Королевские чётки. Зерно Рабочего

– Он дорог вам как друг, не только как король, верно? – спросил Боран.

– Мы уже многое вместе пережили, – произнесла я и вдруг вспомнила, что уже говорила это сегодня. Сколько можно рыться в одном и том же? Снова бороздить душу не хотелось, и я быстро спросила: – А вам, сэр?

– Что вы… – он чуть улыбнулся, покачал головой. – Называйте меня, пожалуйста, просто Боран, без «сэр». Мне так как-то удобней.

– Тогда вы меня просто Кеита.

– Как скажете, – он улыбнулся шире, почти засмеялся.

– Что?

– Да я просто вспомнил детство. Вы знаете, Его Высочество, принц Дарган, был таким проказником и непоседой.

– Дарган? – я даже вскинула взгляд на спящего короля.

А Боран кивал, улыбаясь теперь во всю:

– Он терпеть не мог сидеть подолгу на уроках, часто притворялся, что ему нездоровится, а потом сбегал из своих покоев. На его место в этих случаях ложился я и укрывался с головой, чтобы было непонятно.

– А если целительница зайдёт проверить здоровье Его Высочества?

– А неважно, – махнул рукой Боран, – Его Высочество крепко спит.

– И ни разу не попались?

– Попались, но иначе. Его Высочеству наняли нового учителя по баркийскому. Тот, конечно же, не знал, как выглядит принц. И что вы думаете?

– Дарган послал на урок вас вместо себя?!

Боран сощурился и закивал:

– И видимо так бы я и посещал уроки вместо него, если бы в тот же первый день Её Величество, светлая королева Минора, в то время императрица, не решила зайти и проверить, как ведёт урок новый преподаватель, – Боран тихо засмеялся.

– И что же?

– Да ничего – влетело мне тогда от души.

– От императрицы?

– И от императрицы, – кивнул Боран, – и от императора, ведь я, в конце концов, их паж, которому поручено отвечать за дисциплинированность наследственного принца.

– А Даргану влетело?

– Да так, – махнул ладонью Боран, – немного. Не виноват наследник престола, что его так плохо воспитывают! Влетает всегда пажу и немного воспитателям.

Глава 7

Боран скривил губы, потом полез за пазуху, достал оттуда свёрток.

– Я чуть не забыл, мадам… я хотел сказать, Кеита, пробовали уже местную стряпню? – он опередил мой ответ. – Не пробуйте. Пока горячее ещё можно хоть согреться, а потом… В общем, вот принёс для поддержания сил. Может, это немного поднимет нам настроение.

Он развернул свёрток, в нём оказались сиропные конфеты из Таприкана. Те самые: кислые, присыпанные сахаром, что я полюбила прямо перед отплытием оттуда. Вот уж не ожидала увидеть их среди гор и серого снега. Желудок сжался, напомнив, что последний раз я ела ещё до рассвета. Удержаться было нельзя, как только Боран предложил, я тут же взяла пару кругляшей.

Сначала эти конфеты кажутся очень сладкими из-за сахара, а после кислый сок сводит скулы.

Боран взял одну, положил в рот, неуверенно задвигал челюстью:

– Никогда раньше их не пробовал… по мне, кисловаты.

– А вы сразу следующую возьмите, не ждите, когда станет совсем кисло, – посоветовала я. Ведь, и правда, главное правило этих конфет – не останавливаться.

Боран осторожно поднес к губам вторую. Но передумал, сжав её в руке, заговорил:

– Ну и от Его Высочества мне тоже доставалось, если я нарушал дисциплину.

– Значит, вы тоже нарушали правила?

– Ну как, скорее случайно. Например, однажды в походе я уснул сидя, хотя должен был дежурить. Я всегда говорил, что не сплю или сплю чутко и проснусь при первой же опасности. Однако Его Высочество успел связать мне ноги веревкой, а я так и не проснулся. А потом он как закричит «Боран! Опасность!», а я как вскачу и со всего роста…

Я чуть не подавилась следующей конфетой. Мой громкий вздох прервал его рассказ.

– О чём он думал! Вы же могли покалечиться!

– Ну, я ладони успел выставить – их оцарапал, правда, и ещё колени.

Я только помотала головой, не зная, что сказать. Дарган? Наш ответственный, предусмотрительный, осторожный король…

– Я сам виноват, – продолжал Боран, – я должен был отвечать за жизнь Его Высочества, а уснул. Я тогда уже оруженосцем значился! А если бы правда опасность?

Боран часто заморгал, став похожим на подростка, и уже вспоминал другую историю:

– Помню, намечалась важная церемония, и в королевскую резиденцию в Фюллижане съезжалась знать. Принц Дарган, Гусег и я прятались. Такова была затея самого принца – сидеть в кустах за фонтаном и кидать шариками из цветной глины в статую Нерушимости Империи.

– В статую? Из кустов? – удивилась я, прожевав следующую конфету.

– Да-да. Тогда в центре Дворцового парка стояла такая высокая статуя, довольно далеко от нашего укрытия, кстати. Так что кидать было не очень удобно. Мы с Гусегом попадали то в причёски дамам, то в камзолы их кавалерам. А Дарган говорил, что нам нужно просто больше тренироваться. Но мне не хотелось тренироваться попадать в Нерушимость Империи, я вообще-то придворный! Мне полагалось любить императора и империю. Но когда я сказал об этом Его Высочеству, он так посмотрел… знаете, как он смотрит?

Я кивнула.

– За это он, наверное, на следующий день подсунул мне непарные чулки: один голубой, один золотой, как флаг Серенидской Империи.

– Что? – рассказ об очередной выходке Даргана заставил меня вздрогнуть. – И как же это? И вы не заметили?

Он дёрнул плечами:

– Я опаздывал, его слуги пришли, чтобы помочь мне поскорее одеться. Я первым должен был выступать на собрании, читать "Ода Империи", – Боран засмеялся. – И где он достал золотой чулок? Какой допрос мне устроила светлая королева! А он мне ещё сказал, что все должны выходить в начале и громко петь гимн. И вот я выхожу и, что есть мощи, как гряну «Велика Империя наша славная…»

Я представила юного Борана, который выходит на сцену в непарных чулках и громко запевает гимн империи, и не смогла сдержать смех. Но Боран смеялся тоже.

– Зато как меня знать запомнила! Скучающая от собственного величия толпа, и тут такое вступление с весёлым пажом…

Я вновь обернулась на Даргана. Странно было представлять его таким – живым, дерзким, смеющимся.

– И сколько же лет тогда было Даргану? – я шикнула, как раз кислинка конфеты обожгла язык.

Боран задумался:

– По-моему, четырнадцать.

Мне оставалось только взяться за лоб:

– Это невероятно! Неужели он был таким?

– Ох, ещё каким! Весь двор дрожал при виде него. А это еще что! Вот однажды был случай, будят меня среди ночи…

Но я вдруг перестала воспринимать его речь, она превратилась в неразборчивый шум. В следующее мгновение фляжки на полках раздвоились. Я повернулась – лицо Борана казалось окутанным туманом, и туман этот сгущался. Видимые объекты отдалялись от меня, исчезая за серыми облаками.

– Боран… – мой голос будто отдался эхом… в моих ушах!

– Да? – голос прозвучал, казалось, на расстоянии вытянутой руки.

– Ты почему не туман? – я хотела спросить, то ли почему он не ест, то ли почему вокруг туман, но мысли перепутались, как выскользнувшие из рук нити, а потом полностью потерялись в серой дымке. Она подступилась со всех сторон мягкая и беззвучная как вата.

– Ох, осторожнее! – едва донёсся до меня приглушённый звук, но я уже падала. Как и куда – не знаю, но тело отяжелело, ветер свистел в ушах.

– Это аккомород! – хор сотен голосов со звонким эхом донёсся до меня, как будто я услышала его из-за витражей большого храмового зала.

Серый дым перед глазами застыл, превращаясь в грубые очертания, теперь это были тысячи, может, миллионы камней, сросшихся в один панцирь.

– Это аккомород! – грянул то же хор, в этот раз он отразился от камней.

Острая боль пронзила затылок. Камни перед глазами поплыли и раздвоились.

Скоро я долечу до дна и моё налитое свинцом тело разобьётся об этот аккомород, а может какой-нибудь острый камень проткнёт его, как нож протыкает масло, как копьё пробивает кольчугу… При воспоминании о пробитой кольчуге, окровавленных подкольчужнике и рубахе непослушное, онемевшее тело дёрнулось, по позвоночнику пробежали мурашки – надо же, я ещё способна что-то чувствовать.

– Это… аккомород… – слабое эхо донеслось сверху.

Что это? Сколько раз за сегодня я услышала это причудливое слово, а раньше даже никогда…

– Ну разумеется! Конечно слышали! – он закусил губу, всматриваясь в меня. – Как же ваш меч… Если позволите, из чего он сделан? – передо мной возникло лицо мастера Берага.

Да ведь он мёртв. А может… и я? Иначе как? Но я не могу, не могу сейчас умирать, не помню почему, но я должна что-то сделать. Что-то очень важное.

– Не знаю. Быть может, и правда из… ак-ко-мо-рода? – вздохнул кто-то за спиной.

В груди кольнуло, когда я поняла: Бераг говорил не со мной, он смотрел мимо, а за моей спиной была…

– …вы Кеита Брайа? Я о вас читал… – лицо его растаяло в воздухе, голос прервался.

Я Кеита Брайа. Девочка с до смешного типичным именем и фамилией… На моей родине Кеитой звали каждую третью, а фамилию Брайа носило восемь племён центрального Таприкана. Благодаря этому на моей земле большинство моих подвигов в борьбе за независимость принимают за фольклор.

В Серениде же – всё иначе. Здесь все знают: это имя принадлежит прославленной героине, предотвратившей очередную войну с тёмными силами.

После объявления независимости меня, пятнадцатилетнюю девочку, и других якобы доблестных бойцов пригласили в Серенид. Вокруг было столько людей, которые мечтали прославиться в чужой стране. А мне хотелось спать и есть. Мне, наверное, вообще не свойственны высокие стремления.

Так и сказали в той геройской школе, куда нас привезли – нет у такой, как я, ни единого шанса принести пользу Серениду. Как будто я когда-то утверждала обратное. Меня не гнали, не наказывали, а просто не замечали. В конце концов, я ушла сама.

Ушла бродить по дорогам большой незнакомой страны. В которой, как оказалось, чтобы жить – нужно работать. А чтобы работать – нужно что-то уметь. Умела я только одно – сражаться, но мой возраст и документы не позволяли мне стать наёмницей. Не знаю, что делала бы, если бы не орден Непринуждённых.

«Что ты здесь делаешь, девочка?»… . Нет, это мне сказали не в ордене. С этой фразы началось моё знакомство с Гредваром. Он предложил учиться у него магии. Уж не знаю, чем приглянулась ему дикая таприканка, но я согласилась, увидев хоть какой-то смысл. В любом случае – лучше, чем таскать подозрительные письма и вещи для ордена.

Всё начиналось с непонятных уроков и странных речей, но со временем я начала понимать Гредвара. Мы почти не расставались: он учил меня не только магии, но и жизни, стал мне как родной, а родных у меня не было. А где родные – там и дом. Серенид стал моим домом.

Я училась магии – а дело там вовсе не в знаниях, а в практике. Сколько ни учи мага, пока он не потратит десятилетия, на отработку навыков – толку мало. Но всё же из меня вышел вполне сносный воин с азами боевой магии и волшебства, и когда над страной нависла настоящая угроза, оказалось, что я единственный готовый герой. Хотелось бы знать, куда девались остальные?

Я всё ещё не знала, чего хочу, но знала: во мне нуждаются. И я победила, не сразу, конечно, а следуя определённому плану спасения чужой страны, ставшей мне домом, как я упоминала.

Потом я стала героем – была даже церемония награждения, где мне вручили орден от короля. Правда, сам король соизволить прийти не удосужился. Впрочем, меня это не волновало: знаменитому герою с наградой некуда было даже голову преклонить. Поместья предоставлялись только рыцарям и аристократам, а вопрос с чужестранцами тогда ещё только начинали обсуждать.

Пришлось наняться в Армаду – там хоть в казарме место давали. Да и платили неплохо, многого не требовали: лишь бы умела махать мечом да подчиняться.

Разумеется, я довольно быстро поднялась в чине. За пять лет доросла до звания рыцаря – а это уже военная присяга верности Короне.

Я присягала на верность королю без его присутствия. Портрету, который, видимо, тоже рисовался без его присутствия. Сомневаюсь, что художник вообще когда-либо видел Бернарда Двадцать Четвёртого, хотя бы мельком.

Так или иначе, мне наконец выдали собственные владения – участок земли, достаточно большой. А рыцарское жалование делало меня вполне состоятельной женщиной. Я могла бы жить для себя… но вот беда: я так и не поняла, чего именно хочу.

Мой день просто начинался утром и заканчивался вечером – после очередного поручения Армады. Я колесила по стране, карала злодеев. И вот однажды, когда я была в столице – кстати, не по приказу Армады – ко мне подошёл незнакомец и попросил помочь ему пробраться в башню Его Величества…

– Остановись, пожалуйста, – послышался знакомый голос. Показалось, что это голос Гредвара. Даже запах – тот самый сладковатый, химический, как будто одежда снова пропиталась его зельями.

– Я говорила вслух?.. Где я?

Было темно и тихо. Я лежала на чём-то твёрдом и дрожала от холода. Одежда промокла насквозь, будто я попала под проливной дождь.

"Мне всё это приснилось?.. Я спала? Неужели так устала? Надеюсь, не подхватила какую-нибудь болезнь… этого только не хватало".

Попытка сесть – и темнота разразилась вспышками, оставляя мигающие разноцветные круги. Очертания предметов закружились в странном танце. Я зажмурилась. Мне начало казаться, будто я в седле.

"Точно. Лошадь пустилась иноходью, потому и трясёт. И солнце палит – не верится, что уже осень. Я у забора дома Гредвара, а за воротами он в сиреневой мантии. Это он? И что же он будет делать, если никто не поможет? Он ведь тоже уязвим… как и все мы".

Когда я открыла глаза, я просто лежала на скамье. Надо мной, в слабом свете камина, колыхался деревянный потолок. Доски двигались – то влево, то вправо.

Хотелось позвать, попросить помощи… но сил не хватало даже на стон. Кто-то начал хлестать меня по щекам. Небольно, но громко, раздражающе – я села, наплевав на головокружение.

Хотелось наорать на грубияна, но из груди вырвался лишь набор гортанных звуков – вязких и тяжёлых. Что это за… Однажды Гредвар, заботясь о моём здоровье, перепутал микстуру от кашля со снотворным. А потом весь день компенсировал сонливость заклинанием порабощения тела – управлял мной, как куклой. И вот это чувство – сейчас – очень напоминало то самое.

– Очнулась, сестрёнка?

Пощёчины прекратились. В темноте блеснули золотые волосы. Рель?

В нос ударил резкий, жгучий запах – до дрожи, до ледяного пота. Но в голове будто что-то встало на место. Я вздрогнула.

Озноб отступил, осталась лишь облепившая тело мокрая сорочка. Я дышала, как после утопления – с болью в груди и с рвущимися лёгкими.

– Тебя лихорадит, – Рель коснулся моего лба. В другой руке держал пузырёк, который только что поднёс к моему носу. – Но с тем, что тебе грозило, это ерунда.

Я оглядела комнату. От былого порядка в хижине не осталось ничего. Фляжки валяются на полу, многие – раздавлены. Грязные следы сапог, комья земли, серые лужи от растаявшего снега запеклись на полу.

Но дело не в этом. Изменилось что-то куда более важное, фундаментальное. Где-то внутри сжалось сердце, рёбра скрутило болью. Случилось нечто по-настоящему ужасное… но голова, как проклятый колокол: пустая

– Рель…. Рель, что такое…

– Даргана похитили.

Позвоночник обледенел, будто в него вонзилась ледяная стрела, спина выпрямилась. Усталость, лихорадка, боль – всё растаяло как утренний туман. Я вмиг оказалась на ногах.

Глава 8

– Что?! Да как это? – меня будто ударили по затылку куском льда. Вся кровь хлынула в голову, пульсируя в висках.

Я уставилась на то место, где ещё недавно лежал Дарган.

Там… не было даже скамьи.

– Его похитили вместе со скамьёй? Вы видели, кто это сделал? А где были вы?!

Умом я понимала, что Рель вряд ли виноват, но страх и отчаяние говорили за меня.

– Это были разбойники. Они украли твоего друга, скамью, повозку… Я пытался его защитить, – он вздохнул, – но они ударили меня. Я потерял сознание.

И тут я заметила: он прижимал к голове тряпку.

– Вас ранили?

– Да ну… Пустяки, – Рель поджал губы, но в его взгляде мелькнуло раздражение. – Знаешь, кто был с ними?

– Наместник? – догадка вспыхнула сразу.

Он кивнул:

– Как и говорил сэр Брюстек. Я до последнего не верил, но теперь видел сам. Лицо он закрыл, но целителей за тряпкой не обманешь – я его узнал. Представляешь?! Барон сотрудничает с разбойничьим атаманом! Так вот почему он всё время тормозил дело об аккомороде… Сестрёнка, они что-то замышляют.