Ричард Длинные Руки – эрбпринц

– Где сэр Растер?

– Он со своими троллями, – объяснил Меганвэйл с кривой усмешкой, – предпочитает… иную тактику.

– Партизанскую?

Он кивнул.

– Да. Троллей не обучить сражаться в строю, зато эти зеленомордые бесподобны в ночных атаках.

– Они ночью видят, – напомнил я, – как мы днем.

– Это я не сразу понял, – признался он. – Не поверите, от какого-нибудь отряда в сто человек… гм, ста этих морд, бегут и тысячные войска!

Я зябко повел плечами.

– Еще бы! Когда среди ночи просыпаешься и видишь рядом огромную зеленую харю с вот такими клыками…

Он странно посмотрел на меня.

– Отважный вы человек, ваше высочество. А меня бог миловал…

– Да ладно вам, – сказал я скромно, – вы же в походе.

Он перекрестился.

– Нет-нет, ваше высочество, здесь нам с вами не тягаться. Я уж лучше, как святой Антоний… Кстати, тролли за Растером в огонь и воду! С ним такая добыча достается… Особенно когда нападают на обозы. Все-таки тролли – народ очень бедный… Кстати, ваше высочество, хочу предупредить…

Голос его стал очень серьезным, я насторожился.

– Граф?

Он сказал шепотом:

– Прибыл отец Дитрих, архиепископ Сен-Мари и верховный инквизитор!

Я ощутил предостерегающий холодок на спине.

– Ого!

– Появился внезапно, – сказал он удрученно и все еще шепотом, даже огляделся по сторонам, – с ним двое священников, тоже на мулах… Никогда не думал, что мулы могут бегать так быстро!.. Или они у него с крыльями, как жуки? Он же из Сен-Мари?

– Да, – пробормотал я, – но, наверное, святая молитва хорошо надувает паруса.

– Церковь, – сказал он, – светлая сила, но темная штука.

– История мидян, – согласился я, – темна и непонятна. Где он сейчас?

– Поехал объезжать лагерь, хочет убедиться в нашей стойкости против влияния церкви противника.

Я поморщился.

– Как будто простые воины, даже лорды, отличают одно религиозное течение от другого. Хорошо, дорогой друг, я сейчас переговорю с ним, а потом прибуду к вам. Нам есть что обсудить.

Он поклонился.

– Ваше высочество, всегда к вашим услугам.

Глава 11

Зайчик бодро пронес меня по лагерю, но отца Дитриха ни следа, хотя все уверяют, что святой отец был здесь только что. Бобик повел носом и пробежал немного, оглядываясь на меня.

– Давай, – согласился я. – Веди!

Бобик взыграл и ринулся через стену кустарника, где и стадо слонов не проломится. За ним остался узкий пролом, который мы с арбогастром расширили, не давая себя поцарапать. Я заметил, что даже сапоги остались целы, хотя острые и крепкие колючки чиркают по ним с такой силой, будто стараются вспороть и добраться до моих бедных косточек.

Дорога повела, как понимаю, в Акхарт. Его высокие башни увидел на возвышенности раньше, чем расположившийся внизу большой воинский лагерь с прямыми дорожками и поставленными по шнурку шатрами и палатками.

Первыми меня увидели конные разъезды, но я проскочил мимо них, как намыленная молния, а часовые на въезде в лагерь только и успели ахнуть, как я остановился перед ними.

– Смирно!.. Ладно-ладно, вольно… Отец Дитрих здесь?

Оба все еще таращили на меня глаза, одного одолела икотка, но второй сумел выдавить:

– Ваше высочество, вы так не только до икотки… Отец Дитрих выехал в поле.

– Чего вдруг?

Он объяснил обстоятельно:

– Там легкие конники дурной воды попили, пять человек слегло, мучаются страшно! Вот он и поспешил.

– Спасибо, – сказал я. – В какую сторону?

Он кивнул на Бобика.

– Ваш кабан знает, аж визжит, что вы его не слушаете.

– Молодец, – сказал я. – Наблюдательный! Лови за прилежание в службе.

Я бросил ему золотую монету; арбогастр развернулся и ринулся вслед за Бобиком.

Два больших шатра мы увидели издали, а вокруг них не пять человек лежит, стеная, а расположился целый лазарет, по которому ходят как лекари, так и священники.

Я сразу разглядел отца Дитриха, пустил коня в его сторону. Он увидел меня издали, поспешно прервал разговор с монахом и заторопился навстречу.

Я одним прыжком покинул седло, преклонил колени и поцеловал ему дряблые сухие пальцы.

– Отец Дитрих!

– Встань, сын мой, – сказал он торопливо, – у меня важные новости. И незамедлительные! Пойдем в шатер, есть разговор.

Я подхватил его под локоть, даже не представляю, как в таком возрасте пускаться в подобную дальнюю дорогу, но у церкви свои тайны. Стражи почтительно распахнули перед нами полог, оттуда пахнуло теплым воздухом.

В шатре уютно, в большой черной жаровне тлеют огромные угли. Стол завален бумагами, словно Меганвэйл живет здесь годы, на спинках кресел тоже разбросана одежда в великолепной мужской небрежности повелителей мира.

Когда все убрали и нас усадили за стол, я подождал, провожая взглядом последних уходящих стражей и лордов, спросил тихо:

– Отец Дитрих?

Он ответил так же негромко:

– Тебе стоит знать, что герцог Готфрид, будучи избран верховным магистром Ордена, развернул кипучую деятельность. Идет прием новых членов в Братство, а из старых уже сформирован первый отряд в тысячу благороднейших рыцарей высокого происхождения… и уже отправлен на помощь в борьбе с Мунтвигом.

Я спросил быстро:

– Куда?

– К тебе, – пояснил он. – А как иначе?

– Да кто герцога знает, – сказал я опасливо. – Он и раньше был не в моем подчинении, а сейчас тем более…

Он внимательно смотрел, как перед ним появляется большая чашка с горячим кофе.

– Спасибо, сын мой, – сказал он просто, – это очень кстати. Да, ты прав, ибо верховный магистр Ордена равен принцу крови… да не королевскому, а императорскому! Он не подчинен даже королям, а только Его Святейшеству, да и то опосредованно.

– Ну вот…

Он взял чашку, некоторое время с наслаждением грел о ее выпуклые бока ладони, медленно отхлебнул.

– Его рыцари, – произнес он, – все будут под твоей рукой и под твоим командованием. Вторая новость, сын мой, похуже, увы…

– Отец Дитрих?

Он задержал чашку на полдороге, из груди вырвался вздох.

– Кейдан изо всех сил укрепляет свою власть! А еще старается перетащить на свою сторону и тех лордов, что получили земельные угодья от тебя, сын мой.

– Гад, – сказал я коротко. – Что с флотом?

Он сделал глоток, от удовольствия зажмурился. Я сделал и себе чашку побольше, припал к ней, как голодный паук к молодой толстой мухе.

– Работы продолжаются, – ответил он минуту спустя. – Новые корабли Кейдан вряд ли будет закладывать, но начатые закончит, иначе было бы бесхозяйственно.

Я вздохнул.

– Надо закладывать и новые!.. Океан велик.

Он сказал кротко:

– Надо. Тем более доходят тревожные вести с морей… Пока многое неясно, но ощутимо, что некто собирает огромные силы.

Я стиснул челюсти, но смолчал, ругань приносит облегчение только простолюдинам. Он продолжал пить кофе мелкими осторожными глотками.

– Об этом «некто», – спросил я, – так ничего и нельзя узнать?

Он покачал головой.

– Увы.

– Возможно, это ни некто, а нечто?

Он ответил со вздохом:

– Верно. А как твои успехи?

– Все по плану, – заверил я бодро. – Отец Дитрих, вот что очень важное я все хочу сказать вам, да как-то либо время не выберу, чтобы вас не слишком беспокоить, то слов не насобираю правильных…

Он посмотрел с удивлением.

– Сын мой, в твоем голосе тревога. Что случилось?

– Святой отец, – сказал я смиренно, – вы благословили меня на печатание Библии, дабы по экземпляру было в каждой церкви, а потом и в каждом селе…

Он улыбнулся.

– Сын мой, теперь верю, что когда-то осуществится и твоя заветная мечта насчет Библии в каждом доме!

– Спасибо, святой отец, – сказал я, – теперь чертежи по устройству типографий пошли из Геннегау по всему Сен-Мари! А оттуда и по королевствам. Этот процесс уже не остановить…

Он переложил чашку в левую руку, перекрестился правой.

– Во славу Господа!

– Аминь, – сказал я. – Наше христианство, как все больше думаю, – это не столько вера в Бога, уж простите меня, отец Дитрих, сколько вера в человека! Вера в то, что можно раздуть искру, которую вдохнул Господь, в бушующее пламя. И человек станет… скажем мягко, намного ближе к Богу.

Он поерзал, проговорил морщась:

– Сын мой, ты говоришь так… как мы, иерархи церкви, говорим между собой в узком кругу. Но крестьянам такое не объяснишь. Пройдут не годы, столетия, пока…

– Книгопечатание, – прервал я, воспользовавшись неторопливостью его речи, – поможет ускорить созревание.

Он медленно кивнул.

– Да, это должно помочь. Поможет ли, не знаю, но должно бы помочь.

– Должно, – ответил я. – Однако же, отец Дитрих, в этом есть и некоторая опасность… Вообще-то не совсем некоторая, это я по природной трусливости сглаживаю.

Он посмотрел на меня в благостном удивлении, неторопливо взял печенье и с явным удовольствием ощутил его нежный изысканный вкус.

– Сын мой! Ты о чем?

– Грядет потеря монополии, – объяснил я, – на толкование церковью тех или иных положений в Библии.

Он посерьезнел, но смотрел все так же спокойно.

– Разве это чем-то грозит?

– Немногим, – ответил я скромно. – Церковь за века существования создала довольно грамотную, хоть и громоздкую настройку на фундаменте Святого Завета. Толкования тех или иных слов Иисуса зашли настолько далеко, что новые толкования опираются на старые толкования, соглашаются с ними, спорят или опровергают…

– Ну-ну?

– А теперь, – закончил я, – впервые широкие массы священников возьмут в руки экземпляр Библии и прочтут, так сказать, подлинник. Подлинник, а не толкование!

Он подумал, посерьезнел еще больше.

– Полагаешь, возникнут ереси?

– Обязательно, – согласился я. – Боюсь, вам стоило бы в какой-то мере предусмотреть эту возможность. Я даже вижу места, что дадут основание для ересей.

В его глазах появилось и начало разрастаться изумление.

– Сын мой… неужели ты настолько хорошо изучил Святое Писание? Я тебя ценю высоко…

– Спасибо, отец Дитрих.

– …но все же недооценивал, – закончил он и добавил с улыбкой: – Ты умеешь, оказывается, не только создавать этот божественный напиток и эти удивительные лакомства…

Я перекрестился и сказал благочестиво:

– Как христианский государь и правитель, я должен хорошо и ясно видеть путь, по которому поведу людей. Да, святой отец, я в самом деле вижу такие места… Пусть смутно, как в тумане, но все-таки… Думаю, их больше, чем вижу. Уверен, вы узрите еще и еще, которые пропустил я.

Он неспешно допил кофе, поставил чашку на стол и только тогда пробормотал:

– Намекаешь, что я должен перечитать Библию… под таким углом?

Я поклонился.

– Я даже не смею о таком и думать дерзновенно.

– Но указал довольно недвусмысленно, – заметил он сухо и тут же раздраженно отмахнулся. – Да не извиняйся, тобой движет забота о нашей церкви, а это прощает абсолютно все!.. Хорошо, сын мой, я заново и очень внимательно перечитаю Библию.

Я сказал виновато:

– Простите, отец Дитрих.

Он отмахнулся.

– Ты прав, прав. Эти экземпляры, что пошли в народ, заставят священников строже относиться к своим обязанностям. Вопросы могут быть самые неожиданные!

Я поднялся, поклонился.

– Спасибо за понимание, отец Дитрих. Можно мне еще одну крохотную просьбу?

– Можно, – буркнул он, – только в самом ли деле она крохотная?

– Совсем крохотнейшая, – заверил я. – Прочтите как можно внимательнее именно Ветхий Завет.

Он спросил настороженно:

– Почему?

– Некоторые священники, – ответил я очень дипломатично, – несколько увлеклись Новым Заветом. Они совершенно забыли, что он весь базируется на Ветхом. Или должен базироваться, как это подчеркивал сам Иисус Христос. А народ, читая Библию заново, это заметит…

Он не сводил с меня острого взгляда.

– Даже так?

– Увы, отец Дитрих.

Он проговорил с некоторым недоверием:

– Выходит, ты это заметил сам?.. Отец Келений, принесите мне экземпляр Библии!.. Немедленно!

Я вскочил, поцеловал ему руку и, кланяясь, отступил к выходу.

– Ваше преосвященство…

На входе почти столкнулся со священником, что стремглав несся в шатер с таким видом, словно все готов сокрушить на своем пути, а к груди прижимает отпечатанный и переплетенный в толстую зеленую медь экземпляр Библии весом примерно в пятнадцать-двадцать фунтов.

Глава 12

Наши вартгенские лорды, раз уж воинский лагерь оказался так близко к процветающему городу, который они, можно сказать, спасли от разграбления дикими ордами Мунтвига, почти сразу завели себе там резиденции, хотя в лагере все равно показываются часто, едят у костра вместе с воинами жесткое мясо, а иной раз спят вот так, прямо завернувшись в плащ и положив под голову конское седло.

Я пустил Зайчика к городским воротам; местные стражники не признали в здоровенном воине в простом кафтане того самого грозного Ричарда, только на коня уставились с благоговейным восторгом, а Бобик проскользнул за их спинами и понесся крупными скачками в город.

Горожане, судя по всему, от появления армии южан, какими считаемся мы, просто в восторге. Не столько потому, что вот явились защитники, все они одинаковы, но при таком обилии народа оживляется торговля, все эти военные продают за бесценок награбленное и добытое в боях, а взамен им можно всучить залежалый товар, дескать, в дороге пригодится.

Хродульф и остальные верховные лорды, как мне сообщили в их резиденциях, только что отбыли в ратушу на пир, устроенный отцами города в их честь.

Я поколебался, затем трезво подумал, что вартгенские лорды при всем своем могуществе не играют особенной роли в этой военной кампании, как не сыграют и потом, когда зайдет речь о будущем самого Варт Генца, потому мне можно, так сказать, оставить сообщение, что принц Ричард был, заходил, хотел пообщаться, но не застал, увы, и отбыл…

От резиденции Меревальда, мрачного массивного дома в три этажа, я прошел напрямик через двор, западная часть отдана саду, там двигался между деревьями, тщательно выстраивая в уме доводы и стараясь подготовиться получше к будущим диспутам насчет реформации церкви.

Пугающе темные деревья расступаются неохотно, узкая дорожка петляла недолго, впереди выросла приземистая каменная громада.

Я сразу узнал склеп, явно здесь похоронено не одно поколение благородных лордов. Двери нет, склеп все-таки заброшен, я остановился у входа, там глубокая тень, а внизу всего один каменный гроб на постаменте.

Все стандартно, такое видел много раз, хотя здесь, внизу, рядом с постаментом громоздится темная глыба необработанного камня, похоже, гранит, словно его притащили для какой-то цели и забыли.

В черепе продолжают сталкиваться доводы о реформе, что при удаче может дать мне больше, чем даже перестройка армии на новый лад. Не сразу услышал легкий перестук каблучков, между деревьями показалась женская фигурка. В лунном свете холодно блеснули черные как уголь волосы, но с металлическим блеском, платье подолом собирает опавшие листья, что тащатся некоторое время следом и нехотя остаются по краям дорожки.

Я замер в тени, женщина прошла совсем рядом, почти задев меня длинным рукавом, я только и успел заметить гордый профиль и вызывающе высокую крупную грудь.

Она исчезла в темноте склепа, только легкий стук каблучков по камню сообщает, что спускается в темноте достаточно уверенно, словно видит все отчетливо.

Нет, не видит, там внизу вспыхнул слабый огонек и разлился по темному помещению. Я осторожно вытянул шею. Женщина в глубине склепа поставила свечу, прикрывая ладонью от движения воздуха, в чашу светильника, под которым воск ровными волнами расплылся по каменным плитам на половину ярда, там его не меньше сорока фунтов.

Женщина подошла к постаменту с каменным гробом, лицо из надменно-гордого стало жалобным и виноватым. Я не успел глазом моргнуть, она грациозно вскинула руки, платье соскользнуло с такой легкостью, словно тело мраморное, и я невольно задержал дыхание.

Ей лет тридцать, если не больше, очень красивое сильное тело здоровой зрелой женщины, что уже раздевалась при мужчинах и знает, насколько хороша, но все равно высокая и четко очерченная грудь привлекает внимание: должна бы обвиснуть хоть чуть, но нет, на гравитацию внимания не обращает, а красные соски смотрят не вниз, а прямо перед собой.

Она выдернула пару шпилек из башни волос, те свободно рассыпались по спине и плечам, но грудь так и не сумели закрыть. Я смотрел, задерживая дыхание, как она села прямо на пол, грудью легла на глыбу черного камня и, обхватив его нежными обнаженными руками, опустила на него и голову, прижавшись щекой.

На мой взгляд, поверхность там грубая, с острыми выступами, даже пару мгновений на такой глыбе вот так пролежать – мука, а эта прижалась роскошнейшей грудью, обняла крепко и, похоже, не собирается подниматься.

– Прости, – донесся до меня тихий жалобный шепот. – Я сделаю все… я буду стараться!.. Я принадлежу только тебе… Ты должен это видеть…

В ночной тиши со стороны замка доносится музыка, веселые голоса, распевающие песни, а эта вот в склепе возлежит, упиваясь непонятной мне скорбью.

Не мое дело, сказал я себе твердо. Я, так сказать, народами повелеваю! По крайней мере армиями, а отдельные люди для меня – статистика.

Женщина все так же лежит обнаженная на этом камне в склепе, куда уже намело листьев и нанесло земли. Свеча горит ярко, еще я рассмотрел в углу нечто блистающее красным золотом вроде непомерно раздутого в нижней части кувшина с тремя поясами чеканки, фигурки отсюда не вижу, а кверху утончается грациозно и тоже фигурно.

С другой стороны от женщины в подрагивающем свете видна раскрытая книга, толстая, вот-вот рассыплется от ветхости, я бы такие велел переписать, но беда в том, что это будет мертвый слепок, те заклятия точно не сработают, нужно именно вот отсюда, куда сам чародей вписывал, вкладывая в каждую буковку и значок некую силу, помимо чернил, оставляя ее незримым…

Я тихонько перевел дыхание, еще не решив, показаться или уйти незаметно. Эмансипация женщин не просто желательна, она необходима. Если женщинам не давать равенства, они свою кипучую энергию начинают реализовывать вот так…

Конечно, большинство женщин – равнодушные коровы, но огромную массу человечества всегда двигало в ту или иную сторону меньшинство. Именно так, в ту или иную сторону.

Если женщинам не давать право хоть немножко рулить миром, они начинают реализовывать свою кипучую энергию в магии. А если учесть, что у женщин всегда эмоций больше, чем ума, то понятно, что у них за магия.

Я начал поворачиваться, чтобы уйти, под ногами зашелестело, одна из каменных плит резко просела, словно подземные воды вымыли небольшую каверну. Я рухнул вместе с плитой чуть ли не до пояса в рыхлую землю, тут же начал выбираться обратно…

…над головой прозвенел дикий вскрик, на плечи с силой обрушилось гибкое тело.

Лицом я больно ткнулся в мраморный край дверного пролета, извернулся, захватил женские длинные волосы и сдернул с себя, а затем скатился с нею по ступенькам и там остался, подмяв ее своим тяжелым мужским телом.

Она бешено дергалась, пытаясь освободиться, я держал крепко, она начала задыхаться от усилий.

– Хватит, – прошипел я. – Замри и не двигайся! Это самая правильная позиция. Миссионерская!.. В такой позе миссионеры приобщали туземцев к высокой культуре христианства.

– Ты, – выдавила она с трудом, – сволочь…

– Правда? – спросил я с сомнением. – Хотя кто знает…

Она помотала головой, словно не желая встречаться со мной взглядом. Грудь ее чуть приподнялась, будто меня можно вот так сбросить, ага, как же, да еще с вот такой пышной.

Я продолжал удерживать ее тело, наконец она процедила сквозь зубы:

– Чего ты хочешь?

– Ага, – сказал я, – засомневалась?

– Вообще-то, – ответила она с ненавистью, – ты такой же… как и все.

– По реакциям, – согласился я, – а ты бы не была обижена… даже оскорблена, если бы я не среагировал на твои прелести?.. Господи, что за грудь, с ума сойти!..

Она наконец-то перестала избегать моего взгляда, глаза темные и блестящие, как созревший чернослив, а тело слегка расслабилось.

– Вот так-то лучше, – сказал я, – расслабься и постарайся… нет-нет, я не в том смысле!.. Просто я заметно сильнее, не вырвешься. Хотя я и не собирался ничего, это ты на меня набросилась… Господи, а вдруг ты меня хотела изнасиловать?

Она прошипела люто:

– Размечтался!

– Мечты, – сказал я, – это… ладно, обойдемся. Я сейчас слезу, хотя и очень не хочется этого делать, а ты постарайся не набрасываться на меня, хорошо?.. Хотя если хочешь изнасиловать, то я и сопротивляться не буду так уж сильно. Ну, разве что малость, для виду, я такой застенчивый…

Она смотрела на меня ненавидяще, но и с недоумением.

– Слезай!

Я сполз очень медленно, вздыхая и жадно щупая взглядом каждый дюйм ее прекрасного тела, но, если честно, это больше для удовлетворения ее самолюбия, на самом деле видывал и получше фигуры, я ж почти Гильгамеш.

Она быстро зыркнула по сторонам, но единственный выход из часовни находится с моей стороны – не выскочить, вздохнула и произнесла уже контролируемым голосом:

– А ты почему здесь?

– Просто не спалось, – ответил я честно.

– Ты кто? По одежде не скажешь, но по манерам явно из знатных.

– Все мы знатного рода, – ответил я уклончиво, – ибо от Адама… ну, от Адама не все, конечно, но от Евы точно. А зовут меня Ричардом. Пока ты голая, прости, обнаженная, можешь звать меня Ричем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.