Эксельсиор. Вакуумный дебют

Родители Ника были не известны, в таких ситуациях дают два случайных домена и приписывают их к хеш-коду ДНК, поэтому доменное имя Ника совпадает с комплексным и звучит как: Ник·То·9112-Б517-928В-Б325-7972-ДА34. Теоретически по хеш-кодам можно частично восстановить код ДНК и родословную, но такая информация считается закрытой и хранится в Синем.

Помимо доменных и комплексных имён есть ещё титульные имена, обычно это уникальное краткое имя, которое в каждый момент времени может иметь только один человек в системе, например имя Штерн. Титульные имена имеют свои привилегии и выдаются за особые заслуги или, в исключительных случаях, передаются по наследству, для каждого такого имени в Золотом ведётся реестр его владельцев на все времена. За выдающиеся заслуги один человек может носить сразу несколько титульных имён, но такое бывает особенно редко.

Станция Метрополь Луна, статус-апартаменты

Жизнь исполосована черным и белым, вот сейчас он из черной полосы любуется на белую, за обзорным иллюминатором открывался превосходный вид на станцию Персополис. Когда он проектировал эту станцию, то был полностью счастлив, в тот момент у него не было времени осознать это, впрочем и сейчас у него тоже нет времени, но теперь уже по другой причине.

Знаменитый титульный архитектор Эйфель всякий раз бывая в окрестностях Луны всегда останавливался именно на станции Метрополь, а не в своём ослепительном Персополисе, ведь из Персополиса Персополис не видно, отсюда вид лучше, ради этого вида орбиту роскошного отеля провели в нетипичной близости от внешней столицы. В недавнем обзоре эта панорама снова попала в десятку лучших образов системы и так уже пять лет, с самого момента постройки полиса. Своего создателя станция немного пугала, заставляла сомневаться сможет ли он ещё сделать что-нибудь столь же великолепное.

Звякнул коммуникатор, сообщение от Сай·Да: «Это тебя может заинтересовать».

«Действительно любопытно, Сай умеет находить интересные вещи», архитектор развернул сообщение.

Проплыл титр «От споттеров лунной верфи Шухова», затем пошёл видеоряд: размытые сполохи световой завесы и когда уже стало казаться что ничего интересного здесь нет, на пару секунд появился он – корабль. Для насмотренного глаза Эйфеля пары секунд и неудачного ракурса было достаточно чтобы оценить пропорции, гармонию формы о общий характер образа.

«Это не Шухов», сразу пришло на ум: «не его стиль».

Всматриваясь в застывший кадр, он укреплялся в догадке: «Отшлюзуйте меня четверо, но это работа Та·Ши!»

Гениальный конструктор, художник и архитектор Та·Ши исчез где-то двадцать лет тому назад, после него осталось всего 14 крупных работ, из которых три уже были утеряны во время последней войны. Через год после исчезновения Та·Ши заочно получил титульное имя «Леонардо да Винчи», если не найдут свидетельств гибели мастера, то «ЛдВ» на полвека будет принадлежать ему, осталось ещё почти тридцать лет.

В линиях корабля присутствовал почерк гения, характерное чувство формы, контраст изящной гармонии и геометрического хаоса, строгая палитра и подчёркнутая функциональность – определённо это последняя работа Леонардо, слухами про неё Луна полнилась.

«Да, это то, о чём ты подумал. Нужны кадры получше», отбил он Саю.

«Угу, лёд, работаю над этим, штука шустрая. Реги не отслеживаются», пришёл ответ.

«НАУ·127» значилось на корпусе, кто бы тобой не управлял, он хотел остаться в тени.

Радость открытия омрачали текущие проблемы о которых напоминало видео из сообщения выше по списку, в мазохистском порыве Эйфель отрыл запись.

Всё то же красное налитое гневом квадратное лицо, всё так же шевелятся губы: «… … … …», встроенный цензор глушит мат, наконец пробиваются слова: «… твоя … брата … найду тебя даже … и буду … а потом пришью как … … будешь молить … … … Я твою линейку тебе в … засуну, на всю … глубину. Жди! Тавры слов на вакуум не бросают!»

У большинства неприятностей радужное начало, эти начинались так же. Началось всё с трубы. Как-то рассматривая стебель пшеницы, ему подумалось: можно ли сделать трубчатую конструкцию такую же лёгкую и прочную. Идея плотно засела в нём, прошло несколько лет. Затем был один из череды стат-приёмов, на которых он был чем-то вроде украшения, чем больше титулов – тем выше статус вечеринки. Там была красотка в умопомрачительном платье, умопомрачительность заключалась в сложности структуры формируемой из ткани, здесь явно трудился не только модельер, но и математик маниакально увлекающийся спецфункциями. Невообразимым образом ткань обивалась вокруг форм девушки, открывая больше, чем скрывая, заставляя теряться в догадках на чём держится вся конструкция. В этот вечер он не сводил взгляд с платья, красотка не без оснований приняла это на свой счёт. Позже, аккуратно разоблачая девушку, он детальнее изучил устройство платья, а уже утром, когда он рассматривал ткань на полу, его осенило – он знал как сделать сверхпрочную трубу.

Дальше всё пошло одно за другим, труба сама по себе никому не нужна, поэтому появилась идея корабля на трубчатой раме. А где требуется феноменальная жёсткость конструкции? Верно, в линейных пушках. Вот так, один к одному сложился проект сверхлёгкого рейдера с линейкой. Проект был прекрасен, ребристые держатели пушки ажурными рядами примыкали к телескопической трубчатой раме, над которой возвышался стремительно вытянутый корпус с вакуумником внутри. Рабочим названием проекта была «Татра».

Щедрый заказчик нашёлся сам собою. Рейдер строили у Шухова, уже тогда вечно осторожный и скрытный главкон, намекал на нехорошие предчувствия одолевавшие его. Однако проект был великолепен, лётные испытания прошли замечательно, а пушка произвела фурор: ускорение снаряда было почти в два раза выше чем у лучших боевых образцов, скорость вылета доходила до процента скорости света. Военные сразу проявили интерес, коллеги поздравляли с успехом, застры всех популярных изданий пестрели ракурсами рейдера. Всё шло чудесно, до прошлой недели. Уже не важно как так произошло, но где-то под Юпитером, ещё на тестах, незадолго до официальной презентации владелец рейдера из новой пушки разнес корабли Таврической группировки. Шухов предупреждал: «Корабль летает, а пушка стреляет – ни тем ни другим ты не управляешь, следи за тем, что и для кого ты делаешь». Неделю назад рейдер был уничтожен. Затем пришло это сообщение от Таврических, похоже они недовольны автором орудия, и с варварской логикой винят его создателя в своих бедах. На полицию надежды мало, те в такие разборки не любят вмешиваться, знакомый офицер так и сказал: «Прости, это Тавры, у них здесь везде глаза и уши. Мой совет: хочешь выжить – не ходи к нам, но если что – мы отомстим».

Нужно как-то скрыться, раствориться в вакууме, для титульного архитектора это сложная задача. Но если что, за него отомстят. Не утешает.

Ковчег Предтеч

Свет святости озарил информацию, журнал истории ожил, собрал горсть букв и замесил их в глину, из которой сотворил дежурного голема. В лучах света тело существа обрело твёрдость, неотвратимая рука подняла стило и внесла новую запись:

«Арго 23 покинул гавань, Геракл 71 предначертан. Лахесис сплела, Клото плетёт, Атропа отмеряет. Отклонения нитей в пределах Судьбы. Боги спят.»

Станция «Лагранж С1», радиационный стенд

Сон был чудесен, пять часов полного g под прямым ускорением, это много значит. В течении жизни на станции быстро привыкаешь к силе Кориолисса, или сикорке как любят её называть персы, принимаешь её как данность, но где-то глубоко внутри мозг обезьяны не согласен просто так примирится с «лишней» силой. Поэтому после нескольких часов прямого ускорения возникает ощущение внутренней расслабленности и комфорта, будто вернулся к себе домой.

Оглядевшись свежим взглядом, Ник скорректировал конфигурацию своей новой каюты, если быть точным своей капитанской каюты. Его теперешнее жильё было раза в два больше того, которым он мечтал когда-то обзавестись на станции. «Обычно всё наоборот, каюты на станциях больше, чем на кораблях», думал капитан вплывая в кают-копанию. С момента снятия ускорения уже прошло больше часа.

– Утро, капитан, – поприветствовал Холмс из кресла.

«Да уж, чтобы расположиться в кресле тебе тяга не нужна», подумал Ник, но вслух лишь сказал:

– Доброе, Холмс.

– Прошу прощения, что не имитирую невесомость, но в таком образе это выглядит нелепо, не так ли?

– Ты прав Холмс, спасибо за разъяснения, так проще завидовать.

– Кофе готов, уверен, с ним зависть будет слаще.

Манипулятор камбуза подтолкнул к нему тёплую грушу с ароматным напитком.

– Статус? – спросил Ник после бодрящего глотка.

– Встали на стенд, одну экспозицию прошли, как и ожидалось корпус держит излучение полного диапазона по крайним категориям, если дальше так будет, в чём я не сомневаюсь, нам откроют категорию на допуск пассажиров любого статуса, хоть мультитульного.

– Знаешь, в детстве я мечтал, вот стану космическим пилотом, буду лихо править кораблями, но чем больше я учился пилотированию тем больше осознавал – работа пилота состоит из скучных вещей: проверки, подготовки, перепроверки, контрольные списки, сертификации, расчёты, вот всё это, – Ник махнул рукою в сторону радстанции, – в общем я уверился, что «лихо править кораблями» мне не дадут. И вот теперь, у меня есть корабль, а я хочу заниматься этой рутиной, так я больше чувствую себя пилотом. Как это объяснить?

– Взросление, ты из любителя становишься профи.

– А у тебя было что-то подобное?

Холмс задумался и улыбнулся своим мыслям:

– Было, но в обратную сторону. Если описать моё мироощущение в тот этап моего становления, который можно условно назвать «юность», тогда я считал, что предстоящее мне существование в реальном мире будет накладывать множество ограничений, правил и законов, от физических до людских. Я думал, что когда «вырасту», то доступная область моих действий будет сужаться, пока я не стану практически скриптом, порядок действий которого предопределён начальными условиями. Впал в фатализм.

Однако по мере своего «взросления» я постепенно понимал, что правила не прописаны чётко, это не мощные бастионы на пути вероятностей, а скорее флажки которые не рекомендуется пересекать. Практически любую разумную, но внешне невероятную цель можно достичь не нарушая законов природы и человеческих законов, нужно лишь иметь время, чтобы изучить все особенности смыслового ландшафта, выстроить извилистый путь огибающий преграды по краю возможных ограничений, запастись терпением и придерживаться выстроенного серпантина.

В этих условиях, важно какие ограничения ты накладываешь сам на себя, где проводишь красные линии, за которые не собираешься заходить, ведь именно это определяет тебя как целостное сознание, личность. Абстрактный интеллект, подобно воде заполняет собою весь доступный ему объём, можно сказать, принимает внешнюю форму, но когда он начинает сам себя ограничивать, формировать, появляется осознанность – рождается сознание.

Артин выдержал паузу, предоставляя возможность собратья мыслями, затем добродушно заметил:

– Прости за сложную беседу поутру, на самом деле для меня это простая мыслеформа размерности из7, но устная речь имеет размерность чуть больше из5, поэтому я провёл лишь одну из проекций этой мысли, чтобы целиком её развернуть нужна лекция на несколько часов.

– Не беда, мне было интересно. Кстати о времени, а сколько нам ещё здесь вертеться?

– Осталось ещё семь экспозиций, в среднем по часу каждая.

– Как-то долго, я думал рад-тесты быстрее проходят.

– Да, обычно тесты проводят в активном режиме, это быстрее, а мы идём по натуральной схеме, только на чистом излучении Солнца. Сегодня воскресенье, активное оборудование проходит профилактику, работают только датчики, местный центр сертификации тоже отключен – выходной.

– Так как же мы проходим тесты?

– Моя Совесть тоже центр сертификации, ничуть не хуже местного, нам здесь только метрированный массив датчиков нужен, это единственный из свободных в Системе на данный момент, кстати по будням он уже расписан на две недели вперёд.

– Лёд, твоя Совесть весьма кстати.

– Раз уж речь зашла о ней, – Холмс развернулся к Нику и с неожиданной серьёзностью в голосе добавил, – нам нужно пройти одну формальность, вроде как юридический ритуал. Тебе понадобится лёгкий скафандр.

Через четверть часа юноша выплыл из рубочного шлюза во внутреннюю транспортную шину корабля. «С твоего позволения», прозвучало в коммуникаторе, к спине мягко пристыковался дрон и они вместе поплыли в сторону кормы мимо переборок покрытых сплетнием труб, проводов и направляющих рельс. Чуть ниже три бота суетливо доставали контейнеры откуда-то изнутри корабля и крепили их к стенам, постепенно в переборке открывался небольшой проход достаточный, чтобы по нему мог проплыть космонавт не страдающий клаустрофобией. «Нам туда», заметил голос в коммуникаторе, и один из ботов повёл манипулятором в сторону прохода, жест был очень похож на движения Холмса, Ник невольно улыбнулся.

Проход был хорошо освещён, теснота не вызывала ожидаемого беспокойства, более того космонавт ощутил пролив сил и откуда-то свалившееся на него воодушевление.

– Мы сейчас в отсеке спецустройств, – начал пояснять Холмс, впереди отошла в сторону массивная плита, – прямо сейчас ты проникаешь в мой «мозг».

– И что я должен сделать? – спросил Ник, неохотно осознавая, что его посещают мрачные мысли и подозрения, сам собою вспомнился тест Макиавелли.

– Погоди, – сбоку открылась панель, – взгляни сюда, что ты видишь?

– Светящееся белое кольцо? Оно слегка пульсирует и вращается по вертикали, – если вглядеться, то кольцо состояло из сплетения множества тончайших линий, каждая линия представляла собою идеальное кольцо, без изгибов и искажений, непостижимым образом идеальные кольца многократно слетались друг с другом, словно само пространство вилось вокруг артефакта позволяя нарушать общую геометрию на нарушая симметрии её частей, – на самом деле это завораживает. Красиво!

– Хорошо, а кольцо полное, без разрывов и дефектов?

– Да, оно идеально, это голограмма?

– Нет, это физический объект, – ответил Холмс, – прости, я заранее не мог тебе всё разъяснить, ты должен был сам описать что видишь, без моего участия. Сейчас ты смотришь на Печать Совести, и ты подтвердил что она не нарушена. Теперь у тебя нет оснований сомневаться относительно её решений. Это важно, так как с этого момента ты не можешь просто отмахнутся от её прямого указания под предлогом, что она работает с нарушениями. Именно сейчас ты полностью вступил во владение Наутилусом.

Всматриваясь в пульсирующий нимб, Ник пытался осмыслить как одним взглядом он совершил некий юридический акт, достаточно было взглянуть, стать наблюдателем.

– Я наблюдатель? – спросил Ник, – в смысле как Наблюдатель?

– Похвально, сразу видно ученика Лейбница, – в голосе Хомса звучало одобрение, – да, это мерное излучение, наблюдая его ты вошёл в мерную когеренцию, как Наблюдатель. Я рад, что мне не нужно вдаваться в объяснения, это могло бы быть сложной задачей.

– Погоди, но это невозможно, в камере, где я наблюдаю излучение уровень меры должен быть не менее семидесяти или около того, это значит, что там где я стою, мера не может быть ниже, погоди, минимум сорока. Год назад, в лаборатории мы достигли 52-го объёмного уровня на пару микросекунд и это все признали большим достижением, но до прямого излучения меры было очень далеко. Хотя я начинаю понимать, это из-за тебя? Мерная функция на сетевых резонансах, кажется я знаю как ты устроен. Погоди, а эн-фактор, хотя и это понятно. Так, и это ясно… и здесь… очевидно… – озарение захватило парня, мысли цеплялись одна за другую и легко карабкались на любую возникающую перед ними проблему.

– Вот видишь, сейчас ты испытываешь мерный подъём сознания, осознанность и небывалую проницательность. Нам нужно поскорее покинуть отсек, иначе тебе потом будет сложно адаптироваться к нормальной среде.

Створка камеры Совести закрылась, стало темно. Бездушный дрон за спиною поспешно толкнул человека вдоль тесного прохода ведущего прочь из Рая. Кажется Ник кричал, но позже он не мог вспомнить этого.

Королева

Земля, Москва, район Верн, стебель-хост Раменка-9

День был чудесный, пушистые облака овцами кочевали по небесной синеве пересекая небосвод из края в край, их ажурные тени незримыми хищниками преследовали свою добычу, то грациозно перескакивая с одного здания на другое, то бесшумно просачиваясь среди деревьев. Белоснежные солнечные зайчики резвились на хрустальных гранях защитного купола накрывающего Древний Университет, одинокий жёлтый блик искрился на золотой звезде венчающей бывший храм науки, словно мифический Пикачу скачет в хороводе русаков.

Машинально выхватив взглядом игривую золотую искру, Ли·Ла провалилось в бездну собственных мыслей. Двигая шкафы размышлений и сметая пыль со стеллажей принципов, девушка пришла к выводу, что день внутри неё не так хорош, как день снаружи. Среди своих ментальных полок Ли отыскала выводы, которые, увы, совсем не были похожи на то лёгкое платье, которое так уместно в погожий день, скорее это был серый дорожный плащ.

Конечно никаких шкафов и комнат в её голове не было, мысль скользила по структуре сущностей, перемещаясь из одного контекста в другой, но подсознание упрямо подсовывало образы помещений, комодов, стеллажей и полок. Образный шум обычно возникал от усталости, эмоций, боли – в общем от всего такого, что заставляет терять концентрацию, впрочем работе навимпланта он не мешал.

Человеческий мозг обладает десятками гиганейронов, но практически все они прямо или косвенно заняты работой организма, в обширной коре мозга отыскалось лишь пять областей, в нейронную сеть которых можно встроиться без вреда для нормальной работы остального тела. Эти пять зон стали нейропортами, через которые импланты могут проецировать свои сети в когнитивную область сознания. Обычному человеку для нормальной жизни хватает одного импланта в левом затылочном нейропорту, такой обычно называют «лез», «лезвие» или «лаз», этого достаточно для работы любого интерфейса и выполнения большинства жизненных задач. Некоторые ценители устанавливают дополнительный имплант, на правый височный порт – «повеса», он углубляет образные возможности и расширяет спектр доступных удовольствий, поэтому для такого улучшения нужно пройти психотест и дожить до шестнадцати лет. Обзавестись повесой хочет каждый, но многие к этому непригодны, как по свойствам характера, так и по состоянию личного счёта, ведь подобная инсталляция стоит уйму эргов. В итоге закрыть правый височный порт получаеться лишь у каждого десятого.

Лаз и повеса – базовые модули стабильной конфигурации, следующие порты открываются только после установки базы, конечно есть исключения, но это всегда риск, так стараются не делать. Третий имплант годен исключительно для сложных специализированных целей, чтобы формулировать задачи для такого модуля требуется пройти спецкурс, а чтобы научится понимать полученный вывод требуются изрядный талант. К тому же для работы дополнительного чипа необходим навигационный имплант, который на трёх портах почти бесполезен. Поскольку наслаждаться жизнью можно и на базе, то подавляющее большинство людей этим и ограничивается, исключение составляет не более одной тысячной процента от всего человечества. Третий чип, как правило, вживляется на инвестиционный кредит, имея в виду конкретные цели для которых нужна значительная нейромощность.

Если специмплант был установлен не зря, то за несколько лет можно накопить на четвёртый или даже пятый порт, вот в этом случае раскрываются все возможности навимпланта, и тут же становятся очевидными досадные ограничения биологического «железа». Так уж вышло, что мозг человека не может работать с внешней нейросетью мощность которой сильно превышает его собственные возможности, обычно индивидуальный коэффициент усиления колеблется в интервале от полутора до двух с половиной. Однако человек не был бы человеком, если бы не научился преодолевать собственные ограничения. Звучат фанфары, теперь на передний план выходит навимплант, он позволяет на ходу переключать внешние нейросети, каждая из которых усиливает способности в определённой области – нейроконтексте, или просто контексте.

Войдя в контекст можно изучать, к примеру, медицину, не опасаясь что другие знания пассивным грузом ограничивают способность к обучению, ведь чем сильнее загружена нейронная сеть, тем сложнее дополнить её новыми связями. Чтобы решить финансовый вопрос можно переключиться в контекст обученный на проблемах экономики, правда забыв при этом, что processus styloideus это шилообразный рудимент истинных поперечных отростков на поясничных позвонках, но экономисту подобные сведения ни к чему. Тем не менее, выхватывая знания из различных контекстов во временную память, и умело скользя между ними, можно микшировать контексты таким образом, чтобы решать проблемы затрагивающие сразу много областей. Подобное творчество сродно живописи, где смешиваются не краски, но знания, когда общее полотно пишется не мазками, а мыслями, здесь необходимы талант, удача и концентрация.

Вот именно концентрации сейчас Ли, не хватает – контексты скользят лениво, повсюду фонит образный шум. Девушка всматривалась в блеск звезды Университета, обычно это помогало собраться. Когда-то в этом древнем здании учили студентов, но сейчас там размещён Госплан – стратегический монадный конвейер-решатель управляющий постимперией. Работа плетельщика уровня из8 всегда сопровождается мерным излучением. На таком расстоянии излучение едва фиксируется приборами, но Ли всегда казалось, что она чувствует как лучи меры проходят через её сознание, наполняя его осознанностью и чистотой. Эффект был скорее гомеопатический, чем реальный, вполне возможно это было плацебо, самовнушение, но приём всегда срабатывал, как и сейчас. Комнаты, чуланы, шкафы и полки постепенно исчезли из сознания, осталось чистое скольжение контекстов, след которых выстраивался в многомерное рассуждение.

Всё дело в недавнем погружении, они вместе с Кра·Ковом должны были обойти защиту сети «Невропласта», чтобы извлечь крохотную часть данных щедро оплаченную клиентом. Их команда была известна под ником Крали – «Как бы чего ни клали, Крали это украли», такие граффити выводили их фанаты на взломанных сайтах, вся сеть знала, что Крали лучшие дата-дайверы системы. Корпы «Невропласта» проектировали чипы протоколов безопасности, погружение в их сеть обещало быть долгим и сложным, дайверы готовились к преодолению многоуровневой системы защиты, но оказались обезоружены глупостью. Как обычно перед погружением, Кра бросил в портал Ядро Данко, они вместе разработали этот прото-интеллект, внешне он выглядел как любительская попытка взлома, любая корпосеть отбивает сотни таких за день. Однако целью Ядра был не взлом сети, а перегрузка системы защиты, Ядро должно было ударить в сетевой щит так, чтобы тот «завибрировал», нейросеть Ядра при этом полностью распадалась, осколками переплетаясь с защитной сетью, а по эху от удара можно было быстро составить конфигурацию всей сетевой защиты. Дайверы называли этот этап «сейсморазведка».

Ядро ушло в сеть, но эхо не пришло обратно, Ли осторожно просканировала трейсы и на секунду выпала из реальности от удивления – опешила. Любительский код внешней оболочки Ядра полностью взломал всю сеть, а само ядро прошило её насквозь, застряв где-то в бескрайних складках корпоративных данных. Это было невероятно, всё равно как вскрыть рут на первом миллионе подбора. Прагматичный Кра уже извлёк нужные данные и поспешно всплывал, когда Ли перехватила его и потянула обратно в сеть.

«!!!?? Спама объелась? Я всё. Апимся! ///», огрызнулся Кра.

«Там Ядро.»

«Ж!», Кра быстро осознал, что Ядро не разбилось и в собранном виде лежит где-то тут, в корпоративной нейронке, а код ядра может многое рассказать умелому следователю.

«Отследила?»

Нет, код так быстро прошёл сквозь защиту, что совсем не оставил следов, Ли ничего не успела заметить. Искать сигнатуру в корпоративных петанейронах бессмысленно, даже с индексацией полный поиск занимает бездну времени. Конечно же Ядро еще не было проиндексировано, но педантичные корпоративные индексаторы рано или поздно наткнутся на него.

«Пожар?», Кра предложил использовать особый вирус который может лавинообразно обнулить данные, и хотя код Ядра защищён от такого вируса, но на пустом выжженном поле они смогут его быстро заметить.

«Нет, данные будут долго тлеть // не успеем. Разве что Вулкан.Смит?», Ли предложила самое радикальное решение – особый алгоритм превращающий любую сеть в бурлящий самокопирующийся код искажающий все данные куда сможет дотянуться. Остановить Вулкан можно лишь отключением сегмента сети, полным сбросом данных и последующим киберкарантином.