Колыбель качается над бездной

2.

Город утопал в золоте. Золотом были отделаны фасады домов, золотая инкрустация изобиловала в отделке многочисленных городских фонтанов, которыми по праву гордились местные жители; золотые канделябры, светильники, бра и люстры были обязательным атрибутом городских кафе и ресторанов, присутственных мест, учреждений культуры и всевозможных офисов; уличные фонари, что стройными рядами тянулись вдоль тротуаров и городских трасс, желтели массивными золотыми плафонами, а здание городской ратуши было покрыто листами высокопробного червонного золота, не подверженного коррозии, влиянию кислотных дождей и других воздействий химически-агрессивной окружающей среды. Что и говорить, с золотом в городе проблем не было, если не считать, конечно, проблемы с его избытком.

Ещё час назад этот небольшой приморский городок привычно зазывал толпы отдыхающих под сень своих пальм и магнолий, в уютные кафешантаны и караван-сараи, что бесконечной чередой протянулись вдоль набережной, на белые песчаные пляжи, морские прогулки и встречи с игривыми дельфинами, на горные туры и экстремальные экскурсии в древние карстовые пещеры – и вот уже декорации сменились, статисты скинули старые маски, впопыхах наложили новый грим. Город вдруг надел серый саван, поблек, потерял былую яркость и многокрасочность, перестал быть курортным, стал заштатным, судорожно-нервным, агрессивно-истерическим. Короткий шок, вызванный дурной вестью, был прерван взрывом уличной суеты и приступом гиперактивности горожан. Людские массы заполнили улицы, в миг образовались очереди в продовольственные магазины и многочисленные городские парикмахерские. Цирюльники в эти дни пользовались повышенным спросом. Стриглись целыми семьями, от мала до велика, включая женщин и грудных младенцев, стриглись наголо, «под ноль». Начисто выбритые затылки всё чаще мелькали в экзальтированной людской толчее: вероятность выжить в предстоящие две недели у стриженых была на порядок выше. С прилавков магазинов сметалось всё подряд, начиная от крупы (в ассортименте) и консервов и кончая мылом и спичками. Хватали ящиками, коробками, мешками, контейнерами. Война есть война, даже если она длится всего две недели.

По улицам потянулись целые караваны беженцев. Использовались любые средства передвижения: пешие, конные, гужевые, автомобильные, воздушные. На перекрёстках то и дело возникали пробки, закипали страсти, вспыхивали ссоры, мелькали кулаки, сыпались угрозы и проклятья. Нескончаемой чередой проплывали усталые, отрешённые лица отцов семейств, серые, поникшие фигуры женщин, цепляющиеся за юбки матерей ручонки детворы, зыркающей по сторонам испуганными глазёнками. Гудящая, орущая, матерящаяся толпа, потоком изливающаяся из городских артерий, захлестнула пригороды и перекинулась в горные предместья, где, по мере удаления от города, постепенно рассасывалась, растекалась, разбредалась по сёлам и деревням, хуторам и дачным посёлкам, лесным строжкам, далёким заимкам и тайным семейным схронам. Люди покидали город, чтобы в час «Х» оказаться как можно дальше друг от друга. Потому что ближайший сосед по дому, по лестничной клетке, по двору как раз и оказывался наиболее опасным врагом в этой идиотской братоубийственной войне.

Но не все покидали город. Примерно треть коренного населения, напротив, укрепляла свои жилища, намереваясь пересидеть в них грядущую бойню. Это были в основном состоятельные граждане, которые опасались оставлять своё добро на произвол судьбы: в эту лихую годину мародёры обычно шерстили квартирки побогаче, где есть чем поживиться. Окна забивались деревянными щитами, на двери навешивались мощные засовы, а на оконные проёмы – пуленепробиваемые ставни из специального сверхпрочного пластика. Из пыльных кладовок, сырых подполов и тёмных погребов извлекалась нехитрая утварь, съестные припасы долговременного хранения, средства индивидуальной противохимической или радиационной защиты, походные аптечки и прочая дребедень – вся та мелочёвка, что позволяла отсидеться в отдельно взятом изолированном жилище в условиях тотальной блокады. Более предусмотрительные и дальновидные жители на случай войны имели подземные бункеры, полностью оборудованные системами жизнеобеспечения и оснащённые всем необходимым для долговременной осады. Опасаясь перебоев с подачей электроэнергии, люди расхватывали компактные дизель-генераторы, запасались бензином, керосином и соляркой. То здесь, то там слышался стук молотков, визг циркулярок, шипение газовых горелок, сухой треск электросварки, ну и конечно же виртуозная профессиональная брань столяров-плотников-каменщиков-землекопов-монтажников-такелажников. Стали известны первые случаи мародёрства, которые, правда, до начала военных действий жестоко пресекались специализированными отрядами полиции. Эти подразделения формировались исключительно на предвоенный период, то есть на те два-три дня, что отделяли дату объявления войны от даты её фактического начала, и предназначались для поддержания порядка в крупных и средних населённых пунктах. Их полномочия были практически беспредельными и ограничивались лишь указаниями Триумвирата.

Он то и дело застревал в дорожных «пробках», которые возникали повсеместно по пути его следования – то из-за нерасторопности горе-водителей, совершивших неудачный манёвр и перегородивших движение своим транспортным средством, то по причине низкой пропускной способности отдельных участков трассы, так называемых «бутылочных горлышек», то из-за стычек, которые рождались прямо на дороге и тут же обрастали толпой разъярённых попутчиков, жаждущих почесать кулаки и выпустить пар. Тогда он нервно давил на клаксон, матерился и резко крутил баранку вправо-влево, пытаясь втиснуться в любую дыру, в любой «карман», в любое свободное пространство, которое порой возникало по мере движения всей этой тысячеголовой автомобильной гидры-трансформера. Не помогали ни государственные номера его джипа, ни муниципальная символика на дверцах и капоте – напротив, у окружающих это вызывало раздражение, ропот и даже угрозы. Принадлежность к когорте чиновников сейчас была не самой лучшей рекомендацией, если не сказать опасной.

Однако по мере удаления от города плотность движения падала, а скорость, напротив, росла. Когда он вырвался на прямой, как стрела, загородный участок трассы, с одной стороны отсечённый отвесной скальной породой, а с другой обрывающийся в пропасть, по дну которой стремился к морю горный поток, на дороге стало почти свободно.

Когда он прибыл в аэропорт, то застал там удручающую картину. Удручающую и вместе с тем безнадёжную. Толпы людей осаждали готовые к взлёту лайнеры, пытались прорваться к трапам, а кордоны полиции на пределе своих возможностей сдерживали их. То и дело в воздухе мелькали полосатые полицейские дубинки, слышались вопли, проклятия и стоны, изредка кто-то спотыкался и падал, и тогда на этом месте возникала свалка из человеческих тел. Людские волны то накатывали на стройный частокол высоких, в человеческий рост, полицейских щитов, то снова откатывали назад, отброшенные скоординированными действиями блюстителей порядка. Но вот группа агрессивно настроенных молодчиков, изрядно подогретых спиртным, смяла один из полицейских кордонов и рванула наперерез ближайшему самолёту, который только что закончил загрузку пассажиров и уже выруливал на взлётную полосу. Толпа взорвалась громкими поощрительными криками, подбадривая смельчаков, в полицию с удвоенной энергией полетели проклятия, пустые бутылки и камни. Однако торжество правонарушителей было недолгим: на лётное поле выкатилось с десяток бронемашин с водомётными пушками. Выстроившись в боевой порядок, они в два счёта разметали мощными водяными струями многочисленные людские скопления, включая и ту группу пьяных молодчиков.

Он вышел из машины и в сердцах хлопнул дверцей. И здесь тупик, дьявол их забери! Без законных оснований улететь отсюда не мог никто – для него это теперь было более чем очевидно. А законных оснований, скажем, в виде авиабилета, спецброни или удостоверения члена Триумвирата, у него не имелось. Последняя надежда вырваться из города потерпела фиаско. Оставалась, правда, автомобильная трасса, но и она не решала проблемы: после полуночи он терял право на пользование служебным автомобилем, и на первом же полицейском посту его попросту задержат. Ну, если не на первом, то на втором уж точно. С этим в условиях военного времени было чрезвычайно строго: угон служебного автотранспортного средства, тем более с государственными номерами, грозил нарушителю высшей мерой наказания. Без суда и следствия: приговор приводился в исполнение прямо на месте.

Уныние овладело им. Он был выжат, опустошён и обессилен. Нет, не суждено ему добраться домой, увы, не суждено! И как он мог совершить такую оплошность, как позволил обокрасть себя! Сейчас бы преспокойно трясся в купе международного вагона и горя б не знал. Да что уж… Теперь ведь никому не докажешь, что билет у него был. Да и доказывать, собственно, некому.

Он сплюнул и поднял глаза к небу, с тоской провожая взглядом только что взлетевший пассажирский «Боинг». Звуковая волна накрыла его с головой и ушла вперёд, вслед за лайнером. А он всё стоял с задранной вверх головой и продолжал смотреть в душное мутное небо.

Там, наверху, под самым небесным куполом, неподвижно висел розовый дирижабль с традиционной надписью на борту: «Good Year!» А под ним, прямо в небе, гигантскими буквами, видными за десятки километров, светилась лазерная голограмма, дублировавшая текст розовой листовки об объявлении войны:

Дорогие сограждане! Мы, члены Триумвирата Единого земного государства, призываем вас к спокойствию, пониманию и терпимости. Приоритеты государственной политики, обострившаяся демографическая ситуация в планетарном масштабе, рост кризисных явлений в сфере макроэкономики и ваши исконные интересы требуют от нас принятия тяжёлого, но справедливого и единственно верного решения. Такое решение принято.

В третий день месяца июля, в пятницу, в 12:00 по Гринвичу, одновременно на всей территории Единого земного государства объявляется начало тотальных военных действий…

Дальше следовал подробный свод правил поведения в условиях военного времени, с особым упором на запретах, нарушение которых каралось очень строго, вплоть до смертной казни. В самом конце официального послания народу шёл подробный перечень поощрений, наград и бонусов наиболее отличившимся на арене военных действий, а завершал эпохальный документ прейскурант цен на человеческие скальпы: скальп мужчины – сто баков, женский – пятьдесят, детский – двадцать пять. Лысые, себорейные скальпы и скальпы, стриженные «под ноль», в приёмных пунктах не принимались и оценке не подлежали.

Всё как обычно, ничего нового.

Он поднял голову ещё выше. Там, на границе стратосферы, теряясь в облачном слое, тонкой, едва различимой серебряной нитью пролегала сверхскоростная правительственная монорельсовая трасса. Простым смертным туда путь был заказан.

Ходили легенды, что она сделана из чистой углеродистой стали. Однако никто в этот бред не верил.

3.

Он курил сигарету за сигаретой и с тоской смотрел, как один за другим взлетают в небо белоснежные лайнеры. Когда лётное поле окончательно опустело, народ с шумом, с гвалтом, с бранью повалил с территории аэропорта, изливая нереализованные гнев и агрессию на интерьер аэровокзала, на не успевших увернуться служащих терминала, на цветочные клумбы и припаркованный автотранспорт. Досталось и его машине: кто-то в сердцах пнул ногой бампер, кто-то своротил зеркало заднего вида, а кто-то «уронил» кирпич на заднее стекло, и оно с характерным шелестом осыпалось в салон. А он продолжал пускать дым, пыхтя уже пятой сигаретой, и не замечал ни людей, оценивающих его одинокую фигуру враждебными взглядами, ни полицейских, с безопасного расстояния наблюдающих за экзальтированной толпой, ни перепуганных работников аэропорта, жавшихся по углам во избежание побоев.

Когда толпа схлынула, он снова сел за руль. В сознании забрезжила одна идейка, некий авантюрный план-прожект, абсурдный, фантастический, практически не выполнимый, но единственный: другого не было, и выбирать особенно не приходилось. В двух-трёх верстах отсюда, если двигаться не по основной трассе, а по другой, незаметной и пустынной, той, что огибала аэропорт и, по-заячьи петляя, уводила в горы, располагался компактный закрытый аэродром, специально предназначенный для высших чиновников государства. По слухам, таких площадок, всегда готовых к услугам членов Триумвирата, было около сотни по всей планете, и там «под парами» всегда стояло несколько единиц летательной техники. Туда-то он и решил направиться, надеясь лишь на чудо. Потому что прорваться на территорию усиленно охраняемого закрытого объекта класса «top secret» мог попытаться только сумасшедший.

Но едва он вырулил на трассу, как мимо него на бешеной скорости, с визгом, сиренами и мигалками пронеслась кавалькада чёрных правительственных «линкольнов». Видно, большой чин проследовал на тот самый охраняемый объект повышенной секретности. Вот оно, чудо! Если он не воспользуется им прямо сейчас, то будет полным кретином. Выждав, когда кавалькада скрылась за поворотом, он вдавил педаль газа до отказа и вырвался на шоссе. Примерно через километр он сумел догнать последний «линкольн» и пристроился ему в хвост по принципу «как бы я с вами, ребята». Государственные номера его джипа и муниципальная символика оказались очень кстати: он вполне сошёл за представителя местного муниципалитета в качестве сопровождающего.

Стиснув зубы, навалившись на руль всем телом, впившись взглядом в серую ленту шоссе, он выжимал из джипа последние лошадиные силы, старался держать требуемую дистанцию и не слишком отрываться от VIP-кортежа. Джип словно приклеился к идущей впереди машине. Дорога перестала петлять, теперь она шла по идеальной прямой. Это могло означать только одно: скоро объект. Он никогда не был здесь раньше и ориентировался лишь по кулуарным рассказам служащих городского муниципалитета, с которыми ему пришлось трудиться всю последнюю неделю, обучая их таинствам великой науки практической деурбанизации.

Что и говорить, в последние десятилетия деурбанизация устойчиво пользовалась повышенным спросом. Переселение целых народов в сельскую местность сначала из крупных мегаполисов, а потом и из городов поменьше приобрело характер глобальной миграции, своего рода массового исхода, тотальной эпидемии. Маститые учёные долго ломали голову над причиной такой спонтанности, выдвигали различные остроумные гипотезы, созывали конференции и научные симпозиумы, спорили до хрипоты и психических расстройств, пока какой-то никому не известный молодой журналист не тиснул в провинциальной заштатной газетке небольшую статейку, в которой просто, в доступной для обывателя форме увязал новое великое переселение народов с краткосрочными войнами, которые регулярно, раз в шесть-восемь лет, лихорадят всю планету. Объяснение оказалось до смешного банальным: в период ведения тотальных военных действий шансов выжить в городской тесноте значительно (в разы) меньше, чем в условиях относительно низкой плотности населения. Тогда-то и зародилась наука практической деурбанизации, которая, в частности, математически определила критический порог плотности населения, превышение которого в условиях военного времени приводило к скачкообразному росту процента смертности. В городах, даже небольших, этот порог, как правило, был значительно превзойдён…

Он тряхнул головой, возвращаясь к реальности. Кортеж мчался с прежней скоростью, рассекая пространство, забираясь всё выше и выше в горы. А потом произошло то, что он называл чудом. Не сбавляя скорости, вереница машин пронеслась сквозь предусмотрительно распахнутые ворота и влетела на территорию правительственного аэродрома. Ему повезло: никто не заподозрил его в самозванстве и не попытался остановить. Дальнейшие события развивались молниеносно. В поле его зрения попала взлётная площадка, на которой одиноко стоял геликоптер с вращающимися винтами. Пилот в кабине нервничал, то и дело посматривая на часы. Глаз отметил отсутствие охраны внутри периметра объекта, концентрацию каких-то людей у подъезда двухэтажной постройки, скорее всего, административного здания. К нему-то и устремился кортеж, в последнюю минуту резко вильнув вправо и оставив лётное поле по левому борту.

Вот он, шанс! Вертолёт был в каких-нибудь сорока метрах прямо по курсу. Оторвавшись от группы правительственных «линкольнов», джип вырвался на лётное поле и помчался к нему. Счёт пошёл на доли секунды. Резкий визг тормозов – и вот он уже у кабины пилота. Легко вскочив на подножку, он упал на свободное кресло рядом с «летуном».

– Взлетаем! – крикнул он, перекрывая шум работающих винтов.

Однако пилот не торопился выполнять приказ.

– Кто вы? Я вас не знаю.

– Я тот, кого ты должен везти. Взлетай, ну!

– Я вас не знаю, – упёрся «летун».

– А тебе лучше не знать, кто я. – Он склонился к пилоту и зловещим шёпотом продолжал. – Людям вообще вредно знакомство со мной. Работа у меня такая, понял? А твоё дело – выполнять приказ. Заводи свою шарманку, я сказал!

Блефовать, так красиво, с размахом. Главное сейчас – результат. Краем глаза он видел, как на лётном поле появились люди. Они бежали к вертолёту, что-то кричали и махали руками. Значит, попытка несанкционированного захвата летательного аппарата не осталась незамеченной. Что ж, придётся действовать более решительно.

– Если ты сейчас не взлетишь, – крикнул он в самое ухо пилоту, – я сделаю из тебя решето. – И ткнул ему под рёбра пальцем, имитируя пистолет.

Трюк подействовал. «Летун» вздрогнул, бросил на него затравленный взгляд, поспешно кивнул и принялся колдовать над панелью управления. Машина дёрнулась и вскоре легко оторвалась от земли. Преследователи были совсем уже рядом, когда вертолёт стремительно взмыл в небо. Снизу раздались беспорядочные выстрелы. Пули дружно зацокали по алюминиевой обшивке.

Пилот запаниковал.

– Они стреляют!

– Лучше они, чем я, понял? – Пришлось продолжать начатую игру. – Жми на всю катушку!

– Куда?

– Туда. – Он поднял глаза и кивком указал на тонкую, затерянную в облаках, едва различимую нить сверхскоростной правительственной монорельсовой трассы.

Пилот кивнул в ответ. Чем дальше уходил он от земли, тем более спокойными и уверенными были его движения.

Они поднимались всё выше и выше, уходя по спирали в молочное небо. С земли достать их уже не могли, разве что из крупнокалиберного пулемёта. Но пулемёты давно канули в Лету, ушли в область предания, стали частью легенды, осталось лишь смутное представление о каком-то мощном оружии, которое запросто пробивало бетонные стены и легко снимало с километровой высоты геликоптеры.

Пилот скользнул взглядом по пассажиру.

– Вы не тот, за кого себя выдаёте.

– А тебе что за дело? Вези, куда сказано, глядишь, в живых останешься.

– У вас нет оружия.

– Зато у меня хватит сил, чтобы выкинуть тебя из кабины. Лучше веди свою колымагу да помалкивай.

У пилота достало ума больше не провоцировать террориста, захватившего вертолёт, и он надолго замолчал. Лучше доставить его, куда требует, глядишь, и впрямь сухим из воды выйти удастся.

Прошёл час. Геликоптер всё дальше и дальше забирался в горы, лавируя между остроконечными пиками и снежными вершинами. Высота над уровнем моря неуклонно росла, температура за бортом упала почти до нуля, а таинственная монорельсовая трасса оставалась всё такой же недосягаемой и далёкой. Рваные облака болтались в воздухе, словно клочья ваты, цеплялись за скалы, сползали в тёмные пропасти, обманчивым белесым мхом устилали дно ущелий, влажным конденсатом стекали по лобовому стеклу вертолёта. Холод и сырость просачивались в кабину, превращая дыхание людей в клубы пара.

Лётный комбинезон надёжно защищал пилота от перепадов температуры и атмосферных явлений, а вот его пассажиру, одетому совсем по-летнему, приходилось несладко. Он основательно продрог, его била крупная дрожь. Пилот невольно посочувствовал ему.

– Там, за креслом, есть запасной комбез. Возьмите, а то окончательно в сосульку превратитесь.

– Спасибо.

Комбинезон оказался очень кстати. Он ощутил истинное блаженство, когда втиснул окоченевшее тело в его мягкую тёплую полость. Ещё немного, и прогноз «летуна» относительно превращения в сосульку оправдался бы.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарил он. Немного согревшись, ткнул пальцем вперёд и вверх, туда, где едва различимо мерцала отражённым светом правительственная трасса. – Приходилось там бывать?

Пилот молча кивнул. Многословием он явно не отличался.

День подходил к концу, с востока на горную страну наползал вечерний мрак, с каждой минутой отвоёвывая всё большую и большую территорию.

– Скоро прибудем на место? – спросил он, опасаясь, что ночь застигнет их в полёте.

– Скоро, до темноты успеем, – отозвался пилот. – Сразу за тем хребтом уйдём на восемь тысяч, там, на высокогорном плато, станция монорельса. Дальше вы сами.

– Дальше я сам, – согласно кивнул он.

Стремительное развитие событий, дерзкий захват правительственного вертолёта, длительный перелёт через горы, замаячившая надежда – всё это подействовало на него возбуждающе, придало сил, вселило уверенность в успехе. В конце концов, Фортуна помогает только смельчакам. Дай Бог, не отвернётся она от него и в этот раз.

Пролетело ещё полчаса. Небо на востоке совсем почернело. Надвигалась ночь. Перевалив через горный хребет, «летун», как и обещал, повёл машину круто вверх. Затем, достигнув расчётной точки, изменил направление на горизонтальное. Прямо по курсу, сквозь туманное марево сгущающихся сумерек, замелькали электрические огни. А далеко внизу, играя бликами отражённого света, мерцала тёмная гладь горного озера.

– Прибываем, – предупредил пилот.

Но он уже не слышал его. Внимание его в этот момент было приковано к горному плато, где среди нагромождения скальных пород блеснула вдруг чуть заметная вспышка, и сразу вслед за этим стремительно метнулся в их сторону огненный трек с дымным охвостьем.

– Ракета!!! – заорал он во всю силу своих лёгких, распахнул дверцу, хватанул ртом порцию ледяного воздуха и сиганул вниз, в пустоту. Воздушный поток тут же подхватил его и швырнул далеко в сторону, прежде чем сила тяготения неудержимо потянула к земле.

Он успел заметить, как огненная точка, словно ядовитое жало, вонзилась в вертолёт. Мощный взрыв мгновенно разнёс машину вдребезги, яркая вспышка на миг ослепила его, гигантский язык пламени жадно лизнул небо у него над головой. А потом он увидел, как навстречу стремительно несётся водная гладь горного озера. Зажмурившись, он машинально сгруппировался.

Удар, всплеск и…

4.

– Кажется, жив.

– Да что с ним станется? Они ведь живучи, эти элитники. На стимуляторах, говорят, каких-то особых сидят, чтобы, значит, мозги лучше варили. А то как они нами править будут, если мозги вдруг откажут? Они ж за всех за нас думать должны, судьбы мира вершить да вдаль глядеть, в перспективу.

– Что-то я его не припомню… Вроде бы всех знаю, а этого в первый раз вижу.

– Да ты голову-то не ломай, не поможет. Да и не можешь ты их всех знать, молодой ещё. Их на моём веку знаешь сколько здесь побывало? И у всех особые полномочия, спецпропуска, «розовые карты». А то ведь ходят слухи, что их откуда-то из параллельного мира к нам забрасывают, вроде как в помощь элитникам, опыт передавать. Только об этом лучше не трепаться, понял?

– Могила!

– Вот я и думаю, может этот тоже из тех, из потусторонников? В смысле, чужой?

– А хрен его разберёт! Да и не нашего это ума дело.

– Это ты верно заметил, не нашего. Наше-то дело малое, кондукторское: ксиву удостоверить, ДНК-контроль провести, на место клиента усадить, комфортом обеспечить, чай, кофе, сникерсы-трипперсы, прочие удовольствия… Чего смеёшься? Я ведь побольше твоего по этой трассе мотаюсь, уж под сотню лет будет, всякого повидал, знаю, как, что и где. А ты учись, парень, мотай на ус, сменишь меня, когда надоест мне вся эта кутерьма.

– А это правда, что вы самого… возили?

– Фильтруй базар, парень. О таких вещах вслух не спрашивают, сечёшь?.. Глянь-ка, шевельнулся! В себя, кажется, приходит.

Он давно уже пришёл в себя, однако вида не подавал и продолжал лежать без движения с закрытыми веками, пытаясь понять, куда его занесла нелёгкая, и вслушиваясь в чужие голоса над собой. Однако неосторожное движение кисти руки выдало его. Понимая, что дальше притворяться нет смысла, он открыл глаза и попытался встать.

– Лежите, лежите, сэр, – мягко, но настойчиво попытался снова уложить его первый кондуктор, тот, что постарше. – Вам следует отдохнуть. Путь не близкий, времени вдоволь. Как вы себя чувствуете? Не трясёт, на уши не давит? Воздух на этой высоте, сами понимаете, разряженный…