Мы – есть! Честь

Иар Эльтеррус

Мы – есть! Честь

Иар Эльтеррус

* * *

Памяти Виктора Васильевича Сметанки и всех остальных мечтателей, сгинувших в этом безжалостном мире боли и зла, посвящается.

Мне бы крылья, чтоб в небо

С зарей на восток,

Чтоб с грозою я силой помериться мог,

Чтобы ветер шальной,

Что средь звезд побывал,

О заветной мечте

Мне забыть не давал.

Ввысь лететь над Землей

И от счастья орать,

Ветер мне о мечте не дает забывать.

И отринув судьбу, и невзгоды забыв,

Я умчусь, как шальной,

Повторяя призыв:

Ветер, ветер в моих руках,

Крылья расправлю я в облаках.

Тот, кто с мечтою в душе рожден,

Изменит природы унылый закон.

Пыль земли и дорог

Мне совсем ни к чему.

Лучше звездную пыль я в ладонь соберу.

Видел только во сне,

Но подумать не мог,

Что Создатель такой вот

Сюрприз приберег.

Два огромных крыла у меня за спиной,

И со мною теперь этот ветер шальной.

Оторвавшись навек

От унылой земли,

Я уйду сквозь зарю

И исчезну вдали.

Ветер, ветер в моих руках,

Крылья расправлю я в облаках.

Тот, кто с мечтою в душе рожден,

Изменит природы унылый закон.

Татьяна Толстова, «Крылья Ветра»

«Отзвуки серебряного ветра» – это моя попытка найти выход из тупика, в котором оказался наш мир. Тупика подлости, жестокости и корысти.

Искушенному читателю мир ордена Аарн может показаться несколько схематичным. Вполне возможно. Но мне важно было донести основную идею, а второстепенные детали и научная достоверность не имеют для меня особого значения.

Меры веса, длины и времени в романе даны в привычных для русскоязычного читателя единицах.

Новые термины объяснены либо в самом тексте, либо в сносках. Новые идиоматические обороты приближены к русским и, надеюсь, не вызовут у читателя затруднений.

Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, роман с начала и до конца является плодом авторской фантазии.

Автор выражает свою искреннюю благодарность редакторам Любови Зиновьевне Лейбзон и Евгению Геннадьевичу Коненкину, без помощи которых эта книга так и не обрела бы законченный вид. Слишком много лет она писалась. Также автор благодарит участников форума http://forum.elterrus.net за помощь и подсказки, за бесконечный, длившийся годами поиск логических несоответствий, за сотни высказанных идей, военных концепций и типов оружия, за рисунки, стихи, песни и составление энциклопедии обитаемой галактики http://wiki.elterrus.net/Энциклопедия_мира_ОСВ, составить которую самому автору просто не хватило бы терпения.

Интерлюдия

Как странно и непривычно. Я смотрел на тихо сопящую в подушку девушку и улыбался, сам не зная чему. Хорошая ты моя… До невозможности непривычно видеть кого-то рядом. За последнюю тысячу лет я слишком привык к одиночеству и не верил, что может быть по-иному. Если бы не эта девочка, не ее настойчивость, не ее любовь, не ее вера, я так и остался бы один, так и продолжил бы прятаться в свою раковину и делать вид, что счастлив и ничего мне не нужно. Сейчас я, наверное, действительно могу назвать себя счастливым. Хоть в малости.

Только вот пророчество… Увы, оно висело над головой, и впереди нас ждало что-то страшное. Что? Хотел бы я знать. Но не знаю. И мне страшно…

Кто-то станет смеяться – как же, величайший маг последних двадцати тысячелетий чего-то боится. Но я же не бог, а всего лишь человек. Пусть знающий и умеющий немного больше других, пусть бессмертный, но все равно человек. И я боюсь. Однако складывать лапки и покорно идти ко дну не намерен. Не ждите. Я еще побарахтаюсь. И пусть не ждет пощады тот, кто встанет на моем пути или причинит зло моим детям. Прощать я давным давно разучился.

Не желая тревожить любимую, я осторожно тронул ближайшую линию вероятности, перенеся себя к иллюминатору. Спать не хотелось. Впрочем, желание здесь ни при чем, не мог просто. Сердце сжималось, казалось, что-то черное и страшное нависло надо мной, не давая дышать, не давая верить хоть во что-то хорошее. Неужели мои дети должны платить за мои старые грехи, Создатель?

Закусив губу, я уставился в темноту космоса. Перед глазами снова вставал приснившийся вчера кошмар. Пылающие города. Сгорающие заживо дети. Гибель всего, что мне дорого. Маленький мальчик, закрывающий собой совсем уж крохотную девочку. И стреляющий в них солдат. Нет, я не допущу этого! Слышишь, Создатель?! Не допущу!

Руки дрожали, зубы скрипели. В этот момент я, наверное, снова походил на человека, которого когда-то давно называли Темным Мастером. Пусть. Но я все равно не допущу воплощения кошмара. Или хотя бы сведу его последствия до минимума. Что я должен для этого сделать? Пока не знаю. Но узнаю, и никто после этого меня не остановит. Никто. И ничто. Т'Сад прав, даже в случае падения можно многое спасти. И я спасу.

Я усмехнулся собственным наивным мыслям. Если Создатель пожелает, то все мои усилия окажутся тщетными. К сожалению. Но ничего не делать тоже нельзя, под лежачий камень вода не течет.

Слишком много воли я вам дал, господа пашу. Решил, что вы способны хоть что-то понять. Способны стать хоть немного добрее. Способны пожалеть хоть кого-то. Увы, я ошибся, ваша жажда власти и богатства лишает вас остатков разума и совести. А раз так, придется контролировать вас куда жестче. Но не так, как я делал это до сих пор.

Незачем ошеломлять вас могуществом и вызывать вашу ненависть. Лучше делать все исподволь, тайно, вы и подозревать не должны, что находитесь под чьим-то контролем. Мой неизвестный враг именно так и поступил, и теперь вы пляшете под его дудку. Правильно, совершенно правильно. Он на данном этапе оказался умнее меня, и теперь моя задача – вырвать контроль из его рук и передать моим детям. Нам, по крайней мере, от вас ничего не нужно. Кроме одного. Мы хотим, чтобы вы не творили зла ради выгоды. Не насиловали и не убивали. Всего лишь. Это ведь так немного…

Впереди показался шарик далекого мира. Вот мы и дома. Короткая мысленная команда, и планета скачком приблизилась, развернувшись во весь стенной экран. Облачные столбы горели под лучами солнца розовым светом. Между ними плыли в воздухе золотисто-синие города. Их прекрасные башни заставили меня забыть обо всем и радостно рассмеяться.

Это вашими руками, дети мои, создано! Вашими. И что бы ни говорили ненавидящие нас, как бы ни поносили, нам безразличны их слова.

Мы – здесь!

Мы – живем!

Мы – создаем новое!

Мы – верим!

Мы – любим!

Мы – есть!

Из ненаписанного дневника Илара ран Дара

Глава 1

– А что это вы, Володя, так скисли? – незлобивая ирония штабс-капитана Шаронского заставила юношу поежиться и виновато посмотреть на говорившего. – Возьмите себя в руки и не сдавайтесь, друг мой! Пока мы еще живы, а значит, не все потеряно. Вы офицер, а не институтка, черт возьми!

Семнадцатилетнему корнету очень хотелось заплакать в ответ, но он сдержался и с трудом заставил себя улыбнуться. Штабс-капитан одобрительно хлопнул его по плечу, после чего сам постарался сесть поудобнее, что оказалось не так-то просто, учитывая их положение. Да и место было донельзя гнусным. Оглянувшись, он незаметно вздохнул. Темная и сырая подвальная камера, в которой держали пленных офицеров, была промозгло-холодной, а хотя бы относительно теплой одежды ни у кого не нашлось. Впрочем, даже если кто и простудится, это уже не имеет значения. Все равно завтра на рассвете их расстреляют. Отправят в штаб к Духонину, как говорится…

Очень не хотелось умирать, но от его желания мало что зависело. Штабс-капитан привалился спиной к сырой холодной каменной стене и позволил почти незаметной усмешке скользнуть по губам: смерти он давно не боялся – после всего, что довелось пережить за последние годы. Страшные годы. Казалось, люди поголовно сошли с ума, сам Бог отвернулся от них. Что ж, наверное, так оно и было, трудно как-то иначе объяснить происходящее. Какой-то кровавый кошмар, право.

– О чем задумались, Николай Александрович? – вопрос подполковника Куневича прозвучал над самым ухом, и штабс-капитан повернулся к немолодому уже человеку.

– Да вот, Виктор Петрович, философствую напоследок, – с иронией сказал он. – Пытаюсь хоть себе самому объяснить что-нибудь в том, что с нами всеми случилось. И знаете, ничего не получается. Не понимаю. Ничего не понимаю.

– Если вы думаете, что кто-то другой понимает, то ошибаетесь…

Подполковник присел рядом и опустил голову. Николай знал его уже два года, и до сих пор пытался понять, что забыл ученый-астроном в армии. Впрочем, война не обычная. Гражданская, чтоб ей… Тут в стороне остаться не получится, видал он тех, кто пытался. Стреляли их и белые, и красные. Мысли снова вернулись к подполковнику Куневичу. А ведь хороший офицер из книжного червя получился, черт возьми, опытный, толковый, его уважали в полку все. Никогда и никому не отказывал в помощи, солдат держал в строгости, воевал грамотно и пуле не кланялся.

Они познакомились во время кошмарного Ледового похода, подружились, и с тех пор капризная фронтовая судьба не разлучала друзей. Даже в Сибирь, к Колчаку, попали каким-то чудом вместе. Воевали, как могли, ранения давно никто не считал, не до того было. Когда стало ясно, что война проиграна, у друзей появились, конечно, мысли об эмиграции, да куда там – те, кто находились ближе к монгольской границе, еще могли каким-то чудом прорваться, но добраться до границы из-под самого Иркутска? Нереально.

Однако сдаваться живыми никто не собирался, и вместе с группой корниловцев, которым нечего было ждать пощады от большевиков, друзья ушли в леса и пробирались сами не зная куда. Только старательно избегали деревень, где чаще всего уже квартировали красные. Надежда все-таки умирает последней, и офицеры упорно шли к границе. Но не повезло – напоролись на большой отряд балтийских матросов, непонятно что и делающих посреди тайги. А эти воевать умели хорошо, особенно со смертельно уставшими, замерзшими людьми, у которых почти не осталось патронов.

Кого постреляли на месте, а вот их с Виктором и трех оставшихся в живых корниловцев зачем-то привезли в Иркутск. Большевикам вздумалось устроить публичный революционный трибунал над «палачами трудового народа». Вспомнив эту пародию на цивилизованный суд, Николай гадливо скривился. Естественно, приговор был ясен заранее. Расстрел. Причем, с какой-то стати – публичный. Чего хотели этим добиться красные, штабс-капитан так и не понял, жаргон «победившего пролетариата» был переполнен трескучей демагогией. В конце концов, он и пытаться перестал.

Почему-то их не расстреляли сразу после суда, ожидали прибытия какого-то высокопоставленного комиссара. Зачем? Ведь тысячи и тысячи пленных поставили к стенке без каких-либо церемоний. Но пожить лишние пару дней… Надежда на чудо не оставляла никого, человек не может примириться с собственной смертью и надеется до последнего. Даже когда всходит на эшафот, надеется. Сначала они сидели впятером с теми же тремя оставшимися в живых корниловцами – штабс-капитаном Никитой Ненашевым и двумя поручиками, Александром Оринским и Олегом Малером.

Через несколько дней в подвал бросили семнадцатилетнего мальчишку-корнета. Кто только брал таких мальчишек в армию? Впрочем, после того, как Володя рассказал свою историю, все стало ясно. Большевики по чьему-то доносу расстреляли его семью, и Владимир поклялся отомстить убийцам со всем пылом юного сердца. Вот только повоевать так и не успел – армию Колчака разгромили. Зато попался большевикам, и теперь вместе с остальными ждал расстрела. Странно, но офицеры начали опекать юношу, как не опекали бы, наверное, и собственных детей, если бы таковые у них имелись. Каждый старался поддержать Володю, рассказать ему что-нибудь смешное. А тому было очень страшно, но корнет держал себя в руках и даже пытался шутить.

– Что ж, – донесся до Николая голос Виктора Петровича. – По крайней мере, мы сделали все, что могли…

– Наверное, вы правы, господин подполковник, – отозвался из своего угла штабс-капитан Ненашев. – Вот только результата наши усилия не принесли. Хотелось бы все же понять, почему все это случилось…

– Да первопричина-то как раз понятна, – вздохнул Виктор Петрович. – Жажда справедливости. А им ее пообещали.

– Причем здесь справедливость? – с недоумением спросил кто-то из поручиков, в полутьме Николай не понял, кто именно.

– А вы подумайте, поручик. Представьте себе, что вы умны и талантливы, но бедны и не имеете никакой возможности учиться. А потому обречены всю жизнь тяжело и беспросветно работать, когда кто-то рядом жирует. Причем, чаще всего, жирующие глупее и подлее вас. Сколько я таких умных и талантливых ребят встречал… И почти все они стали красными…

– Вот именно, эти ваши «умные и талантливые» взяли винтовки и пошли грабить тех, кто богаче, – с иронией процедил сквозь зубы Ненашев. – Нет, чтобы самим добиваться, отобрать-то всяко проще. Я вот только одного не пойму, господин подполковник.

– Чего?

– Раз вы так думаете о краснопузых, то почему воевали против них, а не наоборот?

– Почему? – иронично приподнял брови Виктор Петрович. – Да потому, что за красными стоит кто-то очень страшный. Жаждущими социальной справедливости дурачками воспользовались, чтобы прийти к власти. И, как я уже говорил, кто-то очень страшный.

– Уж не сатану ли вы имеете в виду? – с еще большей иронией поинтересовался штабс-капитан.

– Да нет… – криво усмехнулся подполковник. – Людей. Вот только эти люди пострашнее сатаны будут, по моему мнению. Нас с красными просто стравили, как стравливают две своры псов. И я даю гарантию, что, разобравшись с нами, пришедшие к власти потихоньку перережут и самих красных. Вспомните Робеспьера и иже с ним. Революция – это свинья, которая пожирает своих детей.

– Вот уж я посмеюсь, коли вы правы, – зло хохотнул Ненашев. – Да жаль, не доживу.

Ругань красноармейцев за дверью привлекла внимание офицеров, и они замолчали. Что-то новенькое? Странно, все уже, казалось, было решено, приговоренные даже исповедались друг другу за неимением священника. Неужели решили не ждать утра, и их расстреляют прямо сейчас? Эта мысль пришла в голову каждому. Володя судорожно вдохнул, но губы юноши попытались сложиться в подобие улыбки. Один за другим офицеры поднимались на ноги и молча стояли, ожидая своей судьбы. Дверь отворилась, и внутрь швырнули человека. Он кубарем покатился по полу и глухо застонал. Николай подбежал к новому товарищу по несчастью и помог подняться. Тот с трудом встал на ноги и витиевато выругался. Затем поднял глаза на штабс-капитана.

– Благодарю вас, сударь, – сказал он и склонил голову.

Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно-высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. При этом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по красному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае… Не удивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Да и выправка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям.

– Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! – разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с почти незаметным акцентом. – Хоть перед смертью спеть. Последнее желание.

Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в английской шинели, матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища.

– Та виддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелють, знову соби визьмешь, – сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. – Хай поспивае хлопець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна послухаемо.

– А коли сломает? – возмутился тот. – Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось!

– Да не беспокойтесь вы, – рассмеялся новичок. – Не стану я ломать этот инструмент, он у меня с детства, и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит.

– А! – махнул рукой красноармеец. – Черт с тобой, бери! Только смотри, коли сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь. И спой чо-нить красивое. Про любовь. Хоть ту жалостливую, чо утром на площади пел.

Он нахмурился, изобразив большое мыслительное усилие, немного постоял, а потом достал из-за спины потертый кожаный футляр и швырнул его новичку. Тот ловко поймал брошенное и иронично поклонился, разведя руки в стороны. Красноармеец снова выматерился и вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Хохол ушел еще раньше. Слышно было, как заскрежетал запираемый замок. Новичок повернулся к молча стоявшим офицерам и поклонился уже вежливо.

– Позвольте представиться, господа, – сказал он все тем же великолепно звучащим баритоном. – Дварх-лейтенант Лар даль Далливан, легион «Ищущие Мглу», орден Аарн.

– Дварх-лейтенант? – с недоумением переспросил штабс-капитан Ненашев. – Это, простите меня, что за звание такое?

– Нечто среднее между вашим поручиком и штабс-капитаном, точнее не могу сформулировать. Я очень издалека, господа. И у нас все иначе.

Дварх-лейтенант снова развел руками и открыто, широко улыбнулся.

– Так вы иностранец? – спросил Виктор.

– Именно так.

– Тогда почему не сказали об этом красным? Больше шансов в живых остаться…

– Жизнь – ничто, – усмехнулся дварх-лейтенант. – Честь – все. Не стал я унижаться и лгать, господа. Попался так попался.

– Попались? – подозрительно прищурился Ненашев, служивший раньше в контрразведке. – Так вы что, господин хороший, шпион будете? Чей, интересно? В какой это армии существуют звания, подобные вашему? Я что-то таких не припомню…

– Да, я был в разведке и попался, – не стал скрывать странный офицер. – По-вашему, наверное, шпион. Нас заинтересовало, что у вас здесь такое происходит. Но я сглупил, не подумал, что бродячий музыкант – неподходящее прикрытие. Попел песенки на улице, там и взяли. Сходу. Какие-то малопонятные господа комиссары в кожаных куртках обвинили меня в том, что я «палач трудового народа» и «каратель», дали несколько раз в зубы и приказали отвести сюда. Еще сказали, что утром расстреляют. Хотел бы я только понять – за что? Что я им такого сделал? Ну, ладно, пел странные песни на площади. Так ведь больше ничего! Да и наши в этой стране еще не бывали.

– По-русски говорите совершенно свободно, – скептически прищурился Ненашев, остальные офицеры переглянулись. – А в стране впервые. Ну-ну…

– Вы можете не верить, – пожал плечами дварх-лейтенант. – Это ваше право. Только не забывайте, что завтра утром нас всех вместе поставят к стенке, и ваша вера больше не будет иметь никакого значения.

– Вы полностью правы, господин дварх-лейтенант! – рассмеялся штабс-капитан. – Я забыл, что уже не в контрразведке служу, а в подвале у красных расстрела жду. Но согласитесь, ваша история весьма странно выглядит.

– Согласен, – кивнул тот. – Странно. Но я не лгу. Я действительно очень издалека, да и оказались мы в вашей области пространства совершенно случайно. Если среди вас есть астрономы, я мог бы объяснить подробнее.

– Я астроном, – подал голос Виктор Петрович. – Подполковник Куневич. Хотя какое отношение имеет моя бывшая профессия к вашим объяснениям?

– Рад познакомиться, господин подполковник. А ваша профессия… Присядем, господа.

Дварх-лейтенант царственным жестом указал на пол, словно приглашал присутствующих рассесться в мягких и удобных креслах, а не на холодном и грязном каменном полу. Офицеры переглянулись, этот странный человек почему-то вызывал доверие, несмотря на его дикий рассказ. То, что перед ними тоже офицер, доказательств не требовало – выправка, культура движений и множество неуловимых мелочей говорили опытному глазу немало.

Махнув рукой, Николай сел напротив дварх-лейтенанта и снова внимательно посмотрел на него. Да, вот что его настораживало! Чуждость. Неподдающаяся объяснению чуждость этого человека, его отстраненность и полное безразличие к тому, что утром его расстреляют. Он вел себя совершенно непринужденно, словно находился в аристократической гостиной, а не в темной сырой камере. Интересно, что он еще расскажет? Да что бы ни рассказал, хоть какое-то развлечение напоследок. Между собой пленные офицеры почти и не говорили, успели хорошо изучить друг друга и знали, чего ждать от остальных.

– Кстати, господа, вы все, кроме господина подполковника, еще не представились, – с почти неприметной ироничной улыбкой сказал дварх-лейтенант, подождав, пока остальные сядут.

– Простите, – смутился Николай, – штабс-капитан Шаронский, Николай Александрович.

Затем он по очереди представил остальных товарищей по несчастью. Дварх-лейтенант открыто улыбался каждому, и каждому же почему-то казалось, что его душу взвешивают на каких-то эфирных весах. Оценивают его самого и всю его жизнь по каким-то своим, совершенно нечеловеческим меркам. Странное ощущение… Странное и тревожное. Почему-то забывалось, что завтра их не станет. Почему-то казалось, что впереди ждет что-то невероятное, невозможное. Что впереди ждет чудо. А непонятный иностранец рассматривал русских офицеров с доброй, детской какой-то улыбкой. Николай был уверен в том, что этот самый дварх-лейтенант только что сделал для себя какие-то только ему известные выводы о каждом из присутствующих. И этим изменил их судьбы. Чушь, как будто, но Николаю так казалось, да что там, он был почти уверен, что прав. Иностранец посмотрел на него пристальнее, и в его взгляде офицер увидел искреннее удивление.

«Да что он, телепат, что ли?» – мелькнула растерянная мысль, а тот медленно опустил веки, словно соглашаясь с выводами штабс-капитана. Николай даже встряхнулся, чтобы избавиться от наваждения, да только не помогло.

– Итак, господа, – прервал молчание дварх-лейтенант. – Я расскажу все, что возможно. Вы можете мне не верить, но я не лгу. То же самое я рассказал господам комиссарам, они не поверили, и вот я в этом подвале. Впрочем, кое-чего я им не показал. Уж больно они жестоки…

Он устроился поудобнее и щелкнул пальцами. Стена напротив вдруг засветилась, и ошеломленные офицеры увидели на ней звездное небо.

– Что это? – с трудом выдавил из себя поручик Малер.

– Запись событий, изображения и звука. Вас, кажется, Олегом Владимировичем зовут, господин поручик?

Тот судорожно кивнул.

– Итак, продолжу. Кое-кто из вас, наверное, слышал о теории множественности миров?

– Естественно, – усмехнулся Виктор Петрович. – Я, конечно же, слышал, астроном все-таки. Не хотите ли вы сказать, что вы не с нашей планеты?..

– Именно это я и хочу сказать, – улыбнулся дварх-лейтенант. – Наш крейсер совершал самое обычное патрулирование окраин обитаемой галактики…

– Обитаемая галактика… – задумчиво протянул подполковник. – Звучит, как песня. Однако поверить в это очень трудно.

Остальные офицеры потрясенно молчали, только с тревогой поглядывали на мерцающие в углу камеры звезды. Дварх-лейтенант пожал плечами и продолжил:

– Так вот, мы совершали самый обычный патрульный полет. Точнее, почти обычный – несколько гиперфизиков, среди которых оба Бенсона были, решили провести эксперимент по исследованию свернутых областей пространства-времени и выбрали для установки своего оборудования наш крейсер. Не было ли среди знакомых вам ученых, господин подполковник, кого-нибудь, выдвигавшего идеи о существовании замкнутых локальных пространственно-временных областей?

– Не помню что-то… – Виктор Петрович задумчиво потер подбородок. – Хотя однажды профессор Варинский что-то такое говорил… Вот только убей меня бог, ежели я вспомню, что именно.

– Ничего страшного, – почти неслышно рассмеялся дварх-лейтенант. – Я и сам понимаю гипер – и астрофизику на уровне младенца. Не мое это дело – наука, мое – это музыка.

– Но вы же офицер! – возразил Ненашев.

– Временно, господа, только временно. Начало уже надоедать носиться по всей галактике, хочется где-то осесть, выстроить дом, вырастить сына. Может, еще года два-три послужу, а там – в отставку. Пора заняться музыкой всерьез.

– Послужите? – иронично приподнял бровь штабс-капитан. – Значит, ваши, кем бы они там ни были, вас вытащат отсюда?