S-T-I-K-S. «А» – значит атомиты!

Выручила неприметная дверь, ведущая в подсобку. На столе, покрытом слоем липкой грязи, нашлось немного хлеба, уже покрытого живописными пятнами остро пахнущей плесени, и полпачки зачерствевшего, как камень, овсяного печенья. Хлеб я есть не рискнул – только проблем с кишечником мне сейчас не хватало в довесок ко всему остальному дерьму, что на меня свалилось. А вот печенье, с хрустом разгрызая его зубами, я уничтожил все, до последней крошки. Но это жалкое подобие еды не принесло облегчения. Наоборот, живот от голода скрутило таким жестоким спазмом, что я согнулся пополам, чуть было не извергнув все съеденное обратно. Корчась от боли, пытаясь унять резь в желудке, я случайно наткнулся взглядом на старый, пожелтевший от времени холодильник, сиротливо стоявший в углу.

Ну конечно! Идиот! Вот откуда мне следовало бы начать свои поиски!

Это была ошибка. Катастрофическая ошибка. Едва я приоткрыл дверцу, как в нос ударила такая жуткая, омерзительная вонь, смесь гнили, прокисшего молока и еще чего-то неописуемо отвратительного, что желудок не выдержал. Я едва успел отшатнуться, захлопнув дверцу, прежде чем меня вывернуло наизнанку. Горькая, едкая желчь обожгла горло. Не помогло даже то, что я инстинктивно зажал нос и рот. Этот запах, казалось, въелся в кожу, в волосы, в одежду.

Снова мучительно разболелась голова, виски заломило тупой, пульсирующей болью.

Пошатываясь, я добрел обратно к кулеру. Остатками воды умыл лицо, прополоскал рот, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса. Поразмыслив немного, скинул с себя всю одежду – этот деловой костюм, некогда, наверное, стоивший приличных денег, превратился в заскорузлое, вонючее отрепье, которое побрезговал бы нацепить даже самый опустившийся бродяга из подворотни. По-хорошему, все это тряпье следовало бы немедленно сжечь, чтобы избавиться от следов прежней, чужой жизни и той грязи, что налипла на меня в этом новом, враждебном мире.

Как есть, голышом, я принялся методично обследовать помещение, уже не просто в поисках еды, но и в поисках чего-то, во что можно было бы переодеться. В одном из дальних углов просторного цеха, на пыльных металлических вешалках, обнаружилась стопка одежды, аккуратно завернутой в полиэтилен и, судя по едва уловимому химическому запаху смешанному с хвойным ароматизатором, прошедшей химчистку и пропитку каким-то дезодорирующим составом. Среди этой продукции местной химчистки я и нашел то, что искал – несколько комплектов униформы охранного предприятия с гордым названием «Цезарь-Легион». Прочные черные тактические брюки со множеством карманов, идеально подходящие для того, чтобы рассовать по ним всякую полезную мелочь. Несколько черных футболок из плотного хлопка и такие же черные куртки из износостойкого материала. Нашлась даже пара крепких армейских ботинок подходящего размера и теплая толстовка с капюшоном, разумеется, тоже черная. Чтобы не изменять стилю, так сказать. Переодевшись, я критически осмотрел себя. Вроде бы стал похож на человека, а не на оборванца, чудом выжившего после апокалипсиса.

Однако я отчетливо помнил, как немилосердно жгло солнце мою кожу, когда я ненадолго оказался снаружи. Эта новая чувствительность к свету была еще одной странной и тревожной переменой. Нужно было что-то придумать, чтобы защитить лицо. Некоторое время я просто перебирал всякое барахло, скопившееся в цеху – обрывки тканей, старые спецовки, какие-то тряпки. И в итоге мои поиски были вознаграждены. В одном из шкафчиков я наткнулся на комплект черного постельного белья из гладкого, прохладного на ощупь искусственного шелка. Проделав аккуратную прорезь в наволочке, я получил некое подобие балаклавы или импровизированной маски, скрывающей лицо. Посмотрелся в пыльное, треснувшее зеркало, висевшее на стене.

Мда… Зрелище было еще то. Если я в таком виде встречусь с обычным, неподготовленным человеком, то напугаю его до заикания, а то и до сердечного приступа. С топором, который я подобрал ранее и теперь машинально держал на плече, я выглядел как заправский серийный маньяк из второсортного ужастика. Ну, или как ниндзя колхозного разлива, как метко подметил бы кто-нибудь из прошлой жизни. Хорошо бы еще найти солнцезащитные очки, чтобы прикрыть глаза, и перчатки, чтобы защитить руки, но таких полезных предметов мне пока на глаза не попалось. И снова, как набат, заурчал желудок, напоминая о главной, насущной проблеме. Голод вновь неумолимо погнал меня искать еду.

На улицу из спасительного убежища химчистки я выходил с предельной осторожностью, сжимая в руке уже показавший себя топор, готовый в любую секунду отразить нападение. Сердце колотилось где-то в горле. Однако вокруг царила мертвая, зловещая тишина. Спокойствие, которое пугало больше, чем крики и рычание. Никакие зомби, никакие мутировавшие твари меня снаружи не поджидали. Пока первые, робкие лучи восходящего солнца не начали окрашивать небо в свинцово-серые тона, я решил осмотреться, сориентироваться на местности.

Меня окружал типичный городской пейзаж – обычные жилые «свечки», многоэтажки от восьми и до двенадцати этажей, безликие коробки спальных микрорайонов со стандартной инфраструктурой и всем тем, что когда-то считалось «всем необходимым для нормальной жизни». Здание с химчисткой, давшее мне временный приют и ставшее своеобразным убежищем, располагалось на первых двух, очевидно, нежилых этажах одной из таких двенадцатиэтажных башен. В целом, застройка выглядела громоздко, неопрятно, как-то неуютно и неудобно. Серость бетона, монотонность форм, гнетущее ощущение заброшенности и упадка.

Память, или то, что от нее осталось, подсказывала, что я никогда в таких домах не жил… Но эта самая память зияла огромными, черными провалами и досадными пробелами. Например, я прекрасно знал, что такое школа. Вот, за покосившимся забором виднеется типовое здание – это и есть она – школа. В ней учат детей до определенного возраста, дают им знания. Но вот, в какой конкретно школе учился я сам, и учился ли вообще, я сказать не мог. Пустота. А вон то приземистое здание с яркими, облупившимися рисунками на стенах – это детский сад. И… снова та же самая история, что и со школой. Полный провал в личных воспоминаниях. И так обстояло дело практически с любой сферой жизни, бывшей у меня до… до вчерашнего дня? До того момента, как я очнулся в этом кошмаре. Я стал словно новым существом, чистым листом, словно начал отсчет своей жизни только вчера, в этом разрушенном, враждебном мире.

Элементарная логика, однако, не отказала мне. Она подсказывала, что магазин, торгующий едой, какой-нибудь продуктовый, должен найтись где-то неподалеку, в шаговой доступности. И он действительно отыскался на удивление легко. Большой, типичный сетевой супермаркет, витрины которого обещали изобилие всякого съедобного. Прижимаясь к шершавому фасаду здания, передвигаясь короткими перебежками и замирая, словно напуганная крыса, при каждом подозрительном шорохе или непонятном движении где-то в глубине дворов, я добрался до входа. «Магнит», – гласила яркая вывеска. Я на мгновение задумался. Уж не ошибся ли я? Как-то странно, даже немного нелепо, называть продуктовый магазин «Магнитом». Словно он должен притягивать к себе не только покупателей, но и всякую металлическую мелочь.

Опасливо осмотревшись по сторонам, убедившись в отсутствии непосредственной угрозы, я решился и скользнул внутрь. Нет, я не ошибки не было. Полки, ряды стеллажей, кассовые аппараты – все указывало на то, что это действительно продуктовый. Вот только многие товары уже безнадежно испортились, о чем недвусмысленно сообщил мне тяжелый, тошнотворный запах гниения и плесени, ударивший в нос, едва я переступил порог. Взяв несколько пустых пластиковых пакетов, валявшихся на полу, я, не особо перебирая и не обращая внимания на сроки годности (какой в этом смысл теперь?), принялся торопливо наполнять их разнообразными консервами – тушенка, рыбные, овощные, – упаковками хлебцев и галет, шоколадными батончиками, которые могли дать быстрый заряд энергии, и несколькими бутылками с минеральной водой. Чтобы не делать лишней ходки и утолить наконец этот мучительный голод, я решил поесть прямо здесь, в магазине, среди этого царства запустения и разложения.

Я набрал несколько вакуумных упаковок с копченым мясом – к счастью, оно еще не успело испортиться – и, усевшись прямо на пол в одном из проходов, до отвала наелся им, жадно запивая минеральной водой. И сразу, почти мгновенно, полегчало. Прошла дикая, выворачивающая резь в животе, и голова стала болеть заметно меньше; кажется, даже настроение немного улучшилось, если это слово вообще применимо к моему нынешнему состоянию. Быть сытым… Как же это, оказывается, приятно и замечательно! Простое, базовое удовольствие, о котором в прошлой жизни я, наверное, и не задумывался. Сразу же после еды навалилась тяжелая, свинцовая сонливость, захотелось просто лечь и отключиться, но я понимал, что еще рано возвращаться в свое временное убежище. Надо было кое-что еще сделать. А именно, найти темные очки и перчатки. Тогда этот ставший таким невыносимо вредным солнечный свет, возможно, не будет так опасен для моей кожи и глаз. Помня о недавней, мягко говоря, неприятной встрече с теми людоедами, существами, презирающими штаны и нижнее белье, я тихо и предельно осторожно обошел и другие магазины, расположенные на первых и вторых этажах соседних зданий, выискивая что-нибудь полезное.

Дешевые пластиковые и абсолютно черные очки, массивные, закрывающие чуть ли не пол-лица, нашлись на удивление быстро в каком-то заброшенном киоске с прессой и сопутствующими товарами. А вот с нормальными, прочными перчатками возникла проблема. Все, что мне удалось отыскать, – это несколько пар тонких хозяйственных перчаток из латекса, какие обычно используют, чтобы мыть посуду или убираться. Не лучший вариант, конечно, но на первое время, как говорится, сойдет и это. Низкое качество и сомнительную прочность этих тонких перчаток решил компенсировать количеством, прихватив с собой добрых два десятка пар. Лишними точно не будут.

Когда я, закончив свои поиски, вернулся в магазин со смешным и немного неуместным названием «Магнит» за оставленными там пакетами с провизией, то на том месте, где я их оставил, ничего не нашел. Пусто. По спине неприятным холодком пробежался озноб. Те люди, или уже не люди, превратившиеся в тупых, безмозглых, кровожадных зверей, на такое, вроде бы, не способны. У них не должно хватить сообразительности, чтобы украсть что-то, не съев это тут же на месте. Или… или способны? Что я вообще, по большому счету, о них знаю? Вдруг среди них встречаются не только бестолковые, рычащие и мычащие особи, но и достаточно умные, хитрые твари, чтобы…

Чтобы устроить засаду! Эта мысль молнией пронзила мозг.

Мои глаза лихорадочно всматривались в полумрак торгового зала, пытаясь выхватить малейшее движение, а руки уже инстинктивно тянулись к топору, заткнутому за пояс брюк. Сердце заколотилось с новой силой.

– Не балуй…

Тихий, спокойный, но властный голос, раздавшийся откуда-то из-за спины, заставил едва ли не подпрыгнуть на месте от неожиданности. Я замер, как соляной столб.

– Топорик, говорю, не мацай. Не надо, – повторил невидимый собеседник с той же невозмутимой интонацией.

Я послушно, почти машинально, оставил попытки вооружиться, опустив руку. В такой ситуации любое резкое движение могло стоить мне жизни.

– Хороший мальчик… – одобрительно прозвучало сзади.

Раздались тихие шаги. Справа, обходя меня по дуге, появился мужчина. В руках он держал автомат Калашникова, ствол которого был, естественно, направлен прямо на меня. Оружие выглядело потертым, но ухоженным, и было снабжено массивной банкой самопального, но, судя по виду, эффективного глушителя.

Незнакомец, не сводя с меня внимательного, оценивающего взгляда, небрежно уселся на прорезиненную ленту кассового аппарата и, все так же не убирая оружия, спокойно продолжил прерванное общение:

– А теперь давай знакомиться… Ты кто такой?

И что, черт возьми, мне было ему ответить? Вся моя тщательно выстраиваемая легенда, если ее вообще можно было так назвать, рассыпалась в прах. И я решил говорить максимально спокойно и нейтрально, стараясь не выдать своего волнения:

– Человек.

Мой собственный голос поразил меня – он был хриплым, каким-то надтреснутым, чужим. Мужчина напротив лишь весело, но беззлобно хмыкнул.

– Громкое заявление… Просто человек? – уточнил он, чуть склонив голову набок. В его глазах плясали насмешливые искорки.

– Да… – выдавил я, чувствуя, как пересохло во рту.

– И кто ты, «просто человек»? – с легким нажимом, не терпящим возражений, настаивал собеседник.

Пока он говорил, я успел его как следует рассмотреть. Лицо широкое, скуластое, с высоким, умным лбом и упрямым, волевым, чуть выдвинутым вперед подбородком. Небольшая, аккуратно подстриженная борода и короткая, ежиком, стрижка темных волос. Крупный, плечистый, сложен крепко, без лишнего жира. Одет в прочную, видавшую виды походную одежду защитного цвета. За спиной виднелся здоровенный, набитый до отказа туристический рюкзак. На тактическом поясе болталась пара объемных подсумков и кобура с каким-то большим, внушительного вида пистолетом, явно архаичной модели.

– Пытаюсь выжить, – наконец ответил я, глядя ему прямо в глаза. – Как и ты.

04. Прекрасный новый мир

– Как и все мы, – с тяжелым вздохом, в котором слышалась застарелая усталость и горькое смирение, согласился бородатый мужик. Ствол его «Калашникова» по-прежнему буравил меня холодным, немигающим взглядом. – Рассказывай… Не тяни кота за фаберже, время – ресурс дефицитный. Усёк?

Я на секунду замер, лихорадочно перебирая в голове варианты ответа. Что я мог ему сказать? Правду? Что я очнулся здесь вчера, ничего не помня, с чужими воспоминаниями в голове и телом, которое вело себя странно и пугающе? Он бы счел меня сумасшедшим, и, возможно, был бы прав. Или выдумать какую-нибудь слезливую историю? Вряд ли это произвело бы впечатление на человека, который, судя по всему, уже давно привык к жестокости и угрожает мне автоматом. В итоге выбрал самый простой, самый жалкий, но, как мне показалось, самый безопасный вариант.

– Я… я не сделал тебе ничего плохого, – голос предательски дрогнул, выдавая мой страх. – Отпусти меня… Пожалуйста.

– О как! – бородач удивленно вскинул густые, сросшиеся на переносице брови. На его лице промелькнуло что-то вроде искреннего изумления, смешанного с плохо скрытой насмешкой. – Отпустить? Так просто?

Я судорожно кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Горло сдавило спазмом.

– И тебе, значит, совершенно неинтересно, что происходит вокруг? – он чуть наклонил голову, и в его глазах мелькнул какой-то странный, оценивающий огонек. – Не любопытно, в какой заднице мы все оказались?

– Ничего хорошего? – скорее утвердительно, чем вопросительно, прохрипел я. Оглядываясь на руины цивилизации и вспоминая встреченных мною тварей, трудно было предположить иное.

– Верно подмечено, парень. Ничего хорошего, – подтвердил он с мрачной усмешкой. – А что это у тебя за тряпка на башке намотана? Модное поветрие в этих краях, или особый ритуал?

В этот момент почему-то стало предельно ясно, как дважды два, что я влип. Влип по-крупному, в какие-то очень серьезные неприятности, и просто так меня отсюда уже не отпустят.

– Наволочка… – выдавил я, чувствуя, как краска стыда заливает щеки.

– Снимай, – коротко приказал он, и в его голосе прорезались стальные нотки.

Я стоял, не шевелясь, словно прирос к грязному полу магазина. Исполнять приказы этого здоровенного амбала, вооруженного до зубов, мне совершенно не хотелось, но инстинкт самосохранения вопил, что сопротивление бесполезно. Я был безоружен, напуган и совершенно не понимал, что происходит.

– Снимай-снимай… Не стесняйся, – он «подбодрил» меня тем, что выразительно повел стволом автомата в мою сторону. Движение было едва заметным, но крайне убедительным.

Словно в замедленной съемке, я нехотя стащил с головы ставшую уже привычной прохладную шелковую наволочку и скомкал ее, сунув в карман брюк. Чувствовал себя голым и беззащитным. Стоять под прицелом заряженного и, без сомнения, снятого с предохранителя оружия – удовольствие, мягко говоря, ниже среднего. Холодный пот катился по спине, а сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Ща я тебе расскажу, как всё было, – тихо, но с какой-то пугающей бодростью сказал мне мужик, внимательно изучая мое лицо. – Ты, значит, вышел на работу, как обычно. Что-то там охранял, или на смене был, не суть важно. Затем, откуда ни возьмись, сгустился этот мерзкий, кислый туман, от которого глаза слезились и в горле першило. Пропала связь, вырубилось электричество, и мир погрузился во тьму и тишину. А потом окружающие тебя люди начали потихоньку слетать с катушек. Сначала просто ругались, собачились по мелочам, потом драки пошли, мордобой. А после этого и вовсе стали неадекватными, потеряли человеческий облик. Начали кусаться, рычать, бросаться друг на друга, как бешеные псы. А после этой вакханалии пришли они – развитые твари, порождения этого проклятого места. Сейчас ты один, как перст, и выбираешься из своего убежища, где ты забаррикадировался, только по большой нужде, за провизией. Потому что в глубине души ты все еще надеешься пересидеть это нашествие, переждать, пока все само собой рассосется, так?

Я молча, не раздумывая, кивнул. А зачем мне было его разубеждать? Пусть думает, что хочет. Его версия событий, хоть и не имела ничего общего с моей реальностью, звучала достаточно правдоподобно для этого безумного мира. И, главное, она давала мне хоть какую-то легенду, какое-то объяснение моего присутствия здесь.

– А ты уже видел звёздное небо? – неожиданно спросил он, и его голос стал серьезнее. – Чужое звёздное небо?

Я чуть было не покачал отрицательно головой, но вовремя спохватился. Что-то в его тоне подсказало мне, что правильный ответ здесь только один. И я снова кивнул, стараясь придать лицу выражение человека, узревшего нечто невероятное. На самом деле, я видел лишь фрагмент ночного неба, но даже он показался мне странным, незнакомым.

– И что ты думаешь по этому поводу? – продолжал он свой допрос, не сводя с меня испытующего взгляда.

Я неопределенно пожал плечами, изображая растерянность и замешательство. Что я мог думать? Мой мозг отказывался принимать реальность происходящего.

– Это другой мир, парень, – произнес он с какой-то тяжелой, почти фатальной убежденностью. – Не Земля. Мы больше не дома.

Вот что на это можно было ответить? Слова застряли в горле. Пришлось снова промолчать, надеясь, что мое молчание сойдет за шок или ступор.

– Голова болит? – внезапно спросил он, сменив тему. – Подташнивает? Общее состояние паршивое?

Я прислушался к своим ощущениям. Действительно, ощущалось общее недомогание, тупая боль сдавливала виски, и легкая тошнота подкатывала к горлу. Видимо, последствия недавней рвоты и нервного напряжения.

– Да… – признался я.

– Вот, – он отцепил от пояса небольшую металлическую флягу и протянул ее мне. – Сделай три глотка. Не больше, не меньше.

– Что это? – с нескрываемым недоверием поинтересовался я, глядя на потертую флягу. Внутренний голос вопил, что пить неизвестную жидкость из рук вооруженного незнакомца – не самая лучшая идея.

Ствол автомата все еще был демонстративно нацелен мне в живот, а палец незнакомца спокойно и уверенно лежал на спусковом крючке. Это было красноречивее любых слов.

– Лекарство это, – будничным тоном пояснил он. – Только не нюхай, сразу пей. Так надо.

Даже если это было разведенное сильнодействующее слабительное или какая-нибудь отрава замедленного действия, выбора у меня особо не было. Выпить придется. Я не стал кривляться и ломаться, понимая всю бессмысленность сопротивления. Отвинтил крышку и, зажмурившись, сделал три больших глотка. Жидкость оказалась обжигающей, с резким, каким-то травянисто-спиртовым привкусом и отвратительным послевкусием.

– Фу… Ну и бурда!.. – не удержался я от комментария, скривившись.

– Не бурда, а живун, – поправил мужик уже вполне добродушно, но автомат по-прежнему не убрал. В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение. – На ноги ставит быстро, если не совсем доходяга.

Он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая эффект своего «лекарства».

– Ты, я так понимаю, совсем свежий? – спросил он. – Ни с кем до меня не общался? И Дар в тебе еще не прорезался никакой?

– Нет… – честно ответил я, хотя понятия не имел, о каком «Даре» идет речь.

– Понятно, – он кивнул своим мыслям. – Мне нужно отлежаться пару дней. Восстановиться. Усёк? Пригласишь меня в своё убежище? Предложение прозвучало как приказ, не терпящий возражений.

Я на мгновение задумался. Логика, эта холодная и беспристрастная сволочь, подсказывала, что здание заброшенной химчистки – далеко не лучшее место, чтобы «лечь на дно и не отсвечивать», как он выразился. Да и никакое это, по большому счету, не убежище, а просто временное пристанище. Я такое себе найду и другое, если понадобится, и без особого труда. Но спорить с вооруженным человеком, который только что «угостил» меня какой-то дрянью, было бы верхом глупости.

– Да… – произнес я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более гостеприимно.

– Хорошо. Тогда веди, – он удовлетворенно кивнул. – Не будем здесь задерживаться.

– Надо еды набрать, – напомнил я, вспомнив о своих пакетах.

– Я уже позаботился об этом. Отнес твои пакеты вон за тот прилавок, – он махнул стволом в сторону одного из стеллажей. – Негоже добру пропадать.

– Можно их взять? – на всякий случай уточнил я.

– Конечно, – расплылся в довольной улыбке мужик, видимо, окончательно почувствовавший себя победителем по жизни и хозяином положения. – Еще вот это прихватим… Нам не помешает.

Он ловко сунул по литровой бутылке дорогого, судя по этикетке, коньяка в боковые карманы своих тактических брюк. Запасливый, ничего не скажешь.

Мы покинули магазин через заднюю дверь, вернее, собирались покинуть, но не успели. Потому что во дворе, прямо перед выходом, нас поджидал он. Здоровенный, мать его, монстр. Тварь метра под два с половиной ростом, если не больше, с непропорционально длинными и мощными верхними конечностями, заканчивающимися огромными, лопатообразными лапами, как у гориллы, только покрытыми какой-то бугристой, хитиновой броней.

Мужик мгновенно среагировал. Сделал шаг назад, втянув меня за собой, и тихо, почти бесшумно, прикрыл дверь, оставив лишь узкую щелку для наблюдения.

– Если издашь хоть один, мать твою, звук, я прострелю тебе ногу и выкину из скрыта на съедение этому красавцу. Усёк? – прошипел он мне на ухо, и от его голоса, полного ледяной ярости, у меня волосы на затылке встали дыбом.

– Да… – едва слышно выдохнул я, чувствуя, как по спине струится холодный пот.

Этот здоровенный монстр, не обращая на нас никакого внимания, без видимого усилия разрывал крыши припаркованных, видимо, еще до всеобщего коллапса, в вечной пробке легковых автомобилей, словно те были сделаны из картона. Он вынимал из покореженных салонов оцепеневших от ужаса или уже превратившихся в безмозглых зомбаков бывших водителей и пассажиров, тех, кто не догадался или не смог вовремя вылезти, и с утробным рычанием отправлял их в свою огромную, клыкастую пасть. Я видел эту тварь меньше минуты, но этого времени хватило, чтобы ужас парализовал меня. Однако почему-то особенно отчетливо запомнились именно его клыки – длинные, острые, желтоватые, с одинаковой, пугающей легкостью перемалывающие одежду, человеческое мясо, хрящи и кости. Хруст стоял такой, что кровь стыла в жилах.

– Он нас не увидит, пока мы под действием моего Дара скрытности, – прошептал мой новый знакомый, не отрывая взгляда от чудовища. – Но, если услышит, будет искать, пока не найдет. И поверь, он найдет. Так что смотри, куда ставишь свои ходули, и не дыши громко.

Мы вышли через главный, парадный выход магазина, который, к счастью, выходил на другую сторону улицы. Осторожно, крадучись, как тени, мы добрались до здания химчистки. Вход, однако, оказался с другой стороны, как раз в том направлении, куда медленно, но верно перемещался монстр, продолжая свое кровавое пиршество. Нам пришлось сделать небольшой крюк, но в итоге нам удалось проскользнуть внутрь тихо и не обнаружить себя. Сердце бешено колотилось, а адреналин зашкаливал.

Через несколько минут мы уже сидели в относительно безопасном кабинете бывшего директора химчистки. Незнакомец, скинув с плеч тяжелый рюкзак, с видимым облегчением развалился в директорском кресле и бесцеремонно закинул ноги в грязных ботинках на полированный стол. Распечатав одну из прихваченных бутылок коньяка, он отхлебнул прямо из горлышка, сделав несколько небольших, смакующих глотков.

– Будешь? – спросил он меня, протягивая бутылку.

Голос его звучал уже спокойнее, напряжение понемногу отпускало.