Во имя народа

Цзи Чанмин знал Хоу Лянпина, как облупленного, поэтому слово «Хоуцзы» не сходило с уст, и Чэнь Хай ничего не мог с этим поделать. Ему оставалось только приказать начальнице первого следственного отдела Лу Икэ самой возглавить группу, которая в режиме повышенной секретности взяла под наблюдение Дин Ичжэня.

Гао Юйлян был весьма озабочен докладом прокуратуры и в ту же ночь вызвал имевших к нему отношение чиновников в свой офис на совещание. Цзи Чанмин и Чэнь Хай, прибыв во второй большой корпус парткома провинции, увидели, что здание внутри ярко освещено и работники снуют туда-сюда, словно в рабочее время днем. В офисе они встретили, помимо Гао Юйляна, еще двоих «тяжеловесов»: Ли Дакана, члена Постоянного комитета парткома провинции и секретаря горкома партии города Цзинчжоу, а также Ци Тунвэя, главу Департамента общественной безопасности провинции. Цзи Чанмин заинтересованно взглянул на Чэнь Хая, как будто говоря: «Да неужели в такой щекотливой ситуации, как эта, мы могли бы не доложить?!»

Чэнь Хай, выйдя вперед, низким голосом поздоровался с Гао Юйляном:

– Здравствуйте, учитель!

Гао Юйлян, ухоженный, цветущего вида, постоянно улыбающийся мужчина шестидесяти лет, выглядел как опытный правительственный чиновник, овладевший мастерством тайцзицюань[2]. Но, помимо всего прочего, он был еще и ученым-юристом, некогда деканом факультета политологии и права в университете провинции N. Чэнь Хай, Ци Тунвэй и Хоу Лянпин были его любимыми учениками.

Главный прокурор сжато и кратко доложил. Гао Юйлян и Ли Дакан слушали Цзи Чанмина со строгими, серьезными лицами. Напряженная, даже гнетущая атмосфера настраивала на серьезный лад. Чэнь Хай почему-то подумал, что у каждого руководителя свой скелет в шкафу, но внешне всё строго соответствовало этикету и царила свойственная подобным совещаниям «особая выразительность».

Чэнь Хай в политике старался действовать крайне осторожно, так как усвоил на всю жизнь наставления своего отца – опытного революционера Чэнь Яньши по прозвищу Старый Камень. Тот в свое время работал заместителем прокурора в Народной прокуратуре провинции и большую часть жизни провоевал с бывшим первым секретарем парткома провинции Чжао Личунем. В итоге, уйдя на пенсию чиновником префектуры, он не мог пользоваться положенными ему льготами. А вот Чжао Личунь перевелся в Пекин и вошел в линейку партийных и государственных руководителей. Отец дома частенько рассуждал на высокие темы, и Чэнь Хай досконально разбирался в тонкостях политической жизни провинции. Он не желал повторять ошибки отца, но и не хотел лицемерить в делах, поэтому сохранял четкую дистанцию со всеми и даже от учителя Гао Юйляна держался на приличном расстоянии. Чэнь Хай отчетливо понимал, что лишь при ясности и чистоте в сердце можно избежать серьезных ошибок.

Если должен слететь облеченный большой властью чиновник – вице-мэр Цзинчжоу, столицы провинции, то скольких людей это коснется? И насколько сильны будут потрясения в чиновничьей среде провинции и Цзинчжоу? Одному небу известно! Цзи Чанмин, конечно, всё понимает. Он давно уже местный, работает в Цзинчжоу столько лет и просто не может не понимать. Дело весьма щекотливое. Завершая доклад, Цзи Чанмин резюмировал:

– В Пекине есть веские основания подозревать вице-мэра Цзинчжоу в получении и даче взятки; сумма огромна. Чтобы понять, как нам быть, необходимо запросить указания руководства.

Гао Юйлян нахмурил брови:

– О деле Дин Ичжэня мы ничего не знаем, почему Пекин узнал раньше нас?

Ли Дакан с еще более мрачным видом заметил:

– Именно так, товарищ Цзи Чанмин, что это за дела?

Цзи Чанмину пришлось дополнительно доложить, что один инвестор из Фуцзяни передал взятку начальнику управления некоего ведомства для получения разрешения на шахтную разработку, но в итоге разрешения не получил. Чиновник деньги не вернул, и тогда инвестор донес на него в Главное управление по противодействию коррупции Верховной прокуратуры. Как только начальник того управления попался, он дал показания, изобличающие Дин Ичжэня.

Гао Юйлян озабоченно спросил Ли Дакана:

– За что там у вас отвечает этот Дин Ичжэнь?

Ли Дакан с горечью в голосе ответил:

– За все важные вопросы! Городское строительство, реконструкция старого города, интеграция ресурсов угольных шахт… Некоторые направления работы, формально числящиеся за мной, реально в руках Дин Ичжэня.

Чэнь Хай понимал Ли Дакана – тому, безусловно, нелегко выдавать Дин Ичжэня. Ли Дакан прослыл зачинателем реформ в провинции N: смелость – велика, характер – жесткий. В тот год выдвинули звонкий лозунг «Закон не ограничивает свободу!» Любые дела можно делать, любых людей можно смело использовать. Чэнь Хай знал, что Дин Ичжэнь – креатура Ли Дакана, один из его лучших работников; сейчас он находится в должности главного управляющего проекта реконструкции территории вокруг озера Гуанминху, управляет активами в несколько десятков миллиардов. Если пекинские его заберут, как переживет такое этот секретарь горкома?

Ци Тунвэй осторожно предложил:

– Раз дело обстоит так, секретарь Гао, секретарь Ли, подумайте: может, сначала провести Дин Ичжэня через дисциплинарную комиссию провинции? Я направлю людей, чтобы содействовать исполнению судебного решения.

Разобраться с Дин Ичжэнем на дисциплинарной комиссии было компромиссным решением – оно позволяло сохранить лицо Ли Дакану и оставляло пространство для маневра в дальнейшем. Чэнь Хай понимал намерение Ци Тунвэя, который, занимая пост начальника Департамента общественной безопасности, хотел повышения и метил в заместители губернатора. Учитель Гао Юйлян уже рекомендовал его парткому провинции, и голос члена Постоянного комитета Ли Дакана мог оказаться решающим. Ци Тунвэй, естественно, хотел угодить Ли Дакану.

И действительно, Ли Дакан тут же отозвался:

– О! Предложение начальника департамента Ци хорошее, высылаем вызов на комиссию!

Это прозвучало так, как будто решение парткома провинции уже определено и не нужно запрашивать указаний руководившего процессом Гао Юйляна. Что думал сам Гао Юйлян, было непонятно – он только молча постукивал костяшками пальцев по столу. Взглянув сперва на Ли Дакана, а потом – на Цзи Чанмина, спросил:

– Прокурор Цзи, каково твое мнение?

Мысль учителя Чэнь Хай понял абсолютно ясно. Учитель совершенно не желал «шить свадебный наряд»[3] Ли Дакану и идти против мнения пекинских: кто принимает окончательное решение – тот и несет ответственность. У Гао Юйляна давно разлад с Ли Даканом, в чиновничьих кругах провинции это был секрет Полишинеля – ну и зачем ему подставлять плечо политическому оппоненту? Однако на то он и учитель, что ни в коем случае не станет выражать свою мысль напрямую и ловко перепасует мяч прокуратуре провинции. Не доложили по собственной инициативе? Отлично, вот и изложите-ка для начала свое мнение по вашему же вопросу!

– Секретарь Гао, я уважаю ваше мнение и мнение парткома провинции, – начал Цзи Чанмин. – Формальные бумаги по возбуждению дела скоро прибудут из Пекина, и это позволит нам произвести задержание. Вызвать подозреваемого сначала на комиссию тоже можно, только прежде обязательно нужно взять его под контроль, и после этого можно действовать как угодно! Однако с позиции прокуратуры наиболее адекватным решением будет произвести задержание с последующими судебно-процессуальными действиями.

Эти слова привели присутствующих в замешательство. Прокурор Цзи, непосредственный руководитель Чэнь Хая, считался большим мастером слова, всегда соответствовал всем нормам и правилам; сейчас он к тому же собирался на пенсию и никого не хотел задевать. Но когда просят выразить позицию, то отступать уже некуда; вот так ходить вокруг да около – это значит всё-таки задеть Ли Дакана. Чэнь Хай в душе смеялся.

Гао Юйлян кивнул:

– Хорошо, почтенный Цзи, я понял твою мысль, ты склоняешься к задержанию.

Договорив, он указал на Чэнь Хая:

– Чэнь Хай, ты начальник Департамента по противодействию коррупции, выскажи и ты свое мнение!

Чэнь Хай замер и невольно встал. Учитель махнул рукой в знак того, что тот может говорить сидя. Но Чэнь Хай не сел, а вытянулся в струнку, на мгновенье сильно смутившись. Он абсолютно не готовился высказываться, а сейчас требовалось быстро определиться, какую позицию ему следует занять. Чэнь Хай при всей своей осторожности и осмотрительности тем не менее оставался человеком очень правдивым и честным, как его отец. Под пристальными взглядами руководителей Чэнь Хай покрылся испариной и, разволновавшись, вопреки всем ожиданиям выложил напрямую:

– Секретарь Гао, я тоже склоняюсь к задержанию. Факт преступления Дин Ичжэня очевиден, к тому же Пекин дает отмашку на задержание…

– Начальник департамента Чэнь, – недружелюбно прервал его Ли Дакан, – если способствовать задержанию, право на ведение расследования будет передано Пекину? Это так или нет?

В ответе Чэнь Хая явственно прозвучал намек на то, что Ли Дакан дилетант:

– Секретарь Ли, вы немного не поняли, не существует передачи права расследования. Это изначально дело не нашей провинции, оно расследуется непосредственно Главным управлением по противодействию коррупции.

Близорукие глаза Ли Дакана за стеклами очков стали огромными, и он возбужденно заговорил:

– Именно это я и хотел сказать! Если дело Дин Ичжэня станем расследовать мы, инициатива окажется в наших руках, если расследование и передачу дела в суд произведет Главное управление по противодействию коррупции Верховной прокуратуры, то предсказать дальнейший ход событий будет очень сложно! И, товарищи, я говорю так вовсе не из желания кого-то покрывать, а исключительно с точки зрения пользы для работы…

Заседание постепенно выявило разногласия, и полная противоположность интересов присутствующих становилась всё более очевидной.

Гао Юйлян нимало не порицал ученика за дерзкий ответ секретарю Ли, в глазах его сверкнул лучик одобрения. Да, между двумя сторонами имелось противоречие, но учитель мог лишь улыбаться подобно Будде и сглаживать острые углы. Чэнь Хай в душе был уверен, что на самом деле, увидав неудачу Ли Дакана, Гао Юйлян внутренне порадуется. В те годы, когда оба работали вместе в Люйчжоу, Гао Юйлян в качестве секретаря горкома испытал немало обид от мэра города Ли Дакана. Ли Дакан слишком властный: стал мэром – мэр главный, стал секретарем – секретарь главный. Когда он становился сильным, прочие переходили в разряд слабых, и поневоле обиженными оказывались все. Обида в душе осталась не только у Гао Юйляна – недовольных Ли Даканом нашлось бы множество! Конечно, для политических конкурентов спотыкаться на неровной дороге – обычное дело, а слегка радоваться неудачам соперника – в порядке вещей. Многоопытный учитель Гао, он же – секретарь Гао, внешне не выдавал себя ни звуком, ни видом. Наоборот, порой он даже выказывал благоволение к Ли Дакану и защищал его, чтобы показать свою политическую независимость.

Чэнь Хай, наблюдая сбоку за Ли Даканом, видел лишь глубокие морщины, прорезавшие его лоб над бровями. На самом деле Чэнь Хай в душе очень уважал Ли Дакана. Этот человек, умевший делать свое дело, являл пример яркой индивидуальности. Взять, к примеру, сигареты: в соответствии с программой культурного развития большинство кадровых работников бросили курить. Ли Дакан же вопреки общему настроению сохранил приобретенную еще в молодости привычку к курению. Разумеется, во время заседаний или бесед он не курил, но когда вокруг никого не оказывалось, он находил возможность забраться в какой-нибудь отдаленный уголок, чтобы спокойно подымить. В деле Дин Ичжэня Ли Дакан являлся главным действующим лицом: события произошли в его вотчине, и Дин Ичжэнь был его правой рукой – разумеется, он никак не мог оказаться в стороне. Конечно, сейчас ему приходилось нелегко, Ли Дакан поминутно протирал очки. И когда он снимал их, становилось видно, что настроение у него несколько подавленное.

Секретарь парткома Гао Юйлян прочистил горло. Все напряглись, ожидая решения старшего из присутствующих руководителей.

– Товарищи Чанмин, Чэнь Хай, коль скоро вы – прокуратура, то должны выполнить указания высшей инстанции – Верховной прокуратуры из Пекина. Но вы должны также подумать и о насущных делах нашей провинции! Позволить увезти Дин Ичжэня в Пекин – не вызовет ли это массовое бегство инвесторов из Цзинчжоу? И как быть в Цзинчжоу с проектом «Гуанминху»?

Ци Тунвэй тут же осторожно подхватил этот запев:

– Да-да, Дин Ичжэнь – главный координатор проекта «Гуанминху», у него же в руках проект на 48 миллиардов…

– Секретарь Юйлян, это ведь не мелочь какая-то, нужно быть осмотрительными! – еще раз подчеркнул Ли Дакан.

Гао Юйлян, покивав, снова заговорил:

– Секретарь парткома провинции товарищ Ша Жуйцзинь только-только вступил в должность, в настоящий момент он знакомится с подведомственными городами и районами, разве мы можем преподнести ему такую сюрприз при встрече?

Чэнь Хай не ожидал, что учитель совершит столь странный маневр и выкажет такое расположение к Ли Дакану. Ведь Гао Юйлян человек принципов, что же за зелье он приготовил в итоге?

Все посмотрели на Цзи Чанмина – что тот скажет? Присутствующие знали, что характер Цзи Чанмина непрост: внешне он мягок, но внутри тверд, формально осторожен, но в ключевые моменты решителен в выражении своей позиции. Он посмотрел на всех и категорическим тоном произнес:

– Секретать Гао, секретарь Ли, мы сейчас обсуждаем сложный вопрос, и я как главный прокурор скажу честно: вне зависимости от того, какие последствия для нашей провинции повлечет дело Дин Ичжэня, нам не следует бороться с Верховной прокуратурой за право расследовать это дело, стремясь избежать попадания в подчиненное положение в дальнейшем.

Эта многозначительная речь недвусмысленно выявляла плюсы и минусы ситуации, и, как казалось Чэнь Хаю, должна была стать определенным предостережением учителю. Но тот, как будто не получив предупреждения, задумчиво смотрел по сторонам, и неясно было, о чем он размышлял. Чэнь Хай, пытаясь поддержать руководство отвлекающим маневром, вскинув запястье, посмотрел на часы. Подчеркнуто выразительное размашистое движение руки с часами как бы давало понять присутствующим, что он торопится.

Ли Дакан же, напротив, ничуть не спешил, продолжая рассуждать. Он не согласился с позицией Цзи Чанмина и твердо поддерживал решение предварительно разобрать дело Дин Ичжэня на провинциальной дисциплинарной комиссии. Идея состояла в том, что рассмотрение на комиссии давало возможность занять более активную позицию в расследовании и взять ситуацию в свои руки. Ци Тунвэй одобрительно поддакивал, мол, соображения секретаря Ли весьма обстоятельны…

Чэнь Хай больше не мог слушать аргументы Ци Тунвэя о том, насколько обстоятельны соображения секретаря Ли, и, выдохнув, встал:

– Фух… Ладно, ладно, разбирайте, всё равно так или иначе дело сначала нужно взять под контроль…

Неожиданно Гао Юйлян покосился на него:

– Чэнь Хай! Куда торопишься? Такое важное дело нужно как следует обсудить.

Секретарь Гао до решающего момента не раскрывал карты; покритиковав в нескольких словах ученика, он, пользуясь случаем, изменил ход обсуждения и изложил наконец открыто собственную позицию:

– Коль скоро возникли разногласия в подходах, следует быть осторожными; нужно запросить указаний секретаря парткома провинции товарища Ша Жуйцзиня!

Договорив, он поднял трубку стоящего на столе красного телефонного аппарата закрытой правительственной связи.

Так вот оно что! Учитель хочет переложить ответственность на вышестоящее начальство! Значит, то, что он говорил прежде, – это ложное сочувствие к Ли Дакану, а ученика он критиковал всего лишь для вида. Чэнь Хай вздохнул: учитель умен… Впрочем, как бы иначе он мог стать настолько неубиваемой фигурой в университете провинции и в ее чиновничьих кругах?

Участники совещания были чиновниками: увидев, как секретарь Гао поднял трубку красного аппарата закрытой связи, они сразу же начали расходиться, как по команде покидая помещение. Ли Дакан, не в силах изменить привычке старого курильщика, в весьма подавленном настроении удалился в приемную напротив. Ци Тунвэй отправился в туалет. Цзи Чанмин прохаживался в коридоре между офисом и туалетом. Чэнь Хай, беспокоясь о сложившейся ситуации, пользуясь случаем, вышел из второго корпуса позвонить… В мгновение ока в огромном помещении кабинета остался один Гао Юйлян. Набирая номер секретаря Ша Жуйцзиня, он между делом примечал для себя детали поведения сотрудников.

Оказавшись во дворе второго корпуса, Чэнь Хай глубоко вздохнул. Он был расстроен, огорчен и в высшей степени недоволен собой. В решающий момент в процессе беседы он занервничал и показал зубы. Перечить на служебном совещании члену Постоянного комитета секретарю Ли, получить замечание секретаря Гао, вызвать откровенное недовольство начальства – ну и как же теперь двигаться дальше? Чэнь Хай специально готовил себя, настраивался, чтобы в спорной ситуации не быть нетерпимым к чьей-либо позиции, не обидеть или не задеть кого-нибудь… Нужно быть не таким, как отец. Но легче двигать реки и горы, чем изменить собственный характер. Доставшаяся от отца горячая кровь в определенное время непременно закипит.

Чэнь Хай и правда едва вынес это бесконечное совещание. Он сгорал от нетерпения. Не дай бог, потеряют Дин Ичжэня – Хоу Лянпин порвет его в клочки! Тем более, что его однокашник Хоу восседает на Олимпе – как-никак начальник следственного отдела Главного управления по противодействию коррупции! Как глава Департамента по противодействию коррупции провинции, Чэнь Хай испытывал пиетет к Главному управлению и был весьма недоволен волокитой местного руководства провинции.

Главное – держать в поле зрения Дин Ичжэня! Чтобы избежать утечки информации, Чэнь Хай, едва выйдя из второго корпуса, позвонил своей подчиненной «воительнице» Лу Икэ и спросил ее о ситуации. Лу Икэ доложила, что банкет вступил в кульминационную фазу, гости, поочередно чокаясь с Дин Ичжэнем, засвидетельствовали ему свое почтение, – словом, картина грандиозная. И если бы речь шла о том, чтобы напоить Дин Ичжэня до упаду, то сегодня вечером это задание с успехом бы выполнили. Чэнь Хай строго-настрого наказал следить за ним, не спуская глаз.

Во время совещания телефон оставался выключенным, и теперь следовало детально обсудить всё с Хоуцзы. Из этого разговора стало известно, что Хоу Лянпин заперт в аэропорту и формальные бумаги по задержанию Дин Ичжэня находятся у него. Раз формальности соблюдены, то можно прежде провести задержание, а уж потом докладывать. Идеи Хоуцзы можно осуществить. Чэнь Хай больше не колебался. Закончив разговор с Хоу Лянпином, он принял решение: не дожидаться мнения парткома провинции, а сначала на основании вызова на допрос взять Дин Ичжэня под наблюдение и затем, как только прибудут бумаги из Пекина, – задержать!

Выдав по мобильнику указания Лу Икэ, Чэнь Хай остановился посреди большого двора и сделал глубокий вдох. Газон двора провинциального парткома только что постригли, и воздух наполняло густое благоухание зеленой травы. Его самый любимый запах! У белых тополей, высаженных по обеим сторонам центральной дорожки еще в пятидесятые годы прошлого века, стволы были очень большими в обхвате, а кроны терялись где-то в вышине. Листья их шелестели, словно дети хлопали в ладоши, и звук этот Чэнь Хай тоже очень любил. Он хотел измениться к лучшему, стать более зрелым – или, может, более дипломатичным, однако ему никак не удавалось действовать осмотрительно. Быть человеком – значит брать на себя ответственность, пусть даже за это придется заплатить определенную цену… Сейчас Чэнь Хай внутренне восхищался своим однокашником Хоу Лянпином: Хоуцзы обладал духом Сунь Укуна, который не боялся никого ни на небе, ни на земле.

Постояв немного во дворе, Чэнь Хай почувствовал себя гораздо лучше. В ночном воздухе облака сгущались, только что висевшая на небосводе луна исчезла без следа. Дождь пойдет, что ли? Ночной воздух стал насыщенным и влажным, небо постепенно заволакивало черными тучами. В такой момент приход дождя – это хорошо.

Во второй корпус Чэнь Хай входил уже спокойным и невозмутимым. Пусть эти руководители дальше разбираются, надо пораньше поставить их перед фактом и не мучиться. Он готов поспорить, что итоговое решение парткома провинции совпадет с пекинским. Еще раз подумал: должна ли действовать сейчас Лу Икэ? Он просчитывал время, представлял ситуацию с задержанием Дин Ичжэня на банкете и невольно пришел в возбуждение…

В кабинете Гао Юйляна собрались почти все. Учитель, сухо кашлянув пару раз, начал передавать указания секретаря Ша Жуйцзиня: в нынешней политической ситуации, когда противодействие коррупции является первоочередной задачей, необходимо активно содействовать пекинской операции. Конкретную реализацию от лица структуры парткома провинции определяет товарищ Юйлян.

Чэнь Хай, Цзи Чанмин и Ци Тунвэй уставились на Гао Юйляна – сейчас должен прозвучать приказ. Все ждали. Но Гао Юйлян, внезапно обнаружив, что Ли Дакан отсутствует, склонил голову на сторону и спросил:

– А секретарь Дакан?

Едва это прозвучало, как Ли Дакан с мрачным лицом, зажав в руке мобильный телефон, появился из приемной напротив и поспешно вошел в кабинет:

– Пришел, пришел! Секретарь Юйлян, извините, я много курю…

Гао Юйлян недовольно нахмурил брови:

– Товарищи, я вот что думаю: в противодействии коррупции не должно быть никакой нерешительности, мы обязаны задержать этого Дин Ичжэня! Верховная прокуратура передала документы по процедуре?

– Начальник следственного отдела Главного управления по противодействию коррупции Хоу Лянпин с документами спешит в Цзинчжоу! – тут же произнес Чэнь Хай.

Гао Юйлян махнул рукой:

– Ну, тогда всё по закону! Подводя итог, я думаю, что есть веские основания подозревать Дин Ичжэня в совершении преступления, и, кроме того, это дело находится непосредственно в руках Главного управления по противодействию коррупции Верховной прокуратуры, так что вызова в дисциплинарную комиссию не требуется. Всё-таки следует действовать в рамках закона, в соответствии с процессуальными правилами.

Ли Дакан разочарованно смотрел на Гао Юйляна:

– Это дело касается не одного Дин Ичжэня, сделаем не так, как надо, – загремим под фанфары! Как быть с инвестиционным проектом «Гуанминху» на сорок восемь миллиардов?

– Секретарь Дакан, – в глазах Гао Юйляна читалось сочувствие. – Я понимаю, что у тебя на сердце, но…

Ли Дакан замахал руками:

– Всё, всё, не надо больше говорить, будем действовать, как ты предложил!

Гао Юйлян повернулся к Чэнь Хаю:

– Чэнь Хай, я знаю, что ты давно ждешь не дождешься, действуй!

– Секретарь Гао, я уже отдал подчиненным распоряжение действовать! – улыбнулся тот. – Сейчас как раз жду хороших новостей.

Однако вместо ожидаемых хороших вестей появились дурные: Лу Икэ по телефону доложила Чэнь Хаю и Цзи Чанмину, что операция по задержанию не удалась и Дин Ичжэнь улизнул у них из-под носа!

Эта свалившаяся на голову беда привела всех в оцепенение, и никто не мог отделаться от чувства неловкости. Чэнь Хай был взбешен. Если бы не это занудное совещание, Дин Ичжэнь уже давно попал бы в сети! Доложить, изучить, испросить указаний! Разве не следовало просто содействовать Пекину в задержании подозреваемого в преступлении? Нужна ли такая осторожность? Каждый из присутствующих здесь нес ответственность за этот провал.

Гао Юйлян показал великолепный стиль полководца: казалось, он не думал ни о провале, ни об ответственности.

– Прокуратура пусть занимается прокурорскими делами, – кашлянув, произнес он. – Чэнь Хай, почтенный Цзи, ступайте, займитесь делами, мы ждем новостей. Секретарь Дакан, начальник департамента Тунвэй, у вас еще есть что сказать? Нет? Хорошо, тогда собрание закрыто!

Тема для обсуждения исчезла, и совещание закончилось. Гао Юйлян оживил в памяти несколько мелких подробностей: Чэнь Хай, вылетая из дверей, едва не сшиб с ног входившего в этот момент секретаря; его тревога и спешка очевидны. А вот Цзи Чанмин, спокойный и неторопливый, будто бы имел в голове ясный план действий и держал всё под контролем. Помрачневший Ли Дакан в очках на кончике носа выглядел подавленным. Зато его любимый ученик Ци Тунвэй со светлым лицом умницы по-прежнему оставался жизнерадостным.

Гао Юйлян окликнул Ци Тунвэя:

– Начальник департамента Ци, задержись-ка, у меня есть к тебе еще одно дело, надо переговорить.

Изначально Ци Тунвэй не должен был участвовать в этом совещании. Прокуратура докладывала Гао Юйляну и Ли Дакану – им двоим, провинциальным руководителям, а не ему. Ци Тунвэй же в тот вечер как раз собирался отчитаться перед секретарем Гао о работе Департамента общественной безопасности, а поскольку именно это учреждение имеет прямое отношение к задержанию людей, он и остался. В отличие от Чэнь Хая, у Ци Тунвэя соранялись близкие отношения с учителем Гао. Поэтому Гао Юйлян хотел обсудить с ним кое-что за закрытыми дверями.