Поздний гость: Стихотворения и поэмы

Поздний гость

I

Стихи

По страницам ветер бродит;

Из распавшейся строки

Сквозь трамвайные звонки

Поздний гость ко мне выходит.

Кто он? Чем он сердцу дорог?

Думать трудно, думать лень – —

Плач Ярославны

Koпia поютъ на Дунаи. Ярославнынъ

гласъ слышитъ; зегзицею незнаемъ

рано кычетъ…

Слово о полку Игореве

1

Темный лоб в огневой насечке, —Не атлас, не шелк, не парча – —Раздобыли во всем местечкеЗалежалый кусок кумача.Темный лоб перерезан шрамом,В веки врезаны два пятака, —Есть в местечке такая яма,Где бессрочны все отпуска.Проходили, прошли, и мимо, —Снегом, ветром следы замело – —Что, товарищ, так нелюдимоВ три морщины ты сжал чело?Не тужи, не робей, не надо, —Задувает в зарю трубач,Это конница СталинградаЗа тобой развернулась вскачь.Ухарь ветер усы косматит,От галопа душе бодрей,Разошелся, снарядов хватит,В ярой одури гром батарей – —Будет, будет вином багрянымУгощать молодых подрядВ чистом поле на свадьбе пьянойМолчаливый курносый сват.Будет кланяться миру в пояс,Обнимать за дружком дружка, —Слышу, слышу – княгинин голосОкликает сквозь дым века.

2

В Новеграде, в Путивле старом,Лишь заря прозвенит в окно,На стене городской, над яром,Раздувается полотно.То не лебедь поет, тоскует,В море синее бьет крылом, —Ярославна в зарю кукует,Припадает к земле челом.– Полечу, – кычет, – вдаль зегзицей,– За Каял, за реку быстру —Ярославна-свет вещей птицейПросыпается поутру.– Долечу, – кычет, – к тем ли воямЧто курганная степь взяла, – —Ржала медью, к лихому бою,За холмами ночная мгла.Где рядами легли шинелиНа зеленый, на конский луг,Плавит жажда на княжьем телеОгневую свою стрелу.Я рукав омочу бобровыйВ тот Каял, в ту реку быстру,На виске его шрам суровый,Росчерк сабельный оботру…Солнце, солнце, почто простерлоТы лучи над родным полком?Пылью каменной выжгло горло,Заслепило глаза песком.Губы милого жаром серым,Смертной жалобой сведены – —Ярославна уходит в теремНа заре с городской стены.

3

Снилось мне, – на горах, на черных,Пеленали в холсты меня,И коньки в теремах узорныхПоломались к закату дня.Замешали в вино отраву,Дали выпить мне то вино,В синем кубке лихие травыОплели корневищем дно.У колчанов открыли тулы,Часто сыпали мне на грудьКрупный жемчуг, и долгим гуломВорожила ночная муть…Смутный сон. На походном ложе,На тесовом, я ждал утра,И твой плач, на туман похожий,Стлался медленно вкруг шатра.Барабаны пробили зорю,Батарейный трубил трубач – —Между Волгой и Черным МоремВстал к полудню твой древний плач.Все бугры зацвели полками,И я слышал, – трубя, звеня,Прорастала земля векамиУ копыт моего коня.И я видел, – в сквозные ткани,В жемчуг матовый убрана,Уплывала в речном туманеЗа певучей волной волна.

4

То не лебедь поет, тоскует,В море синее бьет крылом, —Ярославна в зарю кукует,Припадает к земле челом – —Ты не плачь, Ярославна, в зори,Ты в зарю на стене не плачь, —Скачет долом, летит с угорийТвой кудрявый лихой трубач.Вон ширяет все выше, выше,И куда ни взмахнет рука, —Красным золотом камень вышит,Кровью вздыбленной седока.В Новеграде, в Москве, во ПсковеИ на Волге шумит-звенит,В снежный голос косматит брови,Распускает в метель ремни.Выкликает орлов на зори,Орлий клекот по всей земле,От соленых чужих поморийДо путивльских родных полей – —Кони ржут за Сулой, за Доном,Щит багряный ведет полки,В дымный трепет, в степные гоныБрошен перстень с твоей руки.Запушился морозной пылью,Закружился в седой волне,Пал в года лебединой былью,Вещим словом на сердце мне.Где каспийская степь безводней,Распаялся, прожег песок – —Но не плачь, ты не плачь сегодняНа стене в заревой восток.Скачут кони, несутся лихо,Всем видны, далеко слышны – —Ярославна уходит тихоНа заре с городской стены.

Игоревы полки

И та же степь, и тот же зной,Лазурь над глиной и песками, —Знакомый путь передо мной,Поросший ржавыми веками.Сверкнет дорожный бубенец,Переплеснется воздух четкий,И за курганами беглецВздымает пыль стальной походкой.Опять ордынская стрелаВ колчане зреет и томится,И в узкой балке расцвелаБагряной былью сукровица.Неистребимы и легки,Кудрявым Игорям на смену,Спешат веселые полкиЗабрызгать степи конской пеной.Сухие стебли ковыляСрезают кони удилами, —И стала русская земляЗа невысокими холмами.Все та же степь, и тот же хруст,Блуждают сумерки в овраге,И неприметный к ночи кустСтал тяжелей от росной браги.Печаль дорожная звенитКрылом подбитым журавлиным,От граней дымчатых в зенитСтруится тень широким клином.Несется полночь на коне,Томится ратник в поле чистом,На половецкой сторонеСмерть пляской тешится и свистом.Предгрозовой тяжелый парГнет долу тощие бурьяны,И синей молнии пожарПоют тревожные баяны.Но жаркий шлем закинут в Дон,Заря скрипит над волчьим логом, —Летит с попутным ветром звонЛебяжьим пухом по дорогам.Мне по обочинам пустымДано трубить в мой рог суровыйИ призывать далекий дымВ забвенье рухнувшего крова.Но снилось – вызрела стрела,И дева вещая ОбидаПо бездорожьям и теламПрошла от Кеми до Тавриды.Как птица древняя, в ночиКричала сонная телега,И пересохшие мечиТупились в ярости набега.Горели заревом костры,Дымилась степь кремневой пылью,И все овраги и бугрыЦвели всю ночь багряной былью.И знал, – от зарева проснусь, —Звеня железными полками,Придет и снова станет РусьЗа невысокими холмами.Костями рылась борозда,Ломались крепкие орала,И темной гибели уздаЛадони кровью обагряла.Но трудный полдень согнут в рог, —Веселый Игорь скачет прямоИ в каждый встреченный порогЗвенит победными ветрами —Широкий ветер освежитНемой простор земного круга,Перемешает рубежиИ дали вымеряет туго.Росой коснется пыльных губ,Дождем прольется над долинойИ в кирпичи высоких трубПлеснет размеренной былиной.1925-45

Берлин

1923-1939

* * *

Снова хмель загулял во сне,Сад в три дня молоком облит, —А в лесу, на овражном дне,Половецкая девка спит.Березняк да крапивный духПриведут под уздцы коня, —За конем прибежит пастух,Завернет поводок вкруг пня.Паровоз за бугром свистит,Бродит в снах колокольный звон – —Ты коня, молодец, пусти —Половчанку бери в полон.Выйдет ночь проверять весну,Стянет звездный тугой кушак, —В молодом весняном пленуЗацветет на сорочке мак.

1925

Земля

Ярится степь, – уже не дева,Дождем и солнцем пронзена,Земля для пламенного севаБлистательно обнажена.Сгрудились борозды за плугом,Безмолвен пахарь и суров,И черный пар пояшет тугоСосцы набухшие бугров.Взыгравший ветр вгоняет щедроТепло в земные глубины,В зерном беременные недраПодъятой плугом целины.Как укрощенная рабыня,До дна распаханная новьНесет, покорная отныне,Железа терпкую любовь.А там, в овражной буйной чаще,В насторожившемся яру,Зверье бродяжное все чащеВзывает к звездному костру.И вечерами дней погожих,Когда закат кропит поля,Волчат, детенышей пригожих,Рожает рыжая земля.И в тяжкий час степной натуги,Обрекший жатве тонкий злак,Волками полнятся яругиИ заповедный буерак.Когда же в голые просторыМорозы выжмут кровь рябин,Волчата хмурые, как воры,Крадучись, выйдут из глубин.Уйдут в осенние туманы,Разыщут гибель в ржавой мгле,И ветр, остуживая раны,Пригнет их к матери земле.

1923

* * *

Глухая ночь. Фонарь, зевая,Оберегает черный мост,Метель, как лошадь скаковая,На крыше распустила хвост.То пляшет на сугробе взрытом,Играя, рвется на дыбы,То бьет в чугунные столбыСвоим рассыпчатым копытом.И вдруг зальется ржаньем грозным,Галопом скачет вдоль стены,Попона облаком морознымЛетит с крутой ее спины.Как часовой стою на страже,Слежу за ней из-за угла,Я жду ее, зову и дажеКасаюсь зыбкого седла.И вот – вскочу, заправлю ногиВ сверкающие стременаИ бурным вихрем, без дороги,Помчусь по воле скакуна.

1929

Вечерняя звезда

На обозленный и усталый,На город пыльных чердаковЗвезда вечерняя упалаИз мимолетных облаков.И сразу стало по-иному, —То горячее, то нежней,По улицам – от дома к дому —Взлетели тысячи огней.Мгла исступленно просветлела,И, в новый ритм вовлечена,Душа медлительное телоОставить вдруг обречена.Еще привычно попираюГранит сердитым каблуком,Еще неловко протираюОчки фуляровым платком, —А из-под ног земля уходитВ лазурь, в туманы – навсегда —И лишь вечерняя звездаОдна навстречу мне восходит.

1929

* * *

В холодный дым, в туман морозный,Сегодня город погружен,Над белой аркой всадник грозныйСияньем тусклым окружен.Его лицо забили тугоНепроницаемые льды,И медленно пушится вьюгаВ широких кольцах бороды.С карнизов косо пыль сдувая,На острых выступах свиститИ мутным облаком летитПо голой линии трамвая.Глуша прохожего звонками,Срывает шляпы и платкиИ мчит огромными прыжкамиУвертливые котелки.А вслед за буйными вещами,Рождая черные смерчи,Взлетают с треском над плечамиШироковейные плащи.Громовый грохот и стенанье,Обвалы каменной стены – —То ветер из моей страныПриносит мне напоминанье.И все внезапной тьмой сокрыто, —Шумит метель по всей земле – —Лишь там над бездной, в белой мглеЧернеет конское копыто.

1929

Волхвы

Взошла звезда над каменной трубой,И вот – не сплю, не двигаюсь, бледнею – —Да, три волхва бредут уже за нею,Роняя тени в сумрак голубой.Их кудри белы львиной белизной(Вся седина моей земли бесплодной), —Их губы дышат горечью степной,По-летнему прозрачной и холодной.Но бьют часы. В бесформенном углуОтчетливей границы очертаний; – —Три полотенца свесились во мглуПредутренних пустых очарований —Нет, не жалей, душа моя. ХраниВсе голоса, пропевшие однажды,Все марева, возникшие от жажды,Всех дальних звезд неверные огни.

Рюген

На горизонте редкий мрак,Дождей широкие ладони, —Как пламень жертвенный, маякЗажегся в сумрачной Арконе.Идут на север стороноюЕдва приметные суда,В тиши тревожной иногдаЛишь чайка вскрикнет надо мною.Все глуше, глуше шорох важныйДоходит из дубровной мглы, —И вдруг со стоном ветер влажныйСгибает черные стволы.О, как терзает, как возноситОн ветви в бурной вышине,О, как он мучит сердце мне,Как этой муки сердце просит.

* * *

Зверь обрастает шерстью для тепла,А человек – любовным заблужденьем, —Лишь ты, душа, как мохом порослаНасильственным и беглым наслажденьем.Меня томит мой неизбежный день,Ни счастья в нем, ни даже возмущенья – —Есть голода высокая ступень,Похожая на муки пресыщенья.

* * *

И дождь, и мгла. Не все ль равно?Артист в душе, творец без цели, —Он нежной музыки зерноКачает в жесткой колыбели.Пусть спотыкается смычок,Из грубых пальцев выпадая, —Но царственно провалы щекЗахлестывает прядь седая.Невыразимая мечтаИм безраздельно овладела, —И строже тонкие уста,И выше сгорбленное тело – —Дождями вымытый сюртукВбирает жадно ритм и звуки, —О, пламень глаз, о, сердца стук,О, в ветер брошенные руки!Зачем же хмурая толпа,Зажатая под воротами,Так равнодушна, так скупа,Так небрежет его мечтами?И вот – высокое челоСклонилось долу и остыло, —Как будто то, что быть могло,Ничтожнее того, что было.

1928

* * *

Порой, как бы встревоженный слегка,В пустом кафе не замечаю скуки,И кажутся чарующими звукиНебрежного и грубого смычка.И вот – гляжу по-новому туда,Где, к телу скрипки припадая бровью,Худой румын торгует без стыдаПоддельной страстью, злобой и любовью.Так длится ночь. Дымятся зеркала,В окно плывет несвежая прохлада,На скатерти сигарная золаКрошится в бурых пятнах шоколада.Я слушаю. И мысль во мне одна, —Душа, как поле осенью, изрыта,Захлестана, дотла разорена,И оттого – всем радостям открыта.

1928

Тени под мостом

Где ночи нет, а день не нужен,Под аркой гулкого мостаАзартом заменяя ужин,Они играют в три листа.На свалке городского хлама,В лоскутьях краденых мешков, —Не все ль равно? валет и дамаРешают судьбы игроков.Вот загораясь жаждой гнева,Убийца с золотым зрачкомК веселому соседу слеваУж надвигается бочком.Но, с ловкостью привычной вораТасуя карты, шутки для,Сосед опасному партнеруСдает учтиво короля – —Так, забавляясь и играя,Подобные летучей мгле,Легко любя и умирая,Они проходят по земле.О, не гляди на них тревожно, —Освобожденным и нагимДоступно все и все возможно,Что снится изредка другим.

1928

* * *

Когда прожектор в выси чернойСвой узкий распускает хвостИ над общественной уборнойПодрагивает гулко мост, —И затекает дождь за воротРастерзанного пиджака,Мне кажется, что мост и городВдруг уплывают в облака —Кто может знать? Но бег тревожный,Весь этот шум и лязг и звон —Весь этот мир – быть может, ложныйМучительный и краткий сон.И вдруг под фонарем проснетсяБродяга в ржавом котелке,Он рук моих крылом коснется,Он уведет меня к реке.И я увижу с изумленьемСквозь своды тяжкие водыЛазурь, пронизанную пеньем,И белых отроков ряды.И крылья обретая тоже,Уже летя, уже трубя,Я в том, который всех моложе,Узнаю с трепетом тебя.

1928-1952

Бессонница

1

Снова въедливая хинаСводит судорогой рот,На висках горячий пот – —Посиди со мною, Нина.Опусти плотнее штору,Лампу книгами закрой,Вечер скучный и сыройПролетит легко и скоро.Будем слушать понемногуШум докучливый дождяИль, на рифму набредя,Заглушать стихом тревогу.Трудно, трудно в вечер длинныйПризывать напрасный сон,Выжимать в стакан лимон,Слушать шорохи в гостиной.Ночь придет, луна засветитУзкой щелью на стене,Позову ль кого – и мнеТолько голос мой ответит.Жар и бред. Мечты пустые – —В целом доме – никого,И на улице мертво,Только сумерки густые.Только легкой карусельюТени носятся вокруг,Только сердца тайный стукВ полуночном подземелье.

2

К незатейливой постелиБлиже столик подтянуЛист бумаги перегнуЧтоб края не шелестели.Резкой лампочки стеклоСчетом прачки перекрою,Пуховик взобью горою – —Тихо, чисто и тепло.Скука день свой отстучала,Отлетел короткий срок,Помяну его меж строк, —Завтра буду жить сначала.Острый след карандашаЗакруглился понемногу, —Так выходит на дорогуПолуночная душа.Что ж? Не все ей по заказуВ пятнах окон городскихПод дождем искать таких,Что не выспались ни разу.Счастье рядом, счастье тень,С каждым шагом неразлучно,Да шагать без цели скучно,А бежать за целью лень.Оттого в метель ночнуюХорошо лежать без сна,Ближе к тени, чтоб онаПрилегла к душе вплотную – —Поздно. Счастьем окружен,Глаз усталых не смыкаю,Рифму милую ласкаюИ не верю в добрый сон.

1930

* * *

Я полюбил Берлин тяжелый,Его железные мосты,Его деревья и цветы,Его проспектов воздух голый.Иду неведомой дорогойВ туман, рассветом залитой, —Гранитный профиль, голос строгийПленяют важной простотой.Чернеет линия канала,Горят сигнальные огни,От холодеющей ступниВ подводный сумрак тень упала.За ней – перил чугун фигурный,Под аркой – отраженный свод, —Нет, не Венеции лазурнойРавняться с блеском черных вод.Здесь, только здесь и может снитьсяСон, невозможный наяву, —Лед, сжавший черную Неву,И в бездне – Зимняя Столица.

1930

Пудель

Да, есть, о – есть в обычном миреНеобычайные шаги – —Сижу в прокуренном трактире,И шум, и гам, и вдруг – ни зги.На электрические свечи,На неживые зеркала,На обессиленные плечиВнезапная нисходит мгла.И в онемевшем разговореЗвук тщетно бьется и молчит,Лишь в северном пустынном мореПодводный колокол звучит.И кто-то в темень грозовуюВознес на мачте два огня,И кто-то трижды вкруг меняЧерту смыкает огневую – —И вижу мрак дуги надбровнойИ выступ острого виска,И слышу чей-то шаг неровныйИ скрип стального коготка,И пусть одно мгновенье толькоМой краткий продолжался сон,Пусть затанцованная полькаОпять терзает граммофон, —Уже молчу, уже не верюНи пьяницам, ни кельнерам,Гляжу внимательно на двери —И ничего не вижу там.Но жженой серы запах душныйГорчит забытое вино,И просит растворить окноМой собеседник простодушный.А чуть поодаль, в стороне,Хозяин пуделя ласкает,И черный пудель глухо лаетИ порывается ко мне.

* * *

Иду по набережной чернойВ закрытом наглухо пальто,Слежу за тенью беспризорнойИ думаю не то, не то.Когда в стволе сухом и жесткомВзыграет соками веснаИ над широким перекресткомВзойдет широкая луна,Когда в канаве заржавелойРостки завьются зеленей,И станет ветер неумелыйИ ласковей, и солоней, —Не выдержу, в ночную глоткуШвырну ключи от всех дверейИ жизнь, как парусную лодку,Пущу гулять, без якорей.

1930

* * *

Чуть подует ветер влажныйЗаструит в окне листвуВесь в чернилах лист бумажныйКосо ляжет на травуИ шурша в траве зеленойС теплым утром заодноРифма девочкой влюбленнойЗапоет в мое окно.Так, от шалости воздушной,От движенья ветерка,Станет плотью непослушнойПростодушная строка.

1931

* * *

К прохладе гладкого столаПрильну щекой, ресницы сдвину, —И от угла и до углаВдруг вижу плоскую равнину.Далекий голос за стеной,В вечерних сумерках гитара,А подо мной и предо мнойМоя привычная Сахара.В пустыне марева и сны,Воздушные лучатся токи,Я сплю. И брызги тишиныМне горько увлажняют щеки.А там, где черный лак столаПронизан пламенем стакана,Как бы два яростных крылаВосходят в золоте тумана.И с замираньем сердца жду,Вот, вот взлетит в огне и громе,Со звоном лопнут стекла в доме,И, оглушенный, упаду.

1931

* * *

В тот день отчетливей и резчеТруба под солнцем протрубит,И древле связанные вещиСойдут с расплавленных орбит.Смеясь и плача, ангел звонкийПровеет вихрем по землеИ распадется пылью тонкойНа письменном моем столе.И вспыхнет легкая страницаТревожного черновика,И в сердце вытлеет строка,И перестанет сердце биться.Но знаю, знаю, в мире новом,Затеряна, оглушена,Душа, – земным коротким словомТы будешь насмерть сражена…Тогда в своей печали строгойЧужое имя назови,Исполненное боли многойИ меда горького любви.

* * *

Должно быть, на́ море туман, —Волна на брызги не скупится;Должно быть, старый капитанДо самой смерти не проспится.Клянясь убийственной божбой,В вонючих переходах трюмаКто топором, кто острогойУж запасается угрюмо.Пожалуй, кровь и потечет,Смешается с тюленьим жиром,И ветер яростный над миромСо стоном тучи повлечет.И в ночь кромешную, сверкая,Ракетой вырвется беда,И закипит волна морская,Ломая встречные суда, —Обрушатся дожди потокомВ густую, в грозовую тьму,И только я, во сне жестоком,Игры веселой не пойму.Перебегая рысью валкойСквозь дымные струи и свист,Зло отшвырну намокшей палкойПриставший по дороге лист,Забьюсь в подъезд чужого дома,Затиснусь в дальний уголок, —И полетит под грохот громаПо лужам чей-то котелок.

1931-1945

* * *

Сегодня снег. Окно вагонаЛегчайший запушил мороз,Еще четыре перегона —И переменят паровоз.Сорвутся лыжники гурьбоюИ разбегутся кто куда,И только я с моей судьбоюСчитать останусь провода.За телеграфными столбамиХолодный воздух пуст и гол,Лишь справа черными зубамиПоскрипывает частокол.И слишком, как-то слишком близко,Открытая со всех сторон,Топографическая вышкаПрочерчивает небосклон.Так вот она, земля живая, —Она мне снилась не такой – —Вернусь по линии трамваяВ привычный сумрак городской.Пойду по улицам без целиБродить и слушать до зари,Как злобно звонкие метелиГнут городские фонари.

1931

* * *

Бреду в сугробе, и без шубыЛетишь навстречу ты сама,Кружась; тебя целует в губыВ тебя влюбленная зима.Я восхищаюсь и ревную,И насмотреться не могуА ветер кофточку цветнуюОглаживает на бегу.Смеясь, несется лик румяный,И вдруг – беда, скользит нога, – —И ты на пышные снегаУпала северной Дианой.

Гость

Колоколец не звучит,Гулкий ставень не стучит,Ель под снегом не скрипит.В доме пусто, город спит.Я лежу в моей постели,Книга плавает в руке, —Слышу – в старом сундукеМыши будто присмирели – —Что читаю? Все равно мне,Этой книги не пойму,Этой жизни не приму,Этой памятью не помню.По страницам ветер бродит;Из распавшейся строкиСквозь трамвайные звонкиПоздний гость ко мне выходит.Кто он? Чем он сердцу дорог?Думать трудно, думать лень – —Наплывает зимний деньИз-за выбеленных шторок.Вот сомкну глаза от света, —Не припомню ль в полусне,Кто там бросил в сердце мнеБелый отблеск пистолета?Поздно. Ставень не стучит,Колоколец не звучит,Не качается сосна.Косо дует от окна.

1931

* * *

Так ясно вижу – без сигнала,Без объявления войны,За мирным чтением журналаМы будем чем-то смущены.И кто-нибудь движеньем резким,Как бы очнувшись ото сна,Сорвет внезапно занавескуС побагровевшего окна.И вдруг увидим, – из тумана,Из черных, из пустых ночейВзойдет в сиянии лучейКровавый глаз аэроплана.Услышим в бешеном молчаньеЩелчок стального рычагаИ равномерное дыханьеМногоочитого врага.И, яростью немой томимы,В одно мгновенье, там и тут,Сверкающие херувимыНад ночью пламя пронесут.Как громко завопят сирены,Завоют дикие свистки,Как забеснуются гудки,Как рухнут каменные стены. —Под сводом ненадежным храмаВотще органы загремятИ густо свечи задымят, —Земля начнется без Адама.

1931

* * *

Я грезил в сонной тишине,Ненарушимой и безбрежной,И было странно слушать мнеТвой плач, и жалобный и нежный.В пустынной спальне, без огня,Я был объят мечтой иною, —Ночь, ночь овладевала мною,Качала и влекла меня.Твои упреки облекалГлухой прибой в размер певучий,И вот – в молчанье стих летучий,Стих быстротечный возникал.А я лежал, закинув рукиК каким-то темным облакам,Я плыл в невозмутимой мукеНавстречу дальним маякам.И папиросы пепел жаркий,Дрожавший где-то в стороне,Мерцал сквозь сон звездой неяркойВ подводной, в черной глубине.Но, захлебнуться в ней готовый,Почти уже касаясь дна,Я различал твой профиль сноваНа фоне мутного окна – —О, если б знала ты, какиеХлестали волны в этот час,Какие зарева морскиеВо мраке озаряли нас.

1931

Ночью

Поздней ночью зажигаюОдинокую свечу.Не до сна мне. Я шагаю,Вспоминаю и молчу.Тихо, мирно за стеною,Городская ночь пуста.Даже ветер стороноюНе заденет в ней куста.Даже куст в сыром туманеЧерной веткой не качнет —Даже кот мой на диванеСонных глаз не разомкнет.

1934

* * *

Зима. Трубящая эстрада,Веселый выворот флажка, —Кружится резвая наядаНа гладком зеркале катка.Влюбленных возгласов не слышитНе размыкает нежных губ – —Полярным жаром солнце пышетНа медном развороте труб.Стуча коньками, выбегаетНа лед румяная орда,И вдруг звезда, треща, врастаетВ твердыню лопнувшего льда.Отважно розовеют лица,Вдали дымится белый прах, —Вся в горностае и в стихахСегодня зимняя столица.Поклон, наклон, – и вот, с разгона, —(Метка рука) – издалека —Удар лукавого снежкаВ седое золото погона.Какой ожог! Но скоро, скоро! – —Преодолен мундирный плен, —Летит с морозной трелью шпораВ охват услужливых колен.И, весело гонимый вьюгой,С прохладным зноем на щеках,Я на серебряных конькахЛечу с приветливой подругой.

1934

* * *

Где с вечера прожектор скудныйЗадернут сеткой дождевой,Корабль безмолвный и безлюдныйПроходит тенью огневой.И стала ты неразличима,Тебя как сном заволокло,И только влажный запах дымаПорывом ветра донесло.Счастливый путь, – еще не поздно – —Но дальний трепет фонаря,Но в море первая заря, —Отныне все нам будет розно.Душа души едва коснулась —И дрогнула, уязвлена,И как балтийская волнаВ тумане дождевом проснулась.Бурлит, клокочет, берег гложет,Без отражений, без лучей,Седые кольца пены множит,И мутный блеск ее – ничей.

1936

Венеция

Здесь тайны строгие забытыДля смеха праздничных гостей,Здесь все сокровища открытыДля туристических затей.Вотще крылатый лев маячитВ высокой лучезарной мгле, —Никто его на всей землеНе воспоет и не оплачет.Он молча смотрит с высотыНа нищую свою столицу,Он хмурит мертвые черты, —Но мертвым ничего не снится.Увы. Под небом голубымЖизнь кажется давно ненужной,Как этот пароходный дымНад Адриатикой жемчужной…Прими и не ищи иного,Но ради прошлого убейХотя бы пару голубейОбломком мрамора цветного.

1937

Луна-парк

Взлетела яркая ракетаИ с треском лопнула. И вдругВесь зримый мир, весь древний кругРаспался на осколки света.Все с громом рухнуло за нею,В глухую закатилось ночь, —Качели откачнулись прочь,И черный тополь стал чернее.Внезапной вспышкой огневоюОслеплена, оглушена,Душа в паденье дуговоеКак в черный вихрь увлечена.И, пробудясь, уже не сразуЗемную скудость узнает, —Крутую арку в пятнах газа,Высокий тополь у ворот…

1937

* * *

На шумных братьев не похожий,Весь день прихода ночи жду,А ночью слушаю в саду,Как вызревает слово Божье.В мерцанье лунного столбаВ густой листве таится лира,И ствол недвижный – как труба,В которой замкнут голос мира.Вот резвый ветер налетит —И заиграет мрак привольный,Всколышется, зашелеститИ бурным пеньем возвестит,Что ныне молвит Безглагольный.

1937

* * *

Как часто на любовном ложе,Целуя милые уста,Мы думаем все то же, то же, —Душа ленива и пуста.Обласканные нами плечиКак бы царапаем зрачкомИ страстные лепечем речиЧужим враждебным языком.И беспокойно шарит – бродитВ сосущей темноте рука,И нужных спичек не находит,Не зажигает огонька, —Но в дебрях столика ночного,Где наспех брошено белье,Дрожа, ощупывает сноваСтаринной бритвы лезвие – —А утром, ночь припоминая,Мы медленно глотаем стыдИль плачем холодно навзрыд – —О, бедная душа земная!

1937