Королевские чётки. Зерно Рабочего

– Потому он, наверное, и стал природоведом! – догадалась я.

– Именно, – с улыбкой закивал Боран. – Так вот учитель мне посочувствовал и пообещал принести кобоса тайно. Говорит: «Графиня, если увидит вас с кобосом в обнимку, разве решится разлучить?» Вот только взял с меня обещание, что я не расскажу, откуда у меня зверёк. На следующий день приносит он мне милейшее пушистое создание с рыжей шёрсткой, отливающей медью. Коготки острые загнутые, зубки белые прямые, пластика гибкая, мягкая, да только это не кобос! – баронет взял паузу, я не выдержала:

– А кто же?

– Рысяк! – Боран виновато потупил глаза. – Я-то подмены бы и не заметил, но учитель сам признался. Где я вам, мол, господин, денег на кобоса найду, вот рысяка поймать в лесу – это я могу. Я расстроился, а он и говорит:

«Так ведь, господин, разницы никакой нет. Кобосы, они и есть рысяки, просто одомашненные. А так рысяки даже лучше: проворнее и не такие наглые. Недооценивают их, а зря. Рысяк, он любому кобосу фору даст!»

Гляжу, и правда, от кобоса не отличить, да и приглянулся он мне, я его глажу, а он мурчит.

«Только, – говорит учитель, – они не ко всем людским штучкам привычны, например, блёсков не любят, сразу на них кидаются. Не со зла, играть их тянет, но лапы-то когтистые. Но ведь сейчас никто блёсков не носит».

Я тогда не придал этому значения, обнял рысяка, а мать-графиня, нас как в обнимку увидала, так и правда, смилостивилась. И с тех пор я растил своего рысяка как настоящего кобоса.

– Ну а мода-то почему из-за вас прошла? Все, что ли, вслед за вами стали тоже рысяков заводить?

– Нет! – цыкнул баронет. – Что вы! Я никому не раскрывал этот маленький секрет – вы первая. Вот только этот мой рысяк, и правда, всем кобосам фору давал. Тогда ещё были популярны соревнования кобосов. Может, слышали о кобосной полосе препятствий? Так вот, пока другие боялись по доске пробежать, мой уже пересекал финишную прямую. Так он прославился и возжелала сама герцогиня Бранат увидеть его на своих соревнованиях! Она просто обожала кобосов! У неё их было пятнадцать!

– Когда это? – наконец, поднял голову Дарган. – Не припомню такого.

Боран только двинул бровями и продолжил:

– Ну и вот, представьте, большие кобосные соревнования. Герцогский сад полон гостей, увешан флагами, да хлопушками. Приз – золотой кубок! И сбывается мечта – мой рысяк обходит всех многократных чемпионов! Её Светлость сама лично решила наградить меня, заодно посмотреть на необыкновенного кобоса. Она подходит, к рысяку, наклоняет лицо и широко улыбается…

Дарган как раз вдохнул и теперь подавился:

– Нет! Только не говорите, что… – сквозь кашель проговорил он.

– Да-да! – Боран рассмеялся. – У Её Светлости в зубе огромный бриллиант, и вот этот бриллиант как блеснёт, а мой рысяк как… В общем, сколько было визгов и криков! Герцогиня ладони к лицу, гости к ней, охрана на гостей, меня вообще с ног сбили!

– О Боже! Вас арестовали? – даже подскочила я.

– Ну что вы? Нет, конечно. Просто с тех пор запретили соревнования, и кобосов никто больше не заводит. Вся прелесть-то была в соревнованиях!

– А что же ваш рысяк?

– А он испугался шума и, – Боран сделал быстрое движение рукой, – сбежал. Не знаю куда, в лес, наверное, больше я его не видел.

Моё сердце металось, то я жалела мальчика, оставшегося без любимца, то самого любимца, то сочувствовала герцогине, то едва сдерживала смех… И тут только заметила, как внимательно изучал мою реакцию Дарган. Смотрел он странно, ещё не видела у него такого выражения лица: щурился и стискивал зубы:

– Баронет, вы… – но не успел договорить, как карета резко остановилась.

Снаружи раздался свист – резкий, пронзительный, и сразу вслед за ним разъярённый крик кучера:

– Ах, собакины дети!..

– Похоже, пора размяться, – оживился Боран, потянулся, сложив пальцы в щелчок, и закинул руки за голову. – Разбойники падки на кареты.

Он ловко достал из-за сиденья меч в ножнах и кольчугу без рукавов, натянул её через голову.

– Ваше Величество, честь имею, – кивнул королю и выскочил наружу.

Я уже рванулась следом, но обернулась:

– Умоляю тебя, сиди. Мы сами. – Я встретилась с его взглядом, коротко, но настойчиво.

Он не ответил. Хорошо. Надеюсь, понял.

Я выскочила из кареты – и замерла лишь на миг, окидывая взглядом поле боя. Человек двадцать. Несколько всадников. Доспехи лишь у половины из них, но и на те смешно смотреть: старые, местами ржавые кольчуги, шлемы вмятые. Да и сами разбойники будто всю ночь бататы копали: перепачканные, вялые, вон тот аж шатается – упал бы если бы на копьё не опёрся.

Впервые вижу таких разбойников. В глазах не голод, не жестокость, не азарт и даже не алчность, а недовольство! Да-да, создавалось впечатление, что мы их жутко раздражали.

Конечно, я решила, что мне это кажется, да и было не до раздумий, рукоять меча привычно холодила ладонь.

Боран уже пошёл в пляс. Его меч свистел по воздуху, как тростинка, и сверкал на солнце, будто зеркало. Двигался он легко, почти весело – но первый нападавший упал, даже не успев вскрикнуть.

Я осталась у двери кареты. Двое – прямо на меня. Отбила одного ударом вверх, второй кинулся, попался под локоть и получил рукоять в висок. Следом уже надвигались всадники. Я подалась в сторону, отступая, парируя сыплющиеся удары. Щека вспотела, пальцы скользнули на рукояти, но я удержалась.

Боран метнулся ко мне, подрубил копыто одному из коней – и всадник рухнул. Я краем глаза увидела наших лошадей – их отцепили. Разбойники пытались увести упряжку.

Ну что скажете теперь?Оглушив очередного грабителя, я рванула к лошадям, ударом рассекла поводья, заехала кулаком в челюсть худому, как жердь, и вскочила в седло. Меч – в руке. Конь – подо мной.

Солнце било в глаза, ветер обжигал кожу, сердце стучало так, что слышала его в ушах. Первый всадник полетел вниз как мешок. Второго Боран стянул на землю и сам занял седло.

Мы их дожимали. Победа была у нас в кармане.

И вдруг… Дарган. Он вышел.

Фроксийские шлем и кольчуга на нём отливали холодным блеском, будто он шагнул прямо из легенды. Высокий. Спокойный. Безразличный. Так в хрониках и пишут: «и вышел король».

Но у меня под ключицей заныло. Что ж ты делаешь?!

Я рванула к нему, отсекая нападавших как сорняки. Быстро, точно, не разглядывая лиц. Остался только гул, лязг металла, храп лошадей, крики. И я пробивалась к нему, не думая, не чувствуя.

Когда добралась – всё было кончено. Кто-то сбежал, кого-то убили, кого-то унесли. Пыль оседала. Мир затихал.

– С ума сойти, мадам! – задыхаясь, выпалил Боран позади. – Да вы любого гвардейца отправите в отставку!

– Перестаньте, сэр, – отмахнулась я. – Вы тоже отличный воин, но… – я осеклась. Что-то не так. Я спешилась.

Дарган стоял как-то странно. Голова опущена, плечи неестественно напряжены.

– Милорд? – подал голос Боран. – Зачем вы так рискуете? Вы ведь… король. Что?

Дарган выронил меч. Металл с глухим звоном стукнулся о мёрзлую землю. Король прижал руки к боку. Меж пальцев начала просачиваться кровь. Тёмная. Молчаливая. Настоящая.

Глава 3

– Чёрт побери, Дарган! – я протянула руки.

Боран кинулся и подхватил его под локоть:

– Милорд, в карету, быстрее!

– И ведь всё шло нормально, он уже падал, когда задел меня… – бормотал Дарган, заваливаясь внутрь.

– Зачем, ну зачем вы полезли в этот бой? – приговаривал баронет, раскрывая одежды короля.

Я ахнула – во фроксийской кольчуге зияла дыра, как и в подкольчужнике, рубаха пропиталась кровью.

– Мадам, – обратился ко мне Боран, – позади вас сундук с чистым бельём, подайте любую тряпку, скорее!

Неподъёмная крышка сундука поддалась с трудом. Одеревеневшими пальцами я нащупала белую ткань – кажется, сорочку. Я повернулась, и Боран выхватив её из моей руки, приложил к ране ниже рёбер Даргана. Истошный вопль разнёсся по карете, ударился о стены, будто их сотрясая – и вырвал мой собственный крик. В груди резануло.

– Плохо, – констатировал Боран, по его шеи и лицу разлилась пунцовая краска. – Плохо! В таких условиях… – он вскинул голову. – Астар! У тебя есть спиртное? Астар?! А чёрт, где этот кучер? Мадам, держите так, я сейчас вернусь.

Я приблизилась, он положил мою руку на потеплевшую тряпицу и выпрыгнул из кареты. Я осталась одна. Только я – и король, истекающий кровью.

Человек, который совсем недавно говорил, закатывал глаза, раздражал, спорил, теперь лежал бледный и истекал кровью. А я ничего не могла поделать.

– Зачем, Дарган, ну, зачем?

Губы Даргана приоткрылись, он пробормотал что-то неразборчивое, не поднимая век.

Я шептала формулы одну за другой, но ни одна вспышка не слетала с пальцев. Целительство по-прежнему не давалось мне.

«Глупость, какая глупость! Если бы я только осталась возле кареты… Одно мгновение, одно моё правильное действие – и мы бы спокойно ехали дальше, Боран рассказывал бы очередную историю, а Дарган вставлял свои занудные реплики…»

Лицо короля менялось, начало отдавать синевой, щёки будто впали, на лбу проступили крупные капли пота. Он таял прямо на глазах.

От бессилия хотелось выть. Я изнуряла себя заклинаниями так, что звенело в ушах, но не останавливалась – я заслужила это. Заслужила даже умереть, истратив последние силы, если так будет надо!

– Так! – послышалось снаружи, в карету влез Боран. – Будем обрабатывать, – он поднял руку, сжимая глиняную флягу.

– Что это?

– Неважно, это на спирту!

Я кивнула и убрала потемневшую сорочку с раны.

Дарган дёрнулся, взревел, подавшись всем телом вверх. Спирт лился на его рану, а боль отдавалась мне. Помню складки шторы в своей руке, как сжимала грубую ткань, как докрасна растёрла пальцы.

Король резко выдохнул. Глаза на миг открылись, взгляд метался, будто он пытался понять, где находится.

Я подала Борану новую тряпицу для перевязки, мы уложили Даргана на здоровый бок.

– Тут… недалеко, – проговорил Боран, сбивчиво дыша. – Лагерь горнодобытчиков. У них есть целитель.

Карета тряслась и подпрыгивала слишком сильно и опасно, кучер нещадно гнал лошадей во всю прыть. Одной рукой я держалась сама, другой – сжимала ладонь Даргана, горячую и пульсирующую. Ни одна формула больше не лезла в голову, только в глазах темнело, стучали колёса, а за окном мелькали бесчисленные стволы сосен.

Внезапный громкий стук заставил вздрогнуть, что-то тяжёлое ударилось о стенку кареты.

– Куда ты кидаешь, собака?! – заорал кучер.

Сердце заколотилось сильнее, отдалось болью в рёбрах. Какие ещё проблемы ожидают нас?

– Ну что там, Астар? – подскочил Боран.

Карета замедлилась, стук колёс стих, а снаружи уже слышался шум. Как на площади во время собрания, как на базаре во время давки кричала сотня голосов. Но мы в горах на лесной дороге, откуда?

– Селяне, сэр, – послышался голос кучера.

– Какие селяне? Не замедляй ход! Не теряй время! – закричал Боран.

Но карета замерла.

– Не могу, сэр.

– Сэр Боран, – взмолилась я, словно он и правда мог что-то изменить. – У нас нет времени!

Шум нарастал. Я уже отчётливо слышала выкрики – о каком-то наместнике, бароне, субсидиях, голоде. Их дополняла какофония музыкальных звуков. Она вонзалась под кожу ржавой проволокой, била по оголённым нервам.

Баронет выглянул из кареты – крики стали ещё громче. Я рванулась за ним, высунулась по пояс наружу.

Зрелище, открывшееся перед глазами, заставило оцепенеть. Разбитую, кривую дорогу перегораживали несколько повозок, выстроенных в ряд. На них и перед ними кишели люди – с палками, вилами, тяпками, с теми самыми дьявольскими музыкальными инструментами. Все кричали, свистели, размахивали руками, мелькали раскрасневшиеся лица. И они приближались.

– Продал!.. Проиграл хозяин! Мы не для того тут горбатимся!.. Свободы! Денег! Дров не хватает! Жена больна! Скотина сдыхает! Всех красивых девок увезли! Зерна!.. Снизить налог на зерно!

От этой какофонии – криков, стуков, фальшивой музыки – дрожала земля.

Невидимые руки сжали горло. Время схлопнулось: секунды, минуты, в которые Дарган терял силы, утекали как кровь. Я закричала так, что во рту появился вкус железа:

– С дороги! У нас раненный!

Напрасно. Лишь несколько человек в первом ряду обернулись. Остальные не услышали. Я кричала и кричала, но будто в пустоту. Как будто вокруг вырос глухой барьер.

А они шли ближе. Палки уже дотягивались до кареты, кто-то застучал по стенке и завопил:

– Барон! Там барон! Давайте барона! Выходи, или ты трусишь!

– Нет у нас никакого барона! – крикнула я.

– Я, я… – проговорил Боран. – Они думают, я барон… Я похож на брата…

– Пропустите! – заорала я. – Сейчас не до восстаний! Человек умирает! Нам нужен целитель!

Я заглянула в карету – после этих красных, кричащих лиц Дарган казался бледнее смерти.

Я уже не помнила себя. Внутри всё превратилось в поток, в гул, в безумие. Я вылетела из кареты, провалилась по колено в грязный снег. Пространство вокруг стучало, вопило, трещало. В какой-то момент я оказалась на козлах, рядом с остолбеневшим кучером, схватила поводья – и хлестнула!

Лошади заржали, забили копытами – народ бросился в стороны, и карета рванула вперёд. Но спустя два скачка дорогу преградили три незапряжённые повозки. Я стиснула зубы, свело челюсть, боль вспыхнула в мышцах, когда я сорвалась с козел и рухнула в скользкую, снежную грязь.

Опасно или нет – в минуты отчаяния таприканцы способны только на огонь. Это и называется расовой магической предрасположенностью.

Когда все заклинания в голове превращаются в корявые каракули, а потоки энергии – в раскалённые брызги, срабатывает инстинкт. Обычных людей он гнетёт изнутри. Магов – выворачивает наружу.

Я ударила по преграде огнём.

Пламя взвилось вверх. К крикам и безумию добавился жар, едкий дым. Горела сырая древесина.

– Пожар!.. Горим!.. Моя повозка!.. Что это?!

Что мне оставалось? Огонь! Только он! Только его дрожащие руки могли породить, только его разъярённый разум был способен выдать. Глаза щипало от дыма, от боли. Огненные шары, огненные волны вырывались из пальцев. Через минуту от преграды остались только угли.

И тогда я заметила тишину. Полную, мёртвую. Бунтари попрятались за деревьями. Замолкли.

– Гони, Астар! Гони, или велю казнить! – прорезал тишину голос Борана.

Я едва успела вскочить на подножку. Слёзы текли по щекам, губы ныли – искусанные в кровь.

Прошла вечность, прежде чем спереди раздался хриплый голос:

– Сэр Боран… Приехали.

Сознание плыло. Всё смешалось: лица, звуки, запахи.

Помню только лагерь. Впервые увидела его – десятки одинаковых деревянных квадратов.

– Эй, люди добрые! Скорее, скорее! У нас раненый! Раненый! – орал Боран, и слова будто проникали внутрь и отзывались болью в груди.

Карета остановилась. Я спрыгнула, перелетела через крыльцо, рванула дверь. После морозного воздуха горький запах трав и свежей древесины резанул горло. Прямо передо мной вырос прилавок – я едва не врезалась в него грудью.

Глаза метались по полкам, уставленным склянками и пузырьками. Всё рябило, сливалось, терялось. Наконец, у дальней стены я заметила камин. У огня склонилась фигура в синей мантии с копной светлых волос.

– На помощь! Скорее! – закричала я.

Позади уже стоял Боран – он тоже кричал, но слов я не разбирала.

Синяя мантия обернулась и подошла:

– Я целитель Рель. Что случилось?

– Мой друг ранен! Мечом… в бок!

– В какой?

Дверца прилавка откинулась с глухим стуком. Где-то за спиной скрипнула дверь – в комнату ворвался яркий свет и холод.

Я обернулась. У крыльца сновали люди, сливались в серо-бурые пятна. Униформа? Возможно. Всё плыло. На их фоне синяя мантия и Боран вытаскивали Даргана из кареты.

– Осторожно, голубчик, осторожно, – бормотала мантия, держа королевские ноги.

Они внесли его внутрь и уложили на деревянную скамью. Рель взмахнул рукой – в воздухе вспыхнул золотой шар. Свет обжёг глаза.

Целитель склонился над Дарганом, светлые волосы заслонили его лицо.

– О… ай-ай-ай… – пробормотал он.

– Что? Что там?! – закричала я. Не могла обойти препятствие – всё время билась грудью о край.

Меня не слышали – Боран что-то без умолку говорил.

– Господа! – рявкнул целитель, выставив руку. Вторую держал над раной – от пальцев к ней тянулись светящиеся нити.

– Нам не до шуток! – выкрикнул Боран.

– Он ведь дышит… я вижу… – прошептала я.

Блондинистая голова резко поднялась:

– Вышли и подышали свежим воздухом. Оба!

И вот мы уже на крыльце, под прицелом десятков глаз. Мир качался. Мысли рвались, путались, повторялись.

Я спохватилась, попятилась к двери, ударилась спиной о доски.

– Рель знает своё дело. Не волнуйтесь, не стоит ему мешать, – раздался голос из толпы. Из серой массы выступил человек в чёрной безрукавке, протянул ко мне руку. – О нём позаботятся. А вам, может, немного настойки не повредит…

«Да что пристал?!»

– Что это ты такой озабоченный? – вдруг услышала я себя. – Отвлечь нас хочешь?! Что вы тут удумали?

Я уже вынимала меч. Я?! Не могла остановиться.

Толпа ахнула и отшатнулась. Безрукавка попятился, подняв ладони:

– Прошу вас, госпожа… я не обучен искусству боя… Я всего лишь мастер горного дела и минералогии… не хотел ничего дурного! Простите!

– Вот и отойди! – заорала я, нащупывая дверную ручку.

Внутри – стойка открыта. Блондинистая голова мелькала над Дарганом.

– Господа… – целитель осёкся, заметив меч.

– Значит так! – объявила я. – Я никуда не пойду!

Я сказала это. Или подумала?

Я никуда не пойду. Не могу. Не хочу. Не вынесу.

– Понял, – коротко ответил он.

Это целитель? Что-то в нём было… неуместное. Но я уже плохо соображала. Я никуда не пойду. Я села рядом.

Я смотрела, как с его пальцев слетают искры, как вспыхивают жидкости в пузырьках. Виски пульсировали, в глазах плясали красные точки. Запах трав перебил запах крови. Я знала этот запах, но никогда прежде он не пугал так сильно.

Губы сами шептали молитвы. Я так набожна? Не знаю. Остановить это не могла.

"Это не может… не может так закончиться. Единственный Бог, удержи его. Не забирай. Пусть вдохнёт. И ещё раз. И ещё…"

Не знаю, сколько прошло времени. И вот целитель подошёл ко мне:

– Сестрёнка, мне нужны материалы для перевязки.

– Что? – прошептала я.

Я перевела взгляд на него. Сквозь пелену безумия пробился луч здравого смысла. «Что с ним не так? Это же элементарно! Он мужчина, а целители обычно – женщины. Только и всего».

– Вы сидите на сундуке с перевязками, – откашлялся он.

Я с трудом поднялась. В этот момент скрипнула дверь, в лицо ударил морозный воздух. На пороге показался Боран.

– Ну что? – кинулся он к целителю, срываясь на крик.

Целитель уже копался в сундуке, волосы почти скрывали его лицо. На секунду он вскинул голову:

– Я, конечно, маг, но не бог! Я сделал, что мог. Он потерял много крови, – говорил он, но руки его не останавливались. Спокойно, чётко, почти бесстрастно он накладывал повязку. – Если переживёт это утро – значит, выкарабкается.

От этих слов холод ударил от пят до затылка. Колени дрогнули.

– Но вы ведь… вы сталкивались с такими случаями? Люди оправляются после такого? – спросила я. Голос прозвучал чужим, тихим. Как будто не мой.

– Всё зависит от того, насколько он у вас крепкий, – отозвался целитель.

– Не говорите так! – шагнул вперёд Боран. – Если мы хоть чем-то можем помочь – скажите. Если дело в деньгах, я всё оплачу!

Целитель усмехнулся, накрывая Даргана одеялом:

– Голубчик, я сделал всё необходимое. И… хм… ваша благодарность тут ни при чём.

Баронет сжал кулаки. В его голосе дрожал ледяной гнев:

– Чёртовы уроды… Дай мне только до них добраться…

Порыв ветра прервал его слова – в открытом дверном проходе на фоне белого снега показалась та самая чёрная безрукавка.

– Как я вас понимаю! От них сплошные неприятности, – сказала она, и торчащие из неё руки сжимали пузатую бутыль. – Рель, давай нам стаканы, есть у тебя?

Вскоре в руках у меня оказалась деревянная кружка, оставляющая занозы в пальцах. Я поднесла её к губам – резкий запах заставил поморщиться, но заглушил в носу кровь. Обжигающая горечь коснулась губ, и мурашки пробежали по спине.

– …а кольчугу ваш парень не носит? – донёсся до меня обрывок фразы.

Похоже, до этого момента мой рассудок и правда был где-то далеко. Я даже не пыталась понять, как всё случилось. Но вот в памяти всплыла рассечённая кольчуга, окровавленный подкольчужник – и в груди резко кольнуло.

– Эти норсы вообще не умеют броню делать… – выдохнула я.

Боран глянул на меня, покачал головой:

– Да вы что, мадам. Кольчуга у него мощнейшая как доска! Такую и секирой не пробьёшь.

– У них и не было секир. Только ржавые мечи, шипастые дубины и какие-то самодельные копья.

– Простите, – человек в безрукавке поднял ладонь, – вы хотите сказать, что самодельные копья пробили фроксийскую кольчугу? Я правильно понял?

Боран закусил губу, прикрыл глаза, сжал виски пальцами:

– Похоже, да… Хотя звучит как бред.

– Надо взглянуть на эту кольчугу, – предложила я.

Но человек в безрукавке вздохнул и покачал головой:

– Я подозреваю, дело не в кольчуге… а в самом копье.

– В копье?

– Да. Скорее всего, оно было из аккоморода.

– Что? – не поняла я.

– Как что? Копьё.

– Что – копьё?

– Копьё из аккоморода, – вдруг подхватил Боран.

– Причём тут вообще копьё?! – Я всё больше раздражалась, не в силах понять, о чём они говорят. – Вы вообще кто?

Наконец я по-настоящему посмотрела на него. Тот самый человек в безрукавке имел чёрные, собранные сзади волосы, карие глаза, мощные обнажённые плечи и грудь – смотреть на них на фоне снега было зябко. Бледная серенидская кожа потемнела от солнца и ветра – как у тех, кто проводит дни не в кабинетах, а в горах.

Боран явно был здесь не впервые:

– Это Бераг, мастер, – представил он его.

– Мирного дела и горелогии, – подкинула память.

– Горного дела и минералогии, – мягко, но внятно поправил меня мастер и слегка поклонился: – Честь имею, мадам. Осмелюсь предположить, что копья напавших на вас разбойников были сделаны из аккоморода. Повезло вам, что не из аккомолита – вещества, получаемого путём кристаллизации окисленного аккоморода.

Моих нервов едва хватило, чтобы сделать глубокий вдох и выдох.

– Ну, аккомород же! – всплеснул руками мастер. – Самый дорогой минерал в мире!

– Что-то я о таком не слышала.

Он опустил голову и с досадой рубанул ладонью по воздуху:

– Ну разумеется! Конечно слышали! – он закусил губу, всматриваясь в меня. – Как же ваш меч… Если позволите, из чего он сделан?

Из Солнечного камня. Единственный меч на весь свет. И мне категорически не хотелось, чтобы кто-то это понял. Особенно сейчас. Тем более, что я всё ещё сжимала его в руке.

– Не знаю, – тихо бросила я. – Быть может, и правда из… ак-ко-мо-рода? – и убрала меч в ножны.

– Нет, из аккомолита. Аккомолит – это очищенный, окисленный и кристаллизованный аккомород, – глаза его вспыхнули. – Кстати… Вы, случайно, не Кеита Брайа? Я о вас читал!

"Ну вот. Прекрасно".

– Ясно, – выдохнула я.

И он каким-то образом, принял моё безучастие за интерес:

– Понимаете, у нас до сих пор нет ни грамма аккомолита! А аккомород у нас был – и его украли, ещё до того, как я получил образцы! Теперь думаю: это могли быть разбойники.

– Но откуда разбойникам знать эту вашу… алхимию? – простонала я.

– Да зачем им, во имя Бернардской Матери, знать алхимию?! – мастер всплеснул руками – обеими сразу. – Даже необработанный аккомород бесценен!

– Его украли? – вскинулся Боран, похоже, он знал больше. – Когда?

– Не знаю, сэр. Проснулись – и нет его.

– Что? Кто мог?.. Зачем?

– Так вот же! – Бераг хлопнул ладонями и прижал их к лицу. – Не могу понять! Но теперь вот услышал от вас о самодельном копье, пробившем фроксийские доспехи…

Они продолжали обмениваться восклицаниями и догадками, а я смотрела на Даргана. Мне было всё равно, что там украли. Всё, что имело значение – он. Повисший в воздухе золотой шар внезапно померк, и тени скользнули по его лицу. Я вздрогнула.

Позади целитель Рель гремел бутыльками на полках.

– У меня заканчивается гречелистник, – пробормотал он. – Без него парню придётся туго. А я не могу уйти с поста.

– Где его достать? Как он выглядит? – вскинулась я.

– Кустарник с мелкими синими цветами…

– Да их полно возле рудника, – сказал мастер Бераг.

– Тогда не будем терять времени. Идёмте, мастер, – отрезал Боран. Он кивнул мне и вышел из хижины. За ним, не мешкая, последовал и Бераг.