Колыбель качается над бездной

– Я сказал?

– Ну да. Почему ты так его назвал?

Я готов был голову дать на отсечение, что ничего не произносил вслух. Или всё-таки произнёс?

Я пожал плечами. Откуда мне знать, почему я так сказал!

– Так, стрельнуло что-то в голову, вот и сказал первое, что пришло на ум.

Она внимательно посмотрела на меня и ничего не ответила.

Мы были уже в двух шагах от костра.

– Присаживайтесь к костру, люди добрые, – пригласил нас мужичёк, продолжая сидеть к нам спиной.

– Здравствуйте, – сказала Лена, первой последовав его приглашению. Я присел рядом на берёзовый ствол. – Мы тут заблудились. Подскажите, пожалуйста, как нам выбраться к какому-нибудь жилью.

Мужичёк не удостоил её ответом. Он в упор смотрел на меня.

– Долгонько же ты добирался сюда. Ох, долгонько…

Он был смугл, горбонос, с копной чёрных, как смоль, вьющихся волос и такой же чёрной ассирийской бородой. Густая шевелюра, которая могла бы стать предметом зависти любой модницы, никак не вязалась с измождённым лицом, на котором время и жизненные невзгоды отложили свою неумолимую печать. Всё лицо и шея были изрезаны глубокими бороздами морщин, глаза смотрели из запавших глазниц с прищуром, с какой-то скрытой иронией и до того пронзительно, что я невольно чувствовал себя раздетым под его взглядом. Свободная от растительности часть лица была гладко выбрита, причём совсем недавно. Возраст его определить я бы не взялся, но то, что он стар, сомнений не вызывало. Весь облик незнакомца выдавал его семитское происхождение.

Нехитрый скарб в беспорядке был разбросан по траве: большая холщовая сумка, видавшие виды сапоги, несколько предметов алюминиевой посуды со следами костровой копоти, пара банок тушёнки в промасленной обёртке, полбуханки чёрного хлеба, завёрнутой в полиэтилен, несколько луковиц, пара помидоров, шмоток сухой колбасы… и едва початая бутылка дорогого армянского коньяка. Бритвенный станок («жиллет») с помазком, зубная щётка, тюбик зубной пасты («бленд-а-мед»), кусок мыла, рулон туалетной бумаги лежали отдельно, аккуратно упакованные в прозрачный пакет. Похож вроде на бомжа, решил я, но некоторые предметы его походного скарба явно не соответствовали облику среднестатистического российского бродяги начала третьего тысячелетия от рождества Христова. Тот же коньяк, например. Откуда, спрашивается? Может, свистнул где-нибудь? Или смуглая синева гладко выбритых щёк. Бомжи, насколько я знал, бритьём сильно не злоупотребляют. В общем, если не считать поношенной, в заплатках, одежды, он выглядел весьма цивильно и вполне даже ухоженным. Смущало меня и кое-что другое: бомжи обычно вертятся около человеческого жилья, как правило, в больших городах, в местах скопления людей, там, где можно чем-нибудь поживиться. Здесь же кругом был лес.

И ещё этот запах: от старика исходил тонкий аромат туалетной воды, причём не самой дешёвой. От бомжей так не пахнет. От бомжей вообще не пахнет, от них воняет.

– Подскажите, как нам отсюда выбраться, – повторил я вопрос Лены.

– Угости сигареткой, добрый человек, – вместо ответа попросил он.

Я бы сейчас многое ему отдал, лишь бы получить нужные нам сведения. Сунув руку в рюкзак, вынул непочатую пачку «Парламента». Я всегда с избытком запасался куревом, когда отправлялся в поход. Я вполне мог обходиться без пищи, воды, тёплой одежды, но без достаточного запаса сигарет – никогда. Тут уж ничего не поделаешь – пагубная привычка.

– Забирайте всю, у меня ещё есть.

– Благодарствую. – Он принял пачку как должное, и хотя на словах выразил благодарность, в его тоне таковой я не услышал. Сложный, видать, старикан.

– Значит, заплутали, – сказал он, с наслаждением затягиваясь. – Это хорошо.

– Да уж хорошего мало, – сказала Лена. – Вы лучше помогите нам. Хотите, мы вам денег дадим.

Он снова проигнорировал её. Словно и не было её здесь вовсе. Меня это задело.

– Ладно, дед, хватит тянуть резину, – сменил я тон на более грубый. – Укажи нам дорогу, и мы пойдём. Некогда нам с тобой лясы точить.

Он неожиданно улыбнулся. Рот его был полон крепких белых зубов – прямо хоть сейчас на рекламный плакат зубной пасты.

– Отчего ж не указать, укажу, – закивал он. – Ступай прямо по дороге. – Он ткнул пальцем (с золотой печаткой, кстати) в ту сторону, куда мы двигались до сих пор. – Здесь немного осталось. Да поторопись, скоро небо дождём прольётся.

Как поэтично он это выразил – «небо дождём прольётся». Не по-бомжарски как-то. Впрочем, в наше время в бомжи и поэты частенько попадают.

Я взглянул на небо. Ни единого облачка, от горизонта до горизонта сплошь одна синева.

– Ты что, дед, какой дождь? На небо взгляни.

– Знаю, что говорю. Иди. И поторопись, гроза будет сильной.

– А что там, впереди?

– Одному Богу известно, что ждёт нас впереди. У тебя же впереди дорога. А что на той дороге, то мне неведомо. Иди. – Он вдруг засуетился и начал собираться. – Да и мне, пожалуй, пора. Засиделся я что-то.

Он торопливо покидал в сумку свои вещи, крякнув, натянул сапоги.

– Погоди, дед, – забеспокоился я. – Нам нужна более точная информация. Нормальное шоссе, а не эта грёбаная бетонка, жильё, транспорт, люди, цивилизация, в конце концов. Где всё это? Где дорога, по которой ездят автобусы? Где город? А ещё лучше будет, если ты укажешь нам дорогу в пансионат.

Старик, казалось, думал о чём-то своём. И лишь последний мой вопрос вывел его из задумчивости.

– Туда ты не вернёшься. Лес не пустит. Потому как лес тут с норовом, он водит.

– Водит?

– Водит. Тягаться с ним бесполезно, всё одно проиграешь. У тебя только один путь. Путь, который открывает тебе лес. – Он снова указал в сторону бетонки. – Следуй ему, и он приведёт тебя к цели.

– К какой ещё цели?

Он пожал плечами.

– У каждого из нас своя цель, своя дорога. Найдёшь свою – считай, жизнь прожил не зря.

Я махнул рукой. Вряд ли добьёшься от него чего-нибудь дельного. Напустил туману – и только. Ничего конкретного.

– Главное – найди свою дорогу, – продолжал он свои нравоучения. – И тогда выйдешь победителем. А мне пора. Моё дело – шагать.

Я поймал на себе многозначительный взгляд Лены. Шагающий.

Старик заковылял в лесную чащу, прочь от бетонки. Отойдя уже на приличное расстояние, обернулся.

– Зови меня Агасфером, Победитель, – донёсся до меня его голос.

18.

Победитель. По-латыни – Виктор. Снова случайное совпадение? Или во всём этом был какой-то скрытый смысл? И что это ещё за прозвище – Агасфер?

Я отбросил все эти вопросы, как нечто второстепенное, не заслуживающее внимания, чтобы не засорять мозги и не бередить душу неясными тревогами. Главное сейчас – выбраться отсюда.

Нам ничего не оставалось, как следовать указаниям старика, поскольку своих идей у нас просто не было. Да и дорога здесь была только одна – авось и выведет куда-нибудь. Выбор, как видите, невелик.

Мы снова вышли на старую бетонку и двинулись в прежнем направлении. Развалины КПП остались позади. Теперь мы находились на территории бывшего военного объекта, поэтому не очень удивились, когда вскоре на обочине обнаружили брошенный, уже порядком изъеденный ржавчиной, БТР. Мы миновали и его.

Дорога пошла в гору. Я взглянул на часы. По моим прикидкам, должно было быть что-то около девяти вечера, однако часы показывали семь. Да и солнце не торопилось садиться. День явно не спешил заканчиваться.

Сначала лес, который водит, потом колонна немецких танков и мёртвая деревня, следом – чудной старик со своими философскими сентенциями, а теперь ещё и это. Всё явно шло наперекосяк. Не слишком ли много для одного раза?

Лес плотной стеной сопровождал дорогу, два ряда стройных сосен выстроились по обе её стороны подобно шеренгам вражеских солдат-великанов. Стояла абсолютная тишина: ни дуновения ветерка, ни привычного гомона лесных пичуг. Лес словно замер в предвестии каких-то важных событий. Чужое, зловещее безмолвие давило на нас, обволакивало, гнало вперёд, всё время вперёд по этой бесконечной дороге. Казалось, стоит нам свернуть с неё, как лес снова вышвырнет нас на бетонку.

Мы шли молча, каждый думая о своём. Впрочем, о чём думает Лена, я догадывался: наверняка, о том же, о чём и я. Мои же мысли вертелись вокруг этого проклятого леса. В пути у меня было достаточно времени, чтобы о многом передумать, и сейчас эти мысли вылились в серию вопросов, которые, увы, пока оставались без ответов. Во-первых, почему мы до сих пор не встретили ни одного человека? Старик, разумеется, не в счёт. Мы всё-таки не в тайге, где на сотни километров порой не встретишь никакого жилья. Но даже там, в глухих сибирских лесах, человек оставлял следы своего присутствия: на лесных тропках нет-нет да наткнёшься на обрывок газеты, окурок от сигареты, след от костра. Здесь же не было ничего, что бы напоминало о существовании человека. Здесь не было даже тропинок – если не считать, конечно, этой заброшенной бетонки – единственного творения человеческих рук на десятки километров вокруг.

Здесь никогда не бывает людей. Лес не пускает.

Но почему тогда он пустил нас? Случайно, или это где-то кем-то спланировано? Сразу же возникала догадка, которая только ещё более сгущала тучи в этой череде загадок: нас здесь ждали. Нас не просто ждали – нас сюда привели. Какие-то могущественные кукловоды дёргали за невидимые ниточки, а мы, как безвольные и бездумные марионетки, послушно выполняли команды, смысл которых для нас оставался скрытым. Началось же всё, по-видимому, с моего вызова к Власову. А потом пошло-поехало. Весь мой путь от кабинета Власова до этой бетонки (и, наверное, дальше) был жёстко детерминирован.

Я украдкой наблюдал за Леной. Она была задумчива, на лбу её пролегла глубокая вертикальная складка. Внезапное чувство вины захлестнуло меня. Я вдруг почувствовал себя страшно виноватым перед ней, виноватым за то, что невольно втянул её в эту дурацкую историю. Мне захотелось сказать ей что-нибудь хорошее, доброе, ласковое.

– Ну что ты, Ленок? – как можно мягче произнёс я, на ходу обнимая её за плечо. – Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Вот увидишь.

Она вскинула на меня большущие серые глаза и улыбнулась. Готов поклясться, в её глазах не было ни тени упрёка, напротив, они светились весёлыми искорками. Морщинка на лбу тут же разгладилась.

– Спасибо тебе, Витенька.

– За что? – спросил я, сбитый с толку.

– За такое прекрасное приключение.

Чёрт побери! А ведь она права! Мы действительно попали в удивительное приключение, остроту которому придавала череда загадок и тайн. Я вспомнил наши прежние походы и понял, что всегда в них чего-то не хватало. Не хватало той самой тайны, неопределённости, непредсказуемости. Что мы видели в этих походах? что будоражило нам кровь, поднимало уровень адреналина? Пройденные километры, бесконечные лесные тропы, ночные костры с тучами мошкары, новые места, новые впечатления, новые знакомства. Великолепие первозданной природы, лесные озёра и могучие сибирские реки, восход солнца в горах, встречи с местными жителями, охотниками, промысловиками – всего и не перечтёшь. Да, ради этого стоило колесить по стране, стоило тратить свой отпуск, ради этого стоило жить – но приключением это не назовёшь. Настоящим приключением, которое всегда сопряжено с риском. С риском, опасностью и тайной.

А я-то, болван, полагал, что Лена озадачена теми же мыслями, что и я! Вместо того, чтобы принимать от меня утешения, она сама одним махом разрубила цепь всех моих сомнений. Чувство вины как-то само собой рассеялось, словно дым. Словно карточный домик, рассыпались сомнения, тревоги. На сердце стало спокойно и легко. Нет, никогда не постичь нам, мужикам, женской логики.

– Тебе спасибо, Ленок. Ты просто прелесть.

– А мне-то за что? – рассмеялась она своим мягким смехом.

– За то, что ты есть. Здесь и сейчас. Без тебя бы я, наверное, впал в депрессию.

– Без меня бы ты вообще жить не смог, – смеясь, заметила она.

– Не смог, – отозвался я без тени сомнения в её словах. – Это уж как пить дать.

Этот короткий, но такой важный диалог придал нам обоим сил и бодрости. Теперь мы шли легко, уверенно, с улыбками на устах. Теперь нам никакой лес не страшен, будь он трижды неладен.

Впереди обозначился ещё один поворот. Бетонка круто сворачивала влево. Дойдя до угла, мы поняли, что этот участок пути окончен.

Сразу же за поворотом дорога упиралась в холм или небольшую гору, недра которой были скрыты от нас широкими створками ворот из бронированной стали.

Военный объект. Тот самый, о котором гласила табличка у заброшенного КПП.

19.

Дальше дороги не было. Не знаю, что имел в виду старик, посылая нас в эту сторону, но здесь наш путь заканчивался. Всё, тупик.

Мы остановились.

– Ну старик! – сказал я в сердцах. – Попадись он мне сейчас, я б ему шею точно намылил. Не посмотрел бы на возраст.

Лена о чём-то напряжённо думала.

– Не спеши с выводами, Витенька. Если он привёл нас сюда, значит есть в этом какой-то смысл.

– Хотелось бы знать, какой. – От былого благодушия не осталось и следа, я чувствовал, как во мне нарастает раздражение. – Ну вот куда нам теперь идти, а? Тупик он и в Африке тупик.

Лена не успела ответить. Внезапно ливанул такой сильный дождь, что всё вокруг мгновенно застлало непроницаемой водной пеленой. Ливанул сразу, без предупреждения, без предварительного накрапывания. Мы вмиг промокли.

Поначалу я даже растерялся. Куда бежать? Где спрятаться? Но вот Лена взяла инициативу в свои руки.

– Беги за мной! – крикнула она, с трудом перекрывая шум падающих водяных струй, и опрометью кинулась к стальным воротам. Не долго думая, я бросился за ней.

Уже у самых ворот я заметил, что створки прикрыты не плотно, между ними имеется щель, в которую без труда можно протиснуться человеку средней комплекции. Мы благополучно миновали ворота и оказались в густой затхлой темноте.

– Вот чёрт! – выругался я.

Сквозь щель в воротах было видно, как с шумом несутся с небес тонны дистиллированной влаги. Но не ливень привлёк моё внимание, а нечто совершенно другое, поразившее меня куда больше внезапно хлынувшего дождя.

На небе не было ни облачка, ни тучки. Небосвод был идеально чистым, дождь лил прямо из него, из этого бледно-голубого, без единого изъяна, купола.

И тут мне вспомнились слова старика.

Небо прольётся дождём. Именно небо, а не тучи, которых не было и в помине. Слова старика сбывались буквально. Что ж, ещё одна загадка, которую приготовил нам лес.

– Видишь? – Я кивнул в сторону полоски света, который пробивался снаружи, из-за прикрытых створок ворот. – Ни одной тучи, дождь льёт прямо с неба.

Лена кивнула: она тоже обратила внимание на эту странность. Потом тряхнула головой, и дождевые брызги полетели в разные стороны.

– Промокла? – участливо спросил я.

– Ничего, обсохну, – бодро отвечала она. – Фонарик у тебя с собой?

Фонарик? Я бросил беглый взгляд вглубь помещения, которое, судя по звуку наших голосов, звонким эхом отражавшимся от невидимых сводов, было огромных размеров. Вот оно что! Лена уже приняла решение, и это решение явно следовало из её страсти к приключениям: идти вглубь горы. Авантюрная жилка в её характере к исходу дня заговорила с полной силой. Я привлёк на помощь элементарную логику и понял, что Лена, в принципе, права. Сидеть здесь, у ворот, и ждать окончания дождя, чтобы потом вновь выйти на опостылевшую нам бетонку – и снова оказаться в тупике? Нет уж, лучше идти вперёд. Тем более, что и меня самого привлекали недра этого таинственного военного объекта, жертвы постперестроечной конверсии, который в своё время наверняка был окружён ореолом глубокой тайны. До сих пор в подобных местах мне бывать не приходилось.

Фонарь у меня был с собой, он входил в обязательный комплект походных принадлежностей. Я достал его из рюкзака, проверил аккумуляторы, направил сноп света в темноту, однако световой луч так и не достиг противоположной стены. Я скользнул им по сторонам. Серые бетонные своды, высвеченные лучом фонарика и терявшиеся где-то далеко впереди, где фонарик был уже бессилен, сплошь были увиты кабелями разной толщины и конфигурации. Где-то в глубине мелькнула тень спугнутой летучей мыши.

– Да, забрели мы в местечко, – сказал я, почесав в затылке. – Ну что, идём на разведку?

– Идём.

20.

Здесь было мрачно, как в склепе, пахло плесенью и сырым подвалом. Под ногами порой хлюпала вода, и мне приходилось высвечивать фонариком каждый дюйм бетонного покрытия, которое вело нас в недра горы. Или, если хотите, военной базы. Вполне вероятно, что в эпоху «исторического материализма» она служила научно-техническим полигоном для отработки новейших оборонных технологий. По крайней мере, уже с первых шагов нашей экскурсии по объекту мы пришли к убеждению о его грандиозности и внушительных размерах. Я был почти уверен, что структура базы имела не только горизонтальную, но и вертикальную протяжённость, то есть простиралась вверх и вглубь на энное количество этажей. Вся гора внутри, скорее всего, была прорезана сетью коммуникаций и напоминала вымерший улей с тысячами и тысячами сот. Или кусок голландского сыра с традиционными дырками, которые пронизывали его по всему объёму.

С потолка и стен тонкими струйками стекала влага, собиралась в ручейки и небольшие лужи. Часть её уходила в невидимые канализационные стоки. Порой луч света прорезала тень летучей мыши, сухой треск её крыльев диссонансом врывался в каменное безмолвие бесконечного лабиринта. Коридор, по которому мы шли, постепенно начал сужаться, стали появляться боковые ответвления, более узкие, чем главная артерия, но тоже достаточно широкие, чтобы по ним мог без труда проехать БТР или промаршировать в полном боевом порядке рота солдат. Мы прошли мимо нескольких кабин массивных лифтов, которые лишь подтвердили мою догадку о многоярусной структуре объекта. Возможно, под нашими ногами и над нашими головами простирались точно такие же коридоры.

Углубляться в боковые проходы мы не рискнули. Не дай Бог, аккумуляторы сядут – тогда нам каюк. В кромешной темноте мы не пройдём и ста метров, как полностью потеряем способность к ориентации. Никакие опыт и знания здесь нам уже не помогут. Я представил, как мы, подобно слепым кротам, на ощупь бродим по бесконечным коридорам, час за часом, день за днём, неделя за неделей, без пищи и солнечного света. Думаю, двух недель нам хватило бы, чтобы этот мрачный, всеми забытый секретный объект, это дитя постсоветской конверсии стало бы для нас каменным погребальным саваном, гигантской могилой, в которой никто никогда не найдёт два обнявшихся скелета в полуистлевших одеждах. Бр-р-р… Поэтому я держал фонарь мёртвой хваткой, вцепившись в него всей пятернёй.

Мы шли уже достаточно долго. Луч фонаря всё так же тонул в непроглядном мраке, который обступал нас со всех сторон. С каждым шагом наш энтузиазм шёл на убыль. Однообразие бетонных коридоров явно не способствовало выбросу адреналина и ускорению кровообращения. Адреналин оставался на нуле, кровь всё так же вяло текла по жилам. Ко всему прочему, мы продрогли и ужасно проголодались. Я стал сомневаться, имеет ли смысл продолжать путь дальше.

– Может, вернёмся? – предложил я. – Здесь нам явно ничего не светит.

– Кроме твоего фонарика, – заметила Лена, стараясь за шуткой скрыть усталость. Однако ей это плохо удалось. Да я и сам, чего уж скрывать, был порядком измотан. Весь день в дороге, практически без отдыха – это даже для нас было серьёзным испытанием. Сейчас бы растянуться в тёплой постели, или на травке, у весело потрескивающего костерка, на берегу лесной речушки, да закинуть удочку!..

Мы остановились. Я направил луч фонарика на левое запястье и взглянул на часы. Взглянул со смешанным чувством тревоги, отнюдь не уверенный, что их показания удовлетворят меня. Увы, мои опасения подтвердились. Стрелки замерли на отметке 19.07. Когда я сверялся с ними в последний раз – это было ещё до того, как мы вышли к горе, – на часах было ровно семь.

– Вот чёрт! – в сердцах выругался я. – Ты подумай только: стоят.

Наверное, аккумуляторы сели, хотя я точно помнил, что совсем недавно ставил новые… Стоп! Секундная стрелка вдруг дёрнулась и медленно, ужасно медленно поползла вперёд. Или мне это только показалось? Нет, действительно ползёт. Вот она прошла положенный путь, равный одному делению, и снова замерла.

Секунда… За одну такую секунду я запросто мог бы выкурить сигарету.

Потом движение возобновилось, всё с той же умопомрачительной медлительностью. Часы шли, но их ход явно не соответствовал привычному ходу времени, его ритму и скорости. Словно невидимый режиссёр поместил их в иное временное измерение, где время течёт по иным законам, а нас оставил в прежнем.

Я с силой тряхнул их, но картина не изменилась.

– Странно, – пробормотал я.

Лена через моё плечо молча наблюдала за необычным поведением секундной стрелки. Я встретился с её взглядом, в котором читалось такое же непонимание, какое, наверное, можно было прочесть и в моём.

– Идём к выходу, – решительно заявил я.

– А потом? – задала Лена вопрос, который я боялся задать себе сам.

– Не знаю, – откровенно признался я. – Там видно будет.

Дорога назад заняла у нас значительно меньше времени. Нигде не задерживаясь, мы вскоре увидели едва заметную впереди полоску света, который пробивался сквозь неплотно прикрытые створки ворот. Однако, не дойдя до них примерно метров двести, Лена внезапно остановилась.

– Смотри!

Я взглянул в направлении, в котором указывала её рука, и увидел ещё один источник света, чуть различимый во тьме подземного коридора. Он был прямо по курсу нашего движения, с небольшим отклонением влево. Мы ускорили шаг и вскоре оказались перед небольшой дверью в стене коридора, из-под которой тускло расползалось по бетону световое пятно. Скорее всего, мы её просто не заметили, когда начинали свой путь в недра горы.

Я толкнул тяжёлую металлическую дверь. С ужасающим скрипом она отворилась. Нашим взорам предстала крохотная каморка: серые бетонные стены со следами копоти, обклеенные вырезками из иллюстрированных журналов, неказистая деревянная койка, сколоченная руками доморощенного столяра, грубый обшарпанный стол, тоже явно ручной работы, табуретка, электроплитка и древний холодильник эпохи хрущёвской оттепели. Небогатый набор кухонных принадлежностей аккуратно был разложен на столе, электроплитку венчали чугунная сковородка и эмалированная кастрюля. И весь этот нехитрый интерьер освещался обычной бытовой лампочкой, свисавшей с низкого потолка на толстом узловатом проводе.

Именно она и привлекла моё внимание в первую очередь.

– Если есть свет, должен быть и его источник. Где-то здесь работает генератор, – заключил я с уверенностью.

– Логично, – кивнула Лена. – Только всё это очень странно. На этом объекте уже много лет никого нет. Кто мог включить генератор?

– Возможно, его никто и не выключал, – заметил я. – А энергию для его питания можно черпать, скажем, из земных недр. Кто знает, может быть здесь есть термальные источники? Или какой-нибудь другой источник дешёвой энергии, с неиссякаемыми её запасами. В конце концов, наши секретные учёные эпохи развитого социализма вполне могли открыть что-нибудь эдакое, нетрадиционное, типа вечного двигателя. А что? Не секрет, что наши оборонные технологии того периода на порядок превосходили американские, и я не удивлюсь, если перпетум мобиле реально существует. Меня сейчас волнует другое. – Я ещё раз внимательно осмотрел помещение. – У этой комнаты есть хозяин.

Действительно, несмотря на скудность обстановки, комната имела обжитой вид. В помещении было всё аккуратно прибрано, нигде не было ни соринки, ни пылинки, ни клочка бумаги.

Внезапно громко затарахтел холодильник.

– Ух ты! Этот монстр ещё и работает!

Я дёрнул тугую ручку и распахнул дверцу.

– Неплохо.

Холодильник сверху донизу был забит говяжьей тушёнкой. В промасленной обёртке.

– Старик, – осенило меня. – Это его нора.

Лена с интересом заглянула в раскрытый зев холодильника.

– Да, похоже.

– Неплохой запасец. Дед-то, видать, не промах.

Лена кивнула и устало опустилась на койку.

– Извини, я немножко посижу. Ноги гудят ужасно.

– Бедная ты моя! Конечно, отдыхай. А я пока стол накрою. Поужинаем как белые люди. Что-то я проголодался.

– Надеюсь, не тушёнкой?

– Зачем же объедать старика? У нас и свой хавчик пока имеется.

Я расстелил на столе газету и выложил на неё из рюкзака две упаковки с нарезанной ветчиной, батон хлеба, бутылку минералки, несколько помидорин, пучок укропа и пяток варёных вкрутую яиц. Вполне приличный рацион для двух изголодавшихся путников. Жаль только, кофе горячего не было.