S-T-I-K-S. Начни сначала

Через полчаса Ржевский красовался перебинтованным и упакованным в пленку торсом, а я избавился от немощи в плече. Пришло время осмотреть добычу. Картина, которая предстала перед нами, была еще той: бронированная костяными наростами туша больше походила на… да ни на что она не походила. Огромный горб на спине, отсутствующая шея, шипастый хвост, передние лапы с когтями как у медведя, вытянутая пасть с торчащими вверх загнутыми клыками, как у секача. Шерсти на образине не было.

– Похоже это бывший кабан, – задумчиво сказал Ржевский.

– Кабан и есть, только это объясняет его ползание по плавням в лимане. Хотя, честно говоря, от кабана только вытянутая морда и клыки, торчащие вверх.

– А теперь нам пилить ему голову и вытаскивать этот кошмар с кластера, иначе он тут все провоняет, – сказал Семеныч, и скривился.

И я с ним согласился. Достать из затылочной части споровый мешок зараженного и его содержимое невозможно без снятия броневых пластин. А ведь они реально из кости, примерно такой же, как панцирь черепахи. А потом надо придумать, как перетащить тушу со стаба, отбуксировать метров на 50 в сторону, на стандартный кластер, и заякорить ее там, чтоб назад не прибило, в ожидании перезагрузки. Если этого не сделать, то наш перевалочный пункт использовать будет невозможно, пока от элитника не останутся голые кости. Семеныч отхлебнул живца и ударил снизу по костяному наросту, чтобы освободить доступ к споровому мешку. Пластина отлетела в воду, вместе с куском мышц, по туше заструилась сукровица.

– Тьфу, – фыркнул Ржевский, – сейчас еще в этом перемажемся.

– Да ладно тебе, поручик, все равно пока будем вытаскивать тушу, вымажемся и костюмы придется менять, но давайте уже по утру это всё. Семеныч выскреб содержимое спорового мешка, и мы, развалив его на полиэтиленовой пленке, стали считать добычу.

Монстр подарил нам три красных жемчужины, избавив от расчетов и учета деления добычи между нами, пятьдесят три горошины и почти полторы сотни споранов. Жемчужины разобрали каждый себе, так же как по десятку горошин и по двадцать споранов, а остальная добыча должна была идти в актив группы. Семеныч, а он у нас был казначеем, собрал хабар, переложив его в пластиковый контейнер-органайзер, и сказал, что в Четвертак не потащит, а оставит на этом стабе, в нашем схроне вместе с запасом продуктов, боекомплекта, одежды. Мы с Ржевским такое решение поддержали. Закончив на этом, разошлись по точкам спать.

Остаток ночи караулить в плавнях некого, туша элитника отпугивала всех менее развитых зараженных, если они тут были, а людям сегодня взяться уже было не откуда. Полночи прошло, прогуливающихся сумасбродов по ночам Стикс наказывает. Обычно одним единственным способом – окончательной смертью.

Как только горизонт окрасился предрассветной красноватой полосой, мы приступили к уборке крохотного стаба. Мне пришлось лезть в плавни и вместе с Семен Семенычем оттаскивать тушу элитника на стандартный кластер. Для этого надо тушу максимально порубить на куски, залить все кровью и перепачкаться самим. Мыться пришлось в холодной воде лимана. Затем переодеваться в чистую одежду, а грязную и испачканную кровью упаковывать в мешки и транспортировать к туше, заякорить, чтобы ее не унесло обратно на стаб. Все эти манипуляции были необходимы. Ведь обратный маршрут идет через этот же стабильный кластер, и чужого присутствия в виде зараженных или людей нам не надо. Мы сложили в схрон лишние вещи, пополнили свой боекомплект. Схроны на стабах по ходу маршрута пополнялись регулярно. Ведь выводить новичков до Последнего Убежища без соответствующей экипировки нельзя, слишком много будет потерь. Ещё раз проверив стаб на наличие улик, указывающих на наше присутствие, тронулись в путь. Этот день обещал быть насыщенным, а судя по началу рейда, тяжелым.

И я угадал. Первые проблемы начались сразу, а мы даже не успели пристать к восточному берегу. Урчащая на два голоса проблема – два топтуна кинулись на нас по мелководью. Надо же, как оголодали, даже не удержались в засаде и в воду полезли. Топтунов сняли тихо. Выгрузились. Пока Ржевский бдил окружающий пейзаж, перебрали экипировку и приготовили манок: вскрыли пакет с окровавленной одеждой Сенса, расположили тряпки на сиденьях, развернули наш катерок к течению, закрепили двигатель под небольшим углом к оси и завели мотор. Лёгкий катер без нас в качестве груза будет пыхтеть по реке; слегка развёрнутый мотор не даст прибить его к берегу течением, и он будет двигаться тихим ходом ещё часа два. А это ни много ни мало почти половина маршрута, который нам надо преодолеть. Ветер дует с реки и вверх по течению. На запах прибежит большая часть заражённых, что слоняется вдоль Меридиана. Если повезёт, то все они соберутся к берегу, и на три-пять километров от берега концентрация проблем снизится.

Отошли от реки на нужное расстояние, задержались на полчаса, давая нашему манку поработать. С места привала река была видна отлично. И, как и предполагалось, через полчаса на берегу вслед за катером потянулись первые заражённые, привлекая своим урчанием тех, кто ещё не учуял. Вскоре за манком по берегу потащилась толпа с дюжину топтунов, а в отдалении замаячил рубер. Я тронул за плечо Ржевского, он кивнул, подтверждая, что путь на километр в окружности чист. И мы тронулись, стараясь взять хороший темп, пока ситуация складывалась благоприятно.

Пятнадцать километров марш-броска в условиях Улья могут растянуться на весь день или даже на два. Всё зависит не от выносливости или от способности быстро бегать, а от… да, от всего скорость передвижения в Улье зависит. Застрять можно на любой случайности, мелочи. Неожиданно выскочивший заурчавший пустыш может привлечь кого-то покрупнее и поумнее. Или вдруг именно эти кластеры привлекли муров, или перезагрузка внештатная случилась. Улей горазд на сюрпризы, как правило, неприятные. И мы спешили, и спешили, не утрачивая бдительности. Пройдя почти за три часа пятнадцатикилометровый перешеек почти до конечной точки маршрута. В этой точке находился кусок водохранилища с частью дамбы, охранным постом, куском береговой линии и небольшой “дикой” стоянкой для катеров. В чистом поле стоянка для машин, будка охранника на курьих ножках, склад-гараж для ГСМ и несколько мостков-причалов среди тростника с пришвартованными лодками всякого вида: от простых рыбацких баркасов, “казанок”, до небольших речных трамвайчиков. В этот раз нас подвёл неутомимый манок, который практически привёл собранную толпу заражённых к дамбе. Заряда батареи хватило.

– Чтоб его! – выругался Ржевский. – Тут, кроме этого паровозика, – он кивнул на собранную катерком-манком толпу, – хватает заражённых. В радиусе километра около трёх десятков, и на территории стоянки с десяток.

Да, ситуация была патовая. Нам надо было выбрать какой-нибудь катер или речной трамвайчик, проверить его, загрузить топливо. А для этого надо было шариться на территории катерной стоянки. Бесшумно убрать заражённых со стоянки не получится; пусть слабо, тихо, но успеют заурчать, и тогда на их зов прибежит растревоженная манком толпа. Стоит пошуметь подольше, и с близлежащей территории соберутся ещё оголодавшие, а может, подтянется и элита. А нас трое, один недавно ранен, оружие не для массового истребления заражённых, и задача другая – выбрать плавсредство, загрузить топливом на следующие сто километров и тихо уйти.

– Думать надо, братцы, – тихо высказался я, – тут дело такое, с наскока абы какой катер не возьмём. Время надо: проверить движок, топливо. А если тут пошумим…

Минут десять мы молчали, осматривая местность. Толпа монстров так и толкалась на конце дамбы, недовольно урча на пустой катер. Кровавые тряпки выволокли оттуда, борта покусали, голосили возбужденно и зло. Рубер напал на какого-то жрача, тот жалобно заскулил, и толпа просто прикончила невезучего.

– Совсем оголодали, озверели, – вздохнул Семен Семеныч, – так и в орду сбиваться начнут.

Мысль была здравой. Только оголодавшие твари, собирающиеся в орду, ещё больше ухудшали наше положение.

– А давай ещё один манок сделаем, из трактора, например, или болтушку-колотушку. Пару километров назад я видел трактор в поле. Только надо придумать, как его отсроченно завести, и потом как уйти к воде, чтобы след сбить, – предложил Семеныч.

Ещё несколько минут мы молча думали. Потом я подвел итог:

– Семеныч, с трактором или колотушкой тебе возиться придётся, так как в катерах, моторах у нас только Ржевский понимает. Мне придется вас прикрывать. Причем сначала ты заводишь колотушку. Я к тому моменту должен присмотреть позицию где-то повыше. Как только зараженные начнут уходить отсюда, Ржевский рванет к катерам. А тебе надо "ноги в руки"и назад.

Придумать-то легко, а вот как реализовать? Для болтушки-колотушки нужны были или две хорошие пружины от дверей, или хорошая резиновая лента, лёгкие, хорошо гремящие предметы, типа консервных банок, две, а лучше три пустых канистры, ну и верёвка подлиннее. От её длины зависит фора, с которой запускающий колотушку будет убегать. Хотя можно было нагородить, например, спусковой механизм из отвеса с высыпающимся песком.

Конструкция простая. В пластиковые канистры загружаются бренчалки, канистры связываются между собой, чтобы грохота побольше было. Импровизированные барабаны прикрепляются к двум резинкам или пружинам. Обе резины растянуты до предела и закреплены на отведённые в сторону гибкие ветки, которые, в свою очередь, зафиксированы на растяжках со спусковым механизмом. Спусковой механизм простой – колышек с оттяжкой с хитрым узлом и высыпающимся грузом. Песок из первого груза высыпается, конец из узла вытягивается, удерживающий конструкцию колышек выскакивает, отпуская растяжку. Отпущенная ветка пытается занять свое положение, и вся конструкция, гремя, летит ко второму закрепленному краю. А там такая же растяжка с такой же натянутой резиной и веткой. И пока колебания в этой системе не угаснут, болтушка-колотушка будет греметь, привлекая к себе зараженных. В некоторых случаях удавалось погреметь почти десять минут. Достаточно, чтобы все зараженные в округе, куда доносится грохот, отправились осмотреть, что там такое нестандартное гремит. Может, что-то питательное?

Хорошо, что в нашей экипировке были самые главные части этой конструкции: резина и репшнур для оттяжек. "Гремелки", мешки для песка, канистры Семёнычу надо найти самостоятельно. Дело это тонкое, хлопотное, а вот результат не очевидный. Собрав необходимое для Семёныча, мы с Ржевским залегли в кустах. Почти два часа на подготовку. Но в Стиксе два часа подготовки диверсии – это мелочи по сравнению с жизнью.

Болтушку-колотушку Семёныч запустил. Гремела она добрых семь минут, но этого было достаточно, чтобы толпа зараженных оторвалась от катерка-манка и двинулась на звук, очищая нам поле деятельности. Как только дамба стала свободной, я рванул к полуразрушенной башне охраны. Пусть не очень высокая, но она всё-таки возвышалась над местностью, давая мне возможность хоть как-то контролировать территорию и прикрывать своих парней. Рванул гружённый, таща не только свою экипировку и рюкзаки, но и львиную долю груза, который был у Семёныча. Ржевский начал пробираться к катерной стоянке.

Не все зараженные ушли к колотушке, кое-кто остался. И как только я занял позицию, пришлось начать отстрел. Время летело для нас, утекали драгоценные минуты, увеличивая риск привлечения зараженных. Ржевский метался по катерной стоянке, а я целил и стрелял, разрываясь между двумя направлениями: контролировать катерную стоянку и путь Семёныча.

Мы почти успели. Снова это “почти”. Ржевский подготовил баркас с навесом, поставил его на растяжку. Семёныч уже пересекал забор катерной стоянки, когда я увидел, как за Семёнычем мелькнула тень. Стая! Два рубера загоняли Семёныча по всем правилам охоты. Я активировал дар выцеливания траектории страйк-выстрела. Руберов два, одного завалю, но не обоих сразу.

И понеслось. Затарахтел двигатель баркаса, натягивая кормовой швартовый, Ржевский замер с ножом над струной репшнура. Семёныч перекатом уходит от удара лапы рубера. Выстрел. Первый загонщик падает в агонии. Выстрел. Второй рубер ранен, заваливается в бок, но прыгает и бьет по моему товарищу, попадает по его щиту. Отдача. И этот загонщик падает, отстает. Ещё рывок Семёныча к причалу. Шевелятся прибрежные кусты. Пять метров до кормы баркаса. Почти ушли. И тут на мелководье вздрагивает тростник, и в мареве нагретого воздуха проступает фигура огромного элитника. Мой дар ещё активен, но ни одной благоприятной траектории нет. Семёныч уже летит в кокпит баркаса, мощное тело зараженного рвется за ним, вытягивая огромную лапу, утыканную шипами. Выстрел. Не страйк, но над глазом ломается бронированная пластина, сбивая бросок элитного охотника. Острые когти вырывают кусок из предплечья Семёныча, и он падает в уходящий от причала баркас окровавленной сломанной куклой.

Парни в безопасности, медленно уходит от катерной стоянки баркас. Но ничего ещё не закончилось. Элитник в бешенстве рычит. Он знает, кто его отвлек. Он меня высматривает. Бесится. Рёв, рык. И его стая бежит к дамбе, прямо к моей лёжке.

Выстрел, выстрел. Ещё два зараженных тормозят.

Выстрел. Дар молчит, у меня уже нет никакого резерва. Пора срываться вниз к бетонному основанию дамбы, уходящему в глубину. Лишь бы баркас подошел как можно ближе. Ржевский уже снес навес. Теперь это просто большая лодка, и я должен в неё попасть всеми своими баулами, словно в баскетбольную корзину. У нас не так много оружия, чтоб его бросать.

Шприц в руке, укол в бедро. Спек.

Мне нужно сделать невозможное, на пределе всех моих прокачанных и развитых Ульем умений. Снова дар, теперь уже не мои резервы, а наркотик активирует. Летит груз по единственно верной траектории, а на самого себя уже нет сил. Я качусь кубарем по откосу дамбы, падаю в воду, захлебываюсь. Мелькает тень надо мной поверх воды. Ныряю. Протягиваю себя на глубину и дальше от берега. Вспыхивает пузырьками над головой удар по воде. Легкие разрывает, в глазах краснота.

Ещё гребок. Вверх. В десяти метрах от меня по грудь в воде ревет и бесится элитник. А еще сотню метров как-то плыть до спасительного борта баркаса.

Мир расцвечен яркими красками, эйфория. Я тянусь к борту, выжигая последние силы из организма. Выдергиваю себя вверх. С меня льется вода. Семёныч валяется бледный, в отключке, кровью залит кокпит баркаса.

Отлично начался рейд. Уже двое ранены, и я под спеком. Надо успеть залатать Семёныча, не напортачить под наркотой с медпомощью, а то пришью что-нибудь не то. Еще бы успеть отойти от кайфа до того, как мы пристанем к берегу Полигона. Похоже, условно белая полоса от Улья точно закончилась.

Всё. Спать, пока не издох от неимоверной нагрузки.

Акт 1. Сцена 6. Антей

Дождь то прекращался, то усиливался. Уже через восемнадцать часов после перезагрузки Полигон обзавелся развалинами, пожарами в высотных домах, покорёженными машинами, урчащими толпами пустышей. И внутри этого безобразия жили своей обычной жизнью жители Улья: убивали друг друга и заражённых, насиловали, грабили, а кто-то выводил с кластеров новичков. Все участники акта перезагрузки были заняты. А мы просто ждали. Я даже успел вздремнуть на своей точке целых три часа, пока мои парни убрались в укрытие. Роскошь в условиях агонизирующего обломка другого мира, занесенного в Стикс.

Ночью загрузился Цех. Находиться в пятидесяти метрах от новой загрузки всегда бодряще. Все эти всполохи, потрескивания, клубы тумана – величественная магия Улья. Мне иногда кажется, что когда идёт перезагрузка вокруг нового кластера всё замирает, не только иммунные, но и зараженные. И я не спал, сверялся со временем предсказанной загрузки и радовался, что Улей забросил ночной кластер, а это значит, что принесло в мутные воды Стикса не так много людей, как принесло бы, если бы кластер загружался днём. Но это означало, что боевые действия на ближайшие двенадцать часов перенесутся в пустой Цех. Уплотнятся ватаги рейдеров, чтобы со следующей загрузкой рвануть в Учебку. Вот тогда мы выдвинемся с волной рейдеров и зараженных к третьему кластеру Четвертака, чтобы на берегу Меридиана, куска очередной неизвестной реки, пересесть на катер. А по дороге запастись всем необходимым, так как до следующего домена нам пробиваться целую неделю, и по дороге раздобыть продукты, топливо будет просто негде. Да, тропа, или, лучше сказать, путь, – развлечение то ещё.

Как только отгремело и отсверкало чудо перезагрузки, хлынули толпы страждущих иммунных в Цех, за ними потянулась урчащая на все голоса орда заражённых. Однако не стоило расслабляться и думать, что теперь, на уже раскрученном Полигоне, наступит счастье тишины и покоя. Колонна внешников всё так же призывала людей прийти на “эвакуацию”, то там, то тут слышались выстрелы. Изворотливые и умные элитники продолжали охотиться на людей. Обычная жизнь мира Улья в агонизирующем кластере. А для нас еще несколько часов ожидания, уже настороженного и в то же время нудного, пропитанного окружающими эманациями смерти. Но по крайней мере одному из моей команды скучно точно не было.

Дарвин, биолог наш институтский, занимался любимым делом: вёл учёт поголовья заражённых, миграций и биоценоза удивительного мира Улья. Добывал сведения, между прочим, секретные, безусловно, полезные не только для сотрудников института или руководства дружественных Институту альянсов людей, но и для любого рейдера, если, конечно, последний хотел бы повысить, так сказать, свой профессионализм.

Дарвин – талантище! Талантище с пылким сердцем, пытливым умом и неуёмным фанатизмом в глазах. В своём старом мире таким был и тут остался тем же биологом-экологом, защитником теперь уже своего нового мира. Попал он в Улей в лесостепном кластере, в осколке своего мира, где на тот момент находился в научной экспедиции и изучал каких-то эндемичных сусликов. Его кластер загрузился ночью, а утром, просматривая, что наснимали камеры, выставленные у сусликовых нор, он увидел вместо шустрых зверьков кочующего рубера. Сначала его обросшие костяными наростами лапы, а затем красавца в полный рост. И вы думаете, он испугался? Заметил, что окружающий горизонт изменился? Нет! Этот ученый фанатик, увидев в камере чудовище, пошёл к месту съемки, отснял следы рубера, записал свои думы и… пошел по следу “уникального” зверя, нисколько не задумываясь о том, что оставленные вмятины от когтей и лап явно принадлежат хищнику, о гастрономических предпочтениях которого ученый ничего не знал. Он шёл по следу, изучал экскременты хищника, его лежки, остатки трапезы и вышел под мой выстрел, на точку, где закончил свой путь изучаемый объект.

Увидев тело рубера, двух мужиков, обвешанных оружием и ковыряющихся в туше, Дарвин подошёл, начал осматривать и фотографировать экспонат, как ни в чём не бывало, допрашивать нас о том, что мы можем сказать об этом уникальном объекте. А у нас отвисли челюсти, первые минуты мы просто смотрели на увлечённого новичка, который сыпал терминами, чесал затылок, вдохновлённо щупал когти, заглядывал в пасть руберу, удивлялся броне, рассказывал о своих выводах, которые он сделал по помёту данного экземпляра. А попутно выдвигал теории, как такое вообще могло вырасти, и чем, согласно теории Дарвина, это могло быть вызвано.

Оценив новичка, я хлопнул его по плечу, хмыкнул:

– Теория эволюции, говоришь? А ты в курсе, где находишься, что это за место или… хм, зверь? Дарвин, блин.

Мы рассмеялись, и я, протянув руку, представился:

– Здорово, Дарвин, я – Антей. Добро пожаловать в Улей, биолог.

А дальше мы просто шли через Стикс, удивляясь, как легко вошёл в наш коллектив этот увлечённый учёный. Его не пугал новый мир, его законы, он восторгался огромным полем деятельности, записывал, фотографировал, уточнял и при этом был человеком, знающим, как ходить на охоте, стрелять. Через неделю, когда мы дошли до большого стаба на западе домена, я уже точно знал, что предложу Дарвину институтскую должность и место в своей команде.

Вот и сейчас, принимая решение о том, когда выдвигаться к следующему кластеру, я опирался на исследования Дарвина. А исследования говорили, что толпа, перекинувшись в другой кластер, унесла с собой не всех тварей, наиболее умная элита заражённых и их хорошо слаженные боевые стаи остались здесь, планомерно и спокойно истреблять остатки биомассы, оставшейся в запертых квартирках, испуганной, иммунной и очень вкусной. И именно теперь моей команде стоило озаботиться мерами повышенной осторожности.

Как только колонны рейдеров перестали проезжать мимо моего поста, я дал команду Бастарду выдвинуться в город, инкассаторский броневичок подогнать к магазину охотника и рыболова, спаренного с продуктовым отделом, и начать процесс сборки всего необходимого для нашего рывка к меридиану. Вода, еда, газовые баллоны, подвесной лодочный электромотор, спасательные жилеты, несколько многометровых бухт репшнуров – это для нас, и что там ещё может понадобиться Печкину, так как я собирался расстаться с ним у реки. У него свои задачи и путь, у нас свой.

Пока парни подтягивались к намеченной точке, я приготовился эвакуироваться со своего наблюдательного пункта на соседний дом, оставив на крыше приготовленные для отвлечения внимания самых опасных заражённых сюрпризы.

Дислокацию фишки менял не просто так. Во-первых, с текущей не просматривался коридор и подходы к нему, по которому нам придётся продвигаться, а также пятиэтажка, в котором находились два магазина, где затаривались парни, так что прикрыть со своего насеста я их просто не мог. Во-вторых, нам нужно полноценное убежище на следующие восемнадцать часов. Убежище, которое имеет много путей отхода, хорошо защищено и легко покидаемо в случае всякого нехорошего.

Поэтому я приготовил спортивный арбалет с бухтой тонкого репшнура, отстрелил подвес на соседнюю многоподъездную девятиэтажку, которую местные называли Пентагоном за длину и конфигурацию. Почти полкилометра крыш. Замечательная хозяйственная будка, отличные целых четыре пожарных лестницы и две пожарные цистерны с водой, уже разогретые теплым воздухом Улья. Пентагон возвышался над старыми пятиэтажками и разворачивался к границе Цеха торцом, у подножья была чистая автомобильная стоянка и удивительно свободный проезд через проспект Ленина. И что самое приятное – Улей пристыковал к перекрёстку широкое асфальтированное шоссе Цеха, которое из-за ночной перезагрузки радовало полным отсутствием машин. Рейдеры этот перекрёсток не очень уважали, так как он не примыкал ни к каким широким сквозным магистралям Полигона. Не нравятся большим колоннам перекрёстки и закоулки, резкие повороты, поставляющие технику под бортовой обстрел или под засаду. А вот нам с одной единственной машиной, взятой в этом кластере, этот путь в самый раз. Осталось только собраться всем на точке, переждать, отдохнуть и тронуться в путь, как только загрузится третий кластер Четвертака.

Я в последний раз оглядел крышу двенадцатиэтажки, достал из рюкзака альпинистское снаряжение, обвязался, прицепил карабин к репшнуру, навьючил своё барахло и скользнул вниз к крыше Пентагона. Дотянулся до козырька балконной крыши последнего этажа, перелез через поребрик и пошёл по крыше длинной девятиэтажки к торцевой части, где громоздилась одна из пожарных цистерн. Шёл, заглядывая в шахты выхода из подъездов, ставя растяжки с сюрпризами и сигналками так, чтобы, если полезут из подъезда заражённые, надстройка рухнула вниз, заблокировав проход. Привычное занятие, отработанное со спецами-подрывниками из Института, когда проходил обучение в качестве специалиста разведки и сбора информации. А по сути учился на диверсанта с упором на повадки заражённых и, конечно, повадки людей. Вот чем Улей хорош: если ты будешь упорен – станешь кем захочешь. И времени на это Стикс даёт сколько унесёшь, то есть сумеешь выжить. Вот приспичило мне стать снайпером, подрывником, альпинистом – и стал. Хотя последнее занятие не очень нравится, если честно, так же как прыгать с парапланом в условиях городской застройки. Этому тоже пришлось научиться, так же как моим парням. Был у нас один такой рейд в Пекло.

Что это меня сегодня на воспоминания да на философию тянет? Никак Стикс о чём-то намекает? Прислушаться бы и понять. В хозяйственной будке из профнастила я начал подготавливать место под отдых. Всех дел – кинуть свой рюкзак. Достал ещё один комплект альпинистского снаряжения, включая легкую, но удивительно прочную люльку для подъема раненых альпинистов. Она нам заменит подъемник на крышу. И только успел закрепить снасти на торце дома, как ожила гарнитура, – парни уже подъезжали к Пентагону. Дальнейшее дело было привычным, отработанным до мелочей и ролей в этом самом деле. Броневичок подогнали к торцу дома вплотную, только чтоб дверь пассажира распахнуть на две трети. Открыли задние двери, вытащили шнур на крышу фургона, чтобы открыть двери сразу, как только спустимся. На крыше подготовили пакет сюрпризов для защиты от зараженных, если таковые будут докучать при эвакуации. Водитель оставил ключи на “тайном месте”, так чтоб одним движением вытащить и сразу завести машину. В общем, все для отработанной быстрой эвакуации. Последний штрих добавил Бастард: выгрузил из фургона легкий мотокросс и привалил его к дому, с ключом зажигания в замке. Это возможный путь для меня, так как прикрывать эвакуацию группы – моя задача, они выдвигались непосредственно на броневичке, я же буду отстреливать помехи и только потом улепетывать сам. Кроме этого, Дарвин побрызгал и фургон, и следы нашей группы мятно-горчичным раствором, отпугивающим зараженных и делающим для них наши средства передвижения неинтересными. А то бывает, зараженные запросто так гробят технику, только из-за того что она пахнет свежим иммунным. Затем по периметру парковки заложили хлопушки-фейерверки, тоже для той же цели – отвлекать от нас и привлекать к светопредставлению, пока мы сматываемся. Я, как обычно, выцеливал опасности, пока команда с пассажирами и покалеченным Печкиным поднималась наверх. Разместились мы с определённым комфортом. Мендель принялся готовить то ли обед, то ли ужин – греть то, что было взято из какого-то ресторана. Бастард расставил камеры, зарядил маленький беспилотник, поставил датчики на звук и движение по периметру, сунул планшет управления с боксами подзарядки мне в руки и ушел первым на фишку, бдить пространство, беречь наш покой. Хотя тоже вся эта охранная система одноразовая, на выброс, если придется эвакуироваться из убежища. Пока ели, лениво переговаривались, в общем-то ни о чём. А после я отозвал бледного Печкина в сторону, расспросить, что он собирается делать и где его команда, и поделиться, куда делась его знаменитая винтовка. Мой рассказ о странном шарике с котом, умыкнувшем его оружие, у Печкина вызвал странную радость.