Полная версия
Чита – Харбин
Указом от 10 декабря 1719 года Петра I ввел горную регалию и объявил, так называемую «горную свободу», гласящую «Соизволяется всем и каждому, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы, минералы, земли и каменья; если владелец не имеет сам охоты строить завод, то принужден будет терпеть, что другие в его землях руду и минералы искать, копать и переделывать будут, дабы благословение Божие под землею втуне не осталось. От рудокопных же заводов и прилежного устроения оных земля обогатеет и процветет и пустые и бесплодные места многолюдством населятся».
С этого времени в России начались активные поиски и разработка собственных серебряных месторождений. Попытки разведать залежи серебра на Урале и северо-востоке России не принесли желаемого результата. По слухам, месторождения серебра имелись в «даурской земле», на реке Шилке. Эти слухи подстегивали сибирских воевод для дальнейшего поиска пути за Байкал к желанному серебру. Без устали снаряжали они новые и новые казачьи отряды, желая выслужиться перед царем.
Во время проведения экспедиций казаки, верные своей тактике, закладывали на стратегически важных местах, таких как устья рек, опорные пункты-остроги, продвигаясь года от года все ближе к заветному серебру, истинной цели их походов. При этом казацкие отряды действовали одновременно из двух направлений, из Енисейского и Братского острогов они продвигались на восток, из Якутского острога, следуя берегом Витима, на юг.
Цель предпринимаемых экспедиций недвусмысленно изложена в наказе якутского воеводы «чтобы, укрепясь в их стране, быть ближе к забайкальскому серебру». Под «их страной» подразумевались земли верхоленских и приангарских бурят.
Главными опорными пунктами для достижения поставленной цели служили Братский острог (основан в 1631 г.) со стороны Енисейска и Верхоленский острог (1640 г.) со стороны Якутска, положившие конец независимому существованию бурят[51].
После основания Верхнеленского острога в устье р. Куленги, живущие там приангарские и верхнеленские буряты «были очень стеснены и проявили большое напряжение для уничтожения оного».
Доведенные до отчаяния жестокостями и притеснениями местного управителя Ивана Похабова, приангарские и верхнеленские буряты, убив казаков, разосланных Похабовым для сбора ясака, ушли к монголам.
Воевода Яков Тургенев, сменивший Похабова[52], послал людей для сбора ясака вверх по Иркуту, Китой и Белой, но они никого из «ясашных людей» не нашли.
Такие случаи насилия над бурятами, когда их обирали до нитки, и их ожесточенной ответной реакцией, с нападениями и сожжением острогов, были далеко не единичны. К 1660 году «подъясачная» территория севернее Байкала практически обезлюдела. Многие из бурятов, поняв невозможность устоять против русских, число которых возрастало год от года, перестали принимать участие в набегах на остроги и стали подумывать о том, как им избавиться от русских другим путем, переселением за Байкал, к монголам. Особенно сильно это движение началось с 1655 года[53].
В 1660 году монголы забрали остальных бурятов, еще остававшихся в приангарских районах[54].
Показательны слова, какими российский исследователь Иоганн Эбергард Фишер[55] охарактеризовал деятельность Ивана Похабова и ему подобных, во время завоевание Сибири: «Когда бы имъ согласiе, разсудокъ и умеренность таковы жъ были знаемы, как ограбленiя, разоренiе и смертоубiйство, то могли бы они ожидать долговременного продолженiя своего правительства»[56]
Конечно, можно сказать – каково время, таковы и нравы, таковы и его герои. Но не стоит судить мерками нашего, далеко не идеального времени.
Двадцать пять лет боролись буряты и тунгусы за свою независимость. Напрасно. Бурятским и тунгусским князьям стало ясно, что, противостояние русским не принесет им желаемого результата – избавление от незваных пришельцев из-за Большого камня. Они ни покорились, а выбрали для себя более выгодный вариант, сулящий им, их родам, возможность остаться на земле их предков, обретя в лице русских сильного покровителя, способного защитить от порабощения монгольскими ханами, данниками которых являлись буряты и тунгусы многие сотни лет.
Монголы же, извлекли для себя урок – никогда не затевай драки с русскими. Себе дороже обойдется. Или как написано об этом в «Истории Сибири»:
«Продолжительные и ожесточенные враждебные действия русских против верхнеленских и ангарских бурят, завершившиеся выселением последних за Байкал, надо думать, много способствовали легкому захвату забайкальских земель. Самый факт переселения бурят доказывал монголам силу русских, чем разумеется содействовал развитию в них желания избегать столкновений с русскими людьми, что и проявилось с первых же встреч монголов с русскими[57]».
Все последующие годы между русскими и монголами не возникало крупных конфликтов, даже наоборот. Монгольские ханы, находившиеся под гнетом маньчжуров, были заинтересованы в установлении дипломатических и торговых связей с Россией. Они старались избегать серьезных столкновений с русскими и не препятствовали присоединению к России забайкальских бурят и тунгусов.
Буряты и тунгусы же, приняли верное решение, выбрав для себя из двух зол меньшее. В противоположность им, другой древний народ – енисейские кыргызы, являвшиеся злейшими врагами бурятов, предпочли бороться за свободу до конца, и в итоге, после ста лет войны с русскими, потеряли все, и были вынуждены откочевать в горы Тянь-Шаня, где кыргызы основали новое государство – сегодняшний Киргизстан.
Девять русских экспедиций за Байкал (1638, 1640, 1643 (третья и четвертая), 1644 (пятая и шестая), 1648, 1649, 1652), с наказами «чтобы на новых народов наложить ясак» и места около Байкала точно описать, а «а что главнейше было предметом, золотыхъ и серебрянныхъ искать жил» потребовалось для того, чтобы открыть, найти наконец дорогу к заветному металлу.
В 1676 году «в пяти днях пути от Нерчинска» на реках Алтаче, Мунгаче и Тузяче, впадающих в Аргунь, было найдено серебро.
В 1704 году у первого открытого в России месторождения серебра заработал сереброплавильный завод, первоначально называвшийся Аргунским. Начало разработок серебряных рудников[58] ознаменовало собой расцвет Нерчинской каторги увидевшей за годы ее существования многих знаменитых людей – декабристов и петрашевцев, народовольцев и участников польского национально-освободительного движения (восстания 1831, 1863). К числу ее узников принадлежали знаменитый Н.К. Чернышевский (1864-71) и безвестный А. Алексеев, один из первых узников Нерчинской каторги, проведший в ее мрачных застенках 46 лет, стрелявшая в Ленина (или нет?) эсерка Фани Каплан (1907-17) и бессарабский Робин Гуд Григорий Котовский (1911-13), прошедший путь от уголовного преступника до овеянного легендами красного комкора.
В сознании российского общества сложилось негативное представление о Забайкалье, ассоциируемое в первую очередь с царской каторгой, что в корне неверно.
Забайкалье, это прежде всего его прекрасная природа и замечательные люди, живущие на его бескрайних просторах. Далеко не все из них, или их предки, пришли сюда по доброй воле, этого никто не оспаривает. Но к востоку от Урала этим никого не удивишь.
Серебро, казаки и каторга – истоки русского Забайкалья. Ища серебро, казаки нашли там себе родину, ну а каторга притащилась старухой следом, гремя крюкой-кандалами.
Первые служилые люди, верстанные в казачью службу, появились в Забайкалье около 1639 года. К концу XVII века енисейскими и якутскими казаками были основаны первоначальные остроги, ставшие форпостами стремительно растущей Российской империи.
С середины XVIII века к охране границы стали активно привлекаться иррегулярные воинские формирования, сформированные на добровольной основе из коренных жителей Забайкалья – бурят и тунгусов (эвенков).
Так, например, в 1764 году численность казаков- бурятов составляла 2400 человек, сведенных в состав четырех полков, созданных на родовой основе и носящих соответственно название своих родов: Ашебагатов, Цонголов, Атаганов и Сортолов. Впоследствии их стали именовать – 1-, 2-, 3-и 4-й Бурятские полки. Четырьмя годами раньше, в 1760 году из тунгусов (эвенков) князем Гантимуром был сформирован один полк пятисотенного состава, ставший с 22 солдатами Якутского полка и 162 нерчинскими конными казаками основой забайкальского казачества.
С самого начала одной из уникальных особенностей формирующегося Забайкальского казачьего войска, заключалось в том, что наряду с потомственными казаками, составлявших меньшинство, его основу составили выходцы из переселившихся в Забайкалье крестьян и представителей коренного населения.
Другой отличительной особенностью забайкальского казачества, являлось то, что наряду с православием, часть казаков из бурят исповедовала буддизм.
Российское правительство могло полностью положиться на верность и добросовестность бурятских и тунгусских казаков, доверив им охрану и оборону границы. Так, например, в 1755 году буряты-хоринцы обязались по первому извещению о нарушении границы выставить дополнительное ополчение в 2500 человек, и в случае крайней надобности они были даже готовы пожертвовать своей жизнью для защиты интересов России, которую они считали уже Отечеством.
Все это являлось плодами взвешенной национальной политики, проводимой русским правительством после завоевания Забайкалья. Так 6 марта 1783 года Екатерина II подписала указ о принятии мер к более тесному сближению с инородцами и предоставлению к производству в чины тех из них, кто окажется достойным.
Такое отношение «русских варваров» к покоренным народам Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, не идет в никакое сравнениес колонизацией «цивилизованными» европейскими странами Америки и Австралии. Американские индейцы и австралийские аборигены, частью физически истреблены, частью загнаны в резерваты или проданы в рабство, могли бы лишь позавидовать такой участи. В Сибири, Забайкалье и на Дальнем Востоке никогда не было крепостного права, царящего ко времени покорения земель к востоку от Урала в европейской части России.
Для защиты восточных рубежей 17 марта 1851 приказом императора Николая I, по инициативе и по проекту генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева (с 1858 именовался Муравьевым-Амурским) было образовано Забайкальское казачье войско. «Щит Забайкалья от возможных посягательств Китая», как назвал Забайкальское войско граф Муравьев, первоначально формировался из сибирских казаков, бурятских и тунгусских отрядов, а также крестьянского населения (перешедшего в казачье сословие), проживающего в приграничных районах Забайкальского края.
В 1851-72 годах Забайкальское казачье войско делилось на 3 пеших (казаки долин рек Газимур, Ингода, Онон и Унда) и 3 конных бригадных округа, каждый из которых подразделялся соответственно на 4 батальонных или 12 сотенных округов.
В 1872 Забайкальское казачье войско разделено на 3 военных отдела[59]: 1-й – на юго-западе Забайкальской области (центр – город Троицкосавск), 2-й – на юге (город Акша), 3-й – на востоке (город Нерчинск), в 1898 образован 4-й отдел – на юго-востоке (село Нерчинский Завод).
Костяк 1-го и 2-го отдела, так называемых «верховых караулов» составили коренные казаки и инородцы (буряты и тунгусы), служившие раньше в конных бригадах, дислоцированных вдоль границы. Казаки этих отделов выделялись высоким уровнем благосостояния, обусловленным благоприятными условиями для разведения скота в степной и лесостепной зоне.
3-й отдел был сформирован из пеших батальонов, набранных из крестьян и части городовых казаков. 4-й отдел был сформирован в 1898 году из «оказаченных» крестьян, являвшихся потомками бывших нерзаводских каторжан, расселенных на землях вокруг истощенных серебряно-свинцовых рудников и таежных охотников нижнего течения Аргуни.
Казаки 3-го и в особенности 4-го отдела, получивших название «низовых караулов», с самого начала были поставлены в невыгодное экономическое положение по сравнению с казаками-старожилами из «верховых караулов». Отведенные им земельные угодья были не так обширны и плодородны. Из-за больших лесных массивов, занятие скотоводством являлось весьма затруднительным, или даже в некоторых таежных станицах 4-го отдела (например станица Уровская) практически невозможным. Тем не менее они несли такие же повинности, платя подати и снаряжая за свой счет сынов на казачью службу.
Эта была одна из бомб замедленного действия, которой будет суждено взорваться в Гражданскую войну. Коренные казаки первых двух отделов относились неприязненно к «оказаченным» крестьянам из 3-го и в особенности 4-го отделов, ставя себя на ступеньку выше.
Другой причиной расслоения забайкальского казачества на два непримиримых лагеря, был земельный вопрос, но об этом несколько позже.
Первоначально, на первых этапах завоевания Забайкалья, казаки, влачившие нищенское существование, получали от царской казны денежное и хлебное довольствие. Так например в 1644 году было послано жалованье 114 нерчинским казакам, несшим службу в Даурских острогах за 6 лет службы (1659–1664 гг.) в размере 1380 рублей и, кроме того, «26 половинок гамбургского сукна разных цветов на кафтаны, по 4 аршина на человека; холст в 1000 аршин; 1000 сажень сетей для рыбной ловли и 1200 рублей для покупки хлеба».
Такое положение дел было очень накладно и местные воеводы пытались исправить положение, пытаясь наладить снабжение продовольствием на месте.
Первый опыт русского хлебопашества в Забайкалье, в Даурии, оказался однако весьма плачевным. Дауры, населявшие до середины XVII века долину реки Шилки, относились к числу тех немногих коренных народов, кто занимался земледелием по левому берегу Аргуни. Пришедшие сюда русские казаки встретили даурские селения с хорошими деревянными домами и полными закромами хлеба, бобовых и других культур. Дауры держали много скота и домашней птицы, их женщины носили шелковые одежды.
На требование русских, перейти под власть русского царя и платить ясак, дауры, платившие дань маньчжурам, ответили отказом. В ответ последовали захват даурских селений, взятие в заложники (аманаты) знатных людей, жестокое обращение с населением, захваченных женщин казаки распределяли между собой. Не в состоянии оказать достойное вооруженное сопротивление, малочисленным, но превосходящим по вооружению и в особенности по выучке казакам, дауры, бросая дома и несжатые поля, бежали за Аргунь под защиту маньчжуров.
Бежал за Аргунь и впоследствии прославившийся, как один из основателей Забайкальского казачьего войска, князь Гантимур, относящийся к даурским князьям рода Баягир. Убедившись, что русские хотят сделать его своим данником, он перекочевал со своим родом в Манчжурию.
Все попытки казаков убедить дауров вернуться обратно не увенчались успехом, и они были вынуждены сами взяться за чапыги плуга. Гантимур же, выждал время созревания хлеба и произвел нападение на Нерчинский острог (1654), вытоптав и сожгя весь хлеб, он обрек казаков на голодное существование.
Прошло еще двадцать пять лет, прежде чем на берегах Шилки, возделываемых когда-то даурами, заколосились опять поля. С назначением Федора Войекова воеводой Нерчинского воеводства (Нерчинский острог был вновь отстроен) возобновилось занятие земледелием. Новый воевода поставил своей первостепенной задачей – самостоятельное обеспечение гарнизона продовольствием за счет забайкальской пашни. До этого времени снабжение, в том числе и хлебом, производилось из России, и обходилось государственной казне очень дорого.
В 1681 году были сделаны пробные посевы хлеба. Уже первые труды окупились сторицей. С одного пуда семенного зерна удалось собрать: 13 пудов пшеницы, 12 пудов ячменя, 7 пудов овса, 17 пудов гречихи. Именно гречиха, с легкой руки воеводы Воейкова станет в будущем одной из популярных зерновых культур, из высеваемых в Забайкалье. Знаменитые гречневые блины – колоба, будут украшать стол забайкальцев в будни и праздники.
Выращивать хлеб в условиях короткого забайкальского лета, то, что до этого удавалось даурам, так и не вернувшимся обратно на родину их предков, получилось и русских казаков. Год от года росли их успехи, и уже скоро стало немыслимо видеть пади и елани без чернеющих вороным крылом двойных паров, без щетинящихся дружными нежно-зелеными всходами прямоугольников возделанной пашни.
Радующая глаз картина посевов имела однако и червоточинку. Уже давно канули в лету те времена, когда казаки на сходках выбирали своих походных атаманов. После многочисленных реформ казачья вольность сократилась до размеров заячьего хвоста. Выборными оставались лишь должности поселковых и станичных атаманов и должности (казначеев и доверенных лиц, помощников атамана) не выше станичного управления.
Должности атаманов отделов и казачьих офицеров, особенно среди высшего состава, занимали назначенные сверху люди, имеющие мало общего с богатыми традициями казачества. Ввиду хронической нехватки местных кадров, выходцев из казачьей среды, в Забайкальском войске на эти посты назначались армейские офицеры. Так на 1 января 1904 года доля генералов, штаб- и обер-офицеров Забайкальского казачьего войска среди представителей невойскового сословия составляла 53,5 % (для сравнения в Донском казачьем войске менее 1 %).
В результате реформ 1857–1858 годов, в сторону их увеличения штатов управления, Забайкальское казачье войско получило во владение земли, принадлежащие русским, бурятским, тунгусским казакам; крестьянам, проживавшим по пограничной линии и зачисленным в казаки, а также земли Забайкальского городового полка и станичных казаков Верхнеудинского округа. Офицерам и казакам выделялось: штаб-офицеру – 400 десятин; обер-офицеру – 200; казаку – 30; церковному притчу – 99 десятин.[60]
Офицеры пользовались наделом пожизненно. Такое неравенство в распределении земельных участков вызвало недовольство среди рядовых казаков, так как основной источник их дохода был с земли. С большего надела, естественно, был и больший доход. Неравномерное распределение земли ставило рядового казака в финансовую зависимость от казачьей верхушки.
Кроме вышеперечисленного происходило расслоение непосредственно среди казачьей общины – на бедных и богатых казаков, вставших в годы Гражданской войны соответственно на сторону красных или белых.
Казачья жизнь никогда не была малиной. Казаки несли сторожевую службу и в случае войны должны были принять на себя первый удар врага. Испокон веку расплачивались они за свои привилегии, явные и мнимые, кровушкой. Много пролили они ее, много было в казачьих станицах вдов и калек.
В первые годы становления России на забайкальских просторах казаки жили со скотоводства, охоты, рыбной ловли, ну и с того, что «бог пошлет». Ну что тут поделаешь? Кровь Сеньки Разина, будь она…, во веки веков благословенна.
Пашенное дело среди казаков эпохи завоевания Сибири было не развито. Причины на то – частое перемещение с места на место, кочевой образ жизни, переводы по месту службы из острога в острог. После установления границ Российской империи стали оформляться станицы, казаки перешли к оседлому образу жизни, и были приучены заниматься земледелием, ставшем со временем основным источником их доходов.
Именно приучены. К началу ХХ века казаки не получали за службу денежного или провиантского довольствия, а лишь выделенный им земельный надел, продолжая нести при этом бремя воинской повинности. Если уж совсем по-русски, быть казаком в то время означало – и пахать и мечом махать.
Хотя некоторые потомственные казаки из «верховых караулов», родившиеся и выросшие в Забайкалье, так и не взялись за чапыги плуга, живя с доходов получаемых от занятия скотоводством.
Мужики-переселенцы, обращенные по инициативе графа Н. Муравьева в казаков, принесли в забайкальские степи культуру земледелия, прибросив ее к особенностям местных условий. Резко континентальный климат с жарким засушливым летом и малоснежной суровой зимой являлись далеко не идеальными условиями для возделывания зерновых культур. Озимые вымерзали из-за незначительного снежного покрова, позже срока посеянные яровые попадали под засуху или могли быть выбиты градом. В Забайкалье довольно часто случались ливневые дожди с сильными грозами. Ко всем прочим неудобствам относился очень короткий вегетационный период, чреватый тем, что хлеб не успевал вызреть. Говоря современным языком, Забайкалье являлось, и является, зоной рискованного земледелия. Посеять-то посеешь, а уберешь ли, так это еще бабушка надвое сказала.
Но русский мужик находчив, и не звался бы мужиком, если бы он не смог найти выход из любого, казалось бы безвыходного положения.
Сея на нескольких, разбросанных по округе участках, хлебороб избегал того, что весь хлеб могло выбить градом. Выбило на одном – вырастет на другом. Не созрел хлеб на корню, тоже не беда – досохнет в суслонах. Пашни распахивали на южных склонах, неспроста именуемых в Забайкалье – солнепеками. На солнепеках земля оттаивает раньше на две-три недели чем в «сиверах[61]», что позволяет раньше приступить к севу.
Это всего лишь три небольших примера из арсенала находчивого забайкальского земледельца.
В отличии от Сибири, где мужики, раскорчевавшие для себя участок тайги, становились полноправными хозяевами отвоеванной у леса пашни, или по крайней мере считали себя таковыми, в Забайкалье в казачьих поселениях получила развитие другая система землепользования. Полученные из кабинетных земель угодья принадлежали казацкой общине. Каждый казак исправно платил причитающиеся на его пай (земельный надел) подати, что однако далеко не означало равноправия в использовании земельных ресурсов. Богатые казаки, имеющие по несколько пар лошадей и быков, распахивали большие участки залогов[62], давших название система полеводства – залежная, малоимущие же казаки с одной лошаденкой не могли с ними тягаться, оставаясь с носом.
При такой системе землепользования хлебороб пользовался распаханным участком несколько лет и после того, как урожай снижался, забрасывал его, распахивая новый залог. Такая система землепользования была возможной в Забайкалье благодаря наличию свободных площадей пригодных для возделывания зерновых культур и низкой плотности населения.
Распаханные залоги «двоили», т. е. перепахивали на два раза. Первый раз пахали в начале лета, когда появлялось время после завершения посевных работ. За лето пашня «затягивалась[63]» пыреем и острецом, служивших при осенней перепашке паров «зеленым удобрением». Обыкновенно распаханный участок использовался не более пяти лет, после чего забрасывался и служил в качестве сенокоса или пастбища.
В первый год землепользования, по пару, высевалась наиболее требовательная к плодородию пшеница (от 1 до 2 лет), затем 2–3 года овес или ярица (яровая рожь). Последней в севообороте была всегда гречиха. Связано это было с тем, что гречиха хорошо «родила» и на истощенных почвах, и кроме того, гречиха засоряла почву из-за легко осыпавшихся семян. Цветение гречихи длится до одного месяца, следствием этого является неравномерное созревание и потери во время уборки. Как махнул косой или серпом, ударил по сухому стеблю, так посыпались наземь драгоценные зерна.
Но и здесь нашли выход земледельцы, скашивая гречиху в сырую погоду[64]. Досушил в снопах, обмолотил, будешь всю зиму кушать гречневые блины-колоба от пуза, правда без ароматного гречишного меда.
Гречиха является отличным медоносом, но очень любопытен тот факт, что многие жители Забайкалья того времени считали пчел за «вредных мух» наносящих ущерб хлебным посевам и даже огородным культурам. Понимаешь ли, садятся на огурцы, заразу разносят.
Доходило до того, что некоторые ловили пчел и посадив их в спичечный коробок, приносили к соседу-пчеловоду, с требованием «не распускать этих вредных строк[65]». Отведав медовухи истец обыкновенно менял свое мнение и понимал пользу пчел при опылении растений.
Обязательной культурой возделываемой на каждом крестьянском огороде был маньчжурский табак. У каждого казака в поселке висели на чердаке связки-папуши сушившегося табака. Почти все казаки были заядлыми курильщиками, а некурящие, так сказать, мелко покрошив, «прятали» щепоть табака, кладя за щеку. Ух и хитрецы!
К ним относился и отец Степы, казачина с ухарскими, шильями закрученными кверху усами. Лихо заломленная набекрень, видавшая не один дождь фуражка, с выцветшим на солнце желтым околышем, наборный казачий ремень, ноги, выгнутые колесом, о коих говаривал их хозяин во хмелю «адали воротина, хучь эргена прогоняй[66]», просторные штаны из синей китайской далембы ниспадают на добротно промазанные тарбаганьим жиром ичиги, перехваченные ниже колен ремешками из сыромяти, украшенных на концах медными колечками, начищенными до блеска куском кирпича, вот он казак Забайкальского войска Могойтуйской станицы Сергей Маркович Нижегородцев, нареченный в честь своего славного прапрадеда Сергея Нижегородцева Первого, относящегося к основателям тогда еще Могойтуевского караула. Три мужских имени были у Нижегородцевых в почете: Марк, Степан и Сергей. Четырех сынов подарила жена Анисья Сергею Марковичу – старший звался Михаилом, второй Степаном-Степой, пропадавшим день и ночь напролет в степи у абы Бурядая, потом шел Сергунька, окрещенный именем отца и его славных прадедов – Сергеем Сергеевичем Нижегородцевым, ну и младшенький, годовалый бутуз Александр Сергеевич, чуть ли не Пушкин.
