину, – и я десять минут пытался её уговорить перестать плакать, ведь сквозь её слёзы невозможно было разобрать ничего из сказанного ею самой. Я бы мог предположить, что её так расстроило, но её первые внятные слова после этой небольшой истерики я не забуду никогда. «Вашу жену… убили» – сказала Лилит.
Произошла небольшая пауза, Бен несколько раз сжал и разжал нос, затем утёр подступающие к выпаду из глаз слёзы:
– Моя жена погибла! – слегка повысив голос, выкрикнул он. Сказанное эхом разнеслось по зале. – Как только Лилит повторила те самые слова, я мгновенно вылетел из самолёта и пересел на другой, обратный, дабы убедиться, что она врёт. Господи, я так надеялся, что это была какая-то шутка, пускай злая – зато я бы мог вернуться домой, где хоть и редко, но с таким теплом проводил свою жизнь, ибо иного такого места в моей жизни больше нет. А сейчас что?.. Сейчас всякое место для меня потеряло ценность.
Он уже рыдал, не сдерживая слёз.
– И вы не представляете, насколько жестока была та ситуация, в которой она предалась Богу. – Он резко вскинул руку в сторону Поулсона, после чего все присутствующие уставились . – Этот человек рассказал мне, что случилось – он приехал в наш дом, когда я заливал горло алкоголем, ибо как по-другому пережить ту ненависть к неизвестному, из-за чего я потерял свою любовь, я не знал. Именно он занимается следствием по убийству моей жены! – Он обратился к Тому, повернувшись лицом. – Мистер Поулсон, вы дали мне гарантию того, что зло будет наказано. Спасибо вам большое.
– Чёрт! – сквозь зубы процедил Томас так, что коллега, ошарашенно стоящий сзади его услышал.
«Имя было лишним, Бен»
Вся толпа одобрительно глядела на Тома и Марвина, были еле слышны разговоры, вероятнее всего, обсуждающие их присутствие.
Мгновенно сориентировавшись, Томас сорвался в сторону выхода, сквозь толпу прихожан.
– Куда же вы, мистер Поулсон?! – выкрикнул ему вслед Бенджамин, но Том не обратил на это ни малейшего внимания.
Марвин устремился за напарником, попутно выдавая невозможные для восприятия слухом фразы, очевидно, вопросительной интонации.
Всё произошло именно так, как и планировал Томас – очевидно, что лица, заинтересованные в любой, достоверной или нет, информации, теперь висят на хвосте у детектива, зная его внешность и имя. Теперь осталось лишь привести их к третьему, ныне покойному, действующему лицу того рокового дня.
Высвободившись от тесноты толпы прихожан, Томас подлетел к автомобилю, мигом открыл дверь, врубил задний и выскочил на проезжую часть. Дав Марвину долю секунды на приземление рядом с собой, он посмотрел назад – несколько человек, как и предполагалось, являющиеся работниками СМИ, тоже вывалились в сторону парковки.
– Куда теперь? – спросил Додсон, повсеместно вникая в запланированное Томом.
– Попытаемся оторваться от них, – сказал Поулсон, вдавив педаль в пол.
Через полчаса катания в определённой местности, Марвину всё же было достаточно убеждений, чтобы направиться на Остинское кладбище.
Томас думал – он имел возможность в последний раз увидеть Алису, перед тем как её образ окончательно выпадет из этого материального мира, однако же предвкушение того, что его план будет выполнен, бороло эту тоску – иногда было отвратительно признать то, на что он разменивает подобные, дорогие сердцу, моменты. Но его мотив, его кредо заключалось лишь в каре тех, кто по его, «объективному мнению», вообще заслуживал смерти.
Сейчас всё зависело от изобретательности и ума тех, кто взялся их преследовать – Том нервничал, но был уверен, что всё таки привёл, будто Нильс, крыс за собой – благо они не будут погибать, а лишь наполнят свои пустые информационные желудки новыми сведениями. Хотя, это была лишь перестраховка – люди и так, и так должны были узнать о смерти Даниеля.
Наихудший итог, который мог на костях выпасть детективу – если Йозеф вдруг, перед самой конференцией, решит запретить говорить о смерти второго человека, а журналисты до этого не сумеют побывать на похоронах Хьюза.
«Как же это бесчеловечно» – поймал себя на безразличии к горю Ребекки Том. С этим делом он всё чаще замечал, что ради выполнения своей цели, будто навязчивой идеи, мании, он готов был перейти все границы, не обращая внимания на обстоятельства вокруг, игнорируя человечность, будто её совсем нет.
«Но ежели она желает справедливости, ей придётся терпеть происходящее – месть должны подавать холодной »
Кладбище мученика Пауло резко отличалось от предыдущего – находилось оно совсем на окраине, калитки и ограды его были ржавыми от времени, кое-где и вовсе разбиты. Газон не выглядел ухоженным, если он вообще был – здесь всё поросло сорняком. Накренившиеся плиты и деревянные кресты – всё это было наврятли кому-то нужно. От главных, полузакрытых на защёлку, ворот, помимо просёлочной дороги для машин, шла небольшая, застеленная белой растрескавшейся плиткой дорожка. Вела она к небольшой церквушке при кладбище. Место было антагонистично предыдущему, что посетили детективы.
– Просто, по-людски, – сказал Марвин, открывая входные ворота.
Машин на территории рядом не оказалось – даже катафалка – по всей видимости, никого, кроме должного священника и матери самого погибшего, здесь не было.
Двери церкви были закрыты. Том аккуратно постучал костяшками пальцев, прежде чем открыть скрипучую, растрескавшуюся лаком, высокую дверь.
Внутри никого не было, кроме женщины, сидящей на ближайшей к стоящему у алтаря закрытому гробу скамье. Голова её была наклонена – она то ли не обратила внимание на появившихся, то ли не услышала их прихода – узкие плечи, прикрытые поверх чёрной блузы тёмной вуалью. Она тихо, но выразительно, искренне плакала, что слышно было даже сквозь скрип и стук дверей, а также звуки шагов по каменному полу – эхо разносило всё, но этого плача касаться не смело.