Город потерянных

Мда уж, плохой у этой альбиноски вкус.

Короче, мне ничего не оставалось сделать, как медленно поднести эту гадость ко рту и откусить маленький кусочек…

На мое удивление, корень оказался вполне съедобным – сладким и чуточку горьковатым, больше напоминающим манго. Поэтому я с утроенным энтузиазмом принялась трескать еду, радуясь, что момент пробы чьего-то сердца я успешно оттянула.

Неожиданно дверь сзади меня заскрипела. Я обернулась и увидела Гарсию.

– Аза… Донцанн?

– Джонсон, – поправила я и передразнила: – Гарсиа Фитцджеральд?

– Просто Гарсиа.

Альбиноска подошла к нам и, запустив руку в тарелку, схватила самый большой кусок, положив его в рот. Меня замутило.

– Итак, – она пристально посмотрела мне в глаза, накинув на себя капюшон, – мы выдвигаемся завтра. И только попробуй мне возразить – я украшу эти стены твоими кишками, а потом, когда они хорошенько подвялятся, пожарю их и съем.

– Удачи, – усмехнулся Фахиди, – я же говорить – она иметь мания убийца. Она просто пугать тебя.

Гарсиа хотела что-то возразить ему и, судя по ее лицу, начать возражать она хотела очень интенсивно и яростно, как вдруг дверь хлопнула во второй раз, и на пороге появился Кир. Майка на нем отсутствовала; поверх сильных плеч была накинута лишь одна кофта. Глаза были красные от слез.

– Привет, народ, – он измученно улыбнулся и с опаской покосился на альбиноску. – Привет, Гарсиа.

Гарсиа ничего не ответила, опустив взгляд.

– Привет, Кир, – мы с Флоренсом синхронно поздоровались с ним, словно не видели его триста лет.

– Я тут так подумал… – он прошел в комнату и уселся в угол, сложив руки на коленях. – Раз уж Гарсиа решила, что мы просто обязаны делать отсюда ноги как можно быстрее, я бы хотел уточнить – почему? В чем такая необходимость: подрываться, как гончие шавки, и бежать отсюда на всех парах? Неужели за нами гонится какой-то черт?

– Нет, – резко бросила альбиноска, – я хочу так.

– Мало ли как ты хочешь.

Неожиданно девушка подорвалась с места, и подлетая к юноше, схватила его за глотку, приставив к шее нож:

– Я. Хочу. Так.

– Ладно-ладно! – Кир как можно спокойнее поднял руки вверх. – Раз так, то будет так. Только, пожалуйста, убери этот чертов нож от моей шеи.

Альбиноска не шелохнулась.

– Убери нож, – Кир попытался отстраниться, но, похоже, девушка еще сильнее сжала ему шею, отчего он был вынужден вернуться в прежнее положение.

– Гарсиа? – Флоренс обернулся. – Убрать нож. Ты слышать?

Для нас настал переломный момент.

За эти два дня я узнала, что у Гарсии не все дома, но я не думала, что она сможет дойти до такого. Мозг, как обычно, стал во всех красках расписывать Кира с перерезанной глоткой и лежащего в своей собственной крови. Как будто мне еще одной смерти не хватало.

Я уже хотела было броситься к альбиноске, прекрасно осознавая, что жертвой на этот раз могу стать я, как вдруг она сама отстранилась от него, убрав нож.

– Спасибо, – выплюнул Кир, потирая красную от хватки шею.

– Не стоило благодарностей, – огрызнулась Гарсиа. – Это будет с каждым из вас, кто посмеет возразить мне. А теперь собирайтесь, путь будет долгим!

Гарсиа еще раз окинула взглядом всех присутствующих и, взмахнув плащом, выбежала из дома, громко захлопнув за собой дверь.

Мы с минуту стояли, не смея даже пошевелиться, охваченные животным страхом, а потом Кир тихо прошептал:

– Нужно забрать у нее нож. Иначе она реально им кого-нибудь зарежет. Например, двух изголодавшихся американцев.

– А еще лучше – по-тихому сбежать, – промямлила я, косясь на Кира. Он еле заметно кивнул мне.

– Нет! – Флоренс обернулся к нам, – то есть… Нет… Она есть добрая. Гарсиа ненавидит убивать.

– Это заметно.

– Понять ее, она очень волноваться, потому что скоро она попасть на Большая земля благодаря вам, – сконфуженно оповестил юноша. – Она бояться потерять шанс.

Кир, протирая очки, прыснул:

– И ты серьезно думаешь, что сможешь остановить нас своими молящими речами?

– Пожалуйста, простить ее.

– С какой стати?

– Пожалуйста.

Юноша повел плечом:

– А если она нас прикончит во время пути? Ты еще не в курсе, но мне будет дерьмово умирать, зная, что я проделал такой огромный путь.

– Знаешь, что, – я запнулась, – мы посмотрим. Да, Кир, мы посмотрим, что будет дальше. И подумаем над тем, чтобы остаться.

Кир открыл рот, чтобы возразить.

Я незаметно подмигнула.

3

Чей-то грубый толчок в плечо заставил меня распрощаться со сладостным сном, нехотя вынырнув из объятий Морфея и сухого сена.

– Кир? – я потерла глаза. Он махнул рукой:

– Давай за мной.

С этими словами он аккуратно переступил через спящих Гарсию и Флоренса, и подобно ниндзе, прокрался к массивной железной двери.

Просыпаться мне не особо-то и хотелось, но, когда я вспомнила, зачем мне нужно просыпаться, сон отпустил меня так резко, что я даже удивиться не успела. Я оглянулась на спящих ребят. Гарсиа спала, крепко сжимая в руке острый нож, как плюшевую игрушку, Флоренс свернулся в три погибели и сладко посапывал. Пока, каннибалы, – съязвил писклявый голос в моей голове, когда я на всей прыти подлетела к Киру.

– Карта у тебя? – спросила я. Кир кивнул. – Куда дальше?

– Сваливаем отсюда, вот куда дальше. Я стащил из их хлама что-то наподобие примитивного компаса, к утру, надеюсь, мы будем грести по направлению к Каролине.

– Это ты хорошо придумал. Имей виду, что острова, где мы сейчас находимся, даже на карте нету.

Кир пожал плечами:

– Тогда просто валим отсюда в неизвестном направлении.

Мы аккуратно приоткрыли железную дверь, на цыпочках переступая к выходу. Я выскочила из лачуги первой, дожидаясь, пока юноша сделает то же самое, а потом мы, хватая друг друга за руки, побежали в лес.

Мы бежали настолько быстро, насколько у нас хватало сил. Сердце судорожно билось. Казалось, что сейчас из-за угла выскочит разъяренная Гарсиа с ножом, которая потребует подчиниться ей, и, как рабов, закует в цепи, как тогда нас лианами связывали дикари. А потом что? Прикончит, пару раз проведя нам по глоткам? Или заставит выполнять абсолютно все приказы?

Да еще и этот Флоренс… С виду он достаточно милый и безобидный, если брать тот факт, что его кости буквально обтянуты кожей, но внешность-то обманчива. Возможно, то, что он плел нам, желая растопить наши сердца, было обычной собачьей чушью обыкновенного подростка, который по несчастливому стечению обстоятельств оказался здесь.

Я спотыкнулась об корягу и, подлетая на пару секунд в воздух, пластом растянулась на земле…

– Аза! – Кир по-детски всплеснул руками. – Как ты умудрилась?

– Не знаю… – прокряхтела я, потирая больной бок. Нога, на которую пришелся самый больший удар, стала жутко ныть. – Больно…

– Надолго застряла?

Я поджала губы:

– Угу.

Парень по-хозяйски закатил до небес глаза, подхватывая меня на руки. Я пластом повисла у него на груди, чувствуя, как обжигающая боль отдает в бедро и идет по левой ноге. Картина создавалась явно не романтичная.

– Вообще-то, я хотел приберечь это для твоего Дэвида…

– Он не мой, – я вздохнула. – Ненавижу его.

Кир ускорил шаг, выходя на мелкую рысцу. Мрачные вековые сосны стали густеть, закрывая нам проход.

– С чего это? Вы же… Ну, это, перед тем, как мы пустились в океан…

– И что?

– Как – что? – Кир аж спотыкнулся.

– Он бросил меня, хотя мы все смогли бы скрыться от тумана. А он это просто подстроил, корча из себя героя.

Мы замолчали, слушая звук ломающихся у юноши под ногами сучьев.

А действительно… До меня только сейчас начало доходить то, что Дэвид бы не остался, люби он меня по-настоящему. В последнее время (а вернее – с самого начала наших «отношений») у нас постоянно царил хаос, который откручивал голову то Эвансу, то мне.

Гип-гип ура! Че? Гип-гип ура, говорю. Ты только сейчас поняла, что он тебя недостоин! Ненавижу тебя. А меня-то за что? Хотя бы за то, что ты существуешь в моем мозгу и постоянно генерируешь дурацкие идеи. Чья была идея подложить кнопку завучу? Ну –у –у –у –у…. Ну? Ну… Ты тоже частично в этом участвовала. Да что ты? По крайней мере, моя хата всегда с краю. Возможно, потому, что, если я скажу, что в моей голове обитает еще одна личность, меня вместе с тобой упекут? Слышишь дьявольский смех? Это я, надоедающая тебе вс твою оставшуюся жизнь лишь потому, что ты не сможешь рассказать никому обо мне. Муа-ха-ха-ха!.

Деревья резко кончились, и мы выбежали на открытый бугристый луг. Под ногами мелькали светящиеся мягким желтым светом светлячки, которые, в результате соприкосновения с ногами Кира, плавно и медленно затухали. Кир, похоже, раззадорился, и стал пинать абсолютно всех светлячков, которые были в зоне его досягаемости.

Неожиданно он остановился, отрешенно глядя себе под ноги.

И тут мы догадались.

Это были цветы.

– Какая прелесть! – я рукой дотянулась до травы и сорвала один теплый бутон. Я хотела показать его Киру вблизи, но неожиданно он резко мигнул и затух.

– Похоже, даже цветы нас боятся, – съязвил юноша, тоже нагибаясь, срывая пару цветков и смотря, как они медленно затухают.

Меня отпустили с рук, и я, хромая, как пьяный жираф на шпильках, кое-как уселась на колени вокруг светящихся желтых бутонов. От них буквально повеяло теплом. Я улеглась на них, чувствуя, как по всему моему телу проходит мощная волна жара.

– Нужно запастись таким экзотическим букетом, на случай, если нам потребуются доказательства, – Кир стал распихивать траву по карманам.

Я нехотя приподняла голову:

– Доказательства для чего?

– Для всего. Во-первых, для того, чтобы хоть в какой-то мере утверждать, что мы не шлялись по клубам и дурь не принимали, а застряли на вполне реальном острове. Во-вторых, чтобы Уна поверила, что мы…

– Постой-постой, ты думаешь, что мы ее найдем?

Кир подмигнул:

– Не забывай, что у меня есть связи. Джоанна, Майки. Тогда они спасли меня перед входным экзаменом.

От цветов исходил приятный сладковатый аромат, который щекотал мне ноздри. Я провела руками по траве, наслаждаясь, как по ним проходит волна жара.

Тут было так красиво и одновременно опасно. Утопленники, завод, производящий чьи-то бальзамированные внутренности, два подростка, проснувшихся после анабиоза и сразу же попытавшихся нас прикончить, и наперекор этому – живые светящиеся желтенькие бутоны, рассыпанные по полю, как золото. Благодаря этому создавалось довольно противоречащее чувство: скорее делать ноги, или не торопиться покинуть этот остров?

Кир снова подхватил меня, отрывая от теплой земли, и мы, переваливаясь, как пьяные молодожены, пошли вперед.

– Кир, – я оглянулась на него. – Расскажи, как это было.

– Что было? – он изогнул левую бровь.

Напряжение между нами повисло в воздухе, как обычно висит палач с мачете, склонившись над своей жертвой и жаждущий «этого» момента.

– Я хочу знать, как умерла Сонька.

Юноша покачнулся. Остановился. Посмотрел мне в глаза, а потом перевел взгляд на звездное небо, наблюдая, как черное покрывало ночи разрезает белесая полоска кометы. Мне почему-то захотелось прикусить свой язык до крови, потому что, к сожалению, иногда, – как сейчас, – он работет гораздо быстрее мозга. Но неожиданно Кир, глубоко вздохнув и наконец собравшись с мыслями, тихо обратился ко мне:

– Когда ты ушла к Дэвиду, я взял ее за руку, и понял, что она умирает. Я спросил, не больно ли ей. И она ответила, что совсем скоро ей будет хорошо. Она еще сказала, что любит меня. И это было последним, прежде чем моя Сонька, закрыв глаза, тихо ушла… То ли это было каким-то предсмертным шоком, когда я стал ее трясти и она открыла глаза, уставившись на меня, как на идиота, который портки надел на голову, то ли еще чем-нибудь. И так было несколько раз. В конце концов я не смог ее добудиться. Я проверил пульс, сердцебиение, и пришел к выводу, что теперь Сонька не с нами… Вот и вся история. Теперь это будет сниться мне до самой смерти, этот поистине ужасный ужас.

Я хотела что-то ответить, но не стала.

Мы пошли дальше.

Мы шли вперед, не считая шагов и не меряя расстояния. Мы просто шли и не загадывали свое будущее. Мы прекрасно понимали, что наша жизнь может оборваться как через двадцать лет, так и через двадцать минут. Но мы просто шли.

Ландшафты менялись с поразительной быстротой. Исчезли густые рощи и деревья, вместо них появились поля с минимальной растительностью по меркам острова, на котором мы сейчас находились. Кир нес меня сзади на свое       спине, потому что моя нога, где тянулся внушительный шрам от тумана, неистово ныла так, что я просто не могла на нее опереться.

Сонька уходила тихо.

Ей было не больно.

Нет, очевидно, физически ей было очень больно, потому что, почитай, в ее животе была огромная гноящаяся необработанная рана, и как следствие – сепсис, который и убил мою подругу. Но не больно ей было опускать нас… Кира, меня… Всех.

Она не думала о том, как нам будет дерьмово после того, как мы посмотрим на крест с криво нацарапанной надписью «Сонька Родригез: 2002–2018», она не думала о том, как мы будем существовать с этой болью. Было бы справедливо, если бы она хоть немного задумалась об этом, но такого не произошло. И поэтому еще тогдашняя Сонька сказала: Кир, мне хорошо, и покинула нас всех.

Где-то в траве стрекотали ночные обитатели, изредка кричали какие-нибудь птицы. Парень шел размеренными шагами, тяжело дыша и спотыкаясь через каждые пять-десять ярдов. Впереди, за немногочисленными деревьями, стало лениво выкатываться солнце, представляя нашему взору бледную светлую полоску утренней дымки.

Я пыталась уснуть, чтобы спросить Соньку, почему она вот так вот бесцеремонно нас покинула, но ежеминутные спотыкания Кира не давали мне это сделать. Поэтому я просто клала свою голову ему на плечо и, очевидно, думала о том же, что и он.

Сонька, почему ты так нас оставила?

Сон отступил.

Вот черт.

Сонька, за что?

Я открыла глаза, фокусируя взгляд на влажных комках земли и проростках изумрудной травы. В лицо дул прохладный ветер, конечности занемели. От злости мне хотелось плеваться. Почему ты не пришла ко мне снова? Я же так тебя просила… Просила всего ничего: только ответить на вопрос, почему ты так легко оставила нас одних…

Я приподнялась с земли, закидывая вечно лезущие волосы назад. Мы с Киром лежали рядом, а над нами возвышались могучие деревья, образуя лес. Вокруг росли какие-то бурые кустарники. Я встала на ноги, борясь с усталостью и покачиваясь на своих собственных ногах.

Черт, Сонька, ну почему?

Я стала нарезать круги вокруг спящего юноши, прихрамывая на больную ногу. И все же – я никогда не могла даже представить, что моя любимая подруга так поступит. От этого открытия кровь пульсировала в венах с утроенной скоростью, а сердце болезненно сжималось, доставляя неимоверную боль в груди. Интересно, все это время Кир думал так же? Его посещали мысли на тему того, что сказала Сонька перед тем, как уснуть навсегда? Или он уже закрыл эту тему для себя? Вопросов было много, но ответов не было вообще. Вернее, они могли бы быть, если бы кто-то навести меня сегодня во сне, но этого не произошло – ему, а точнее, ей нравилось смотреть, как мы страдаем и ломаем себе головы.

Кир проснулся спустя несколько минут, тогда, когда я, очевидно, хорошенько поднадоела ему своим топтанием.

– Добрый вечер, – я уселась рядом, отряхивая землю с худи.

– Добрый, – он инстинктивно посмотрел на давно остановившиеся часы на своем запястье. Те показывали время, когда наш самолет разбился и оставил на произвол судьбы – три часа и тридцать одна минута утра. Похлопал себя по щекам, потом посмотрел на небо, прикидывая сколько время. – Как нога?

– Все хорошо.

Для пущей правоты я аккуратно подпрыгнула пару раз над землей.

– Хорошо… – он медленно встал и потянулся. – По крайней мере, сегодня мне не придется тягать тебя. Я смертельно устал.

С этими словами юноша, беря меня за руку, хаотично направился вперед, ногами поддевая камни и подкидывая их.

Воздух еще не прогрелся окончательно, и почти каждую секунду по моему телу проходила волна мурашек. Теплый плед, еда и камин за королевство, – мелькнула мысль.

Чаща стала потихоньку редеть, отчего небольшие саженцы и проростки казались единственным, что напоминало бы о том, что кроме травы тут еще что-то может расти. Мы шли молча, изредка поглядывая друг на друга и шумно вздыхая.

В конце концов мои ноги, не выдержив ужасной нагрузки, сами подкосились и увлекли свою хозяйку за собой.

– Я больше не могу, – я уперлась лицом в колени. – Кир, я больше не могу. Я так устала.

– Мало ли что ты не можешь, – он толкнул меня в плечо, которое сразу же заныло так, словно мне в него выстрелили. – Поднимайся!

– Я не могу-у-у-у…

– Я тебя не понесу.

Мы уставились друг на друга.

Левой частью своей головы я понимала, что любое промедление может стоить нам жизни. Мы не замели следы, а, следовательно, Флоренс и Гарсиа уже летят за нами как стадо разъяренных питбулей. Но я также понимала, что, если я встану и пройду десять ничтожных ярдов, мои ноги от усталости откажут снова.

Мною овладело такое бессилие, что я просто улеглась на земле, беззвучно рыдая, как маленькая девчонка.

– Аза, – Кир ущипнул себя за переносицу, – я тоже устал, черт возьми! Но нам нужно идти! Нам нужно идти, Аза, если ты не хочешь оказаться со вспоротым брюхом!

Тогда я стала реветь в голос.

– АЗА, – юноша зарычал, – я тебя ненавижу. Вот честно.

– Ты прямо как Вторая Я, – сообщила ему я.

– Вторая… кто? Аза, это не смешно! Либо ты поднимаешься, – он топнул ногой, – либо я иду без тебя!

Почему-то мне захотелось хорошенько наподдать ему, но все, что мне удалось сделать сейчас – разреветься еще сильнее.

Кир потоптался на месте малость, борясь с желанием запинать меня ногами. Плюнул рядом с моей правой рукой, чтобы сказать этим, что я его еще никогда так не доставала, а потом, кряхтя и изрыгая проклятия, взгромоздил меня на себя.

– Спасибо, – я утерла слезы.

– Это не «спасибо», Аз, – он покачал головой. – Это ради того, чтобы не попасться Флоренсу и Гарсии, которая нас точно разорвет на мелкие клочки. Я тоже чертовски устал, но, блин, мы прошли больше половины, и ты предлагаешь лечь и сдохнуть?

Здесь угадывался весь мой характер – лечь и сдохнуть почти что под носом у самой цели.

– Нууууууу, – я сделала вид, что рассматриваю траву, которая враз стала интереснее, чем гранатовое лицо Кира, – по крайней мере, в Шарлотт мы уже наверняка числимся пропавшими, как и все остальные пассажиры, так что, думаю, переживать за нас никто не будет…

– АЗА, – рявкнул Кир, – я не говорю именно про нас, я говорю про то, что нужно хотя бы попытаться. В хорошем случае мы погибнем где-нибудь в океане, наткнувшись на риф или скалы, в плохом – с воткнутым лезвием Фитцджеральд.

– Все равно же погибнем.

– Да действительно, зачем вообще рождались?

Зачем.

У Высших, очевидно, были свои планы на нас, и они наверняка предвкушали нашу веселенькую поездку, из-за которой мы здесь и застряли. Но мне стоило жить хотя бы ради того, чтобы после смерти Соньки вспоминать наши совместные моменты. Стоило жить ради того, чтобы наблюдать, как Кир и Родригез были счастливы. Стоило жить, черт возьми, ради того, чтобы просто жить!

Чувствовать, осязать, встретить Дэвида и применить все умения ярости и ненависти по отношению к нему, видеть, любить и быть любимой. Да нет, это я сейчас не про Эванса – про маму, которой теперь больше нет.

Но если мы как-то перехитрим мир, куда нам идти?

Моей мамы больше нету. Тети Соньки тоже. Тети Кира, – Мэвис – тоже. Единственные, кто попытаются не выкинуть нас из своего дома в первую неделю, будут Майки и Джоанна, наши общие друзья в компьютерном клубе и в школе «Саут Ридж». Эй, но они точно не впустят никому не известного дикаря, который будет нести «чушь» про то, что он потерялся восемь лет назад, и что никогда не видел обыкновенный ноутбук! Да они нас тогда просто в психушку прямой дорогой отправят, даже не пытаясь выяснить, что же здесь все-таки происходит.

А мои документы? Все, что вместил мой рюкзак, который я умудрилась упустить сразу после стычки с дикарями, безвозмездно исчезло. А это дает еще один повод для того, чтобы, не сговариваясь, отправить нас лечиться в психиатрическую клинику.

Мы пробирались сквозь джунгли, в кровь царапая ладони и лицо. Каждое новое столкновение с длинными шипами приносило неимоверную боль, но Кир упорно шел вперед, руками отталкивая от себя и меня лианы с острыми, как лезвие, кроваво-красными шипами. Почему-то он не думал о том, что нам нужно будет делать потом, когда мы попадем в Шарлотт. Или думал? Очевидно, что да, ведь у него была цель, пусть Сонька, ради которой он горы сворачивал, умерла. Но у него была цель. И у меня была… К сожалению, эта самая цель кинула меня сразу же после нашего последнего недопоцелуя.

Я не выдержала и очнулась только после того, как Кир отряхнул мокрый от моих слез капюшон.

– Опять? – юноша передернулся.

Я шмыгнула носом:

– Вот почему? Почему? Он же мог поплыть с нами, если бы он этого по-настоящему хотел. Дэвид же сам говорил мне, что очень хочет снова попасть в Шарлотт. Все было так хорошо… А в последний момент выясняется, что мы ему сто лет как не нужны.

– Жизнь и мужики – непредсказуемая штука, Аз.

– Да пошел ты…

Кир остановился и оглянулся на меня, показав всю гибкость своей шеи.

– Если ты всерьез так считаешь, то я могу лишь посоветовать забыть Эванса, дабы не сыпать себе соль на рану.

Вот, нашелся еще один человек, который дело говорит. Как думаешь? Никак не думаю. Ну Ааааааза, разве ты не будешь переубеждать свою давнюю подругу? Ты мой враг, который старее, чем трехлетней давности пицца с брокколи. Нуууу? Так… Нет. Ну пожалуйста. Нет и точка. Я совершенно не настроена на ссору с самой собой. А, то есть, когда ты попадаешь в передряги, ты готова спорить со мной, а когда вы с Киром мирно топаете по тропинке – нет? Я тебе уже все ответила. Неужели все так плохо? Нет, все очень хорошо.

– В любом случае, – Кир возобновил путь, пробираясь через дебри и путаясь в лианах, – ты побыла с ним какое-то время. Теперь вспоминай моменты, что поделать.

Я снова разревелась.

Чаща стала еще гуще и непроходимее, что значительно ухудшало наши шансы выйти отсюда с минимальным количеством царапин. Как назло сверху закапал дождь, и уже через пятнадцать минут мы все были мокрые, словно нас только что окунули в бассейн. Одежда безобразно липла к телу, волосы свалялись и превратились в ершик для унитаза. Кир шел и что-то бормотал насчет того, что когда-нибудь обязательно дебри закончатся, а я ревела в полный голос, чувствуя, как капельки дождя стекают с моего подбородка вперемешку со слезами.

И все-таки, почему?

Почему Дэвид повел себя как крыса, почему Сонька покинула нас, даже не задумываясь о том, что нас ждет без нее? Почему я задумалась об этом сейчас, а не лежа у себя в кровати с теплым пледом и какао дома?

В конце концов слезы иссякли, и я просто уткнулась Киру в шею, тяжело дыша. Он выдохнул (очевидно, потому, что я наконец-то прекратила реветь ему в самое ухо). Мне хотелось спрашивать его снова и снова… Но разве он мог ответить на все мои вопросы?

Дебри закончились, и мы вышли на небольшой холм, сплошь заросший невысокой травой. Кир опустился на колени, попутно сбрасывая меня и отряхивая ладони от крови. Когда он повернулся, я взвизгнула от ужаса: все его лицо было в крови.

– Ты как? – я кончиками пальцев дотронулась до его бледной щеки.

Юноша дернулся:

– Прорвемся.

Потом он вытащил из кармана карту и расстелил ее на траве, аккуратно разглаживая помявшиеся уголки. Она приятно шелестела у него в окровавленных руках, наполняя воздух запахом сырости и старины.

– Возможно, мы находимся где-то здесь, – палец Кира отчертил небольшой кружок рядом с Чудовищным омутом. – Или здесь, – тот же самый круг палец проделал снова, но уже на другом конце карты.

– Какая польза в твоей карте, если мы даже не знаем, где мы находимся?

– Как раз я пытаюсь выяснить, где мы находимся.

– Методом тыка?

Я видела, как Кир, тогда, когда он доставал карту, прямо светился от гордости, но теперь он резко поник и ссутулился, став похож на брошенного на мороз щенка.