Поздний гость: Стихотворения и поэмы

* * *

Прохладных роз живая белизнаВ росе, в слезах, во мгле голубоватой, —Над городом прощальная веснаСклоняется с улыбкой виноватой.Кой-где дома, не в ряд, освещены,Грустит рояль под женскими руками —Мечтатель праздный бродит вдоль стены,Отмеривает рифмы каблуками.По улицам приглохшим и пустымПовеяло былым очарованьем, —Над крышами туман иль светлый дымГотов смешаться с облаком ночным,Чтоб завтра стать простым воспоминаньем.

1948

* * *

Сергею Маковскому

Пройдет трамвай, и в беге колесаВзметнутся листья вихрем золотистым,Прохожий в парке подзывает псаРассеянным и приглушенным свистом.Да, осень, осень. Все обречено, —И взмах руки в заштопанной перчатке,И стук мяча на теннисной площадке,И музыка в пустынном казино.Какая жалость в мире разлита,Как предана душа воспоминаньям, —Каким испепеляющим лобзаньямМир отдает прохладные уста.

1939

* * *

Горят широкие листыОсенней трепетной любовью,Бульвары густо налитыСентябрьским золотом и кровью.Томись, душа моя, томись, —Вечерний воздух свеж и влажен,Как музыка струится высьВдоль городских высоких скважин.Цветут блаженной синевойВсе тени, трепеты и звуки, —Не вскинуть ли над головойБессильные от счастья руки?Не закружиться ль в вышинеСверкающего листопада,Не прикоснуться ли и мнеК живому творчеству распада?

* * *

Не обвиняй. Любовь не обвиняет.Прошедший день был холоден и пуст,Я молча пил дыханье бледных уст,И видел я, как за ночь смятый кустПоследнюю листву свою роняет.Как широко раскрылись облака —Дым вечности – без жизни и движенья, —Казалось мне – огромная рукаТам начертала наши отраженья.Два образа из вымыслов моих,Обвеянных и бурями и снами, —Ночь близкая соединила ихИ вознесла торжественно над нами.И столб дождя, безветрием гоним,С холма на холм, где чудилась дорога,Неотвратимо приближался к ним —Живая тень внимающего Бога.

1943

* * *

Июльский мрак, полночная прохлада, —Недавним ливнем все оживлено,И многоствольное дыханье садаС моим дыханьем бурно сплетено.Еще грохочет туча в отдаленьиНевнятные, но грозные слова, —Тяжелая намокшая листваКачается в последнем исступленьи.Но звездный свет в летучей высотеУже возник над тьмой первоначальной,И явственней сердечной глухотеНегромкий зов любви твоей прощальной.Приди ко мне, – стань молча у окна,Гляди со мной и слушай без движенья, —Какая ночь, какая глубина,Почти без чувств, почти без выраженья.

1943

* * *

Нине

Сентябрь блистает и томитсяСвоей неверной красотой,В лазури ясной и пустойИсточник осени струится.Незамутненные струиНисходят золотом и светом,Тепло, не знаемое летом,Согрело волосы твои.Какою жаждой восхожденьяДуша земная смущена!Как будто вся земля больнаПредчувствием освобожденья.

1938

* * *

Ноябрь туманный за окном,Пустынный сад подернут сеткой;Как бы окрашенный вином,Трепещет лист над голой веткой.Как неприметно в два-три дняВесь путь земной усыпан ими – —Не осень, но простое имя,Звучащее лишь для меня.

1945

* * *

Глухая осень движется на насС туманами, и стужей, и дождями, —Пустой бульвар усыпан желудями,Опавший лист свернулся и погас.Я день-деньской по городу брожуБез горечи и без воспоминаний,Забытых чувств и мыслей не бужуИ не ищу насильственных признаний.Лишь сумерки приветствуют меня,Все – тишина, беззвучье, послушанье, —Пролетки скрип, и колеса шуршанье,И фырканье смиренного коня.Широкий зонт над согнутой спинойКопытам в такт качается пугливо, —И забредает ночь неторопливоВо все сады, оставленные мной.

1945

* * *

Е. Ю. Рапп

На склоне городского дняШаги и глуше и небрежней, —Вновь осень трогает меняОчарованьем грусти прежней.Я почерневшую скамьюВ саду пустынном занимаю,Я шляпу влажную моюДвиженьем медленным снимаю, —И слушаю, как шелестятВерхушки легкие над садом,Как листья желтые летятИ падают со мною рядом.Я тонкой тростью обвожуИх по краям и протыкаю,Я молча в прошлое гляжуВ нем слабой тенью возникаю.И возвращаюсь не спешаВ мою привычную заботу, —В тумане сучьями шурша,Весь город (или вся душа)Уже готовится к отлету.

1946

* * *

Весь день вдыхаю с дымом папиросБескровный воздух городского сада.Октябрь, октябрь. Опять моих волосКасается осенняя прохлада.Как льется звон вдоль четкого ствола,Как важен шум деревьев надо мною!Сквозь жар дубов березовая мглаПросвечивает нежной белизною – —Не шевелись. На темном рукавеБлистательно пылает лист широкий, —Вот-вот в закат по скошенной травеПроскачет молча всадник одинокий.Уже летит над лугом синева, —Ты хочешь знать таинственное имя?Быть может, смерть. Но краски и слова,Но эту дрожь – любовь зовет своими.

1938

* * *

Е. Гризелли

Вздыхает эхо под мостом,В траве дремотное журчанье, —Все те же звуки, все о том,Что погружается в молчанье.Но землю слушать мне даноИ числить время по-иному, —Так погребенное зерноОпять лучам возвращено,Чтоб дозревать не по-земномуПленительная вспышка дня,Последний блеск исчезновенья!Как вечность длится для меняДар мимолетного мгновенья.И ты, любовь моя, со мной, —Сквозь наслажденья и страданьяТы входишь в сердце новизнойУже предсмертного свиданья.

1949

* * *

Огни пустынного заливаПрошли и скрылись в стороне.Без ветра в бледной вышинеБежали облака пугливо.Как быстро скудная земляВ сиянье влажном потонула!Дыханьем весла шевеля,К нам бездна ластилась и льнула.Ломая встречную волну,Волна широкая дымилась,Беззвучно по морскому днуЗвезда разбитая катилась.И было весело качатьЕе текучее миганьеИ сонной бури содроганьеХолодным сердцем отмечать.

1936

* * *

Темнеет небо понемногуСветлеет первая звезда,Тень затуманила дорогуДень закатился навсегда.Но ночь еще не наступила,Природа кажет два лица, —Что надвигается, что было, —Еще не слито до конца.На всем тревога раздвоенья,Рассеянно томится дух, —Земля взамен дневного зреньяНочной приоткрывает слух.И близкой ночи шорох важный,И дальний шум дневных тревог, —Все разрешается в протяжный,Огромный и глубокий вздох.

1943

* * *

Заря уже над кровлями взошла.Пора. Пестрит узорами страница,И синева усталости ложитсяНа влажный блеск оконного стекла.Но жаль уснуть. Смущенная душаТак непривычно вдруг помолодела,Так просто рифма легкая заделаМедлительный клинок карандаша.Я не творю. С улыбкой, в полусне,Набрасываю на бумагу строки,И свежий ветер трогает мне щекиСквозь занавес, раздутый на окне.Как я люблю непрочный этот часПолусознания, полудремоты, —Как пуст мой дом. Как дружелюбно кто-тоКасается моих усталых глаз.О, это ты, последняя отрада, —В квадратном небе зреет синева,Чуть-чуть шуршит незримая листва,И никого, и никого не надо.

1931

* * *

Н.

Сколько грохота и грома,Сколько оглушенных птиц!Содрогаясь, стены домаЛовят отблески зарниц.Мчит разруху дождевуюМутный выворот воды,С шумом в темень огневуюРвутся мокрые сады.Ты, что песней огласилаСвой земной короткий путь,Ты, что песен лишь просила,Слышишь ли ты что-нибудь?Иль гроза не досягаетЗа могильные врата?Только влага набегаетНа размытые уста.

1937

* * *

Дождь, дождь и дождь. И ночь. В окноЛетит клоками пена с мола,Все скрытое – обнажено,И неустойчиво, и голо.Все в мире ищет пустоты,Стремится в мрак первоначальный,На берег плоский и печальныйВ такую ночь выходишь ты.Глядишь сквозь струи дождевыеНа черный горизонт, туда,Где, словно тени огневые,Проходят дальние суда.Высокомерный от страданья,Под бурным ветром ледянымТы ждешь прощанья иль свиданьяС забытым призраком ночным.Ты счастья просишь иль измены,Равно не веря ничему,И ловишь клочья белой пены,Летящей в северную тьму.

1939

Трубачи

На летнем взморье трубачиЗарю морскую провожали,Ее прощальные лучиНа меди заревом дрожали.В веселый ритм вовлечена,Толпа купальщиков гудела,И женщина влюбленно пелаВ широком вырезе окна.Но, не вступая в общий хор,Отражена горой соседней,Одна труба (иль эхо гор)Звучала жалобой последней.Нас тихо к берегу несло,За нами тень влеклась несмело, —Порой небрежное веслоВ сухой уключине скрипело.Крыло под ветром накреня,Над нами чайка пролетала,Как белый парус трепеталаНа пляже чья-то простыня.День уходил. Теплом и светомВступали сумерки в него,И было ясно, – в мире этомМы не любили ничего.Иль, может быть, в пустом простореЛишь сонных весел мерный стук,Быть может, только эхо в море,Горами отраженный звук.

1931

Пена

Гляди на клочья легкой пены,Но их напрасно не лови, —Мы умираем от измены,Мы умираем от любви.Оставь душе ее свободу,Но пламень сердца укроти, —Случайный ветер тронет воду —За легкой пеной не лети.Пусть блеском солнечным упьетсяИль схлынет на морское дно,Пускай о камень разобьется,Слезой свернется – все равно.Она была и перестала,И быть иною не могла, —Чужим движеньем трепетала,В чужом паденьи умерла.

1934

* * *

Чиновник на казенном стуле,Усердствуя, протер дыру, —Его начальственно ругнули,И он постиг: не ко двору.Стул очень быстро починили.Чиновник умер. В февралеЕго семейно хоронили,Прилично предали земле.И кто-то отпечатал «В Бозе»На ленте кремовой венка,И снег на одинокой розеСверкал, похрустывал слегка.И вдруг душа моя припалаК дешевым лентам и цветам, —О, Боже мой! Как страшно малоТы нам оставил здесь и там.

1944

Розы на снегу

Дымятся розы на снегу,Их вьюга заметает пылью, —Проворный попик на бегуТрет белый нос епитрахилью.Трескучий холод кости ест, —Все разошлись мороза ради, —И только – розы, снег и крест,Приваленный к чужой ограде.И двое пьяниц, – землю бьют,Тяжелым заступом ломают,Продрогнув, крепко водку пьютИ что-то грешное поют,Отроковицу поминают.И во хмелю своем, гордясьЕе невинной красотою,Уж не робея, не стыдясь,От ветра лишь отворотясь,Нечистой тешатся мечтою – —Железная земля тяжка, —Гроб гулко ахает и стонет,Под грудой мерзлого пескаНикто не смеет и не тронет.Она лежит, снегов бледней,На смертном иль на брачном ложе,И небо низкое над нейНа вечность мутную похоже.Дымится куст, дымится твердь,Земля во власти мглы летучей,Безлюдье в темноте скрипучей, —Лишь ночь и ночь. Лишь смерть и смерть.

1944

* * *

Большие звезды недвижимы,И прочен камень под ногой;Лишь поздний ветер – мимо, мимо, —Грозит рассыпаться пургой.Без снега все оледенело,Все стало твердым и звенит, —Мороз и ночь целуют смелоХолодный воск твоих ланит.Ты на постели белоснежной,На ложе девственно-льняном, —Так необычен профиль нежныйПри слабом пламени свечном.Но это ты, тебя я знаю, —Твои уста, твоя рука, —Я каждый шорох вспоминаюИ каждый жест издалека.Былая страсть еще со мною,Я жду ответного огня, —Явись, явись, пускай иною,Пускай другой, но для меня.Могиле вечность только снится,За гробом вечность не нужна,Как снежный прах она дымится,Как камень падает она.Без наслажденья и без боли,Лишь маска мерзлого лица,Лишь краткий вопль в пустынном поле,Который длится без конца.

1945

* * *

Был музыкант – и больше нет, —Бредет с поминок дьякон хмурый.Ночь дует яростно в кларнет,Не затрудняясь партитурой.Труби, труби, жестокий рог, —Быть может, кто-нибудь услышит, —Клокочет вьюга вдоль дорог,Сугробы снежные колышет.Сквозь эту бестолочь и тьму,Сквозь эту злобную тревогуСтучатся ангелы к немуВ его морозную берлогу.Трещит сосновая доска,Но не поддастся, не обманет,Работа плотничья крепка,Никто для вечности не встанет.Трубит до хрипа высота,Но ни свиданья, ни прощанья, —Так совершенна глухотаСреди нестройного звучанья.

1946

* * *

Скрипят подошвы в тишине,Кадильный дым легко синеет,И роза в пышной белизнеНа крышке гроба леденеет.Но вот – опущен в землю гробДвиженьем ловким и проворным,И первый камень бросил поп,За ним старуха в платье черном.И я, смелея от стыда,Взял мерзлой глины, как велели,И долго целился туда,Где розы хрупкие белели – —Еще вздыхали здесь и там,В сторонке говорились речи,Но холод припадал к устам,Покалывал тревожно плечи.И в повседневной суетеДуша привычно опустела, —Лишь остывающее телоРвалось к лазурной высоте.

1944

* * *

О, Боже мой, какая синева!О, Боже мой, беспомощность какая!Вспорхнуть, лететь и щебетать, едваПослушный воздух грудью рассекая – —Все утеряло связанность и вес, —Взлетают камни стаей журавлиной,Развеялись озера над долинойИ к дальним звездам уплывает лес.А я не знал до этого мгновенья,Что грубый мускул окрылен давно,Что столько трепета и дуновеньяВ привычной косности заключено – —Воздушный шар на шелковистой нитиВ голубоглазом царстве детворы, —Каких еще восторгов и открытийЖдать от веселой и простой игры?Мой первый день земной моей разлуки,Мой первый путь к лазурным высотам!Нет, ты не мне крестом сложила руки,Ты не меня оплакиваешь там.

1939

* * *

Опять со мной воспоминанья, —Так в тлеющем черновикеЖивут лишь знаки препинаньяНа перечеркнутой строке.Но от чернильницы к порогу,Дом полунощный накреня,В какую странную дорогуУводит прошлое меня!Шумят слова пчелиным роем,И, вслушиваясь в ночь и тьмуЯ безучастно руки жмуМоим шекспировским героям,Давно остывшим ко всему.Быть иль не быть? Так страшно малоВ душе осталось узелков,Что жизнь на память завязала, —Так много новых башмаковДуша за гробом истоптала.

1949

Вальс

Он ловко палочкой взмахнул,Дал знак таинственный гобою,Лукаво флейте подмигнул, —И, отшвырнув случайный стул,Я в омут бросился с тобою.Как море рокотала медь,И хриплый ангел плакал слеваХолодными слезами гневаО тех, кто не полюбит впредь.И в некой глубине подводной,Где в звездное окно, как в сон,Стремила ночь полет свободныйИ глухо ахал геликон, —Корделия, твой голос страстныйВдруг оборвался и затих, —Корделия, твой труп безгласныйРастаял на руках моих.И снова в нищенском уборе,Скупую отерев слезуЯ заклинаю ночь и море,Жестокий ветер и грозу.Обычай древний соблюдая,Со мной бредет мой шут, ворча,Дорожным посохом стуча,И борода его седаяКак плащ струится вдоль плеча.

1944

Офелия

Н. А. К.-П.

1

Ночь ломится в мое окно,Расплющила о стекла губы, —Во всех печах ревут давноМорозом схваченные трубы.В саду белесом вой и стон,Снег ходит полотном трескучим,Мой заколоченный балконЗахлестнут пологом летучим.Я к стеклам приникаю лбом,Гляжу настойчиво наружу,Я ненавидящим тепломДышу в клокочущую стужу – —Где сучья черные свистят,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В «Каменном госте» Пушкин (до него и другие) привел дон-Жуана перед его гибелью к вдове (донна-Анна).

Рассуждая отвлеченно, дон-Жуан мог бы погибнуть и в другом положении, напр. у Лауры (там ведь тоже произошла дуэль). Почему же именно вдова оказалась последним увлечением дон-Жуана? Не потому ли, что Пушкин (скажем просто поэт) чувствовал, что из всех женщин, в плане метафизическом, вдова является существом особым? Что она уже в себе самой носит отраженный свет смерти?

Т. е. раз речь идет о каком-то трагическом столкновении двух миров («двух бездн»), то вдова как бы является живой связью между этими мирами, живой носительницей того начала, которое оба эти мира проникает. Потому (для дон-Жуана) особая и «влекущая сила» с особой полнотой воплощена именно во вдове. Я уверен, что Пушкин не думал об этом, но также уверен, что образ донны-Анны-вдовы – не случаен в творчестве. Тут было что-то «подсознательное».

Я сначала написал стихи, а потом уже вспомнил о Пушкине, но, думается мне, Пушкин подтверждает правильность моей «установки».

Из письма В. Л. Корвин-Пиотровского жене.