Dabistan-I-mazahib. Дабистан, или школа верований. Том II

Среди индусов в качестве благочестивых упражнений рекомендуются мантра147, Хома148 и дандават149. Мантра означает молитву; Хома – это бросание в огонь очищенного масла и тому подобных вещей и чтение молитв, чтобы сделать благосклонным определенное божество; Дандават – это когда человек простерся ниц перед объектом поклонения и коснулся лбом земли. Один человек спросил Бхартари150, который был одним из тех, которых называют джняни: «Читаешь ли ты мантры?». Он ответил: «Да». Тот человек снова спросил: «Какие мантры?» Он ответил: «Мое дыхание, выходящее и входящее, и есть моя мантра». Тот человек продолжал спрашивать: «Проводишь ли ты Хом?». Ответ был таким: «Да». На вопрос: «А как?» последовал ответ: «Тем, что я ем». Далее этот человек спросил: «Практикуешь ли ты Дандават?». После утвердительного ответа, когда его спросили: «В какое время?», он ответил: «Когда я сплю, растянувшись для отдыха». И эта речь напомнила мне следующее утверждение:

«Сон мудрых предпочтительнее поклонения невежд».

Индусы называют дэва арчака151 поклоняющихся идолу, то есть тех, кто предан божеству, что этот народ интерпретирует как выполнение какого-либо обряда, который выбирает сам человек; потому что божество – это разумная душа; чтобы сделать его послушным, нужно выполнять действия, которые оно повелевает выполнить, то есть, всякий раз, когда оно пожелает, видеть глазами, слышать ушами, обонять носом и так далее, чтобы доставить ему удовольствие. Согласно их представлению о явленном единстве Бога, все есть ОН. Сказать так, значит, подвергнуться порицанию; но разрешается утверждать: «Все есть я». Если кто-то не достигнет этой высоты философии, он может выбрать первый вариант. Автор книги «Гюльшен раз», «Розовый сад тайны», говорит:

«Себялюбие принадлежит только Богу,Ибо он – тайна; считай его также скрытым источником иллюзии».

Эти люди являются хозяевами самих себя в своих речах и поступках; они знают свое начало и свой конец; и, занятые собой, они заключены в темнице мира. Шанкара ачарья, который выделяется среди брахманов и саньяси, исповедовал это учение, и в какую бы сторону он ни поворачивал свое лицо, удовлетворение сопровождало его. Однажды противники и отрицатели этого учения решили погнать на него слона; если он не побежит, но останется непоколебимым, он святой; если нет, то он дурной человек. Когда они погнали на него животное, Шанкара побежал; тогда они сказали ему: «Почему ты бежал от иллюзии?» Он ответил: «Нет ни слона, ни меня; и не было никакого бега: ты видел это во сне». Все великие люди среди индусов придерживаются этого вероучения, и они согласны с тем, что, по правде говоря, нет другой веры, кроме этой, независимо от аватар и ракшасов; все просветленные пандиты встали на эту сторону.

Джняниндрой называют одного из брахманов Кашмира152; эта группа на языке Кашмира называется Гурувагуринах, и говорят, что они являются отцами джнянианиан. Тот, кого звали Шиварина, хорошо знал, как управлять дыханием; однажды он сообщил жителям Нау-чахера, который находится по дороге в Кашмир, что завтра он намерен покинуть свое человеческое тело. На следующий день люди собрались; Шиварина беседовал с ними, пока не добрался до места, где были сложены дрова, на которые он сел, скрестив под собой ноги (что на персидском языке называется бахин нешистен, описание этого я дал в главе об управлении дыханием, практикуемой йезданианами); затем он покинул человеческое тело, и когда люди увидели, что птица жизни вылетела из клетки тела, они подожгли дрова.

Другой джняни в юности практиковал усмирение дыхания и, овладев своей душой с помощью религиозной аскезы, дошел до того, что, хотя и не обладая большими природными способностями, взялся прочитать все книги индусов и понял все их науки лучше, чем другие пандиты, так как они все с этим согласились. Теперь он занимает первое место среди ученых своего города и приобрел такой независимый образ мышления, что не чувствует ни боли от потери, ни удовольствия от увеличения богатства, одинаково относится к друзьям, врагам, чужакам и родственникам; его не гнетет ни оскорбление, ни похвала кого бы то ни было; где бы он ни услышал о дервише, он обращается к нему, и если у него сложилось хорошее мнение о нем, он посещает его и укрепляет с ним дружбу, и никогда не позволяет ему страдать и печалиться; он беседует о единстве Бога, ни о чем другом не заботится и ничем другим не занят, и не посещает никого, кроме дервишей. Содаршан – это имя сына его сестры, который также связан с ним как его ученик; он оставил жену, сына и дом этого друга и живет на то немногое, что приносят ему его ученики. Когда джняни хочет выйти, ученик надевает на него одежду, потому что, невнимательный ко всему внешнему и к тому, что может быть приятно ему, он никогда не занят ничем другим, кроме книг.

Известно, что индусы, а именно, законники, придерживающиеся «Смрити» (священного писания), разжигают огонь и приносят в жертву овцу, не без произнесения заклинаний и молитв; это они называют проведением Хома. Джняниндра говорит: «Наш огонь – это благочестие, и в нем я сжигаю дрова двойственности; вместо овцы я приношу в жертву эгоизм: это мой Хома». Таким же образом он интерпретирует всю религию индусов, и огромное количество людей стали его учениками. У него есть племянник по имени Гангу, ему десять лет, и он младше Садаршана. Однажды Гангу плакал от гнева; автор этой книги сказал ему: «Вчера ты сказал: „Мир и то, что в нем содержится, – всего лишь иллюзия“; а теперь почему ты плачешь?» Он ответил: «Если мир – ничто, тогда мой плач не имеет реальности; я не нахожусь в противоречии с самим собой». Сказав это, он продолжал плакать.

«Общество добрых людей делает добро».

Джаганатх, восьми лет, сын Джняниндры; он принес щенка в дом, где поклонялись идолу, посадил его на место идола и нарисовал на его голове знак. Мальчика спросили: «Что ты делаешь?» Он ответил: «Камень не имеет жизни; почему бы тебе не поклониться щенку, а не этому идолу? Кроме того, каждый человек поклоняется тому, что ему приятно. Поскольку это поклонение – игра, я играю с этой собакой». И никто из людей в доме не пошевелил и пальцем ради свободы мальчика, но они произнесли благословения в его адрес.

В 1049 году хиджры (1639 год н.э.) автор этих страниц посетил в Кашмире Джняниндру и был восхищен его обществом. Он назвал его своей атмой, то есть «разумной душой». Джняниндру спросили: «Кто твой ученик?» Он ответил: «Это тот, кто, придя к самосущему Богу, знает и видит себя не кем иным, как Богом».

В то время, когда автор этой книги шел с набожным индусом по границе озера Кашмира, к нам присоединился саньяси, претендовавший на то, с то он свободен от всех уз. Там нам принесли еду, и саньяси ел вместе с этим благочестивым человеком. После этого он начал хвастаться: «До сих пор я не ел никакой плоти, только теперь я попробовал немного». Джняни предложил ему чашу вина, и тот выпил ее, чтобы отбросить осторожность. Затем он вновь вернулся к теме самовосхваления. Благочестивый философ попросил принести на скатерти хлеб с базара, который, согласно индуистской вере, еще более запретен, чем вино. Саньяси отломил кусочек хлеба, съел его и снова без меры похвалил себя: «Теперь, – сказал он, – я свободен от всех уз». Мудрый улыбнулся и сказал: «Ничего не остается, кроме как есть коровью плоть». Саньяси, как только услышал это, покинул компанию.

Выдающимися учениками Джняниндры, которых видел автор этой работы, являются Шанкара бхат, Канеш бхат, Сударшан Кал, Адаб бхат, Махатапиндра и Ават, известный под именем Копал Кул. Один ювелир спросил Шанкару бхата, одного из только что упомянутых учеников: «Почему ученики Джняниндры, при всей их претензии на свободу от всего, все еще поклоняются идолам?». Шанкара сказал: «Почему ты работаешь с золотом?» Ювелир ответил: «Это моя профессия, чтобы добывать средства к существованию». Шанкара ответил на это: «И поклонение – тоже ремесло и средство добывания пропитания».

Мулла Шидайи, индус, известный среди поэтов и обладавший впечатляющим красноречием, отправился однажды с автором этой книги в дом Джняниндры и беседовал с ним; он увидел своих учеников и, увидев нравы людей в доме, удивился и сказал: «Вся моя жизнь прошла в преданности благочестивым людям; но мои глаза никогда не видели такой свободы, и мои уши никогда не слышали ничего, что можно было бы сравнить с речами этих освобожденных людей».

Хара Рама пури был саньяси и одним из джняни, обладавшим совершенством независимости. Когда он прибыл в Кашмир, то, рассерженный длиной своих волос, которые были похожи на веревки, он отрезал их на берегу реки возле дома, называемого Бхат-джатайи. Шри Кант Бхат, пандит и индусский судья, увидел это и сказал: «Всякий раз, когда ты остригаешь свои волосы, ты должен делать это в тирте, то есть в «доме поклонения». Хара ответил: «Есть место во святейшем из обителей, где сердце радуется, и на том месте, где сжигают мертвых, кончаются все темные пятна». В 1051 году хиджры (1641 г.) он отправился в Киштовар153, и поселился на равнине, называемой чауган, где он и его ученики играли в мяч, занимались верховой ездой и сжигали мертвых. Маха Сингх, сын Бахадера Сингха, раджи Киштовара, стал его учеником и преданностью ему освободил себя от оков внешних вещей; ему стало нравится общество благочестивых; он был молод и хорошо разбирается в поэзии. В 1052 году хиджры (1642 г. н.э.) в Киштоваре вспыхнула война между раджей и повстанцами этой страны. Когда зазвучал боевой барабан, сражавшиеся с обеих сторон начали общую бойню; а Хара Рама пури, взобравшись на вершину возвышенности, был увлечен видом с нее, и под шум битвы и звуки труб, горнов и литавров он начал танцевать, и посреди этого танца он споткнулся; он упал головой вниз с горы и, скатываясь вниз, получил от большого камня рану в голову, от которой умер. Мирза Рафия говорит:

«Когда тьма сердца моего просветилась познанием мудрости,Какие бы речи ни предлагались в качестве ее доказательств,Они указывали на некоторые ошибки моих желаний;Таким образом, вся дорога извивалась от моих преткновений».

Сатра и Джаду были двумя факирами. Сатра нарисовал в Нагарикоте154 на своем лбу начертание чистоты, а на шею накинул Зунар; однако он ел жареную коровью плоть с базарным хлебом и предавался увеселительным прогулкам. Несколько индусов задержали его силой и привели к судье. Судья сказал ему: «Если ты индус, тебе не подобает есть коровье мясо и хлеб с базара; а если ты мусульманин, то зачем тебе знак чистоты и Зунар?» Ответ был такой: «Знак чистоты из шафрана и сандалового дерева, Зунар – тканый пояс, коровье мясо получают из травы и ячменя, хлеб – из зерна, а печь строят из земли и воды, и если ты будешь рассматривать вещи в согласии с истиной, ты обнаружишь, что все состоит из четырех элементов, которые не являются ни мусульманскими, ни индусскими; а в остальном пусть твои повеления будут соответствовать закону». Судья отпустил его на свободу. Джаду был одним из его учеников и отправился в Балх, в дом Ислама. Он появился в мечети со знаком чистоты и с Зунаром и, задержанный, предстал перед судьей, который приветствовал его как мусульманина. Джаду ответил: «Если ты дашь мне жену и поселишь меня в доме, я буду мусульманином». Судья дал ему в жены красивую вдову, и Джаду, став мусульманином, вошел в ее дом. По прошествии нескольких дней он сказал женщине: «Отдай мне дочь, которая была у тебя от твоего покойного мужа, чтобы я мог продать ее и потратить деньги, которую я получу за нее, на свое пропитание. Когда у нас будет еще один ребенок, я распоряжаюсь им таким же образом, продам; ибо такова моя профессия, и кроме этого я не знаю никакого ремесла. Женщина выгнала его. Джаду, оказавшись на свободе, отправился в Кабул155; он надел себе на голову перо, как это делали посыльные, привязал к талии бубенчик и с широким поясом на плече, в полосатом кафтане появился на базаре. Гонцы задержали его и спросили: «Зачем ты надел нашу одежду?» Джаду ответил: «Венец с пером на головах соловья и других птиц, а колокольчик висит на шее овцы и коровы; считай меня тоже одним из них. Посыльные стали обращаться с ним грубо; Джаду спросил: «Что вы хотите?» Они сказали: «Теперь ты должен упражняться с нами в проворной походке гонца». Джаду не отказался: он побежал с ними и добился такого успеха, что на утренней заре ни один из посыльных не остался рядом с ним. В течение семи дней и ночей он ничего не ел и не пил, занимаясь бегом. Джаду так приобрел привычку к религиозному аскетизму156; между Пешаваром157 и Кабулом, он попрощался с ними и ушел.

Пертабмал Чада (чада – племя кшатриев) – джняни, то есть благочестивый человек; его родиной является Сиал кут; он достиг совершенства в проявлении добродетели; он не ограничивался какой-либо верой или религией, но знал, что всякая религия есть путь, ведущий к Богу; он видел в каждом лице явленного друга. Однажды он присоединился по делу к Даваре, человеку, который был одним из вождей, назначенных правительством Хар-говинда, преемника Нанака158; он стал его учеником и объявил себя его приверженцем. Давара омыл свои ноги, и эту воду выпили все присутствующие последователи веры, так они поступали со всеми, кого они привлекли в свою веру. Далее между Пертабмалом и Даварой возник спор; тот сказал ему: «Но вчера я вымыл тебе ноги (то есть сделал тебя своим учеником), а сегодня ты воюешь со мной?» Пертабмал ответил: «О неразумный человек! Джаты всегда моют мне ноги, как ты; моя собственная рука никогда не касается моих ног» [джаты – низший класс индусов].

Среди последователей Нанака есть установившийся обычай дарить, если они преследуют какое-то желание, несколько диремов наставнику своего наставника или своему наставнику и просить его о благосклонности. Пертабмал предложил несколько диремов Кабели, который был религиозным главой, назначенным Хар-говиндом, а затем в Кабуле; он сказал, сложив руки: «Я хочу созвать на молитву, согласно обычаю, всех последователей Нанака; пусть это будет исполнено». Кабели, прежде чем дать свое согласие, спросил: «Может быть, ты хочешь увидеть Хар-говинда?» Пертабмал ответил: «Я хочу большего». Кабели спросил: «Чего?» Ответ был: «Желаю, чтобы все шуты, танцоры и музыканты прибыли из Пешавара в Кабул, чтобы мы могли увидеть их выступления, искусства и трюки».

В доме Пертабмала был идол, которому поклоняются индусы. Мышь проделала дыру в его мебели, и он вместо комка земли положил в нору целого идола, чтобы закрыть проход. Индусы сказали: «Что ты делаешь?» Он ответил: «Божество, которое не сможет преградить дорогу мыши и сделать что-то с мышью, как может защитить меня и сохранить меня от тирании мусульман?» Точно так же Пертабмал имел в своем доме Шива-лингам, каменный столб, который почитают индусы; вынеся этот лингам из своего дома, как столб, он привязал к нему собаку.

Мусульманин сказал ему: «Только два человека из всех неверных, а именно Нуширван и Хатам, попадут в Рай». Пертабмал ответил: «Согласно твоей вере, только два человека из неверных попадут на Небеса; но мы верим, что ни один из мусульман не попадет в Рай».

Азада (под этим именем он известен) был брахманом. Однажды он ел за столом с мусульманами и пил вино. Они сказали ему: «Ты индус и ешь вместе с мусульманами? Ваш народ никогда не ест н с кем, кроме как с людьми своей религии». Азада ответил: «Я не думал, что вы мусульмане; впредь я буду есть и пить отдельно от вас». На другой день он снова удостоился пить вино в компании с ними и не отказался от трапезы; во время трапезы они сказали Азада: «Вчера мы объявили себя мусульманами». Он ответил: «Я знал, что вы шутите надо мной. Не дай бог вам стать мусульманами».

Бинавали – сын Хирамана, каястхи159. Каястхи – племя четвертой касты, созданной Брахмой; среди прославленных поэтов его звали Вали160; с детства он очень любил общество дервишей; и в нежном возрасте он получил религиозного наставника по имени Уларва, великого дервиша, который постоянно восклицал: «Боже, ты здесь, ты един, Боже, я свидетельствую это». В год хиджры 1045 (1634 г. по Р.Х.) он примкнул к дервишам Индии и наслаждался плодами этого; он приехал в Кашмир для службы у муллы шаха Будахши и приобрел желаемое знание. Суфий никоим образом не был привязан к вере; ни вера, ни религия не сковывали его выбора; он дружил с идолом и храмом идола и не чуждался мечети; силой экстаза, а не внешним знанием, он произносил громкие возвышенные речи. В 1050 г. хиджры (1640 г.) двери дружбы открылись между ним и автором этой работы; от блеска его ума возникли следующие строки:

«Мы не такие, какие мы есть; мы то, что Ты есть;У Тебя нет знака, мы – Твой знак.Эти знаки – знаки Твоего существа;Они – проявление и сияние Твоих качеств,Ты чист от наших забот и в наших представлениях;О, Ты, кто проявляется в этом нашем одеянии;Проявлениями Тебя являются все вещи.Ты независим от отношения «ты и мы», и Ты сам есть «ты и мы».Твое существо проявляется в Твоих качествах,Твоя природа есть источник Твоего существа, о Господь!Мы все ничто; все, что бы ни было, это Ты!О Ты! кто свободен от представлений, воображения и двойственности,Мы все волны в океане Твоего бытия;Мы – малый компас проявлений Твоей природы».

Азада и Бинавали появляются в одежде индусов и исповедуют веру джняни, к которым они, как считается, принадлежат.

Мехир Чанд родом из Пенджаба и принадлежит к классу ювелиров Гуджарата; он из школы учеников Акамнатха, взгляды которых он принял. Акамнатх – йог, «святой», обладающий вдохновением; по убеждению его последователей, прошло уже две тысячи лет его жизни.

«Как лазурное небо; мудрец никогда не умирает;Разумное начало свободно от бурь и от всего тленного».

Однажды Акамнатх предстал перед великим императором Джахангиром, который находится на Небесах; знаменитый монарх спросил его: «Как твое имя?» Мудрец ответил Сарват анга, то есть: «Все существа – мои члены». В собрании перед государем читали книгу; царь, взяв книгу у чтеца, отдал ее в руку Акамнатху, сказав: «Это твое изречение, прочитай его»; Акамнатх вернул книгу чтецу, повелев ему читать дальше; но когда этот человек начал читать, царь обратился к Акамнатху: «Тебе я приказал, читай». Его ответ был: «В начале я сказал, что все в мире – мои члены; Поэтому я читаю языком этого человека». Васул Хазнуйи говорит:

«Настолько свободен мой дух, что творение есть мое тело,И этот огонь, и воздух, и земля – мое жилище.Эта небесная сфера со всеми ее планетами,Вращается только потому, что таково мое желание».

Вскоре пролетел воробей, вылетевший из воды. Акамнатх заявил перед царем: «Если с этим телом, которое находится рядом с вашим величеством, я попытался бы пойти по воде, я мог бы только утонуть, но в образе птицы я прошел». Великий Мулана Джами говорит:

«Мир со всеми духами и телами,Это некий человек, которого зовут «Мир»».

Говорят, что Акамнатх пошел в Каабу (в Мекке) и осмотрел это здание; он спросил кого-то: «Где хозяин дома?» Этот человек остался в изумлении. Они открыли ему дверь дома Божия; Акамнатх повторил вопрос и не получил от них ответа. Затем он крикнул: «В этом здании нет хозяина дома: это место небезопасно». Наконец, он осведомился у людей, почему идолы, бывшие в этом доме, выброшены, один ответил: «Потому что идол – дело рук человеческих, и потому что формам людей, которые сотворены, не должно поклоняться». Акамнатх заметил: «Этот дом тоже является делом рук человеческих, и любая форма в нем является формой человека, и трудом людей, которые сотворены; нужно ли ему поклоняться?» Услышав эту речь, они заключили его в тюрьму; но на следующее утро пленника не нашли: Акамнатха не было. Наконец, вернувшиеся из паломничества увидели его в Индостане.

«Может быть, мы найдем его там, в храме идола,Того друга, которого мы потеряли в монастыре».

V. О тех, кто исповедует учение Санкхья161

Говорят, что есть два способа существования, или что существование разделено на две части: одна есть истина, которую они интерпретируют как Пуруша162; другая – иллюзия, называемая ими Пракрити163. Пракрити есть причина мира, и Пуруша, будучи от недостатка знания и путаницы разума смешанной с Пракрити в мире, окружена и пронизана этим несоответствием. Считается, что пять несовершенств привязываются к Пуруше, которые они называют панча калушани164, «пять недостатков или грехов»: 1. Авидья165; 2. Ишмата166; 3. Рага167; 4. Двеша168; 5. Авивечана169.

Авидья означает у них, что они верят, что тело и чувства являются душой; авидья не знает ни начала, ни происхождения; ишмата означает личность, индивидуальность и эгоизм; рага – это склонность к тому, что приятно; двеша, «ненависть», состоит в том, чтобы придерживаться своего собственного мнения и осуждать мнение других как порочное; авивечана относится к действию или бездействию со страстью. Пять только что перечисленных недостатков удерживают Пурушу, «воплощенную душу», в беде; но, когда ум становится чистым, эти пять страданий изгоняются. После очищения сердца все качества дурные и порочные приобретают чистоту, а качества, называемые ими вриттая170, бывают четырех различных видов: первый, митрата171; второй, каруна172; третий, мада173; четвертый упекша174. Митрата – это дружба с праведниками и благосклонность к честным людям; каруна означает заботу о благе дружественных и помощь угнетенным; мада состоит в том, чтобы наслаждаться тихим счастьем всех творений Бога; упекша означает не использовать грубые слова против тех, кто делает зло. Они называются чатур вриттайа, или «четыре качества», которые держат сердце в подчинении и не позволяют ему видеть что-либо еще; и именно благодаря существованию этих четырех способов действий пять ранее упомянутых страданий уничтожаются, а также все, что их привлекает, и удачливый человек, освобожденный от этих пяти недугов, достигает сатья-локи. И так интерпретируется появление форм Пракрити и Пуруши в сердце; знаток этого состояния умеет отделять их друг от друга и становится мудрым; с этим знанием Пракрити исчезает, после чего, обретя Пурушу, или истинное знание самого себя, которое понимает душа, человек становится удовлетворенным и счастливым. Согласно этому учению, пять элементов выводятся из Пракрити.

Это суть веры Sankhya175. В Малом Гуджарате, в районе Пенджаба, автор этой работы видел Атмачанда и Махадео, которые, по его словам, принадлежали к Sankhya. По их мнению, Пракрити есть природа, а Бог есть проявление природы, и все земные и небесные тела существуют благодаря Ему, и они говорили: «Что дает зелень терновым головкам, разве не природа?»

VI. О йогах и их доктринах

Эта религиозная группа полагает, что Ишвара, или необходимое бытие, существует, это принцип разума, не имеющий себе равных, не уменьшающийся и не увеличивающийся. На языке индусов означает176 Господь, и без Иши все есть не что иное, как джива177, то есть «падшее»; на их языке джива означает «жизнь»; они считают Иша творцом всего мира и творцом всех элементов; Его святое существо свободно от забот, болезней и нужды и находится вне круга трудов и деятельности; то есть, что это святое существо не хочет и не настаивает на каких-либо религиозных обрядах, таких как омовение и тому подобных; Его знание парит выше и объемлет все сущее; Он Господь, и никто, кроме Него, не наделен верховной властью; смерть и боль никогда не приближаются к Его существу, которое не имеет ограничений. Дживой, «жизнью», называют они то, что находится в оковах забот, в узах немощи, под гнетом боли, в темнице трудов и деяний и подчинено контролю других, без власти над собою. Эта жизнь на самом деле не материальна и не телесна; только по неведению она считается единой с телом; и тело предполагается ими вращающимся в круге материальных форм; по необходимости времен и периодов жизнь покидает труды тела и переходит в другую структуру, и таким образом она мигрирует. Без абхасайоги178, душа не может быть освобождена от оков материального мира, и из тюрьмы того, что телесно, и йога179, на языке ученых индусов означает «союз» или «приобретение»; абхьяса180, «владычество вечной сферы», означает обладание наслаждением от желаемого объекта; и цель йоги состоит в том, чтобы сердце постоянно хранило память о Боге и чтобы никакому постороннему предмету не позволялось войти в этот Иерусалим, то есть в дом Божий. Знаток этого союза с искомым объектом насчитывает восемь его частей, которыми являются: 1. Яма181, 2. Нияма182, 3. Аасана183, 4. Пранаяма184, 5. Пратьяхара185, 6. Дхарана186, 7. Дхьяна187, 8. Самадхарана188. Яма состоит из пяти частей:

1. Ахимса189, то есть, никому не причинять вреда и не убивать никого, кроме больших диких зверей.

2. Сатьям190, или «истина».

3. Астеям191, то есть не красть и не грабить.

4. Брахмачари192, или держаться подальше от женщин и любых сношений с ними, и спать на голой земле.