Во имя народа

Во время учебы Ци Тунвэй и Хоу Лянпин все время сражались за первенство, так что Чэнь Хай постоянно улаживал их разногласия. На третьем курсе, соперничая за пост председателя студенческого союза факультета политологии и права, Ци Тунвэй и Хоу Лянпин вели борьбу всеми доступными методами, дабы определить, кто же из них выше, а кто ниже. В конце концов стороны пришли к компромиссу и вместе выдвинули в председатели менее твердого Чэнь Хая. Все трое ходили в любимчиках Гао Юйляна, на пути продвижения все получали наставления и опеку учителя. И сейчас, когда они вместе прилагали усилия к работе на одном поприще, таким прошлым следовало дорожить.

Чэнь Хай довольно быстро доехал до главного здания Департамента общественной безопасности. Припарковав машину, он быстрым шагом вошел в главное помещение командного пункта. Ци Тунвэй вышел ему навстречу, провел и усадил на главное место, двумя руками подал свежезаваренный горячий чай. На стене перед ним был закреплен большой экран, который показывал, как по карте автомобильных дорог провинции двигалось светлое пятно. Ткнув пальцем в большой экран, Ци Тунвэй сказал Чэнь Хаю: «Хайцзы, глянь-ка, где он!»

Чэнь Хай лишь из этой картинки на мониторе уяснил, что Дин Ичжэнь давно уже покинул Цзинчжоу. Его машина в это время неслась по скоростной трассе Цзинчжоу – Яньтай[6]: Дин Ичжэнь был из Яньтая и, видимо, направлялся туда. Чэнь Хай внутренне ликовал, он давно уже взял этот город под контроль: если Дин Ичжэнь бежит туда, он скоро окажется в западне.

Ци Тунвэй сказал ему:

– Мобильный телефон Дин Ичжэня тщательно отслеживается, сейчас Дин Ичжэнь похож на рыбку, которой, несмотря на все усилия, не удается спрыгнуть с крючка. Высокие технологии – это круто!

Светлая точка медленно двигалась по большому экрану и уже достигла Шуангоуцзи. Ци Тунвэй приказал заблокировать выезд в Чайчэн. Сотрудники немедленно связались по телефону с отделом общественной безопасности Чайчэна, потребовав от тех выслать полицию и перерезать путь на чайчэнском выезде со скоростной трассы. Полицейские на чайчэнском тулгейте[7] задержали машину. Что повергло всех в изумление – в машине не было Дин Ичжэня! Лишь расспросив водителя, узнали, что матушка Дин Ичжэня внезапно захворала, и заботливый сын отправил водителя в Яньтай навестить ее, снабдив тысячей юаней для приобретения всего необходимого для поддержания сил матушки. Водитель сообщил полиции, что мэр Дин вышел из машины на проспекте Освобождения. Здесь же осмотрев «Ауди», полицейские нашли под задним рядом сидений мобильник Дин Ичжэня – включенный и переведенный в беззвучный режим. Этот Дин Ичжэнь – продувная бестия, намеренно сделал обманный маневр и при помощи мобильного телефона отвлек внимание преследователей, сам же, как скидывающая оболочку золотая цикада[8], скрылся.

Ци Тунвэя взорвало, он приказал работникам изучить видеозаписи с наружных камер слежения на проспекте Освобождения и тщательно их прокачать. Вскоре на большом экране появилось видео с Дин Ичжэнем. Выйдя из машины на проспекте Освобождения, он быстрыми шагами скрылся в темном переулке. Затем вновь появился – теперь уже на Восточной улице Ифу. Там он остановил такси и направился в сторону скоростного шоссе, ведущего в аэропорт.

– Да, этот Дин Ичжэнь действительно профессионал, переулками прошел две улицы и лишь потом сел на такси в аэропорт! Да еще и с включенным мобильным телефоном обвел нас вокруг пальца! – Ци Тунвэй, с почерневшим лицом, чуть не задыхаясь от ярости, немедленно приказал подчиненым связаться с международным аэропортом Цзинчжоу. Однако ответ из аэропорта привел людей в отчаяние: никаких записей о том, что Дин Ичжэнь сегодня покупал билет или регистрировался на рейс, не обнаружили.

Чэнь Хай предложил еще раз обследовать соседние аэропорты, и полицейские немедленно связались с тремя ближайшими.

Среди общей суматохи полицейский, сидящий с гарнитурой на голове за рабочим столом № 6, внезапно закричал:

– Начальник Ци, начальник Чэнь, нашли, нашли! Сотрудники паспортного контроля в аэропорту Цзинчжоу по фотографии Дин Ичжэня еще раз проверили всех пересекших сегодня границу и выяснили, что Дин Ичжэнь сменил имя на Том Дин и два часа назад рейсом 23432 авиакомпании «Эйр Канада» вылетел в Торонто.

Чэнь Хай был ошеломлен:

– Что-что? Этот парень уже два часа как смылся?

– Так точно, начальник Чэнь, самолет, летящий рейсом 23432, уже покинул воздушное пространство нашей страны и вошел в международное воздушное пространство, сейчас он находится примерно на девяносто девятом градусе восточной долготы и сорок седьмом градусе северной широты…

В большом зале пункта управления повисло ледяное молчание.

Чэнь Хай грохнул кулаком по столу:

– Эта уже сваренная утка и правда улетела!

Небо посветлело. Гао Юйлян позвонил прояснить ситуацию, Чэнь Хай и Ци Тунвэй вместе отправились домой к учителю доложить о случившемся. Тот тоже не спал всю ночь, глаза у него покраснели, веки опухли. Когда двое учеников прибыли, он как раз завтракал. Гао Юйлян предложил ученикам присоединиться к нему и вместе поесть, однако те, хотя и чувствовали себя обессилевшими, отказались. Выслушав до конца доклад обоих, учитель тоже решил воздержаться от еды. Отпив молока из стакана, он с каменным лицом отодвинул его в сторону и встал:

– Ну и хороши же полиция с прокуратурой? Две огромные команды гонялись за одним человеком, и в итоге тот сбежал! Ци Тунвэй, ты вот стал начальником Департамента общественной безопасности и какой теперь сноровистый! Чэнь Хай, ты в качестве начальника Департамента по противодействию коррупции тоже хорош – следить неотступно несколько дней и всё-таки потерять человека!

Ци Тунвэй, виновато улыбаясь, проговорил:

– Кто мог предположить, что мы споткнемся на ровном месте. Учитель Гао, я сам себя за это готов раскритиковать.

Гао Юйлян постучал по столу:

– Какой еще учитель Гао? В рабочее время называть по должности!

Чэнь Хай, воспользовавшись случаем, обратился по инструкции:

– Секретарь Гао, это наша – Департамента по противодействию коррупции – ответственность, разносить нужно меня.

Гао Юйлян немного смягчился; поразмыслив, он сказал:

– То, что произошло вчера вечером – история довольно-таки сложная; совещание несколько затянулось, и, похоже, нашелся крот, который успел слить информацию. Начальник департамента Ци, ваша задача – прояснить для меня этот ключевой момент!

Ци Тунвэй был готов к ответу:

– Секретарь Гао, я уже думал об этом, сегодня же начну расследование.

Гао Юйлян покивал головой:

– Ну ладно! Вы оба хорошенько запомните: если не вытащите обратно этого Дин Ичжэня, я к вам буду беспощаден! И поменьше потом говорите, что вы мои ученики!

Стоявшие навытяжку Ци Тунвэй и Чэнь Хай почти одновременно кивнули:

– Так точно, учитель Гао.

Когда они покидали дом Гао Юйляна, дождь уже прекратился и горизонт на востоке окрасился светом зари.

Чэнь Хай распрощался с Ци Тунвэем и отправился к машине. Сев за руль, он не сразу поехал – никак не мог успокоиться. Что же это за дела? До сих пор не верилось: Дин Ичжэнь, под наблюдением и контролем такого количества людей, на глазах у всех благополучно сбежал, а он – начальник Департамента по противодействию коррупции – растяпа! Перед операцией Цзи Чанмин настоял на докладе; Гао Юйлян сообщил Ли Дакану в Цзинчжоу, да еще начальнику Департамента общественной безопасности Ци Тунвэю. Об этом деле знали лишь несколько человек. В их числе он и Ци Тунвэй – ученики секретаря Гао. Также непохоже, что проблема – в действиях Департамента по противодействию коррупции, ведь Лу Икэ взяла Дин Ичжэня под наблюдение вчера утром; если бы утечку устроила Лу Икэ и ее люди, Дин Ичжэнь сбежал бы еще днем – зачем он стал бы дожидаться позднего вечера?

Провинция N – глубокий омут, слишком глубокий; за Дин Ичжэнем, несомненно, скрываются какие-то крупные пройдохи!

Чэнь Хай вспомнил, что грозовой пояс в Пекине переместился. Хоу Лянпин рано утром прислал ему сообщение перед регистрацией на рейс, а сейчас шесть с лишним утра, он уже должен прилететь.

Чэнь Хай нажал на педаль газа и отправился прямиком в аэропорт. Поля после дождя стояли ярко-зеленые, напоенные водой, подстриженный кустарник по сторонам дороги контрастировал с высящимися рядом пышными дикорастущими деревьями и явно выигрывал при сравнении. Чэнь Хай открыл окно, чтобы свежий утренний ветер взбодрил его, скорость придала ему энергии – на время он отделался от окутавшей душу мути.

Эта неудача – пустяк, уговаривал себя Чэнь Хай, настоящая битва только началась. Пусть Дин Ичжэнь сбежал, но давшие ему уйти люди еще здесь, и эти люди, похоже, имеют и силу, и средства. Это должна быть крупная рыба! И величину этой рыбы, судя по всему, сложно даже вообразить…

Глава 4. Боец народной прокуратуры

Хоу Лянпин с сумрачным лицом достал из портфеля досье Дин Ичжэня и шваркнул папкой по рабочему столу Чэнь Хая. С трудом переводя дыхание, опустился в его рабочее кресло, тут же здорово разозлившись, как будто был его руководителем:

– Неплохо, Чэнь Хай, Ты здесь, как я вижу, большой начальник. Мои бумаги прибыли, а подозреваемого у вас и не видно! Вот это и называется «дружба дружбой, а служба службой»? Это и есть «вести дела по закону»?

Чэнь Хай принял личное дело и горько улыбнулся:

– Извини, Хоуцзы, правда, извини!

Хоу Лянпин, стуча по столу, ответил жестким тоном:

– Чэнь Хай, ты вообще способен хоть что-то сделать?

Да, Чэнь Хай совершил ошибку, ему и без того совсем кисло! С виноватым видом он рассказал Хоу Лянпину о событиях прошедших часов – от повестки вчерашнего ночного заседания в парткоме провинции до разногласий на этом заседании, а также новейшие указания секретаря Гао Юйляна, полученные ими с Ци Тунвэем. Опять-таки, Департамент по противодействию коррупции провинции готовит материалы по Дин Ичжэню, чтобы китайский центр Интерпола как можно скорее выпустил Красный циркуляр[9], а Департамент общественной безопасности уже готовит преследование за рубежом.

Закончив говорить о работе, они продолжали сидеть, храня сухое молчание. Неожиданная неудача пролегла трещиной в многолетней дружбе однокашников. Хоу Лянпин знал, что скромный и великодушный Чэнь Хай предпочел бы сейчас улыбнуться, что ему очень хочется сбросить это тяжелое бремя с души. Но внутри у Хоу Лянпина все кипело. Чэнь Хай слишком разозлил его, упустив коррупционера, который почти уже был в руках правосудия. Вчера по телефону он несколько раз просил задержать Дин Ичжэня – но Чэнь Хай так его и не послушал!

Чэнь Хай держал в офисе аквариум. За стеклом рыбки всевозможных расцветок – яркие, пестрые – сновали взад-вперед в толще воды. Хоу Лянпин знал, что Чэнь Хай унаследовал хобби своего отца Чэнь Яньши, который имел особую страсть к цветам, птицам, насекомым, рыбам. Все углы комнаты были забиты зелеными растениями, карликовым бамбуком, бразильским деревом, монстерой, сциндапсусом золотистым – со всеми видами и не разобраться, – что придавало комнате ярко-изумрудный цвет.

Хоу Лянпин, стоя перед аквариумом, любовался рыбками. Внутреннее напряжение постепенно отпускало его, настроение тоже несколько выровнялось. Он понимал: то, что Чэнь Хай прохлопал такое крупное дело, не может пройти бесследно. Глядя на рыбок и анализируя вместе с Чэнь Хаем ситуацию, он задумался: а что, раньше в Департамент по противодействию коррупции и в дисциплинарную комиссию разве не поступало никакой информации? Неужто ни один человек не сообщил о Дин Ичжэне? Чэнь Хай, помолчав немного, вспомнил, что на Дин Ичжэня пришло несколько анонимок, и большого внимания они не привлекли. Однако было и одно подписанное заявление… Хоу Лянпин только теперь перевел взгляд на Чэнь Хая:

– Кто автор подписанного заявления?

– Мой отец. – Чэнь Хай неловко улыбнулся. – Ты хорошо знаешь, что за человек мой старик, прокурор в отставке. Однако реальный заявитель не он, а рабочий швейной фабрики «Дафэн»; мой отец просто передал. В заявлении недоставало надежных доказательств, фактов, поэтому я и не обратил на него внимания.

Хоу Лянпин поднял глаза и пристально посмотрел на Чэнь Хая:

– Не обратил внимания? Ай-яй-яй, и старый прокурор Чэнь Яньши не надрал тебе задницу?

– Хоуцзы, как насчет утихомириться, или, может, сам мне всыплешь вместо моего отца разок, – Чэнь Хай пытался шуткой разрядить обстановку. – Но ты, возможно, не понимаешь, в каком нынче положении мой отец. Для тебя он, конечно, по-прежнему дядя Чэнь…

– Как это не понимаю – понимаю, и очень даже хорошо! Говори-говори, как сейчас дела у старика?

Чэнь Хай начал говорить и рассказал о том, что за стариком в последнее время наблюдалась масса странностей. В доставшейся ему по жилищной реформе ведомственной квартире он жить не стал, продал ее больше чем за три миллиона и деньги пустил на пожертвования. Вместе с матерью Чэнь Хая отправился жить на свои средства в дом престарелых, при этом имеет большое влияние в обществе. Некоторые говорят, что таким образом пожилой товарищ выражает свой протест против царящих проворовавшихся чиновников. Старик также повсюду ругает своего прежнего противника – бывшего секретаря парткома провинции Чжао Личуня. В те годы они вместе с Чжао Личунем, работая в одной связке, допустили ошибку, но Чжао Личунь благополучно перевелся в Пекин и занял высокий пост, а старик даже не смог воспользоваться теми привилегиями, которые ему полагались изначально. Он, выйдя на пенсию, постоянно боролся за правду, повсюду помогал людям подавать иски и жалобы. Дом престарелых, в котором он живет, скоро уже будут называть «второй народной прокуратурой провинции». Квалификация у него высокая, любую жалобу может оформить и подать. Чуть что – сразу же звонит с жалобой, постоянно этим занимается, и смех и грех.

Дослушав до этого момента, Хоу Лянпин воодушевился:

– Пошли, я должен увидать старика, прямо сейчас пошли!

– У обезьяны нос по ветру! Старик в доме престарелых как раз сейчас приготовил угощение и поджидает тебя на обед. Поехали, я один тебя не выдержу, ты специально меня мучаешь!

Во время учебы в университете Хоу Лянпин отличался отменным аппетитом, он разом мог съесть две или даже три лепешки маньтоу. Порции еды в студенческой столовой ему вечно не хватало, и он всегда был не прочь при случае перекусить. Хоу Лянпин время от времени приходил с Чэнь Хаем к нему домой и наедался там на дармовщинку до такой степени, что живот становился круглым. В то время Чэнь Яньши носил бородку, и Хоу Лянпин называл его «дядя Борода», сердечно и по-дружески, как члена своей семьи. После окончания учебы и распределения на работу в Пекин Хоу Лянпин не общался с дядей Бородой, но душа его была полна теплых воспоминаний.

За прошедшие годы старик заметно изменился: прежде грозная и величественная борода исчезла, сам он как будто ужался и согнулся, высох, стал ниже ростом, больше стало недовольства в лице. Хоу Лянпин смотрел на Чэнь Яньши, и чувство жалости не покидало его.

Старик Чэнь Яньши с супругой жили на третьем этаже, в комнате шириной в цзянь[10], с балконом и туалетом; рядом – маленькая спальня. Обычно они ели в общественной столовой, но можно было готовить и самим. Хоу Лянпин, едва войдя в двери, увидел, что середину комнаты занимает стол, уставленный всевозможными яствами, а возле него хлопочет женщина, гремя лопаткой для сковороды. Когда она вышла, Чэнь Хай сразу сказал Хоу Лянпину:

– Это начальница нашего первого отдела Лу Икэ. Чтобы принять тебя, я специально пригласил ее помочь.

Все, окружив стол, принялись за угощение. Стульев не хватало, Чэнь Хай и Лу Икэ смогли лишь притулиться на краю кровати. Хоу Лянпин, выразительно посмотрев на Чэнь Хая, сказал:

– Из нас, «троих героев» факультета политологии и права, не хватает лишь одного – Ци Тунвэя. Эй, а почему этот мой старый конкурент не пришел? Ты что же, его не позвал?

– Звал; он не может прийти. Говорит, что как раз заседает, ставит задачи электронщикам для выяснения схемы утечки информации по телефонной линии. – Затем Чэнь Хай добавил: – Когда это произошло, мы с Ци Тунвэем всю ночь глаз не сомкнули, но нагоняй всё равно получили…

– А давайте будем более открытыми. – Лу Икэ, откинув короткие волосы, встала с рюмкой вежливости[11] для Хоу Лянпина. – Говорят, ваше прозвище «Хоуцзы»; мы, кто в управлении Чэня, люди очень прямые… Скажите, когда вы вместе учились, вы ведь частенько третировали его?

Хоу Лянпин, глотнув из бокала, склонил голову:

– Ай-яй-яй, начальник Лу, мы же с вами не подлизываемся к начальству. Кто кого третировал? Да это ваше руководство нас третировало! В университете постоянно могли приключаться разные истории; то я тратил деньги, угощая студенток кофе, то у вашего руководства были романтические отношения…

Чэнь Хай начал шутливо рассказывать, громко жалуясь на судьбу:

– Четыре года в университете этот Хоуцзы спал на нижнем ярусе – неужели потому, что я такой уступчивый? Я тоже хотел спать внизу, но не спал ведь! Теперешний начальник Хоу в те годы был слишком резвой обезьяной, он же не ложился в постель, а впрыгивал! Когда я поначалу устроился на нижней кровати, он поистине проявил большую обезьянью хитрость и частенько будил меня своими прыжками. Если вечером этот парень не возвращался, я не отваживался засыпать в его отсутствие – в конце концов, пришлось по собственной воле уступить ему нижний этаж. Хоуцзы, прошу тебя, не прыгай, лежи поспокойнее на своем нижнем ярусе!

Все захохотали. Старый Чэнь Яньши с супругой смеялись до слез: эти двое однокашников и правда большие шутники.

Незаметно они выпили целую бутылку «Особой Цзинчжоуской»; но если Хоу Лянпин умел пить, то Чэнь Хай явно перебрал. К тому же прошлой ночью он совсем не спал, так что теперь его закачало и глаза затуманились. В итоге, как только его тело коснулось кровати, он тут же захрапел.

Лишь тогда Хоу Лянпин пояснил Чэнь Яньши настоящую цель визита – его очень заинтересовало то самое письмо со швейной фабрики «Дафэн». Действительно, директор этого предприятия Цай Чэнгун был другом детства Хоу Лянпина. Он и раньше уже звонил, жаловался, что его обманули и отобрали права акционера. Но Хоу Лянпин тогда думал, что это обычные экономические споры, и не придал им значения. Сегодня, невольно узнав, что старик тоже подписался под жалобой, он уже не мог пренебречь этим. Чэнь Яньши сказал:

– Это ты правильно сделал, Чэнь Хай вот не принял во внимание мою жалобу.

Хоу Лянпин попросил рассказать подробности. Чэнь Яньши, прищурившись, призадумался и начал вспоминать. В тот год швейная фабрика являлась государственным предприятием, и он, будучи вице-мэром Цзинчжоу, отвечал в это время в основном за реформу по акционированию предприятий, чтобы рабочий коллектив имел на руках акции. Позже он покинул Цзинчжоу, переведясь на работу в прокуратуру провинции, рабочие же, если у них возникали какие-то дела, по-прежнему обращались к нему.

В прошлом году разгорелся экономический конфликт – Цай Чэнгун, используя право долевой собственности, взял под залог у корпорации «Шаньшуй» пятьдесят миллионов, а когда подошло время, не смог их вернуть. По решению суда права акционеров перешли к корпорации «Шаньшуй», и предприятием «Дафэн» завладели другие люди. Сейчас цена земли в Гуанминху взлетела вверх, говорят, что один только участок, на котором стоит предприятие, стоит уже миллиард! Рабочие, держатели акций, пошли на отчаянный шаг – они захватили территорию фабрики, не соглашаясь передавать ее корпорации «Шаньшуй». Цай Чэнгун исчез – говорят, что он сбежал в Пекин подавать петицию.

Хоу Лянпин спросил:

– Ну и какое отношение это дело имеет к сбежавшему вице-мэру Дин Ичжэню?

Чэнь Яньши продолжил:

– Кое-какое имеет. Дин Ичжэнь – главный распорядитель проекта «Гуанминху» и весьма близок с леди-боссом корпорации «Шаньшуй» Гао Сяоцинь. Рабочие подозревают, что с закладом прав акционеров дело нечисто. Вполне возможно, что Дин Ичжэнь кое-что получил от Гао Сяоцинь, поэтому они на него и заявили. У меня тоже такое чувство, что в этом деле есть сомнительный момент, и я надеялся, что руководство Цзинчжоу по закону защитит право собственности рабочих-акционеров. Кроме того, в заявлении я подробно описал ситуацию и подписался. Но руководство города не приняло это заявление во внимание. Начальник департамента Чэнь, мой сын, тоже не возбудил дело, чтобы тщательно всё расследовать. Решили, что это обычный экономический спор. С тех пор на мою голову посыпались проблемы; некоторые даже заподозрили меня в том, что я защищаю фабрику «Дафэн» и получаю за это деньги!

Хоу Лянпин задумался:

– Дядя Чэнь, у вас в руках есть какая-то конкретная ниточка?

Чэнь Яньши покачал головой:

– Хоу Лянпин, это вам придется приложить усилия для того, чтобы расследовать дело и найти такую ниточку! Сейчас факты таковы: Дин Ичжэнь сбежал. Как именно он сбежал? Поймайте Дин Ичжэня, и ниточек будет немало!

Хоу Лянпин горько рассмеялся:

– Так ведь Дин Ичжэня ваш сын упустил!

Чэнь Яньши весьма удивился. Действительно, до этого момента старик не знал, что Дин Ичжэнь, оказывается, сбежал из рук его сына. Не сдержавшись, он покачал головой, вздохнул и начал крепко ругаться. Но потом всё-таки перешел к Чжао Личуню. Хоу Лянпин слышал, что Чэнь Хай говорил о каком-то безнадежном счете старика к Чжао Личуню, и сегодня наконец-то понял, в чем дело. Чэнь Яньши жаловался на то, что стиль партийной работы, стиль государственного управления и общественные нравы испортились в провинции в результате деятельности Чжао Личуня в качестве руководителя. Когда тот стал в Цзинчжоу мэром, он оторвался от масс. К примеру, летом он, сетуя на жаркую погоду, скрывался для офисной работы в небольшой гостинице, оборудованной кондиционером. Чэнь Яньши, будучи тогда вице-мэром и по совместительству начальником городского отдела общественной безопасности, ездил в ту маленькую гостиницу к Чжао Личуню, чтобы озвучить общественное порицание и принудить к самокритике.

Хоу Лянпин много раз слышал эту историю, однако сделал вид, что слышит ее впервые:

– А товарищ руководитель воспринял это «принуждение» или нет?

Чэнь Яньши ответил:

– Воспринял! Он выступил с самокритикой на малом собрании партийной ячейки правительства, и мне показалось, вполне искренне.

Хоу Лянпин улыбнулся:

– Искренен? Действительно искренен? Как же тогда он мог свести с вами счеты?

Чэнь Яньши повернул голову:

– Эй, что ни говори, а в то время со стороны Чжао Личуня это действительно выглядело настоящей самокритикой! Лянпин, я тоскую по той эпохе: были идеалы, дух! Один замсекретаря из городского правительства получил от кого-то тайваньский кондиционер: так его уволили с государственной службы и исключили из партии! Если сравнить с сегодняшним днем, то он получил бы уже пару BMW или «мерседесов», а народ еще считал бы его чистым чиновником!

– Ай-яй-яй, снова сетуете? Опять там кто-то получил BMW, «мерседес»? А вам бы поскорее донести!

– Я просто рассказываю. Возможно, я немного преувеличиваю, однако нынче уровень коррупции слишком высок!

– Это так, потому-то мы и должны твердо ей противостоять, нужно решительно отрубать руку, укушенную змеей, и отскрести до костей, выгоняя яд.

Чэнь Яньши, у которого редко бывали подобные случаи поговорить и излить душу, открыл еще одну бутылку, налил Хоу Лянпину, а потом себе:

– Некоторые кадровые работники говорят, что противодействие коррупции лишило их опоры в жизни! Это, интересно, что за речи?

– Именно, пусть они продолжают загнивать, и не будем бояться, что народ не имеет опоры в жизни, – Хоу Лянпин за компанию с произносившим пламенную речь стариком невозмутимо опустошил свой бокал, а заодно и бокал Чэнь Яньши.

Чэнь Яньши воодушевился:

– В начале реформ и открытости некоторые говорили, что коррупция – это смазка экономического развития, а я всегда был решительно против, еще и статью написал! Сейчас, казалось бы, видно, что коррупция – детонатор социальных потрясений… Ого! Ты, обезьяний сын, зачем выпил мою порцию?

Хоу Лянпин, подставляя очередной бокал, пошутил:

– Вот и хорошо, дядя Чэнь, и не пейте! А то выпьете лишнего – переругаете всё руководство, и кто тогда отважится составить вам компанию? Опять-таки, у нас с Чэнь Хаем куча дел…

Под вечер, вместе отправившись в аэропорт, Хоу Лянпин и Чэнь Хай всю дорогу вели задушевные разговоры. По пути в голове у Хоу Лянпина бродили сомнения. Проект «Гуанминху» – это крупнейший в провинции проект реконструкции старого города, предполагавший колоссальные инвестиции, исчисляемые миллиардами. Дин Ичжэнь управлял всем проектом; у него наверняка есть здесь помощники. Сейчас вопрос в следующем: есть ли за спиной у Дин Ичжэня еще более значительная поддержка? Не преследует ли его бегство осознанную цель – обрубить нити для следствия? Дин Ичжэнь скрылся, но, как говорится, монах сбежал, а храм остался. Этот инвестиционный проект на сорок восемь миллиардов и есть огромный храм. Необходимо взять его под жесткий надзор: пусть заинтересованные стороны себя проявят.