Эксельсиор. Вакуумный дебют

Если специмплант был установлен не зря, то за несколько лет можно накопить на четвёртый или даже пятый порт, вот в этом случае раскрываются все возможности навимпланта, и тут же становятся очевидными досадные ограничения биологического «железа». Так уж вышло, что мозг человека не может работать с внешней нейросетью, мощность которой сильно превышает его собственные возможности. Обычно индивидуальный коэффициент усиления колеблется в интервале от полутора до двух с половиной. Однако человек не был бы человеком, если бы не научился преодолевать собственные ограничения. Теперь на передний план вышел навимплант, он позволяет на ходу переключать внешние нейросети, каждая из которых усиливает способности в определённой области – нейроконтексте, или просто контексте.

Войдя в контекст, можно изучать, к примеру, медицину, не опасаясь, что другие знания пассивным грузом ограничивают способность к обучению, ведь чем сильнее загружена нейронная сеть, тем сложнее дополнить её новыми связями. Чтобы решить финансовый вопрос, можно переключиться в контекст, обученный на проблемах экономики, правда, забыв при этом, что processus styloideus – это шилообразный рудимент истинных поперечных отростков на поясничных позвонках, но экономисту подобные сведения ни к чему. Тем не менее, выхватывая знания из различных контекстов во временную память, и умело скользя между ними, можно микшировать контексты таким образом, чтобы решать проблемы, затрагивающие сразу много областей. Подобное творчество сродни живописи, где смешиваются не краски, но знания, когда общее полотно пишется не мазками, а мыслями, здесь необходимы талант, удача и концентрация.

Вот именно концентрации сейчас Ли не хватало – контексты скользили лениво, повсюду фонил образный шум. Девушка всматривалась в блеск звезды Университета, обычно это помогало ей собраться. Когда-то в этом древнем здании учили студентов, но сейчас там размещён Госплан – стратегический монадный конвейер-решатель управляющий постимперией.

Работа плетельщика уровня из8 всегда сопровождается мерным излучением. На таком расстоянии излучение едва фиксируется приборами, но Ли всегда казалось, что она чувствует, как лучи «меры» проходят через её сознание, наполняя его осознанностью и чистотой. Эффект был скорее гомеопатический, чем реальный, вполне возможно, что это было самовнушение, но приём всегда срабатывал, как и сейчас. Комнаты, чуланы, шкафы и полки постепенно исчезли из сознания, осталось чистое скольжение «контекстов», след которых выстраивался в многомерное рассуждение.

Всё дело в недавнем погружении. Вместе с Кра·Ковом она должна была обойти защиту сети «Невропласта», чтобы извлечь крохотную часть данных щедро оплаченную клиентом. Их команда была известна как Крали. «Как бы чего ни клали, Крали это украли» – такие граффити выводили их фанаты на взломанных сайтах. Вся сеть знала, что Крали – лучшие дата-дайверы системы.

Корпы «Невропласта» проектировали чипы протоколов безопасности, погружение в их сеть обещало быть долгим и сложным, поэтому дайверы готовились к преодолению многоуровневой системы защиты, но оказались обезоружены глупостью. Как обычно перед погружением, Кра бросил в портал Ядро Данко. Они вместе разработали этот прото-интеллект, внешне он выглядел как любительская попытка взлома, любая корпосеть отбивает сотни таких за день. Однако целью Ядра был не взлом сети, а перегрузка системы защиты. Ядро должно было ударить в сетевой щит так, чтобы тот «завибрировал», нейросеть Ядра при этом полностью распадалась, своими осколками переплетаясь с защитной сетью, а по эху от удара можно было быстро составить конфигурацию всей сетевой защиты. Дайверы называли этот этап «сейсморазведка».

Ядро ушло в сеть, но эхо не пришло обратно. Ли осторожно просканировала трейсы и на секунду выпала из реальности от удивления – опешила. Любительский код внешней оболочки Ядра полностью взломал всю сеть, а само ядро прошило её насквозь, застряв где-то в бескрайних складках корпоративных данных. Это было невероятно, всё равно что вскрыть рут на первом миллионе подбора. Прагматичный Кра уже извлёк нужные данные и поспешно всплывал, когда Ли перехватила его и потянула обратно в сеть.

«!!!?? Спама объелась? Я всё. Апимся! ///» – огрызнулся Кра.

«Там Ядро».

«Ж!..» – Кра быстро осознал, что Ядро не разбилось и в собранном виде лежит где-то тут, в корпоративной нейронке, а код ядра может многое рассказать умелому следователю.

«Отследила?»

Нет, код так быстро прошёл сквозь защиту, что совсем не оставил следов, и Ли ничего не успела заметить. Искать сигнатуру в корпоративных петанейронах бессмысленно, даже с индексацией полный поиск занимает бездну времени. Конечно же, Ядро еще не было проиндексировано, но педантичные корпоративные индексаторы рано или поздно наткнутся на него.

«Пожар?» – Кра предложил использовать особый вирус который может лавинообразно обнулить данные, и, хотя код Ядра защищён от такого вируса, на пустом выжженном поле они смогут его быстро заметить.

«Нет, данные будут долго тлеть // не успеем. Разве что Вулкан.Смит?» – предложила Ли. Решение было самым радикальным – особый алгоритм превращал любую сеть в бурлящий самокопирующийся код, искажающий все данные, до которых сможет дотянуться. Остановить Вулкан можно лишь отключением сегмента сети, полным сбросом данных и последующим киберкарантином.

«Откуда? Только сумасшедший будет таскать такое с собой!» – возмутился Кра. Даже хранение разобранного Вулкана является всесолярным преступлением.

«Я думала, ты из таких. / Оставлю Лиса-Ф. Нам уже перекрывают, апимся»

На последних секундах Ли установила в корпосеть программу поиска с бэкдором. «Лис#FF8000» практически не отличим от обычного индексатора, но оставляет лазейку, по которой можно вернуться в чужую сеть прямо в нужное место.

* * *

Час назад Ли получила сообщение: черный крестик на оранжевом поле – «Лис мёртв, обратной дороги нет».

Теперь, когда начальные условия определены, можно провести расчёты: сколько времени понадобится «Невропласту», чтобы обнаружить Ядро, как долго корпоративные кибермонгеры будут расчленять нейросеть Ядра, снимать сигнатуру, по снятому хешу сканировать слои солнета.

В расчётах Ли всегда была безупречна. Первичная оценка давала ей двенадцать суток плюс-минус пять-шесть дней, итого почти неделя, а потом… Что конкретно будет потом, неважно – киберполиция, служба безопасности корпоратов или криминальный элемент… Сама Ли склонялась к несчастному случаю. В любом случае это «потом» не должно её застать, хотя его уже не получится избежать.

Первоклассную нейросеть невозможно построить, её нужно вырастить, воспитать, направить и дать цель в жизни. Каждый монгер выстраивает для себя целую школу, в которой одни программы обучают другие, а он, как старший настоятель, составляет учебные планы и расписания курсов. Каждая сеть-выпускница такой школы уникальна, но все они несут общие отпечатки, которые накладывает на них alma mater. Опытный следователь соберёт эти черты в общий портрет, так называемый хеш, по которому он быстро найдёт других выпускников, а по ним вычислит владельца школы. Будь Ли·Ла средним монгером, всё могло обойтись – продукт обычных школ сложно отличать друг от друга, так как все они собраны по общим лекалам. Но система, которую собрала Ли, была уникальна, она возвышалась как Древний Университет над безликой массой и порождала гениев.

Конечно же, Ли не разбрасывалась по пустякам такими творениями, для маловажных задач у неё было припасено несколько альтернативных учебных конвейеров, их продукт был по качеству чуть выше среднего и для своих целей вполне годился, но в общей массе не выделялся. Другое дело – Ядро, изделие, которое всего за несколько миллионов нейроволн, а в реале это всего пару секунд вскрывало уязвимости систем любой сложности, такой выпускник составит честь каждому Университету. Работая, Ядро подобно Данко – герою древнего рассказа, вырывало из себя сердце, которое, сгорая, освещало всё вокруг. В этом случае подобный романтизм был весьма практичен, так как не оставлял следов. Обычно не оставлял.

Другая программа, которую Ли назвала Ольгой, работала прямо сейчас в здании Древнего Универа. Четыре года назад эта нейросеть выиграла на выборах и теперь в составе Госплана управляет постимперией. По условиям выборов, код сети был открыт, а его хеш выложен в Белом, чтобы каждый желающий мог его сравнить с ключами Госплана и удостовериться что государством управляют Избранные Алгоритмы. Вот следователи удивятся, когда поймут, что хеш программы-преступника совпадает с хешем в Госплане – Ли горько улыбнулась.

Первым делом нужно встретиться с Кра, потому что его импульсивный характер мог легко усложнить ситуацию. Крали никогда не обменивались данными через общий солнет. Обычно они пересекались в людном месте, устанавливали скрытый прямой нейролинк и общались, не подавая виду, будто их что-то связывает. Для этого у них была своя система размещения инвайтов, чтобы назначить встречу.

Поставив мощный спам-экран, Ли скользнула в чёрный сектор Солнета, вписываясь в форум космохейтеров – сборище неудачников презирающих всех, кто жил не на Земле. Сама Ли их взгляды не разделяла, пусть космос был ей безразличен, но тех, кого объединяла только общая ненависть, она по умолчанию считала недалёкими. Члены форума называли себя Труземцами, и они могли часами обсуждать, как деградируют люди, покидая Землю, однако все их рассуждения были безопасны и умозрительны, ведь встретиться с предметом свой ненависти у них было мало шансов.

Пролистывая горы однообразных мыслей, Ли убеждалась, что успешно деградировать можно и не покидая Землю. Тем не менее у труземцев было одно полезное качество – среди них не встречались умные и значимые люди, это делало их форум практически неинтересным для большинства программ глубокого сканирования чёрного солнета. Ли подхватила заранее приготовленный миг и пропихнула его в фид труземцев. Миг изображал котёнка, который, забавно чихая, раскидывал титры вокруг себя: «Котик», «Пиль», «Чихаль». Всем был известен панический страх астроидян перед пылью, миг выставлял их слабыми и беспомощными. Посыл был очевиден, и хлынувший лайкопад это подтверждал. Однако девушка не искала одобрения труземцев, в данных мига был стеганографирован инвайт для её встречи с Кра.

Следом Ли повесила скан-фильтр на другой форум, на котором встречались космехейтеры. Этих неудачников объединяла общая нелюбовь к косметическим имплантам. Тема этого форума была очень близка девушке, поскольку такие импланты косвенно влияли и на её жизнь. Если собрать всю номенклатуру нейроимплантов, боевых аугментаторов, а также медицинских пролантов и прочих импмодулей, то этот огромный список померкнет перед безбрежным ассортиментом косметических улучшений тела. Если проследить за историей массовой имплантологии, то она корнями уходит в красивые зубы и груди. Только для того, чтобы следить за тонусом кожи, её оттенком и увлажнением было разработано тысячи искусственных улучшений, теперь невозможно отыскать участок кожи для которого нет специализированного решения.

Сегодня, когда для каждого аспекта красоты человеческого тела уже есть подходящая доработка, проблема лишнего веса всё ещё оставалась краеугольным камнем индустрии. К сожалению, прямое влияние на внутренний метаболизм тела оказалось весьма сложным процессом, который имеет много опасных побочных эффектов, вплоть до смертельного исхода, что, впрочем, было приемлемым риском для целевой аудитории, а вот спонтанное преждевременное старение оказалось абсолютно недопустимым. Современное безопасное решение дилеммы «ни в чём себе не отказываю и остаюсь стройной» было найдено в мышечных имплантах.

Оппозитно напрягая различные мышцы в режиме незаметном для человека или когда тот спит, получается одновременно безопасно сжечь лишние калории, сформировать красивый рельеф тела и повысить общий физический тонус организма. Всё быстро и удобно – открываешь приложение, выбираешь безупречную форму тела и через пару недель видишь её в зеркале. Хотя сама стоимость вживления мышечных нейроконтроллеров может быть заоблачной, прочая плата за красоту оказалась мизерной: если внимательно присмотреться, то у человека с нейроимплантами мускулатуры иногда можно заметить лёгкую неестественность движений, едва заметную угловатость и порывистость. Конечно же, чем дороже установленная система, тем слабее побочный эффект, впрочем когда носитель пьян, различие между моделями исчезает и человек двигается как сломанный биоробот.

Два столетия назад, когда предпринимались попытки создать идеального солдата, военные мыслили по инерции, полагая, что хороший воин – это мускулистый солдат. Наступил бум мышечной имплантологии, однако очень скоро военные осознали, что мощные мышцы нужны только в рукопашном бою, и чтобы сразиться в рукопашную, боец сначала должен бесцельно растратить весь боекомплект, потерять автоматическое оружие, пистолет, подсумки с гранатами, затем пробраться к врагу и найти такого же идиота. Более того, быстро пришло понимание, что основная ценность живого бойца на современном поле боя как раз в том, что его мозг невозможно взломать удалённо, а каждый вживлённый имплант становится лазейкой для врага. С тех пор большинство военных имеют только один имплант – «лаз» специального назначения, надёжный, с усиленной системой безопасности.

Однако мышечные стимуляторы быстро нашли свою аудиторию среди гражданских. Редкий мужчина откажется от удовольствия очаровать женщину игрой мускулов. Беда в том, что мощный бицепс просил большего, требовал испытать его «в деле», но хозяин нового бицепса не всегда успевал оценить внезапно обретённую мощь. Масса прежде безобидных драк стала приводить к летальным исходам, и общество захлестнула волна печальных инцидентов. В декабре 2107 ООН издала «ИмпАкт», с тех пор общее число и суммарная мощность установленных имплантов стали публичной информацией, впрочем, назначение улучшений и их подробные спецификации всё ещё оставались медицинской тайной. Гражданин с импактом выше тех тысяч признавался потенциально опасным и ставился на особый учёт, позже уровень довели до пяти тысяч, а после бума косметимплантов лимит повысили до космических, хотя здесь уместнее сказать косметических, десяти тысяч.

Сейчас уже сложно встретить красотку с импактом ниже восьми тысяч, это всё играло на руку Ли, которая со своим уровнем в десять тысяч не сильно выделялась на общем фоне. Однако у неё не было установлено ни одного косметического аугментатора, весь её импакт был полностью выбран нейропроцессорами, медимпом и фемплантом. Конечно, многих заинтересовало бы, зачем обычной девушке нужна такая колоссальная нейромощность. Некоторые посчитали бы её опасной для общества, поэтому всеобщая мода служила отличной маскировкой. Беда оставалась лишь в той же извечной проблеме «ни в чём себе не отказываю и остаюсь стройной». Девушка с таким импактом должна выглядеть безупречно, Ли так и выглядела, но ценой строгих диет и изматывающих тренировок. Через подставные аккаунты Ли заказала себе допотопный тренажёр и скрытно установила его в закрытой, звукоизолированной комнате – ведь никто не должен подозревать её в тайных тренировках.

Поэтому форум космехейтеров вызывал у нее смешанные чувства. С одной стороны, Ли была благодарна косметам, а с другой – презирала. Фильтр форума быстро дал результат, миг изображал древнего андроида, движения которого были поразительно похожи на походку пьяного космета, эти неуверенные движения и осторожные перестановки конечностей забавно пародировали походку современной красотки, выпорхнувшей из дверей ночного клуба. В миге содержался ответ, всего один бит – «1». Кра придёт, но подобная лаконичность была ему не свойственна и вызывала тревогу.

Ладья. Рокировка

Станция «Лагранж-С1», радиационный стенд

Семь часов прошли мимо мутным серым потоком, лишь изредка прерываемым небольшими толчками для очередной смены экспозиции. Коммуникатор Ника распирало от входящих. Кто-то из друзей заметил, что ему наконец-то дали унилейта, и теперь сокурсники слали титры с поздравлениями, спрашивали, когда он собирается обмыть звёздочки. Ник отшучивался дежурными фразами. В его голове засел «кирпич» – так обычно называли вычислительные системы, которые из-за сбоя впали в кому. Ему казалось что он совсем разучился формировать сложные мысли.

Кресло с Холмсом появилось в капитанской каюте без приглашения.

– Прости, я знал, что так будет, но это было необходимо.

– Понимаю, я тоже это знал уже там, у Совести. И то, что будет, мягко говоря, пыльно, тоже знал, – скупо цедил слова Ник, словно выдёргивая их из себя. – Кажется, я понял про всё, что можно понять, и многое уже успел забыть. Странно, но позже у меня возникло ощущение, будто я знаю корабль до последнего винтика! Я даже открыл сервисную панель, вон в том углу, потому что я знал, там на торце должен быть П-образный кронштейн. И знаешь? Он там есть! Как такое может быть?

– Элементарно! Совесть. Она лишь воспользовалась ситуацией. Всем выгодно, если ты будешь больше знать о корабле. Когда ты вошёл в когерентное состояние, то мог управлять этим, но без опыта такое даётся сложно. Другое дело – Совесть, она существует в этом состоянии, живёт им, для неё когерентный перенос информации – нехитрое дело. Что же, это весьма кстати. Так тебе будет намного проще освоиться, однако полагаю, что устройство спецблока тебе ещё недоступно.

– Устройство нет, но габариты, центр масс, энергопотребление мне известны. Силовая шина в блок выглядит пугающе. Мне сложно представить объём энергии, который она способна передать. Я не уверен, хочу ли знать, зачем нужна такая энергия. Хотя к чему лукавство? Знать хочу, но боюсь узнать ответ.

– Разумно. Я знаю ответ, и это то знание, в котором многие печали, – почти по-человечески вздохнул техин. В руках Холмса появилась трубка, и он принялся её набивать.

– Что же, пыль пылью, но будем жить дальше, – Ник попытался придать голосу твёрдость и оптимизм. – Нам ещё предстоят лётные испытания, и нужно забронировать слот на полигоне. Есть что-нибудь доступное?

– Только в четверг на С-2, и то благодаря особому статусу корабля.

– А раньше ничего нет? Может, ещё раз проделать трюк с Совестью?

– Разве что только сегодня, в воскресенье, но мы на С-1, а полигон на С-2, это три миллиона кликов. Полигон будет закрыт в полночь, испытание длится часов пять, и у нас не более пары часов на то, чтобы всё организовать. Ничего невозможного, но близко к этому. Посылаю запрос. Минутку… Так… Полигон свободен, это хорошо, но сегодня там инспектором лично контр Сед·Оф. Он сложный человек, любит придираться к пилотам. Думаю, разумнее будет дождаться четверга.

– Ничего, справлюсь.

– Ник, мы сейчас заканчиваем здесь, и на полёт туда у нас остаётся чуть более двух часов, это значит, что идти будем на предельном ускорении. Затем нам нужно будет провести боевую симуляцию в условиях, приближённых к реальным. Учитывая, что это Сед·Оф, он с большой вероятностью выберет сценарий «Добро», судя по форумам пилотов ООН – это его любимый. Пусть даже мы знаем сценарий, но у нас всё ещё нет боевых конфигураций, настроенных на тебя. Даже если я тебя накачаю стимуляторами, то после таких перегрузок вряд ли ты пройдёшь экзамен у самого придирчивого из лётных инспекторов. К пришлым из Пояса он особенно придирчив. И в чёрном, и в белом сотни пилотов земного сектора жалуются на него, я прямо сейчас пролистываю этот бесконечный плач.

С каждым новым словом Холмса лицо Ника разглаживалось, депрессия таяла, в уголках рта замаячил признак улыбки. Это был вызов!

– Кажется, я говорю зря, – вдруг заметил Холмс. – Сейчас ты мне напоминаешь подростка для которого будет полезно, если жизнь ему преподаст урок. Я внес предоплату за полигон на С-2.

Когда Ник прощался с техниками рад-стенда, рот его растянулся в широкой улыбке. Ещё бы! Чтобы на шести g улыбнуться сдержанно, нужно приложить недюжинные усилия. Амортизатор боевой рубки использовал процессор монадного плетения для компенсации ускорения, превращая немыслимые сорок g на корпусе в допустимые шесть g в кресле.

По Академии Ник хорошо знал, что такое перегрузки, он был одним из немногих, кто выдержал тест «45/8» – сорок пять минут при восьми тягах – это один из тех полезных навыков, которые он приобрёл, гоняясь на «гончей». Более того, у него не мутилось сознание и не темнело в глазах. Сначала азарт гонки позволял ему игнорировать страдания тела, а позже это перешло в привычку. Тактичный Холмс своим видом сдержанно проявлял уважение к силе его воли. Техин значился главным медиком корабля, поэтому имел полный доступ к мониторингу жизненных показателей экипажа. Капитан страдал, но ничем не выдавал этого. Ник тяжело улыбнулся и про себя повторил присказку своего лётного наставника: «Офицер не может страдать, страдать может только его тело».

Визуальное поле боевой рубки было настроено на полную прозрачность. Пилот как бы летел в открытом космосе, габариты корабля были отмечены полупрозрачными маячками, а длинная лента их траектории уходила куда-то вдаль. Впрочем, это «куда-то» абсолютно точно упиралось в станцию «Лаграндж-С2». Справа снизу возник титр нового сообщения, и Ник мысленно открыл его.

«Это инспектор К-А Сед·Оф» – услышал Ник. С визира на него смотрел крупный мужчина. Его седые волосы были пострижены по-военному, виски выбриты, как того требовали старые лётные скафандры. Отдельный параграф устава разрешал лётному составу иметь усы, и инспектор был наглядным примером этого послабления. Пышные светлые усы придавали ему строгий, но бравый вид.

«Я вижу, что вы забронировали мой полигон, также я вижу, что вы сейчас находитесь у С-1, я даже не смею позволить себе предположить, что вы перепутали С-1 и С-2. Поскольку малейший намёк на такую ошибку делает полностью бессмысленным ваше появление здесь. По условиям тестов, для меня временно скрыта информация о экипаже корабля, но, вакуум меня забери, я хочу посмотреть в глаза вашего капитана. Не знаю, что за игры вы затеяли, центр сертификации полигона сейчас на обслуживании, так что, если вы прямо сейчас снимете ваше бронирование, то я сделаю вид, что ничего не было, и вы не станете байкой для всей системы. На всякий случай напоминаю, С-1 – это к Солнцу, а С-2 – от него. Конец связи».

Фантазия Ника нарисовала сценку, в которой он с друзьями обсуждает мем про капитана, перепутавшего «Лаграндж С1» с «С2», и улыбка на его лице стала шире, чем это можно объяснить перегрузками. Справа возникло кресло с Холмсом. Техин на секунду задумался, затем небрежным взмахом трубки добавил перед ними камин.

– Контрольная панель нашего центра была передана С-2, но на синхронизацию требуется некоторое время. Я полагаю, что пару минут назад инспектор уже получил требуемый доступ.

Титр сообщения всплыл снова:

«Это инспектор, обновление статуса. Получил доступ к вашей панели, непривычно, конечно, но это меньшие неудобства, чем те, что достались вам. По моим обновлённым данным вы несётесь сюда на 40g. Не знаю, ребята, как это возможно, и есть ли среди вас живые, но у тех, кто долетит, я экзамен приму».

Аватар техина развернулся к Нику и проговорил:

– Вот, ты на своём настоял. Сейчас нам нужно настроить боевую конфигурацию и продумать план тестового боя. По сценарию «Добро» предполагается, что наш союзник потерял ход и нуждается в эвакуации раненых. Его атакуют два противника, наши задачи: отбить атаку, спасти выживших, и поставить союзника на ход.

* * *

Курсы пилотов и спецкурсы по боевому пилотированию Нику читал один наставник – Гур·Ни. Учитель не любил рассказывать о своём прошлом и примеры схваток разбирал на гипотетических моделях, однако Ник сам без труда разузнал, что Гур воевал в знаменитой эскадрилье «Трутней» и даже дослужился до комэска.

Будучи курсантом, Ник не поленился добраться до Военного музея на Гагарине, там он собственными глазами увидел штурмовик «Сот·75», точно на таком же воевал Гур·Ни. Идеальная шестигранная призма с крохотным реактором и тремя линейными пушками, симметрично разбросанными по углам призмы. Пилот размешался в шаровидном, свободно вращающемся компенсаторе, а система жизнеобеспечения сводилась к боевому лётному скафандру, потому что небольшой процессор плетения скорее охлаждал реактор, чем компенсировал перегрузки. В качестве брони, реактивной массы и боеприпасов использовались шестигранные металлические стержни, которые пилоты называли «пергой».

На борту носителя штурмовики плотно упаковывались по примеру пчелиных сот, поэтому все названия, связанные с ними носили пчеловодческий оттенок. Полк – Рой, эскадрилья – Рамка, ну а сам носитель – Борть.

Один пилот, как правило, управлял звеном из семи Сот. Ник пытался представить себе, каково это, будучи зажатым в спартанской капсуле, под перегрузками управлять целым звеном сноровистых штурмовиков, поправка, не только управлять, но побеждать. Бездушный информатор музея приводил статистку, согласно которой потери среди пилотов роя были на тридцать два процента ниже, чем в целом по флоту.