
Полная версия
Мелодия тумана
– Отец, можно к тебе? – постучавшись, Питер открыл дверь в кабинет Герцога и заглянул внутрь. Помещение находилось на втором этаже в самом конце коридора.
Аластор Блэк стоял у рабочего стола и разбирал какие-то бумаги. На первый взгляд могло показаться, что Герцог не в настроении: его брови были сдвинуты к переносице, горбатый нос, как у ястреба, покраснел, а глаза готовились стать настоящей пушкой для убийств. Но на деле – это было его обычное выражение лица. Гнев, который накопился у него в сердце, отражался и внешне.
Оторвав взгляд от бумаг, Блэк холодно спросил:
– Чего тебе? Не видишь, я занят?
– Я не займу много времени. Это срочно, но очень быстро.
– Сегодня вечером мне снова нужно уехать. Давай, что там у тебя?
Питер зашел в просторный кабинет своего отца и закрыл за собой высокую дверь. Маркизу никогда не нравилось это помещение замка, поэтому он слегка поморщился, прежде чем подойти ближе к Герцогу. Преодолев расстояние между ними, Питер поклонился и начал говорить:
– Отец, мне уже 18 лет. Думаю, мне пора жениться.
Аластор Блэк перевел любопытный взгляд с бумаг на сына и приподнял одну бровь.
– Есть кто-то на примете?
– Да, отец.
– Кто?
– Дочь Графа Беркширского, Леди Элизабет Феррарс.
Лицо Блэка в миг изменилось. Оно не стало мягче. Наоборот – губы слегка приоткрылись в волчьем оскале, а и без того темные глаза стали напоминать густой мазут.
– Леди Элизабет Феррарс? – процедил Блэк, смотря на сына из подобья. – Я правильно расслышал? Дочь Томаса?
– Да, отец, – Питер снова поклонился, уже понимая, что сейчас начнется.
– Выметайся.
– Но, отец…
– Я сказал – выметайся! – заорал Аластор, наблюдая, как Питер пятится назад. – Что ты так на меня смотришь?! Несколько месяцев назад ты не принял предложение из резиденции Герцога Девонширского, а тут какая-то смазливая дочь Графа! Ты вообще знаешь, в каких условиях она росла? Не знал, что она с семи лет убегала из дома и шаталась по деревням? У тебя вообще есть гарантии, что она целомудренная? Ты – сын Герцога Болтон, Питер. Ты не деревенский мальчишка, который может жениться на вертихвостке. Я не позволю какой-то чернушке запачкать наш род и титул!
– Она чиста, я знаю это. А то, что она убегала из дома и общалась в деревенскими, мне все равно, отец, – Питер перестал пятиться и остановился, грозно смотря на мужчину.
– Ему все равно! – наигранно засмеялся Аластор. – Так давай, приведи сюда еще и деревенскую девушку. Женись на ней! Пусть она родит тебе сына, будущего наследника. Вот я тогда обрадуюсь!
– Как тебе когда-то? – не выдержал Питер. – Что, хочешь, чтобы я пошел по твоим стопам?
– Что ты сказал?
– Что слышал!
– Ах ты маленький мерзавец, – багровея от злости, Аластор подошел к Питеру и взял его за грудки. – Еще раз я услышу от тебя такие слова, и ты пожалеешь об этом!
– Правда глаза колет? – просипел Питер.
– Не тебе меня судить, сосунок! – выплюнув последние слова, Аластор отпустил сына. – Сейчас я напишу Герцогу Девонширскому и буду кланяться в извинениях. Через неделю, дай Бог, к нам приедет посол, и мы договоримся о твоем венчании с его дочерью. Это мое последнее слово.
– Делай что хочешь. Через неделю меня здесь не будет, – спокойно произнес Питер из вышел из кабинета Герцога.
Когда за юношей захлопнулась дверь, Аластор со всей силы ударил кулаком в стену, даже не замечая, что на коже образовалась ссадина. Мужчина не чувствовал ни боли, ни жжения.
– Ну погоди, вы у меня еще попляшите.
Самым нелепым в этой ситуации было то, что за 18 лет своей жизни Питер так и не понял, почему все так сильно боялись его отца. С детства Маркиз видел только его суровое лицо, слышал нечеловеческие крики, а еще знал о «каких-то там похождениях». Остальное оставалось для мальчика тайной, спрятанной за сотней замков. Он даже подумать не мог, что за более привилегированное место в Королевском дворце Аластор Блэк мог убить человека, не дернув бровью. На счету мужчины уже было два убийства, которые в графстве считались несчастными случаями. Несколько лет назад Герцог отравил двух Графов, которые вели невыгодную для Аластора политическую деятельность. Питер не боялся своего отца только потому, что ничего не знал о нем.
– Элизабет, нам срочно нужно бежать! – тараторил Питер, когда они с Элизабет встретились через несколько часов в лесу. – Отец в ярости! Он хочет женить меня на дочери Герцога Девонширского и даже слушать ничего не хочет о тебе! Тем более ты… ты, Элизабет…
– Что? Что я? – девушка с жалостью смотрела на Питера, не понимая, в чем перед ним провинилась, ведь кроме жалости в его голосе прослеживались нотки осуждения.
– Я не знаю как, но отец знает, что ты общалась с деревенскими. Он считает, что ты нечиста и…
– Питер, ты тоже так думаешь? – тихо спросила Элизабет. – Питер, да все это глупости!
– Да, да, я знаю, – взяв кукольное лицо Элизабет в свои ладони, прошептал Маркиз. – Я знаю, что я твоя первая любовь.
Он поцеловал девушку и крепко прижал ее к себе:
– Поэтому нам нужно бежать.
– Но Питер, через неделю в замке Беркшир у отца официальный прием. Если мы сбежим, я опозорю его. Нет, я не могу. Давай подождем. Хотя бы неделю? Бал пройдет, и мы убежим. После этого я напишу отцу, чтобы он считал меня мертвой. Если он скажет всем, что его дочь умерла – никто ничего не заподозрит.
– Ты права, – задумчиво произнес Питер и начал мерить шагами расстояние между двумя соснами. Они стояли друг от друга в двух метрах и тянулись далеко-далеко в небо. – Элизабет, мой отец сегодня вечером уезжает на три дня. И я хотел бы пригласить тебя к себе, чтобы решить, куда там бежать. У отца есть подробная карта Англии, Франции и Германии. Мы могли бы проложить себе путь уже сейчас. Элизабет, ты придешь сегодня ночью? Наш дворецкий Стивен оставит твой визит в тайне, я поговорю с ним.
– Если мне удастся сбежать, Питер, – вздохнула девушка и взяла в ладони левую руку Питера. Поцеловав ее, она прошептала: – Но я постараюсь.
Эта июльская ночь в отношениях Элизабет и Питера стала самой значимой. Разложив перед собой стопки карт, молодые люди стали решать, где они будут жить, когда сбегут из дома. Пока вся резиденция Герцога пребывала в беспробудном и холодном сне, в одной из комнат двое влюбленных рушили свои жизни, полагая, что на самом деле спасают их. Они говорили друг другу слова любви и заверяли их клятвами, которые были бы нерушимы даже после их смерти.
«Моя любовь к тебе – вечна».
Элизабет понимала, что совершает самую большую глупость в своей жизни, убегая с мужчиной до брака. Но жизнь без Питера казалась ей еще большим безумием, чем самовольное отречение от семьи и отца. Тем более девушка никогда не чувствовала себя настоящей Леди. Она лишь играла роль аристократки, чтобы не опозорить свой род. Она готова была отказаться от всего, лишь бы быть с любимым мужчиной.
– Я не опозорю родителей, для всех в Англии я умру, – думала Элизабет, обнимая Питера.
Следующим же утром в поместье вернулся Аластор Блэк. Герцог должен был приехать не раньше, чем через три дня, но его планы изменились. Аластор переступил порог поместья, когда двое возлюбленных крепко спали, видя красочные, приятные сны. Ни Элизабет, ни Питер даже и мысли не допускали о том, что Блэк вернется так скоро.
У Герцога всегда была волчья чуйка на странные вещи и события. Только пройдя в холл, он сразу уловил в воздухе что-то необычное, инородное и тут же направился к дворецкому, чтобы узнать – что произошло в его недолгое отсутствие. Ощущение, что в поместье был чужой человек, не покидало его ни на минуту.
– Ваша Светлость, уверяю, ничего необычного в ваше отсутствие не произошло, – заверил мужчину Стивен, чуть ли не падая ему в ноги.
– Мой инстинкт никогда меня не обманывал! – рявкнул Аластор. – Говори все, что было за время моего отъезда, иначе ты вылетишь от замка прямо сейчас!
– Ничего, Ваша Светлость, я же уже сказал, – взмолился дворецкий в черно-белом одеянии. – Только если приехала дочь Графа Беркширского этой ночью. Ее пригласил ваш сын, Питер. Я лично готовил для нее гостевую комнату.
– Элизабет Феррарс?!
– Так точно, Ваша Светлость.
– Какого черта тут понадобилось этой графской шавке? – взревел Аластор, напугав при этом слугу. Тот весь сжался, того и гляди готовясь слиться с белой стеной – настолько сильно побледнело его уже не молодое лицо. Дворецкий сглотнул подступивший к горлу ком страха, глядя на разъяренного Аластора глазами несчастной овечки.
Ни слова не говоря, Герцог покинул комнату слуги, оставляя его в страхе перед неизвестным – тот уже начал гадать, что будет с милейшей Элизабет, которая, как думал неотесанный простолюдин, приехала к ним в поместье только из хороших побуждений и крепкой дружбы с Питером.
Поднявшись на второй этаж поместья, Аластор не спеша подошел к закрытой двери гостевой комнаты, за которой, обняв друг друга, спали Элизабет и Питер. Ни один из них не просыпался, хотя солнечные лучи уже проникали в помещение, весело играя на их сонных лицах. Погода была на удивление причудлива – еще вчера небо заволокло тучами, на земле густым полотном простирался туман, а сегодня вовсю светило летнее, июльское солнце.
Отварив запасным ключом дверь, Герцог заглянул в комнату, где в это время на большом ложе спали молодые люди. Их вещи были разбросаны по полу рядом с какими-то партитурами. Но, к сожалению, издалека Аластор не видел, что это.
Сжав зубы в волчьем оскале, он так же тихо закрыл дверь и быстро пошел прочь. Только глухой стук его каблуков отдавался в мертвой и грозной тишине старого поместья.
Когда он зашел в свой кабинет и не обнаружил рабочей карты, Герцогу все стало понятно. Дернув колокольчик, он присел за стол в ожидании дворецкого. Тот прибежал буквально через секунду, будто уже стоял под дверью, ожидая, когда Аластор пожелает его видеть.
– Стивен, достань мой черный плащ и маску. Мне нужно навестить свою старую знакомую, – холодно процедил Аластор, глядя в упор на дворецкого. – И помни, ты ничего не знаешь. Я не приезжал. Питер не должен знать, что я его видел. Тебе ясно?
– Да, Ваша Светлость.
– Я жду тебя на заднем дворе. Поторопись.
Аластор встал с кресла и быстрым шагом покинул кабинет.
– Господи, что же он собирается делать? – прошептал Стивен, выбегая в коридор вслед за хозяином. Дворецкий прекрасно знал, что просто так Аластор не надевает черный плащ и маску.
Тем временем Томас Феррарс уже нашел для Элизабет подходящего мужа. Им оказался Граф из Хэмпшира.
Глава №15
– Вот такие дела, – вздохнул Арон.
– И это все? – удивился я. – А что было потом? Что в итоге сделал Герцог Аластор Блэк?
– Он отравил Элизу после официального приема – зашел к ней в комнату, пока там никого не было, и оставил на туалетном столике бокал с проклятым ядом. Как на зло, весь день Элиза мучилась от жажды, и когда она увидела в комнате бокал, выпила его содержимое, не задумываясь. Тем более гувернантки каждый день перед сном приносили ей вино для поднятия гемоглобина. Элиза подумала, что это от них. Да и кто подумает на Аластора! Никто не знал, что он способен убить человека. И не просто убить, а сделать так, чтобы тот умер телом, но не душой. По слухам, Герцог купил напиток у своей знакомой ведьмы. Именно она заговорила его черной магией. Но что эта была за ведьма, где она жила – до сих пор не знает никто. В то время ведьм сжигали на кострах только так, поэтому они очень надежно прятались. Граф Томас Феррарс так и не нашел женщину, которая продала Блэку проклятый яд.
– Но это же абсурд! – воскликнул я, приподнимаясь со стула и опираясь ладонями в стол. – Элиза не была виновна! Она ведь не хотела красть у Герцога его сына! И почему сразу травить?!
– ДжонгХен, успокойся, прошу, – тихо попросил Арон, глядя на меня снизу вверх. Я же смотрел на него в ответ, широко раскрыв глаза от шока и ужаса. Моя жизнь в этот момент делилась на «До» и «После». Хотя я еще не до конца осознал всю суть происходящего, негодование и обида за дочь Графа и Графини не давала мне покоя, начиная все больше и больше буравить израненную переживаниями душу. Мне захотелось кричать, срывая голос, что Элиза не была виновна! Она ведь просто любила. Это была всего лишь любовь и желание быть рядом со своим избранником.
– Арон, – просипел я и вновь сел на стул. – Арон, неужели это все правда? Но что было потом? Аластора наказали? Что стало с Питером?
– Об этом история умалчивает. Лишь сама Элиза знает ответ. Но она молчит. Автор явно не дописал книгу. Все обрывается на смерти девушки. Больше – ничего. Но есть версия, что Аластор был психически нездоров – он сам не понимал, что творит. За ответами и подтверждением всех версий нужно обращаться к Элизе.
Мне до сих пор казалось, что я выслушал лишь обычную сказку, написанную сто лет назад известным писателем. Тем более сказание, которого перевел Арон, и было переработано человеком по имени Олеандр Джоус.
«Что вообще за Олеандр такой? Дурацкое имя какого-то неизвестного автора!», – мысленно прыснул я.
Пока мы сидели в библиотеке, в моей голове гудели сразу десятки поездов дальнего следования. Я не мог поверить, что все рассказанное Ароном – чистейшая правда. История выходила за абсолютно все рамки обычной жизни, поэтому я, не привычный к мистике и магии, не мог свыкнуться с ненормальностью этого мира.
«Призраков не существует, —подумал я, глядя на стопку книг, которая лежала передо мной. – Элиза, если и умерла двести лет назад, то не могла жить в облике духа. Она не могла стоять позади меня, слушая рассказ Арона. Она не могла смотреть на меня, в ожидании моей реакции. Не могла…»
Но холод, вновь обнимающий меня за шею, говорил об обратном. Тогда я еще не понимал, почему мерзну. Ответ же на этот вопрос был очень простым – все это время Элиза Феррарс находилась в библиотеке.
– Почему ты сразу мне все не рассказал? – спросил я Арона. – Я же тебе уже говорил про музыку Элизы, тут, в библиотеке. Ты не мог рассказать мне все сразу, чтобы сейчас я не чувствовал себя круглым дураком?
– Не мог, – покачал головой юноша и отвел взгляд на книгу Олеандра Джоуса. Я хмыкнул. Со стороны казалось, что друг разговаривает с книгой, а не со мной. – Ты бы не поверил.
– То есть сейчас я, по твоему мнению, во все поверил?
– Почему-то мне кажется, что нет.
– Ты прав. Я не верю этой легенде. Какая гарантия того, что этот рассказ – правда?
– Никакой, – сухо сказал Арон и все-таки посмотрел на меня. – Только есть доказательства моей правоты – правоты всей этой истории.
– Хорошо, – я кивнул головой и вдруг вспомнил, о чем еще хотел спросить своего друга. – Это ты все рассказал Рональду? Мы с ним недавно обсуждали мои сноведения. Я ему ни слова не сказал про Элизу, а он начал расспрашивать меня про некий сон, в котором на фортепиано играла девушка. Что все это значит, Арон?
– Прости, ДжонгХен, это все из-за меня, – прошептал друг. – После того, как я нашел тебя утром в библиотеке в полубессознательном состоянии от музыки Элизы – я испугался. Ты не видел себя со стороны. Это было не очень приятное зрелище – красные глаза, лохматые волосы, болезненная улыбка на лице. У меня подкосились ноги, когда я увидел тебя в таком состоянии. Я испугался, что с тобой что-то произошло – ты понял, что увидел призрака и немного… немного… лишился рассудка. Тогда я сразу побежал к Рональду, чтобы рассказать ему о случившемся и спросить совета. У нас не было в планах рассказывать тебе об Элизе. Она сама все испортила…
Арон замолчал. Он говорил слишком быстро – задыхаясь, он пытаясь рассказать за минуту намного больше, чем мог.
– Рональд велел мне ничего тебе не говорить ни про Элизу, ни про проклятие в роду Феррарс, – продолжил Арон, немного придя в себя. – Никто из современников не знает про призрака замка Беркшир. Да даже в прошлом история об Элизе была всего лишь страшным рассказом и легендой. Именно поэтому наследники замка так тщательно подходят к выбору прислуги. Из поколения в поколение они ищут тех, кто не выдаст тайну их семьи. Исключения – я и ты. Только нас не проверяли на вшивость, не допрашивали и не пробивали через специальные инстанции. То есть, ДжонгХен, этот замок… он…
– Окутан мраком, – закончил я за Арона. Но друг тут же замотал головой.
– Нет, он не окутан мраком. Элиза не злой призрак, который всех пугает. Она добрая и прекрасная девушка. С ней очень приятно разговаривать, она знает около десяти языков мира. И ко всему этому Элиза очень красиво играет на фортепиано, а люди, которые отдали душу творчеству, ну никак не могут быть злыми, это в них не заложено. Вот и Элиза. Она чудесная, понимаешь?
– Одна проблема – она уже давно умерла, – с омерзением процедил я и посмотрел на Арона.
Тон моего голоса больно резанул Ли. Парень тут же замолчал, хотя не обиделся. В его глазах я прочитал только растерянность, не более. А что видел в моих глазах он? Обиду и злость. Я чувствовал себя дураком, которого все это время водили за нос и, подкармливая травой с мясными специями, говорили, что это – ростбиф.
– Да, она умерла, – через пару секунд молчания, вздохнул Арон, – но это не мешает ей быть личностью. Она – член семьи, хозяйка замка Беркшир.
В библиотеке вновь воцарилось молчание. Я закрыл глаза, пытаясь осмыслить происходящее. Но как бы я не старался, не мог понять, что происходит. Логика во мне кричала, что вся эта история – ложь. Я не верил Арону. Хотелось, но не верил.
– ДжонгХен, если я покажу тебе еще одно доказательство, кроме этих книг, ты мне поверишь? – спросил Арон, глядя на меня безумным взглядом.
Я медлил с ответом. И в этот момент вспомнил про ущелье и перекинутое через него бревно. А я ведь уже почти дошел до другого берега. Только вот теперь в испуге остановился. Пока Арон тянул ко мне руки, я готов был дать деру назад. Меня окольцовывал страх. Обнимая меня за талию, он шептал, что я упаду и умру.
– Хорошо, – подумав, ответил я. – Давай.
– Тогда пошли в комнату с фортепиано, – с неуверенностью в голосе сказал Арон и встал со стула.
Я все-таки пошел по бревну дальше. Арон побеждал.
Глава №16
Когда мы вышли из библиотеки, мое лицо обдало холодом. Присмотревшись, я заметил, что картины в коридоре покрылись тонким слоем инея. А когда прикоснулся к одной из них, с ужасом отдернул руку, ощущая на кончиках пальцев капельки влаги.
– А-арон, что это?
Вопрос остался без ответа. Не замечая мою медлительность, Арон уверенно шел по коридору к двери с серебряной ручкой. Еле волоча ноги, я следовал за ним, стуча зубами от холода.
– Такое ощущение, что мы в морозильной камере, – проскулил я и обнял себя руками. Арон снова меня проигнорировал.
А еще, пока мы шли по коридору, я понял, что это первый раз, когда я не горю желанием видеть обветшалую комнату и старый музыкальный инструмент. Я готов был развернуться, спуститься на второй этаж, зайти в свою комнату и лечь в постель. Я хотел уснуть, чтобы, проснувшись, продолжить обычную жизнь без мистики и призраков.
Тогда я не хотел признаваться, но я жутко боялся, что рассказ Арона – правда.
– Ты готов? – спросил Арон, когда мы уже стояли в комнате около не примечательной стены. Единственной ее странностью было серое полотно – кажется, оно что-то прикрывало.
«Доказательства», – подумал я, сглотнув слюну.
Меня поймали в сети как речную рыбу. И ведь с одной стороны я хотел вырваться из сетей, нырнув обратно в привычную жизнь, но с другой – не мог этого сделать по одной простой причине: любопытство связало меня по рукам и ногам. Я барахтался в сетях безуспешно и безрезультатно, только делая вид, что хочу сбежать.
– Готов, – намного тише, чем рассчитывал, произнес я. – Показывай.
Арон утвердительно кивнул головой, словно несколько секунд задал вопрос не только мне, но и себе самому. Мы были готовы вместе.
Сжав в кулаке край серого полотна, Арон сдернул его с тонких петель.
То, что я увидел на стене, подкосило мои колени. Я приоткрыл рот и вдохнул буквально до самого пика, наполняя легкие холодным, почти ледяным воздухом. С картины в человеческий рост на меня смотрела нарисованная серьезная Элиза. Она стояла рядом со своей семьей – отцом, матерью и маленьким братом. Ее одежда напоминала ту, что я видел на ней прошлой ночью, когда мы познакомились. Только на портрете платье было синее. Этот цвет невероятно шел девушке. Он подчеркивал ее выразительные голубые глаза…
Медленно качая головой, я попятился назад. Ноги подкашивались, но я все равно двигался. Казалось, если замру на месте, так и остаюсь в таком положении на всю жизнь – меня парализует. Холод пробрался мне под кожу, замораживая внутри абсолютно все.
– Нет, – прошептал я, все дальше и дальше отходя от стены. – Нет…
Мне захотелось смеяться. Истерически. До безумия. До умопомешательства. Смеяться…
Арон же в этом время опустил голову вниз, рассматривая старый пол.
– Это ведь шутка, – не унимался я. – Арон, скажи, что это шутка! Это портрет семьи Элизы на заказ? Это просто такой стиль? Ну, знаешь ведь, наверное, сейчас многие семьи горят желанием оказаться в прошлых веках. Они просят талантливых художников нарисовать потрет их семьи на заказ… только… только в одежде восемнадцатых и девятнадцатых веков… Ну же, Арон! Это ведь тоже портрет на заказ?
– Год, тут должен быть написан год! – как безумный, я подбежал к картине, выискивая на ней дату создания – Вот год! Подожди… Тысяча семьсот девяносто четвертый… Двадцать пятое января…
Я уже не помню, что говорил еще. Мой монолог разрушал витавшую в помещении тишину, но не приносил душевного успокоения. Бессвязный поток слов пугал и настораживал. Уж лучше бы я молчал.
Я говорил с самим собой, смеялся, ходил по комнате. Что я только не делал! Я отбегал от картины, то вновь к ней возвращался и снова что-то бессвязно бормотал. Я не знаю, как все это вытерпел Арон. Он явно пожалел, что рассказал мне историю Элизы. Пока я безумствовал, его лицо выражало жалость. Да что там, даже я сам проникся жалостью к себе самому. В те минуты я почувствовал себя самым беспомощным и ничтожным человеком на всей Земле.
«Безумие! Я влюбился в девушку, которая жила два века назад», – в истерике думал я.
После долгого разговора с Ароном, я пулей вылетел из замка. Ли пытался меня остановить, но я не поддался. Казалось, останься я в помещении еще на пару секунд, и каменные стены задушат меня, высасывая из тела всю энергию. Безумие не прекращалось, оно срослось с моим нутром.
– Я не могу, Арон! Я не могу здесь находиться!
Мне до спазмов в горле хотелось вернуться домой, в Сеул. Ведь в моем родном городе не было ни призраков, ни проклятий, ни удушающей музыки, которую играла мертвая девушка. Только в Корее я мог снова почувствовать себя нормальным человеком. А здесь, в Англии… мне вдруг показалось, что я начинаю терять рассудок.
Не понимая, куда мне бежать и что делать, я свернул на тропинку, которая вела к реке. Мне захотелось посидеть у воды и подумать – купаться я не планировал из-за прохладного ветра.
Я дошел до реки примерно за десять минут. Присев на траву, я стал наблюдать за ее быстрым течением, которое усиливалось с каждым дуновением ветра. Вот ведь странная погода в Англии. Когда я вышел из замка, погода не казалась такой скверной – всего лишь дул прохладный ветерок. Но у реки начался какой-то ураган. Пока вокруг меня гудели деревья, я сидел на траве и умиротворенно глядел на воду. Она успокаивала и завораживала меня. Несмотря на ненастье, я готов был раздеться и прыгнуть в реку. В тот момент мой организм просил меня окунуться.
Сколько я просидел возле воды, неизвестно. На часы я не смотрел. Кажется, прошло не меньше двадцати минут. И тут я вдруг встал и начал раздеваться. Желание оказаться в воде стало сильнее здравого смысла.
– Вода смоет все плохое, – самому себе в оправдание сказал я и снял синие кроссовки.
Я считал, что река вместе с течением унесет все мои терзания и глупую влюбленность, ведь, когда я чувствовал, как сильно бьется мое сердце, меня снова начинало тошнить. Мне с большим трудом удавалось принять факт, что я влюбился в призрака. Самое смешное, по всем законам жанра, шок должен был вправить мне мозги, но как оказалось – лишь его одного недостаточно. Даже узнав о девушке всю правду, я все равно относился к ней по-особенному.
Я запутался. Запутался в собственных сетях.
Я не спеша снял с себя черную футболку, джинсы, носки и ступил босыми ногами на холодный речной песок, уже представляя, что меня ожидает, когда я полностью окажусь в воде. Не колеблясь, я сделал пару шагов. Река поприветствовала меня, уколов стопы холодом.
Собственный опыт подсказывал мне, что если окунуться быстро, холод можно перенести намного легче, чем если стоять десять минут, растирая разгоряченное тело ледяной водой и надеясь на какое бы то ни было привыкание. Поэтому я стал погружаться в воду как можно быстрее, шаг за шагом оказываясь в ее полном владении. Я уходил на глубину, сжимая зубы до скрипа – меня окольцовывал холод, но я делал вид, что не замечаю этого. Я всячески пытался отогнать от себя мысли о суше. Не понимая – почему меня так тянет в воду, я становился с ней одним целым. Я начал привыкать ко льду. Моя мнимая аллергия. Она исчезала.