Забытые чувства

Разве я не должна была почувствовать хотя бы что-то после смерти отца? Облегчение? Сколько там стадий горя? Пять? Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. И принятие. Возможно ли проскочить сразу к принятию? Потому что в данный момент это все, что я испытываю. Когда были убиты Лукас с Лео все было иначе.

Откинувшись на спинку кресла, я стараюсь еще раз вникнуть в то, что пытается донести до меня Энцо.

– Обстоятельства смерти вашего отца должны оставаться в строжайшей секретности.

…в строжайшей секретности.

Этот мужчина похож на смерть. Такой худой и длинный, его кожа почти просвечивает внутренности. А черный костюм? Ему только косы не хватает.

– Ты о том, что он застрелился? – уточняю, поправив черные кожаные перчатки.

Он морщится, словно я сказала, что-то из ряда вон выходящее.

– Да.

– И какова официальная причина смерти? – отстраненно спрашиваю, проведя кончиками пальцев по столешнице. Дерево темное. Даже если кровь и осталась, ее просто не видно.

– Остановка сердца.

Я киваю, не глядя на него.

– В котором часу похороны?

– К трем часам прибудет священник. К тому времени, все уже должны быть на кладбище.

Снова киваю.

Раздается слабый стук в дверь.

– Входи, Бьянка. – чуть громче говорю я и поднимаю взгляд на Энцо. – Можешь идти.

Он был предан отцу, предан Короне, но его неприязнь по отношению ко мне прямо таки очевидна. Точнее, даже не ко мне, со мной проблем у него нет. Думаю, его скорее беспокоит отсутствие члена между моих ног. Сама идея женщины-босса вызывает у него неприязнь.

Они с Бьянкой сталкиваются в дверях. Сестра бросает на него мимолетный взгляд и направляется ко мне с небольшим подносом. Когда дверь за Энцо закрывается, она выпаливает:

– У меня от него мурашки по коже бегут. – ставит поднос прямо передо мной. – Кофе и сыр. Ты ведь еще ничего не ела.

Я не голодна, но от кофе в жизни бы не отказалась. Ночь была длинной.

Бьянка присаживается на край стола с моей стороны и поднимает глаза к окну. Днем отец обычно закрывал шторы, потому что эта сторона солнечная. Я же впустила как можно больше света намеренно. Нужно было убедиться, что Агата смысла всю кровь со стола.

Глаза Бьянки слегка покрасневшие. Видимо, она тоже провела всю ночь на ногах.

– Как Каллиста? – спрашиваю, сделав глоток кофе.

Мачеха единственная, кого так сильно потрясла смерть Карлоса Эспасито.

– Истерила всю ночь. Эдда дала ей успокоительное, и она заснула пару часов назад.

– Как сама Эдда?

Она пожимает плечами, склонив ко мне голову.

– Как обычно, наверное.

…как обычно…

Что вообще попадает под категорию «обычно»? Если отец не оставляет даже записки перед тем, как застрелиться, это обычно? Энцо только сказал, что все активы семьи теперь принадлежат мне, за исключением того, что записано на сестер. Можно ли это считать предсмертной запиской? Я имею ввиду его завещание, в котором он оставил свою жену ни с чем. Даже этот дом отец отдал мне. Мне.

Обычно.

Если Эдда чувствует себя как обычно, значит, в этом нет ничего хорошего. Так же как и в моем случае. Я не разговаривала с сестрой со вчерашнего вечера. Она была сама не своя после приема.

Бьянка опускает голову и начинает крутить кольца на своих пальцах.

– А ты как? – спрашиваю, сделав еще пару глотков кофе.

Сестра снова пожимает плечами, лицо ничего не выражает. Между нами повисает тишина. Где-то за окном раздается пение птиц. Я наблюдаю за тем, как солнечные лучи играют на ее рыжих локонах, переливаясь…

– Это нормально? – вдруг спрашивает она, вскинув голову. – Ничего не чувствовать? Я ничего не чувствую. Не то, чтобы я вообще питала хоть какие-либо чувства к нашему отцу раньше, но мне всегда казалось, что смерть должна быть болезненной. Он же все-таки был нашим отцом. Может, с нами что-то не так?

– Мы Эспасито. С нами с рождения что-то не так. – резко отвечаю я, и заметив промелькнувшее разочарование на ее лице добавляю. – Но это вовсе не значит, что мы сломаны. Карлос Эспасито не был отцом года. А мы такие, какие есть. И вообще, нормальность переоценивают.

Бьянка слегка усмехается и заметно расслабляется.

– Кстати, – вдруг вспоминает она. – Вчера ночью я сделала то, о чем ты меня просила.

Замешательство явно отражается на моем лице, потому что она поясняет:

– База Короны. У меня к ней полный доступ.

– Хорошо. Молодец.

Она улыбается и выпрямившись, направляется к выходу в более приподнятом настроении, чем несколько минут назад.

Я останавливаю ее в дверях:

– Бьянка.

Она оборачивается, вопросительно выгнув рыжую бровь.

– Сегодня мне может понадобиться твоя помощь. Держи оружие при себе.

Выражение ее лица становится серьезным, и она кивает:

– Я буду готова.

Она собирается уходить, и я снова окликаю ее:

– И Бьянка. – она склоняет голову набок. – Никакого розового на похоронах.

В ее карих глазах мелькает знакомое озорство, и она фыркает:

– Как скажешь.

Впервые со вчерашнего дня я остаюсь в полном одиночестве. Нужно подготовиться и рассчитать всевозможные проблемы, которые могут сегодня возникнуть…

Спустя пару часов я покидаю кабинет, окончательно решив, что буду использовать его только для встреч. Атмосфера там давящая, словно дух отца все еще обитает в том кресле. И не только там. Во всем особняке царит по истине гробовая тишина. Кажется, будто все затаили дыхание, а время остановилось.

Я поднимаюсь к себе и сразу же залезаю в приготовленную Агатой, ванную. Сутки без сна дают о себе знать. В висках болезненно пульсирует, глаза горят. Задержав дыхание, опускаюсь под воду. Так биение сердца становится громче. Оно все бьется и бьется…

Выстрел.

Кровь.

Теперь ты босс Короны, Доминика.

Я дам тебе власть. Людей. Возможность. Ты моя дочь. Ты Эспасито. И у тебя есть все, чтобы принять корону.

Они разорвут тебя, если почувствуют кровь.

Ты Эспасито.

Эспасито.

Эспасито.

Легкие горят, и я резко сажусь в ванной, судорожно втянув ртом воздух. Зубы стучат друг от друга, конечности дрожат.

Черт.

Краем глаза замечаю движение, и тут же сжимаю кулаки, заставляя тело замереть. Эдда стоит, прислонившись к дверному косяку плечом. На ней белая футболка, а ладони перепачканы краской. Даже на шее видны синие и черные пятна.

– Надеюсь, ты не пыталась последовать примеру отца. – спрашивает она, склонив голову набок.

Я молча вылезаю из ванной и кутаюсь в черный махровый халат. Мельком бросаю взгляд на свое отражение. Губы посинели.

Merda (итал. «дерьмо»)

– Ты в порядке? – поворачиваюсь к сестре, затянув халат потуже.

Кажется, мой вопрос ее удивляет.

– Ты же не думаешь, что смерть отца могла как-то повлиять на меня?

– Я не об этом. – качаю головой. – Что произошло вчера?

Эдда заметно напрягается, черты лица заостряются.

– Это как-то связано со мной, да? – предполагаю я, пытаясь заглянуть в ее зеленые глаза.

Сестра вздыхает, убрав прядь черных волос за ухо и скрестив руки на груди.

– Я просто удивилась.

– Чему? Тому, что я влепила кому-то пощечину?

Она качает головой.

– Тому, что мне казалось, будто новая должность тебя не изменит. Это глупо, наверное, но я даже не задумывалась о том, кем тебе придется стать, чтобы удержать власть в своих руках. Это меня и удивило. Собственная наивность. Я ведь все еще помню, как ты раньше смеялась в кругу семьи. Не знаю, может, я надеялась, что вернувшись сюда, к нам, ты сможешь вернуть хотя часть прежней себя.

Я замираю, пытаясь…пытаясь понять.

– Ты поэтому приехала за мной в Лос-Анджелес? Чтобы вернуть…домой?

Она поджимает губы, криво улыбнувшись.

– Знаю, это больше не твой дом. Ты сама сказала. Но…

Она замолкает, выдохнув. Затем отталкивается от дверного косяка и делает пару шагов ко мне. Наши глаза встречаются, и в ее я вижу понимание.

– Тебе необязательно спускаться в ад в одиночестве, Ника. Я тоже Эспасито. И ты знаешь, на что я способна. Нам обоим есть, за что сражаться.

Она прижимает свою ладонь к груди, туда, где бьется сердце, и этот жест кажется таким знакомый, что моя рука рефлекторно его повторяет.

– Я с тобой. – говорит она, и я киваю, чувствуя что-то похожее на слезы в уголках глаз. – Мы с Бьянкой сделаем все возможное, чтобы ты не выглядела слабой.

Не знаю почему, но от ее слов становится легче дышать. Опустив ладонь, я расправляю плечи. Эдда убирает свои руки за спину, принимая стойку солдата, готового к приказу.

– Будь готова сегодня, как никогда раньше.

– Поняла.

***

Небо затянуто серыми тяжелыми тучами. Конвой из машин перегородил улицу до самого кладбища. Я сижу в машине, наблюдая за тем, как несут гроб к вырытой яме. Под тенью старого дуба собрались все. Братья Риччи со своим семьями, среди них только один молодой человек, как я поняла, Филиппо Риччи, будущий капо Лос-Анджелеса. Это с ним Бьянка проводила время в Лас-Вегасе. Интересно, что Филиппо делал там, помимо участия в гонках?

Недалеко от них стоят люди из Лас-Вегаса.

Бернардо Герра разговаривает со своим старшим сыном Орландо. Синтия с матерью стоят в стороне. После вчерашнего их семья определенно точно первая в списке моих врагов.

Мартино Конте, второй капо Лас-Вегаса явно нервничает, то и дело бросая взгляды на Бернардо. Эти двое не дают мне покоя. У меня возникает дурное предчувствие. В последнее время Лас-Вегас и так привлекает к себе немалое внимание. Они перетягивают на себя одеяло и явно набирают мощь. Сегодня точно что-то намечается. Вот только, что именно?

Я вздыхаю, скользя взглядом дальше. Тетя Габриэла стоит вместе с мужем Паоло и детьми в стороне от всех. Рядом с ними Риккардо со своей семьей. Капо Сан-Франциско пока единственные, кому я могу хотя бы немного доверять.

Энцо кивает мне издалека. Пора. Я беру небольшую шляпку с соседнего сиденья и прикрепляю ее к волосами, закрывая лицо черной вуалью. Затем натягиваю черные кожаные перчатки и слегка стучу в окно, подавая сигнал Антонио. Он тут же открывает дверь и помогает вылезти из машины. На мне длинное обтягивающее платье, доходящее до колен. Черные шпильки слегка утопают в гравии. Каждой клеточкой своего тела я ощущаю взгляды присутствующих на себе. Все ждут моего падения. И у меня нет права на ошибку.

Каллиста с сестрами выходят из соседней машины. На мачехе лица нет, но она скорее умрет, чем опустит голову на публике. В этом мы похожи.

Расправив плечи, я ступаю на слегка пожелтевший газон и уверенно направляюсь вдоль памятников. Сестры и мачеха в окружении телохранителей идут следом…

Похороны отца были шикарными. Энцо устроил все на высшем уровне. Однако не было теплых речей и долгих прощаний. Все, как один повторяли одно и то же.

Соболезную вашей утрате.

Эти три слова утратили для меня смысл. Думаю, что и для остальных они ровным счетом ничего не значат. В нашем мире смерть и похороны слишком частое явление, чтобы вникать в значение самого слова «соболезную».

Радует одно – пока никто ничего не предпринимает.

Мы с сестрами держимся особняком, выстроившись в ряд. Я напряжена до предела, готовая в любой момент среагировать на малейшую угрозу…

– Madonna ( итал. «мать моя женщина»). – выпаливает Бьянка, и я отрываю взгляд от своих капо. – Это Елена?

Поворачиваю голову в ту сторону, куда указывает сестра. Недалеко от церкви из машины выходит молодая девушка, с черными, как уголь, волосами, собранными в элегантный пучок на затылке. Она направляется в нашу сторону. За ней тенью следуют четверо телохранителей.

Это она. Елена. Жена Сандро Ломбарди. Моя младшая сестра. Все присутствующие заметно напрягаются. Многие даже тянутся к оружию.

– Никто не станет стрелять в мою сестру на похоронах моего отца. – тихо, но с явной угрозой произношу я, оглядев толпу. Священник, читающий до этого момента молитву над гробом отца, замолкает.

Напряжение становится практически осязаемым, словно одно неверное движение может привести к бойне. Антонио делает едва заметный шаг вперед, практически полностью закрывая меня от Бернардо Герра, но его жена не стесняясь бросает в мою сторону гневные взгляды. Очевидно, ей не хватило вчерашних пощечин.

Елена останавливается в нескольких метрах от нас и вдруг оборачивается к своим людям, что-то говоря. Те заметно напрягаются, но замирают на месте. Сестра в одиночестве проходит остаток пути.

Я не видела ее больше трех лет, со дня ее свадьбы. Она бы не явилась на похороны отца без веской причины. Сами похороны не достаточно веская причина для приезда жены Сандро Ломбарди. Со смертью отца закончился и мир между нами. Разумеется, им хватает и Этерно под боком, однако я бы в жизни не стала недооценивать Сандро.

Елена крепко обнимает свою мать, затем переключается на Эдду с Бьянкой, и только потом очередь доходит до меня. Наши взгляды сталкиваются.

Она изменилась, повзрослела. И дело не только во внешности. В ее глазах исчезли эти, знакомые мне, безрассудные нотки. Думаю и во мне она видит изменения. Нам требуется пара секунд, чтобы оценить друг друга, и она первая заключает меня в объятья, шепча на ухо:

– Нужно поговорить.

Я бросаю взгляд в сторону церкви, отстранившись, и она понимает меня без слов. Коротко кивнув, Елена Ломбарди возвращается к своим людям и держится на расстоянии до конца церемонии. Давольно разумный шаг.

Священник закончил молитву. Гроб медленно опустили в землю.

Мачеха вместе с верхушкой Короны направилась в наш особняк. Около десяти машин отъехало от кладбища и скрылось за горизонтом. Все шесть капо сегодня будут под одной крышей. Мне нельзя задерживаться. Что-то явно планируется. Я заранее попросила Антонио усилить охрану как на территории, так и внутри дома. Однако это дурное предчувствие не исчезает.

Сделав глубокий вдох, я поднимаюсь по каменным ступеням и вместе с сестрами захожу в старинную католическую церковь. Елена уже ждет нас внутри, сидя на скамье в самом первом ряду, а ее охрана тем временем сканирует улицу снаружи.

Антонию с двумя другими телохранителями замирают у входа.

Первой не сдерживается Бьянка. Она буквально бежит по проходу к сестре. Между ними разница всего в три года, как и с Эддой. Мне двадцать восемь. Эдде двадцать шесть. Елене двадцать три, а Бьянке двадцать. Странным образом эти года всегда стираются между нами, стоит только вновь воссоединиться. Возможно, для остального мира мы с Еленой враги, возможно, перед всеми, иногда ведем себя так, будто плевать хотели друг на друга. Однако…однако, когда мы вот так собираемся вместе, все становится на свои места.

Бьянка с Эддой садятся по обе стороны от Елены, а я остаюсь стоять напротив них. Они улыбаются друг другу, держась за руки. Елена тут же начинает бурно обсуждать новый цвет волос Бьянки, и разумеется, говорит, что раньше было лучше.

Я поднимаю голову и слегка киваю Антонио. Тот мгновенно забирает двух других парней и оставляет нас с сестрами наедине.

– У вас все хорошо? – спрашивает Елена.

Ее черные глаза мечутся от одной сестры к другой.

– Да. А у тебя? – интересуется Эдда, внимательно разглядывая черное элегантное платье сестры.

Елена широко улыбается и кивает:

– Даже лучше, чем я могла когда-либо мечтать.

Из нас всех Елена единственная, кто была счастлива скрепить себя узами брака. Но мы знали, что это только потому что здесь, в Сан-Франциско у нее не было той свободы, что она могла получить в Чикаго. Наш отец видел ее насквозь и пристально следил за каждым ее шагом. Вряд ли она позволяет то же самое Ломбарди.

– Сандро хорошо с тобой обращается? – строго спрашивает Бьянка, тщательно скрывая сарказм в голосе.

Елена умеет постоять за себя, и тот факт, что она здесь, лишь доказывает то, как умело она вьет веревки из своего мужа.

– Да. – отвечает она, закатив глаза. – Даже слишком. Но у меня не так много времени, чтобы это обсуждать. – поднимает глаза на меня. – Я здесь по делу.

Я киваю, скрестив руки на груди.

– Продолжай.

– Отец назначил преемника?

Эдда и Бьянка переглядываются, а затем смотрят на меня. Лицо Елены тут же вытягивается от удивления.

– Неужели? Ты теперь босс Короны?

– Да. – тихо говорю я.

Она раскрывает рот и тут же хмурится, задумавшись.

– Твоя власть сильна? Все капо преданы тебе?

Она прекрасно знает, что я не могу ответить на эти вопросы. Хоть Елена и остается моей сестрой, она больше не член Короны. Если Сандро узнает, что мы вовлечены в дела мафии, ее жизнь сильно изменится. И не в лучшую сторону.

Поэтому я молчу, а она продолжает:

– Сандро теперь босс Чикаго, Ника.

В церкви повисает тишина.

– Merda(итал. «дерьмо») – ругается Бьянка, откинувшись на спинку скамьи.

Сандро Ломбарди даже в тени своего отца был той еще занозой в заднице.

– В данный момент он планирует захватить Атланту, а следом и Майями. – говорит Елена, с каждым словом добавляя мне больше головной боли. – И потом ничто не сможет остановить его от…

– Захвата Сан-Франциско. – заканчиваю я.

Она пожимает плечами и вальяжно кладет ногу на ногу, откинувшись назад.

– Нью-Йорк тоже в его списке по захвату мира. Однако если он узнает, что здесь неспокойно, то мигом отправит своих головорезов. Клянусь, его шпионы повсюду.

Эдда встает, задумчиво склонив голову набок:

– Почему ты нам это рассказываешь?

Елена вздыхает, окинув каждую обеспокоенным взглядом:

– Чтобы ни случилось, я не хочу, чтобы вы пострадали. Но раз ты теперь босс. – кивает мне. – Сделай все, чтобы им и остаться. Если Сандро почует кровь, долго думать не будет.

– Что насчет Этерно? – вдруг выпаливает Бьянка, чем удивляет меня. – Есть возможность их альянса? Ну, знаете, враг моего врага…

Елена фыркает:

– Это вряд ли. Они скорее поубивают друг друга нежели будут сотрудничать. Сандро уже поднасрал Адриано Мартинелли в Нью-Йорке.

Остается только гадать, откуда ей все это известно. Не знаю, радоваться мне или жалеть Ломбарди за то, что он даже близко не знает, кем на самом деле является его жена.

Бьянка посылает мне многозначительный взгляд.

Враг моего врага – мой друг.

Триада доставляет нам слишком много проблем. Мое положение пока довольно шаткое. Короне хватает неприятностей внутри, и без помощи Этерно она не справится с угрозой извне. Это наш единственный шанс выжить. Мой шанс.

Тяжелая дверь церкви со скрипом отворяется. Показывается светлая голова одного из телохранителей Елены.

– Мне пора. – встает она тут же вместе с Бьянкой.

Мы вчетвером образуем небольшой круг. В глазах Елены отражается чувство, которое мне не удается прочитать, и вдруг она прикладывает руку к солнечному сплетению, прямо как Эдда сегодня утром. Мое сердце пропускает удар. На теле каждой из нас в этом самом месте набита татуировка короны. Но не та, что делают члены группировки. Наша символизирует только нас четверых. То, что мы одно целое. Всегда были, и всегда будем.

Я повторяю этот жест, а следом Бьянка и Эдда. Возможно, это последний раз, когда мы оказались все вместе.

– Даже если рухнет мир, – начинает Елена, улыбаясь.

Ее голос слегка дрогнул, а глаза заблестели.

– И кровь прольется, – продолжает Бьянка, улыбнувшись.

– Мы всегда были, – шепчет Эдда.

– И всегда будем. – твердо заканчиваю я.

А затем мы все вместе рассмеялись. Эту клятву мы придумали в детстве. С нее все началось. И очень надеюсь, что это не было нашим прощанием.

***

Когда мы втроем прибываем в особняк, гости уже распивают алкоголь в гостиной. Наши люди расставлены в коридорах, в столовой и в гостиной. Все выглядит спокойно. Мачеха в центре внимания рассказывает какие-то истории про своего покойного мужа. Из холла мне плохо видно капо, но кажется, они все на месте. Их семьи тоже. Нас с сестрами пока никто не замечает. И я собираюсь этим воспользоваться.

Кивнув Бьянке с Эддой, я вместе с ними устремляюсь в кабинет отца.

Мне срочно нужно принять решение насчет того, о чем сообщила Елена. Всю дорогу сюда я обдумывала возможные варианты, и самый выгодный – это заключить сделку с Этерно. В нашем мире это всегда означает брак. Вот только кого я отдам на растерзание Мартинелли? Одну из дочерей капо? Смогу ли я настолько пасть? Да и примет ли та сторона такие условия? Возможно, потребуется нечто большее. Что-то, чего у них нет.

В холле перед лестницей мы сталкиваемся с Агатой. Женщина молча кивает нам и проходит мимо. Вот это было странно. Агате, как правило, всегда есть, что сказать. Неужели она боится? Хотя учитывая, кто собрался в гостиной, это неудивительно. Отец приглашал всех капо только в особых случаях. Когда готовилось крупное дело. Или же на похороны членов семьи. Особняк был в безопасности только из-за него. Сейчас же…

Включив свет в кабинете, я замираю.

Почему кресло развернуто к окну? Я точно помню, что оставляла его не в таком положении. Может, Агата убиралась?

– Что будешь делать? – спрашивает Эдда, закрывая за нами дверь, и я двигаюсь вперед к длинному столу на шесть человек. – Нужно созвать всех капо. Ты должна решить, что делать с Сандро.

Еще пара шагов…

Твою мать.

Так вот, почему кресло было развернуто к окну. Мне оставили подарок.

Кулаки непроизвольно сжимаются. Чудовище внутри поднимает свою уродливую голову.

– В чем дело, Ника? – раздается голос Бьянки, а следом за ним небо сотрясает раскат грома. Настолько сильный, что в тишине кабинета слышится потрескивание оконного стекла.

В кресле отца, в моем кресле сидит Энцо, мой консильери. Его голова неестественным образом склонена набок. Пустые черные глаза смотрят перед собой. Горло перерезано. Кровь все еще тонкими струйками вытекает из раны, пропитывая черную рубашку. Значит, его убили совсем недавно. Буквально перед нашим приездом. Схватившись за спинку кресла, я разворачиваю тело лицом к сестрам.

– Merda. – выпаливает Бьянка. – Да они издеваются.

– Это провокация. – отстраненно добавляет Эдда, нахмурившись. – Хотят проверить, есть ли у тебя яйца.

Скорее доказать всем, что у меня их нет.

– Что будешь делать?

Оторвав взгляд от тела, я смотрю на сестер. На Бьянке черные кожаные штаны и укороченная куртка, под которой спрятано два пистолета. Эдда в брючном костюме и черной водолазке.

– Ты вооружена? – спрашиваю вместо ответа на ее вопрос.

Сестра тут же кивает и расстегивает пуговицы пиджака, демонстрируя свою кобуру для ножей.

– Приведи Агату. – прошу Бьянку.

Она хмурится, явно не понимая зачем, но все же покидает кабинет. Эдда подходит ближе к столу.

– Ты помнишь свое первое убийство? – спрашиваю сестру, развернув кресло обратно к окну. Она кивает, убрав руки за спину. Ее взгляд становится холодным, отстраненным.

– Это был тот ублюдок, который приносил мне еду в клетку.

Значит, ей тогда было одиннадцать.

Я включаю лампу на столе отца. Затем еще одну у кресла рядом с камином. Потом выключаю общий свет, и кабинет погружается в полумрак. Подсвечен лишь длинный стол для капо и пространство перед ним у входа. Эдда, стоящая слева от стола почти сливается с тенями.

– А я не помню. – спустя какое-то время признаюсь, возвращаясь на свое место за стол. – Должно быть, таким образом мой мозг защитил себя от разрушения.

Забавно, что ночь смерти сына я запомнила в деталях.

Как только открываю окно, чтобы впустить свежий воздух, дверь кабинета распахивается.

Агата не видит тело, а потому кажется спокойной, и возможно, немного подавленной. Видимо, дело в смерти отца. Как никак она всю жизнь прожила в этой семье.

– Агата, ты видела кого-то незнакомого в кабинете или перед ним? – спрашиваю, снимая шляпку с головы.

– У кабинета нет. – тут же качает головой женщина. – Только Энцо, он сказал госпоже, что оставит здесь копию завещания.

Бьянка с Эддой переглядываются.

– Но еще какой-то мужчина пролил виски на рубашку. – вдруг вспоминает она. – Я проводила его в ванную комнату, ту, что дальше по коридору.

– Как он выглядел? – тут же спрашивает Эдда.

– Это уже не важно. – качаю головой, бросая шляпку на стол. – Можешь идти.

Агата кивает и тут же скрывается за дверью.

– Ты не собираешься искать виновника? – недоумевает Бьянка.

Я поправляю волосы, затем перчатки.

– Бессмысленно отрезать хвост, когда мне нужна голова.

Чудовище внутри раскрывает пасть, зарычав, и на моих губах растягивается холодная, жуткая улыбка.

– Кровавое заявление. – хлопает в ладоши Бьянка.

Открываю верхний ящик стола и достаю пистолет. Снимаю его с предохранителя. Да, я не помню, кого именно убила впервые, однако хорошо запомнила выстрел. Он был точным.