Поздний гость: Стихотворения и поэмы

* * *

Король глядел без удивленья,Как сброд слонялся по дворам,И низложенье грозной теньюЗа ним ступало по коврам.В пустынном зале, за колонной,От изменившего штыкаОн пал, надменный и влюбленныйИ одураченный слегка.Тогда четыре капитанаТруп завернули в черный флагИ, важный замедляя шаг,На башню, полную тумана,Взнесли высокомерный прах.Четыре факела багровоПрорвали северную тьмуИ трубы хриплые суровоОтдали почести ему.Ночь призраку салютовалаИз тяжкой пушки на валуИ розой молния упалаНа потрясенную скалу – —Что перед натиском потокаЛюдские бедные права?Жизнь так слаба и одинока,Так перед смертью не права – —И очарованный разрядомБеды иль славы, сам не свой,Вихрастый мальчик диким взглядомСледил за вспышкой огневой.

* * *

Леди Макбет в темной ложеРвет перчатку и молчит,А на сцене, так похоже,Сердце громкое стучит.Оглушенная духами,Как наездница хлыстом,Леди стынет под мехами,Зябнет в облаке густом.В пламя осени багрянойВоткнут гребень роговой,С гор Шотландии туманнойМчится ветер бредовой.И когда кровавой теньюСцена вдруг омрачена,Вновь как буре преступленьюДоверяется она.Я люблю без состраданья,Я без горечи ловлюНежный запах увяданьяТой, кого еще люблю.Ложью чувств не отравляю,Но заботливо опятьЕй над бровью поправляюРазметавшуюся прядь.И, клонясь на взор тревожный,Словно в омут, я молчу,С совестью неосторожнойПоздней встречи не хочу.

1953

* * *

За кружкой пива дремлет повар,Колпак надвинут до бровей, —А в черном небе шумный говорПо ветру пущенных ветвей.Он тяжко дремлет и не знает,Как гнутся звонкие стволы,Как мрак играющий пятнаетЕго крахмальные столы.Вот хлынул ливень. Мокрым флагомМетнулась бабочка в окне,И молния большим зигзагомНа миг повисла в стороне.Глотая ужин неприметный,Я поднимаю воротник, —Я слушаю, как гром ответныйНад дальним грохотом возник.Поспешно шляпу нахлобуча,Я убегаю в мир ночной,И плащ растерзанный иль тучаКлубится низко надо мной.Дождя летучие простыниТрещат и рвутся в темноте, —Дыханье бури и пустыниВ многоголосой высоте.И, широко раскинув руки,Я сердцем оживаю вновь, —Так после длительной разлукиВстречают первую любовь.

1953

* * *

День завершен, как следует, как надо, —Не хуже прочих календарных дней, —Я ухожу из пасмурного садаБез горечи, но, может быть, грустней.У выхода поскрипывают глухоДва дерева в последнем свете дня, —Из всех прельщений памяти и слухаЛишь этот звук доходит до меня.На улицах темнеет понемногу,Блеснул фонарь мечтательно, и вот —Лег черной тенью на мою дорогуУзор географических широт.Меридиан таинственной чертоюИх пересек, слегка наискосок, —О, как хрустит под медленной пятоюТуманами пропитанный песок!И в шорохе ночного приближеньяЯ различаю дальнюю струну,Ночной земли бессонные движенья,Земной полет в ночную глубину.Старинный мрак взволнованно и страстноГлушит бродяг невнятные слова,И дрожь витрин несмело и напрасноМне радугой летит на рукава.

1953

* * *

Над дверью вычурной фонарьСворачивает в ветер шею,Табачный дым, лесная гарь —Не разобрать, что там за нею.Старинной улицы мечтаРумянцем новым подогрета,Но так чиста, но так чистаНа мостовой полоска света. – —И, спотыкаясь на ходу,В порыве дружбы откровенной,Прохожим вслух белибердуСтарик читает вдохновенный.Его неверная рукаПодчеркивает ритм убогий,Бездарный стих издалекаЧахоткой пахнет и берлогой.О, ты завидуешь емуЕго с рожденья мертвой славе, —Ступай за ним. В притон, в тюрьму,Навстречу драке и облаве.Скорей безумца догони, —И если он тебя прогонит,Столб телеграфный обними,И столб в ответ тебе застонет.

1955

Туман

1

На Эйфелевой башне флагУже неразличим в тумане.Я снова замедляю шаг,Ощупываю ключ в кармане.Молчаньем влажным на меняТускнеющая Сена веет.Тень вечереющего дняМеня сметает и жалеет.Но в одиночестве моемЯ не забыт и не оставлен —Я с этой башнею вдвоемРечным туманом обезглавлен…Иду и листьями шуршу,В воде их провожаю взглядом,И новым счастьем не спешуВстревожить то, что дышит рядом.

2

Туманной ночью вдоль каналаБреду без цели, не спеша,И кажется мне: вдруг усталаПод легким пиджаком душа.Вся жизнь моя за мной шагает,И каждый год – как эта тень,Что отстает иль забегает,Но все со мною, ночь и день.Я провожатых не считаю,И одинокий, как туман,Лишь напеваю и мечтаюО корабле из дальних стран.И сырость мартовская нежноМне грудь и плечи серебрит.И так печально, так прилежноФонарь на площади горит…

3

Во всех садах приглушены,Оголены деревья снова.Дома и улицы черны,Нигде ни возгласа, ни слова.На фонарях висит туманИль чахнут розы дождевые.На старой площади фонтанРешетки сторожит кривые.Пустынной ночи тишина,Пустынное очарованье…За шторой каждого окна —Предчувствие иль расставанье…Я тяжбы с прошлым не веду,Не упрекаю, не вздыхаю —Гляжу на дальнюю звезду;И отдыхаю. Отдыхаю.

Воздушный змей

Моей жене

* * *

Стоим, обвеянные снами(Так молча сердце отдают),И камни пыльные под нами —Как птицы райские поют.Нас тесно обступили люди,И чей-то хрипловатый басТолкует о поддельном чуде,О суеверье и о нас.Но грубых окриков не слыша,Мы видим небо над собой,И вдруг – летим. Все выше, выше,В эфир прозрачно-голубой.И в восхождении высокомС воздушно-солнечных дорогГлядим, уже бессмертным, окомНа тех, кто улететь не мог.

1944

Воздушный змей

Змей уходил под облака(Так в высоте душа летала),Нить гнулась, дергала слегка(Как бы звала издалека),Воздушной жизнью трепетала.Я небо осязал рукой,Его упругое теченье, —Постиг лазури назначенье,Ее двусмысленный покой.Вдруг что-то лопнуло. БедаОткрылась разуму не сразу —Еще бумажная звезда,Катясь, взлетала иногда, —Лгала неопытному глазу.Змей падал, падал – – меж домов,Меж разных вычурных строений, —Нравоучение без словДля праздных городских умов,Для внеслужебных настроений.Я горестно смотрел туда,Привычно строил наблюденья,И вся воздушная средаКак бы ждала его паденья.Не закрепленный бечевой,Он странным телом инородным(Каким-то пьяницей свободным)Скитался в синеве живой, —Быть может, ангелом безроднымЛетел по ломаной кривой.

1944

* * *

В трубе большого телескопаУченый высмотрел звезду;Ее маршрут – Земля, Европа.И вот она в большом саду.Прелестный шар голубоватый,Еще в космической пыли,На нем узор замысловатыйМорей прозрачных и земли,В пустынной бухте – корабли.Сбежались дети, закричалиНа сотни разных голосов, —Им няньки строго запрещалиКасаться странных парусов.И нехотя смотрел на этоРасстроенный городовой, —Меж роз поломанных – планетаБлистает свежей синевой – —Тогда старуха-от-уборнойИз выскобленного угла,Прихрамывая, птицей чернойК планете чуждой подошла.Мигнула выцветшей ресницейИ на глазах у детворыВдруг тыкнула вязальной спицейВ склон огнедышащей горы.Шар дрогнул в пламени лазурном,Рванулся, откачнулся прочь, —И между солнцем и СатурномНадолго воцарилась ночь.

1944

Двойник

Весенний ливень неумелый,От частых молний днем темно,И облака сирени белойВлетают с грохотом в окно.Земля расколота снаружи,Сосредоточена внутри, —Танцуют в темно-синей лужеИ лопаются пузыри.И вдруг, законы нарушая,Один из них растет, растет,И аркой радуга большаяВнутри его уже цветет.Освобождаясь понемногуОт вязкой почвы и воды,Он выплывает на дорогу,Плывет в бурлящие сады.И на корме его высокойПод флагом трепетным возникВиденьем светлым иль морокойМой неопознанный двойник.Я рвусь к нему, но он не слышит,Что я вослед ему кричу, —Под ним сирень как море дышит,В своих волнах его колышетИ влажно хлещет по плечу.

1944

Очки

На письменном столе блистаютОчки в оправе роговой,Там люди весело взлетаютИ падают вниз головой.Там плещется окно цветное,И дверь косая, как крыло,Законам физики назло,В пространство выгнута иное.Лучистая цветет средаМеж нами и заветной дверью, —Взойдем (иль спустимся) туда,Навстречу снам и суеверью.Там ярко оперенный змей,Предчувствуя грехопаденье,Покажет чудное виденьеДуше взволнованной твоей.И в жарком фокусе стеклаВозникнет лик знакомо-странный,И ваза посреди столаС букетом зелени туманной, —И кресло, крытое чехлом,На спинке тронутое молью, —Мир, переполненный теплом,Любовью и привычным злом,Весь освященный нашей болью.

1944

* * *

На пыльной площади парад,Все улицы полны народа, —Весенний ветер и свободаВ пустынный удалились сад.Там полдень в синеве прохладыГорстями солнце раздает,Он весь щебечет и поетОт карусели до эстрады.Он мачту белую своюУкрасил флагом горделивым,Он, как разбитую ладью,Качает утлую скамьюС каким-то пьяницей счастливым.И вдруг подхваченный волной,Слегка скрипя на поворотах,Сад уплывает в мир иной,Лежащий на иных широтах.И, различимые едва,Земли невидимой предтечи,Дымятся, как большие свечи,На горизонте острова.Предчувствуя их приближенье,Бродяга открывает глаз;Его смущает, в первый раз,Морское головокруженье.Мир непривычно изменен,Ветвистый мрак струится рядом – —Над медленно-шумящим садомТаинственный проходит сон.

1944

Фрегат

На рынке, пестром и крылатом,Где в синем воздухе весныТоргуют луком и салатомИ наскоро пекут блины, —Цветя багдадскими коврами,С отметкой паспортной – пират, —Стоит, обточенный ветрами,Сорокапушечный фрегат.И, скаля солнечные зубы(Их каждый был бы рад украсть),Матросы весело и грубоПоносят городскую власть.Пожарные на них взираютНедружелюбно, искоса,Зевак прохожих оттирают,Вылавливают голоса, —И, овладев пространством голымМежду молочной и мясной,Развязной черни площаднойГрозят жестоким протоколом – —И, в первый раз за много лет,Над этим морем говорливымСедой непризнанный поэтПочувствовал себя счастливым.Прельщенный буйной небылицей,Он из чердачного окнаНе камнем падает, но птицейЛетит в гнездо свое для сна.

1944

* * *

Под вечерок, с женой поджарой,Банкир гуляет напролом, —На перекрестке ангел старыйИх робко трогает крылом.И удивленная немногоПавлинье-радужным пером,Жена отщелкивает строго:– Бунтовщикам не подаем.– Вы верить в Бога не хотели,– Теченье нарушали сфер,– Как глобус землю вы вертели,– Ниспровергали и свистели, —– Вы в ночь, мятежный Люцифер,– Падучим камнем отлетели.И муж промямлил кое-как:– Вы стали тут чернорабочим,– Вы голодаете. А впрочем – —Он протянул ему пятак.Они отходят шагом праздным,Нарядной обувью стуча,И в небе мутно-безобразномНе видят узкого луча.А вдоль домов уже несется,Весь в клочьях пены, жеребец, —Он черной бурей к ним дорвется,Он их настигнет наконец.Он туго-кованным копытомХрустящий череп обожжет, —Он задыхается. Он ржетО мире грозном, но забытом.

1944

* * *

Из подворотенной дыры,Куда жара не досягает,Горбун лохматый предлагаетПрохожим детские шары.И шагом медленным, вразвалкуБанкир подходит к горбуну,Он долго, опершись на палку,Глядит на пеструю волну.И вдруг – от перстня до портфеля —Банкирский дом преображен, —На мой почтительный поклонОн морщит брови еле-еле.Я постигаю, – близ меняИз крови мутно-тепловатой,Из мглы сигарного огняТворится мир замысловатый.Зажатый в улице пустойМеж рестораном и аптекой,Перед банкиром и калекойКружится шарик золотой.Он полон солнечного света,Он вырастает на лету, —Звезда цветная иль планета,Стремящаяся в высоту.И мы глядим, глядим все трое,Полуоткрыв по-детски рот,На это небо голубое,На этот ангельский полет – —

1944

* * *

В большом шкафу библиотечном,Где старый глобус накренен,Где время в мячике беспечномОглушено со всех сторон, —Где покоробленная полкаФилософам отведена, —Ночная бабочка из шелкаРасполагается для сна.На звездный атлас осторожноЛегла, как пурпурная тень, —И возникает непреложноВ пустынных окнах новый день.Я крылья складываю тоже,На вешалку бросаю их,Теперь они на плащ похожиПод ворохом одежд моих.И ты, войдя ко мне дозором(Так нежность требует твоя),Отметишь равнодушным взоромИх полустертые края.

1940

Сквозняк

Стаканы в зеркало швыряя,Звеня осколками стекла,Сквозняк возник из-за угла, —Все возмущая, разоряя(Прием знакомый повторяя),Он вымел комнату дотла.О, ветер, ветер! Дверь рванулоВон из освистанной глуши, —Вслед занавеска промелькнулаИ, пробкой хлопая, хлестнулаКрай взбудораженной души.И все бумаги без разбора,Сверкая птичьей белизной,В косом полете вдоль забораПереметнулись в мир иной.А впереди, найдя дорогуК непоправимым высотам,Стихи распались по листам, —(Но ввысь уходят понемногу,Чтоб затеряться где-то там).1949

* * *

На землю пала ночь глухая, —В тени разбитого стволаТаится ангел, отряхаяПрах с помутневшего крыла.Он поднял руки, он уходитОт грустных, но привычных мест,Он взоры к небесам возводит,Где Млечный Путь и Южный Крест, —И скорбными следит очами,Как падает в ночную тьму,Как бы язвимая лучами,Душа, внимавшая ему.

1937

* * *

Глядится в зеркало чудакИ видит небо за собою,И башню с каменной резьбою,Подвешенную кое-какНад бездной дымно-голубою.По горной лестнице, пыляДорожной обувью разбитой,Безмолвно ангел деловитыйНисходит в тихие поля.Благословляет день весенний,Ручей болтливый как всегда,И пастухов, и их стада,И дым разрушенных селений, —Живых и трупы вдоль дорог(Колосья жатвы неумелой),Косматый многолетний стог,И бесприютный череп белый,Поскрипывающий у ног.Сойди, вечерняя прохлада,На все их скорбные дела, —Здесь нет забвенья, и не надо,Но глубь земная сбереглаРосток для будущего сада,Живые соки для ствола.

1947

* * *

Лазурь воскресная чиста,Все так легко и невесомо, —Свет бьет из каждого куста,Из каждой скважины и дома.Мечтатель в шляпе голубойВлюбленных провожает взглядом,Веселые шары гурьбойВзлетают над притихшим садом.В упругом воздухе паря,Они всплывают поплавками,Вальсируют под облаками,Иль, новый танец сотворя,Ввысь устремляются прыжками(В бессмертье, проще говоря), —И, лопнув, падают клочкамиНаморщенного пузыря.А мы под зонтиком цветнымЗа кружкой пива полудремлем,Табачный отгоняем дым, —Мы краем слуха сонно внемлемНевнятным шумам площадным.

1949

Зеркальный мир

Я заблудился ненарокомВ зеркальном мире, как в лесу, —В граненом хрустале высоком,В таинственном шкафу глубокомСлежу, почти ослепшим, окомЗари цветную полосу.Куда б я ни повел очками,Везде мой бедный кабинетПрямолинейными пучкамиИль огненными языкамиВесенний отражает свет.И в этой солнечной купелиНайдя певучую струю,Я сам сверкаю и пою, —Не ангел ли я в самом делеВ глухом запущенном раю?Что, если броситься со страхаВ широкое мое окно?Что, если ангелу даноПаденье только для размаха,Для разворота грозных крыл?Что, если падать он забыл?

1944

Опрокинул чернильницу

Писец, бумаги разбирая,Задел чернильницу, и вот —Река без берега и краяВдоль по столу его течет.На папиросную коробку,На пепельницу из стекла,На завалявшуюся пробку,На исходящие дела,На все, что жизнь его заело,Что душу выжгло и сожгло,На все, что быть еще могло,Что попросту быть не успело – —Огромный парус раздувая,Как грозный призрак корабля,В ночь обрывается земля,Ночь наступает гробовая.И в этой совершенной мгле,В аду кромешном и чернильном,Он видит – солнце на столеКачается в дыму кадильном.И сам он, легкий как стрела,Одетый по последней моде,Плывет в большие зеркала,Где зреют розы без числа,В органный гром, в колокола, —В такую высь, к такой свободе – —

1945

Ночные бабочки

На площади клубится пар,Скрипит фонарь в ключе скрипичном,Без смысла в тупике кирпичномКачается стеклянный шар.В нем бабочка заключена, —Невольной жалости достойна,Она, от боли иль спьяна,Срываясь, бьется беспокойно,Насквозь огнем прокалена.Летучей плоти отраженьеТрепещет и шуршит слегка, —Я узнаю издалекаЕе падучее круженье.Я молча подползаю к ней,Слежу полет ее бесплодный, —И хлещет дождь за мной холодный,Бурлит меж уличных камней.Я слышу лепет несуразный,Дышу на мутное стеклоИ жду – пускай прохожий праздныйВонзит свой ноготь безобразныйВ обвисшее мое крыло.

1944

* * *

В ночном молчанье, в некий час,Когда душа почти не дышит,Но жадно слушает и слышит,Как время падает на нас, —Когда, сознанье размывая,Проносится сквозь тело тьма,И рядом ходит смерть сама,Нас длинной тенью задевая, —Что в этой скудости земнойТогда нас держит и волнует?Что в этой вечности дурнойНас к вечности иной ревнует?Уже полсердца сожжено,Вздохну – и сердце оборвется, —И вот оно все бьется, бьется,Как будто жить осуждено.И длится дрожь существованья,Пустая память о былом,Волна, разбитая веслом,Ночь без лица и без названья…

1943

* * *

Дождь сечет. Фонтан кирпичныйМутно газом освещен.Тьма и шорох. Мир обычныйЧем-то тронут и смущен.То ли выплески каналаЗаглушает шум дождя,То ль душа моя, бродя,Поскользнулась и упала?И прильнув к земле холодной,Сквозь асфальтовый покровРазличает многоводныйПлавный ток иных миров – —Только отдых и молчанье,Шелест ветра на столбах, —Только времени журчаньеВ водосточных желобах.Отсырела папироса,Липнут волосы к виску, —Городскую площадь косо,Не спеша, пересеку.Обойду квартал туманный,Скрытый жар превозмогу,Дома, гость непостоянный,Скучной лампы не зажгу.

1931

* * *

Непрочное апрельское теплоСрывается на стужу поминутно,Встает волна медлительно и мутноИ падает на камень тяжело.Неверный день, неверное свиданье – —Приглохший город кажется пустым.Лазурь уходит в облака и дым,Моя душа уходит в ожиданье.О, если бы ты снова не пришла!Стоять бы так, томить воображенье – —Есть в мире зло, ты – излученье зла,Есть в мире смерть, ты – смерти отраженье.

1939

* * *

Еще не глядя, точно знаю,Чем тронуты твои черты, —Как будто сердцем вспоминаюТот мир, которым дышишь ты.Как будто не было меж намиНи столкновений, ни преград,Как будто вещи говорятСо мной пророческими снами.Да, я люблю, и ты за мнойГотова следовать послушно,Но нетревожно, равнодушно,Но отдаленно, стороной.И часто в слабости любовнойКлонясь на грудь твою, в тишиЯ слышу сердца бег неровныйИ дрожь холодную души.И сквозь опущенные векиЯ вижу в темном забытьиНевоплощенный образ некий, —Черты грядущие твои.

1939

* * *

Л. Росс

Уже ноябрь туманит фонари,Все улицы просторнее и тише,Прохожие спешат, лишь два иль триУткнулись хмуро в мокрые афиши.Еще в саду на сломанном столбеКачаются забытые качели, —Мой милый друг, не кажется ль тебе,Что мы прошли и молча постарели.Все я да ты, понятливый мой пес,Под сумерки недлинная прогулка,Холодный чай да пачка папирос,Да для тебя прикупленная булка.Так и летим. В пустынные миры,Сквозь мрак и дождь к созвездью Геркулеса,Не отрываясь от земной коры,Не замечая собственного веса.В ошейнике иль в старом пиджаке(Не все ль равно?) мы вышли на дорогу,Все ты да я – и оба налегке,Не торопясь, почти шагаем в ногу.Ноябрь, ноябрь. И зонт не перекрыт, —Но воздух так деревьями колышет!Весь город легким воздухом омыт,И каждый лист не шелестит, но дышит.

1948

* * *

Поздно, поздно. В бородеНевеселого соседаДым запутался с обеда.Ночь в бокале. Ночь везде.Загремела штора где-то,Стукнул пьяный по столу,Музыкант жует в углуЗапоздалую котлету.Хорошо уйти отсюдаВ сумрак влажных площадей,Чуть подальше от людей,От неубранной посуды.Расстегнув крылатки ворот,Втиснув Пушкина в карман,Пробираться сквозь туман,Сторожить любовно город.Скоро сонный мир проснется,Захлопочут чердаки, —Недоверчивой строкиРифма легкая коснется.

1931

Листья

Е. Ю. Рапп

Сырые листья вдоль дорогиТуманным золотом блестят,Они уже полны тревоги,Срываются, но не летят.Дай срок. Пусть ржавчина их тронет,Сожжет морозная земля,Пусть ветер северный угонитИх в одичалые поля.От зимних бурь они проснутсяИ, сталкиваясь на лету,Шумящим роем унесутсяВ ночь и в ночную высоту.

1949

Карусель

Кусты сирени и свобода,Толпа подвыпивших зевак,Прямая мачта возле входа, —В лазурном поле белый флаг.На карусели под шарманкуБрезентом хлопает весна,Плащи и платья наизнанкуРасхлестаны, как знамена.И с чьей-то шляпки розоватойЛетит в шарманочный поток,Плывет по воздуху измятый,Как бы притоптанный цветок.И я, в моей печали важной,Молчу и никну головой, —В моей руке цветок бумажныйБлагоухает как живой.Двойной булавкой осторожноЕго прикалывают там,Где расцветать еще возможноЖивым и призрачным цветам.Вдыхая пудры запах сладкий,Табачный горьковатый дым, —На размалеванной лошадкеСкачу за солнцем голубым.Оставь меня в моем круженье,Возврата позднего не жди, —Я всадник в гибельном сраженьеС засохшей розой на груди.

1946

* * *

За дверью голос дребезжит,Ключей тяжелых громыханье, —Там раб с винтовкой сторожитМое свободное дыханье.А я над городом парю, —Моя дорога так воздушна,Моя тюрьма мне так послушна,Что я тихонько говорю:Живое сердце мыслить учитНе в глубину, а в высоту, —Он не задушит, не замучитВысокую твою мечту.Смотри, как чудно просветлелаИссохшая твоя рука,Как стала плоть твоя легка,Какой звездой она взлетелаВ сверкающие облака.

1944

* * *

Нас трое в камере одной,Враждующих в пространстве малом;С рассвета говор площаднойУже трещит в мозгу усталом.А по соседству, через дверь,Четыре смертных приговора, —Быть может, и для нас теперь,Не в эту ночь, но скоро, скоро – —И вдруг, на некий краткий час,Душа в молчанье окунулась,Закрылась от голодных глаз,В глубокий сон как бы проснулась.И внемлет медленным громам,Их зарожденью, нарастанью,И тайным учится словам,Еще не связанным гортанью – —Лишь шелест трав, лишь грохот вод,Лесов ночное колыханье, —В застенках всех земных широтСвободы легкое дыханье.

1944

* * *

Терзаемый недугом грозным,Оставленный моей судьбе,Я догорал в жару тифозномИ громко плакал о тебе.В огне неутолимой жажды,Срываясь поминутно в бред,Я подолгу и не однаждыЛизал холодный пистолет.И в орудийные удары,В ночную трескотню ружьяВплетались жалобы ТамарыИ лепет горного ручья.Один лишь сон, одно виденье,Невыносимое для глаз, —В дневной лазури белой теньюВставал из марева Кавказ.И снежные пласты взрывая,Меж глыб голубоватых льда,Гремя, бежала ключеваяНеуловимая вода.И как вода неуловима,Позванивая и дразня,Журча, ты растекалась мимо,Ты уходила от меня.

1937

* * *

Нас обошли и жали с тыла,Снаряды близились к концу,И стала смерть лицом к лицуИ пулей вражеской завыла.Шумели громко хвастуны,Молчали храбрые устало,И пламя черное войныНа горизонте клокотало.В разбитой хижине к утруСовет составился случайный,И не было уж больше тайной,Что с первым солнцем я умру.В дырявых сумках эскадронаОстаток скудный наскребя,Я молча разделил патроны,Один оставил для себя.Тогда, в минуты роковые,Как будто гибели назло,Тогда, клянусь, меня впервыеТакое счастье обожгло, —К такой свободе полноводнойДуша прильнула наяву, —Что новый день, как смерть свободный,Стал днем живых. И я – живу.

1937

* * *

Мой сад наполнен влагой дождевой,И шорохом, и мраком, и движеньем, —Не видно звезд, но воздух грозовойКак бы насыщен звездным отраженьем.Еще блуждает глухо в вышинеНедавних молний отрешенный трепет, —Возвратный ливень где-то в сторонеВозобновляет торопливый лепет.Вот рухнет гром. Дрожащая листваКак океан вскипит и заклокочет – —Прислушайся, – душа моя жива,Но жить тобой она уже не хочет.

1945

* * *

Лазурь безоблачно мутна,В саду деревья веют жаром, —Ты полудремлешь в кресле старом, —Я замечаю – ты больна.Я молча руку подаюДля помощи, не нужной боле,Я руку легкую твоюЕще целую поневоле,Но не люблю. Не узнаю.День без примет и без числа,День медленного увяданья, —В траве жужжащая пчела(И роз удушливая мгла), —Все лишь предлог для состраданья.Быть может – лишь предлог для зла.

1946

* * *

Анне Присмановой

Играл оркестр в общественном саду,Рвалась ракета с треском и горела,И девушка с цветком в руке смотрелаПоверх меня на первую звезду.Из глубины взволнованного садаНа освещенный фонарями кругНочь темной бабочкой спустилась вдруг,И медленно нахлынула прохлада – —Что помнишь ты, о сердце, в полной мереИз тех годов, из тех высоких лет?Любовный плач о выдуманной Мэри,Два-три стиха и тайный пистолет – —Шумит земля в размерах уменьшенных,Как вырос я для зла и для добра, —Предчувствий светлых робкая пораСменилась бурей чувств опустошенных.Сухой грозы невыносимый треск,Бесплодных туч гремучее движенье,Но нет дождя. Лишь молния и блеск,Один огонь, одно самосожженье.

1943

* * *

Звезда скатилась на прощанье,Твой взор зажегся и погас, —Лишь эхо слушает молчанье,Соединяющее нас,И ясно повторить готово,Рассыпать по ночным кустамУже прильнувшее к устам,Еще не сказанное слово.

1939