Убийство в заброшенном подземелье

– Что там? – спросил Пит. – Ты даже про еду забыл.

– Леди Кэссия зовет на ужин, – жалобно ответил волшебник. – А что я ей скажу?

– Что был занят неимоверно важными и очень секретными делами, – рассмеялся Пит. – Множество молодых людей врут девушкам именно об этом.

Быть таким же, как множество других молодых людей, Скаю совсем не хотелось, но тут уж или смирись с недоговорками, или вовсе не заводи никаких отношений, не только любовных, но даже и дружеских. Вариант «извиниться перед господином Марком и вернуться к обычной для волшебников практике, о которой можно и друзьям порассказать» не рассматривался. Пока вокруг бродят чудовища пострашнее нечисти – стыдно размениваться на мелочи вроде Пугала в парке.

Глава 19

Дознаватель Данн сидел в своем кабинетике, обложившись бумагами. При виде Ская и его товарищей он встал, едва не уронив с края стола толстую папку.

– Отчет? – понимающе улыбнулся ему Пит.

– Отчет, – вздохнул дознаватель. – Я ждал вас, чтобы вместе сходить в морг. Вы ведь составите мне компанию? Мои парни привезут кого-нибудь из коллег Олкиндера, будем опознание проводить. Господин Рисс хочет, чтобы и ваши подписи там были.

Казалось, Данну неловко говорить об этом.

– Надеется быстро закрыть дело, притом так, чтобы наша контора не придралась? – уточнил Пит.

Данн молча кивнул.

– А сам ты что думаешь? – поинтересовался Скай.

– Думаю, что этого покойника нам кто-то впаривает, как торгаш тухлую рыбину. И пока мы с этим кем-то не познакомились, дело закрывать рано. Но начальство есть начальство, – признался Данн. – Кстати, можете забрать серьгу.

Он вытащил из-под кипы бумаг деревянную коробку.

– Можно, я еще раз на все это гляну? – попросил Ник.

Данн протянул коробку ему.

Травник пристроил ее на краешек стола, открыл и принялся задумчиво перебирать вещицы. Осмотрел саму коробку. Достал платочки и осторожно обнюхал.

– Вот оно! – кивнул он собственным мыслям и обернулся к Скаю. – Я понял, что с ними не так.

Все уставились на Ника.

– Запах не тот, – заявил травник. – Думаю, вы и сами почувствуете.

Он протянул коробку Скаю. Волшебник брезгливо глянул на вещицы покойных девушек, хранившиеся в грязной комнате Олкиндера, но все-таки решился и поднес коробку к носу. Как ни странно, въедливый запах красок и скипидара почти выветрился. Коробка пахла древесиной, лавандой, лимонником и какими-то еще знакомыми травками, назвать которые Скай пока не смог бы. В одном он был уверен точно: в шкафу Олкиндера пахло совсем иначе. Он передал коробку Данну. Дознаватель тоже понюхал.

– Что-то знакомое, но точно не скажу, что, – согласился он. – Но ведь коробка была плотно закрыта – может, поэтому и не провоняла?

– За долгие-долгие годы? – не поверил Скай. – Она должна была проскипидариться насквозь. И, кстати, она даже снаружи очень чистая. Никаких брызг краски, пятен, отпечатков грязных рук. А Олкиндер за чистотой не следил.

– А я не знаю этот запах, – признался Пит, возвращая коробку Нику. – Какие-то травки, но вроде бы незнакомые.

– Это травяная смесь от насекомых, – сказал Ник. – Но не самая распространенная. И я уверен, что совсем недавно уже чуял именно этот запах.

– В галерее? – предположил Данн.

– Нет, где-то в другом месте. Совсем не связанном с расследованием.

Ник виновато развел руками.

– Вспомню – скажу. Но на картины можно бы и снова посмотреть. Вдруг все-таки я что-то плохо запомнил?

На том и сошлись. Данн запер кабинетик, и они отправились в подвал. По пути дознаватель заглянул в другой кабинет, вызвал оттуда давешнего высокого бледного волшебника и отправил в Академию за кем-нибудь, способным опознать Олкиндера.

По пути Скай спохватился:

– Кстати, Данн, а по поводу семьи Ниара что-нибудь узнали?

Дознаватель уставился на волшебника с недоумением.

– Ниар… Ниар… а, это же тот парень, который обвинил тебя в отравлении своего приятеля, Линта? При чем тут он?

Скай, Пит и Ник многозначительно переглянулись.

– Я сказал господину Риссу, – пояснил волшебник, – что подвал, в котором нашли картины, вроде как принадлежал раньше прадеду Ниара. Господин Рисс обещал проверить, что там к чему.

Данн только руками развел.

В подвале Гильдии все оставалось точно так же, как и в прошлый раз. Скучал в коридоре охранник, мерцали светильники. Безмолвно рвались с картин призраки.

– Что с ними станет? – спросил Скай.

– Будем искать родственников, – пожал плечами Данн. – Кого опознают, тех можно будет упокоить. Сейчас, если Рисс решит объявить, что убийца установлен и мертв, дело перестанет быть секретным, можно будет привлекать общественность.

– А как же старые картины? Их ведь могут и не опознать, – спросил Ник.

– Не знаю, – вздохнул дознаватель. – Это будет решать начальство. И мое, и ваше. По мне – так лучше бы просто отпустить их всем скопом. Как-то это неправильно – продлевать их страдание, по сути, ради нашего любопытства. Ни у кого из старых призраков уже не осталось тех, кто лично мог их помнить и искать, что страшного в том, что мы не выясним их имена? Но начальство может решить иначе. Запечатывать призраков в предметы все еще не запрещено.

– Почему? – поинтересовался Ник.

– С этим вышла обычная дурацкая история, – объяснил Данн. – Запечатывание как техника появилось раньше, чем Изгнание. То есть для того, чтобы призрака упокоить, нужно сперва освободить его от связи с местом или человеком, к которому он привязался сам. Ну там, место смерти или любимая девушка…

– Знаю, – прервал Ник.

С призраками и их привычками у травника была долгая история отношений.

– При запечатывании в предмет связь со всем остальным рвется сама, и призрак перестает досаждать живым. Отлично же, правда? – невесело усмехнулся Данн, косясь на картины, будто его слова могли кого-то там обидеть. – До гуманности по отношению к немертвым волшебники дошли совсем недавно, от запечатывания повсеместно отказались, как только додумались до правильного способа окончательно упокоить привидение. Из чисто практических соображений: из предмета призрак может вырваться или быть выпущен. И тогда он, озверев в заточении, становится напрочь безумен и очень злобен.

– Так и почему же такую плохую для всех штуку не запретили? – переспросил Ник.

– Потому, что любые поправки в Кодекс – это долгие-долгие споры бородатых старцев, – пояснил Скай. – И затевать их ради и так не применяющейся техники никому не захотелось. У нас в Кодексе и прямого запрета на каннибализм нет, между прочим. Потому что убийство и так запрещено, а жрать покойника, умершего своей смертью, вменяемому человеку в голову не придет.

– А невменяемому? – передернулся Ник.

– А невменяемого в любом случае надо изолировать от общества и лечить, – ответил Данн. – Так что все предусмотрено.

– Не все, – хмуро сказал Ник. – Как же всякие там, хм… особые обстоятельства? Когда кто-то вынужден?

– В том-то и дело, – вздохнул Данн, – что если кто-то был вынужден жрать человечину, чтобы выжить, то он и сам потом из-за этого страдает. За что его еще и наказывать? Давайте-ка делать то, зачем мы сюда пришли, и убираться, а то мне тут не по себе.

– Слушай, а у тебя магвизора нет? – вспомнил Скай. – Интересно все-таки рассмотреть, что там, под слоями краски на первой картине?

– Сейчас принесу! – Данн обрадовался поводу хоть ненадолго покинуть мрачное помещение.

Скай прошел мимо ряда безымянных призраков к Джустине.

– Скоро это закончится, – пообещал он вслух, хоть и не был уверен, что призрак еще может его понимать.

Рядом появился Пит. Скай подумал, что многоопытный агент сейчас поднимет его на смех за разговоры с лишенной разума душой или отчитает за слишком личное отношение к жертве. Или что-нибудь еще. Но Пит просто стоял рядом с ним и смотрел на картину. Потом так же молча отошел. В коридоре раздались шаги – возвращался Данн с магвизором.

На Ника третья встреча с галереей призраков уже не произвела такого ошеломительного впечатления, сейчас он отлично держал себя в руках, возможно, еще и потому, что само здание Гильдии Волшебников было надежно защищено от нечисти. Частицы Лешего в травнике затаились и не рассматривали чужие страдания как пищу. Сам же Ник не то чтобы привык к жутким картинам – привыкнуть к такому вообще вряд ли возможно, но почти смирился с ними. Случившееся с несчастными уже произошло. Что толку закрывать глаза? Сколько ни тверди себе, что такие ужасы не должны происходить – разве это что-то изменит? Ник знал, теперь уже не только рассудком, но и чем-то еще в глубине души, что спрятаться, отгородиться от страданий, чужих и собственных, уже не получится. Зато с ними можно будет смириться по-настоящему – но лишь после того, как виновник будет пойман и понесет наказание. Настоящий виновник, а не тот, кто просто стал еще одной жертвой.

Магвизор, здоровенные очки, похожие на защитные очки алхимиков, но начиненные куда более сложным волшебством, Ника просто заворожили. Возможность видеть силовые нити заклятий в одном режиме и проникать взглядом внутрь предметов в другом казалась восхитительной. Самому травнику сложные и тонкие заклятья давались плохо, но дело было даже не в этом. Ник и сам не смог бы сказать, что его так воодушевило: то ли шанс без всяких усилий разглядеть движение крови в собственной руке и мельчайшие трещинки в камне стен, темные глыбы старинной кладки под облицовкой из светлого камня и пульсацию волшебной силы в светильниках и защитных контурах, то ли сама идея – дать такой шанс даже тем, кто не умел или не мог пользоваться собственной силой. Поделиться волшебством.

Волшебников детский восторг помощника перед достижением магической науки позабавил. Данн даже позволил Нику выйти из галереи в коридор, чтобы вдоволь насмотреться на стены и лампы.

– Главное – не наводить их на девушек-волшебниц, – рассмеялся дознаватель.

Травник уже открыл рот, чтобы спросить почему, но тут же понял и даже покраснел.

Первым осмотреть картину доверили Скаю, раз идея с магвизором была его. Стараясь не глядеть в лицо призраку, волшебник навел прибор на холст и принялся подкручивать колесики вокруг стекол, настраивая толщину слоев и делая нежить невидимой.

Да, без призрака качество картины оставляло желать лучшего – подмалевки в студии мастера Леонтинуса были куда как лучше. Пятна никак не складывались в лицо, резкие мазки словно перечеркивали уже проделанную работу, будто художник несколько раз терял терпение и старался содрать краску с холста, а потом выравнивал и снова принимался за работу. Вот только получалось с каждым разом все хуже. Девушка на картине меняла позу много раз. Лицо вообще представляло собой хаотическую мешанину красок. Ниже, под всеми наслоениями, нашлись и довольно неплохие попытки. Чем глубже Скай всматривался в картину, тем яснее становилось безумие художника.

В самом начале работы тот пытался нарисовать девушку в светлом платье мирно сидящей на стуле. Возможно, она позировала ему сама. Вся ее поза дышала спокойствием. Но, видимо, лицо художнику никак не удавалось. Он снова и снова перерисовывал. Потом бросил – краска успела хорошо затвердеть, прежде чем холст закрасили и принялись за работу снова.

Теперь девушка стояла. Поза была неловкой, искусственной, будто художник рисовал не с натуры, а по частям срисовывал несколько разных картин.

И лицо опять не удалось. Снова и снова. Попытки сменяли одна другую. Иногда краске давали просохнуть, потом начинали заново. Менялись позы, наряды и положения головы. Спокойное лицо превратилось в кричащую маску. Художник переносил на холст собственную злость. Потом девушка лишилась одежды, но позы и пропорции тела оставались вычурно-изломанными, фантазийными, и понятно было, что это нарисовано не с натуры. Потом в картине снова появился реализм, но реализм пугающий. Девушка была прикована к стене, на теле появились кровавые полосы. И она кричала. Но и теперь художник не был удовлетворен результатом своего труда. Снова и снова перерисовывал лицо. А потом бросил – и запечатал в картину призрак. Но не тот, что был там сейчас. Классическое запечатывание не позволяет сделать призрака в предмете видимым, и с тем же маниакальным упорством художник взялся за Запечатывающее заклятье. Переделывал, совершенствовал, искал вариант. Потом снова перерисовал картину – и запечатал теперь уже окончательный вариант призрака. Теперь нарисованная девушка служила лишь фоном для страдающей души.

Скай перешел к следующей картине. Здесь художник уже не экспериментировал, но еще не определился с деталями. Несколько раз поменял позу. Перекрасил фон. Но в целом он уже знал, что делать. На дальнейших работах заметно менялись уже только фон и платья. От множества слоев мастер отказался, теперь краска ложилась на грунтовку уверенными широкими мазками.

Скай оставил работы старого убийцы и перешел к новым. Здесь метаний и поисков не было вовсе, зато в первых работах считывалась неловкая рука новичка. Первые картины были кривыми и к тому же дисгармоничными по цвету, штрихи ложились как попало. Но, видимо, второй убийца перфекционизмом не страдал. Он с самого начала был сосредоточен на жертве и ее страданиях. Картина же служила лишь упаковкой для призрака. Несовершенство линий убийца с лихвой компенсировал кровавыми линиями на теле девушки. Дальше с каждой картиной он становился лишь изощреннее.

Через холодные стекла магвизора Скай мог рассматривать работы злодея отстраненно. Раньше, глядя на картины невооруженным глазом, волшебник не понимал так отчетливо ни целей убийцы, ни выбранных средств. Сочувствие и ужас мешали рассмотреть. Теперь, глядя сквозь волшебный прибор, Скай понимал злодеев гораздо лучше.

Понимал отчаянную страсть, которая свела с ума первого убийцу, безумное желание, возможно, даже любовь к той, первой девушке. И любовь к искусству. Желание отобразить, сохранить красоту, переродившуюся в творческих муках в ненависть. Он так хотел запечатлеть прекрасную живую душу, что дошел до того, что буквально приколотил ее к картине.

Второй убийца был совсем другим. И если даже поначалу он пообщался с призраком первого, то одержим им не был совершенно точно. К моменту встречи в нем уже была ненависть, темная страсть к чужим страданиям. Да, девушка, страсть к которой не давала ему спокойно спать, тоже была. Теперь Скай был уверен, что именно она была на пропавшей картине – возможно, однажды эта девушка обидела убийцу, распалила его ненависть, но и без нее этот человек был давно и безнадежно болен жестокостью. Возможно, не найди он идею в картинах, все равно начал бы мучить и убивать. Может быть, даже и делал это раньше. Картины для него были лишь способом сохранить воспоминания и продлить страдания жертв.

Данн внимательно выслушал Ская, потом сам надел очки и прошелся вдоль картин. Скай с товарищами вышли и ждали дознавателя в коридоре, оставаться дольше в галерее никому не хотелось. Идти после выставки призраков еще и в морг никто тоже не хотел, но отказаться от унылой обязанности присутствовать на опознании тела и поставить подпись на протоколе оного мог бы только Ник. Но помощник решил сегодня не отлынивать и чинно нес свою ношу и саквояж волшебника.

Морг располагался в подвале гильдейской больницы. Подземного перехода туда то ли не было, то ли он предназначался лишь для особых случаев, так что пришлось прогуляться по улице. Жизнь шла своим чередом. Полуденное солнышко ярко освещало разноцветные праздничные флажки и искрилось в стеклянных гранях фонариков. Галдели, деля украденную где-то хлебную корку, воробьи, о чем-то беззлобно спорили студенты-целители на крыльце лазарета. Из невзрачного экипажа наемного извозчика как раз выбирался дородный мужчина в старомодном камзоле и бархатном берете. Дверцу ему придерживал уже знакомый Скаю помощник Данна.

Помощник представил профессора Академии Искусств, достопочтенного мастера Прискуса. Все обменялись любезностями и проследовали вокруг больничного здания к двери морга.

Внутри оказалось намного холоднее, чем снаружи, в нос ударил благополучно забытый со студенческих времен запах химикатов и внутренностей. Скай поморщился. Ник прикрыл нос рукавом, помощник Данна достал платок и уткнулся в него, а мастер Прискус слегка позеленел и, кажется, боролся с тошнотой. Данн и Пит сохраняли невозмутимость, которая Скаю показалась напускной.

Тело лежало на мраморном столе, накрытое чистой простыней. Помощник Данна осторожно приподнял ее, открыв публике бледное лицо с синими губами. Мастер Прискус судорожно сглотнул и отвернулся к соседнему столу. Лежащий на нем бесстыдно голый скелет улыбался во все зубы, но почему-то профессора это совсем не ободрило.

– Вы узнаете этого человека? – уточнил Данн, указывая на тело под простыней.

– Д-да! – согласился мастер и замолк.

Данн досадливо поморщился.

– Пожалуйста, назовите его!

– Это мастер Олкиндер, преподаватель Академии Искусств, – покорно произнес профессор, разглядывая анатомическую схему на стене.

– Благодарю вас, – кивнул дознаватель. – Можете идти.

Профессор спешно покинул морг, едва не столкнувшись с Ником.

Пит подошел к Нику и что-то шепнул ему на ухо, тот кивнул и поспешил следом за мастером Прискусом.

Покойного снова накрыли. Скай и Пит поставили подписи на протоколе, подтверждающие, что опознание прошло успешно. Скелет с соседнего стола взирал на живых насмешливо. Скай заметил черное пятно на голых ребрах прямо напротив сердца. Следы какого-то страшного разрушительного волшебства.

– Это тот парень, которого мы нашли в катакомбах? – спросил волшебник.

– Да, старший дознаватель Ларс, – подтвердил Данн. – После официального завершения дела его похоронят с почестями, хоть лекарям и хочется оставить его себе.

– Зачем? – полюбопытствовал Пит.

– Из-за этого, – дознаватель совсем невежливо ткнул пальцем в черное пятно. – Очень наглядная демонстрация воздействия Черной Иглы. Но тут мы им не уступим. Все-таки он погиб при исполнении своего долга – и так слишком долго наш коллега оставался непогребенным.

Данн вздохнул и направился к выходу, остальные последовали за ним.

На крыльце их ждал недовольный Ник.

– Уехал, – отчитался он Питу. – Обещал ответить на все вопросы, если мы посетим его вечером.

– Какие еще вопросы? – вмешался Данн.

– Нам ведь теперь ясно, что убийца не художник, – объяснил Пит. – Но при этом он быстро нашел такую подходящую кандидатуру, как Олкиндер. Очевидно, они были знакомы. Значит, нужно опрашивать всех, кто был с Олкиндером знаком, на предмет его связей.

Данн хмуро посмотрел на Пита, но ничего не ответил.

– Давайте-ка сходим пообедаем? – предложил Скай. – Эти химикаты здорово обостряют чувство голода.

– Что-то я никакого голода не чувствую, – буркнул помощник Данна. – И хочу только как следует отмыться.

– Иди! – разрешил ему дознаватель. – Но потом возвращайся в Гильдию. Мы и впрямь пообедаем, а потом пойдем докладывать господину Риссу о наших успехах.

Глава 20

Господин Рисс успешному опознанию обрадовался, все аргументы по поводу того, что Олкиндера подставили, отмел и обозвал несостоятельными. Потом сослался на другие дела, велел Данну готовить отчет, закрывать дело, а затем выставил всех за дверь.

– Что будем делать? – спросил Скай, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их не мог услышать не только Рисс, но и его секретарь.

– Готовить отчет, – вздохнул Данн. – Для этого, впрочем, может потребоваться время и некоторые дополнительные вопросы. Обвинительное заключение должно быть написано безупречно.

Дознаватель подмигнул агентам Тайной Службы, потом печально добавил:

– Но дольше, чем пару дней, тянуть не выйдет. Так что нужно действовать очень быстро. И по возможности обойтись без моих помощников: не уверен, что они готовы ставить правоту высокого начальства под сомнение, а собственную карьеру под удар. И прямо сейчас мне стоит вернуться в свой кабинет и повозиться с бумагами, хотя бы для вида.

– Тогда мы сейчас займемся связями покойного Олкиндера, – предложил Скай. – Вечером встретимся у нас в гостинице и составим план дальнейших действий.

– У меня только один вопрос, – вмешался Пит. – Помнится, вы можете отличить волшебника от обычного человека даже после смерти. Так этот мастер Олкиндер разве не был волшебником?

– Был, – развел руками Данн. – Совсем слабым. Мог, например, светильники себе сам заряжать. Ну и на ритуал Запечатывания у него могло хватить силы.

– Гипотетически, – поправил Скай. – Потому что пьяный волшебник с силой управляться не очень-то может, а выпивал мастер Олкиндер давно и часто, судя по всему.

– Как вы это видите вообще? – поинтересовался Пит. – Ну то есть мог убийца просто увидеть Олкиндера и понять: «О, вот этот типчик – волшебник, он мне подойдет»?

– Это вряд ли, – ответил Скай. – Мы чувствуем силу, когда находимся совсем рядом. Чувствуем очень сильных волшебников и наоборот, опустошенных или начисто лишенных волшебного дара. А чтобы рассмотреть волшебника в Олкиндере, нужно было очень внимательно к нему приглядеться. Он в этом смысле на первый взгляд не отличается от большинства.

– Отлично! – обрадовался Пит. – Значит, они точно общались и у нас есть куда копать!

Однако поле для раскопок оказалось не то чтобы обширным, скорее уж овражистым, каменистым и заросшим колючими кустами. Покойный мастер, как выяснилось, был человеком скрытным и необщительным, учил он младшекурсников и потому с учениками приятельских отношений не водил. Друзей среди преподавателей и соседей не имел. Притом и совершеннейшим бирюком-неудачником тоже не был: пейзажи его работы неплохо продавались непритязательным горожанам, так что порой к нему захаживали приличного вида посетители. Но запоминать их, конечно же, было некому.

Стоило бы показать соседям Олкиндера портрет Ниарова отца, раз других подозреваемых все равно не было, но разжиться портретом они не удосужились, и как он выглядит, само собой, не знали. Может, похож на самого Ниара. А может, и совсем нет. Пит пообещал назавтра достать если не портрет, то словесное описание и вообще разузнать о нем побольше: он уже озадачил госпожу Аканту, и будь Стезиус аристократом, а не волшебником, вся нужная информация уже была бы, а так пришлось привлечь кое-кого со стороны.

К вечеру Скай был зол, вымотан и снова насквозь пропах краской. К тому же слишком поздно вспомнил про приглашение Кэссии, так что даже отправить вежливый отказ не успел. Конечно же, она не будет обижаться на него слишком сильно. Да и теперь, наверное, можно будет немножко рассказать ей о деле – без чудовищных подробностей, само собой. Но все равно забывчивый волшебник чувствовал себя негодяем.

На ужин собрались в апартаментах. Пришел Данн с темной кожаной папкой под мышкой, усевшись за стол, оглядел присутствующих и достал из папки лист бумаги. Подтолкнул его к Скаю и Нику и сказал:

– Эта женщина вам никого не напоминает?

Скай опустил глаза и вгляделся в умело нарисованный карандашом портрет. Красивая темноволосая женщина с уверенным взглядом и строгим выражением лица. Волосы с легкой волной. Кружевной воротник нарядного платья. Похожа на девушек с картин из подвала, только старше и не такая беззащитная.

– Это она, – без колебаний заявил Ник. – Это девушка с пропавшего портрета.

– Ты уверен? – строго спросил Данн.

Ник кивнул.

– Скай, ты что скажешь?

– Возможно. Во всяком случае, очень похожа. Кто это?

Дознаватель убрал портрет обратно в папку.

– Это Нира. Волшебница, пропавшая восемь лет назад. Архивариус Гильдии. Об ее исчезновении заявил секретарь Гильдии, ее искали очень дотошно. Но не нашли ни малейшей зацепки. Портрет из дела о пропаже: я сверил портреты всех пропавших в искомый период с картинами из подвала. Этот похож, но не соответствует ни одному из оставшихся.

– Если она старше других и если только ее портрет забрали, наверное, она особенная для этого урода, – задумчиво предположил Ник.

– Скорее всего, ты прав, и похититель знал ее лично, раз забрал портрет, – подал голос Пит. – И вряд ли взрослую, пусть и молодую, волшебницу мог похитить какой-то жалкий неудачник.

Скай поежился, но спорить не стал: как ни неприятно это признавать, похититель наверняка его коллега – практикующий волшебник.

– Еще какие-то новости есть? – спросил Скай, чтобы хоть немного отвлечься от неприятных мыслей.

– Да, – кивнул Данн. – Алхимический анализ показал, что замес красок на холстах убийцы соответствовал тем, что нашлись в мастерской Олкиндера в Академии. Выходит, краски для убийцы готовил Олкиндер, но ничего нового нам это не дает. Мы и так знали, что убийца далек от художественных дел.

– Это дает нам возможность не тратить время на обход художественных лавок, – уточнил Пит. – Убийца там не появлялся.