S-T-I-K-S. Начни сначала

Акт 2. Сцена 3. Антей

Расстались с Печкиным на парковке у Пентагона. Несмотря на интенсивную помощь нашего знахаря, он был бледен, под глазами залегли черные тени. Однако, на моё предложение добросить его до товарищей в яхт-клубе, просто махнул рукой и криво улыбнулся:

– Мы ж всё обсудили. У меня, Антей, свой регулярный маршрут. И не надо за меня беспокоиться. Стикс сам решит, что кому положено.

– Фаталист, – усмехнулся я, – что-то ранее я не замечал за тобой покорности к воле Улья.

Но тут к нам подошёл Мендель, хлопнул меня по плечу и разрушил всю атмосферу таинственности:

– Командир, да ты брось в мистику впадать. Он же такой загадочный и бледный от спека. Дважды укололся за последние сутки. С первого выкачал всю энергию из себя, а со второго от смерти бежал. И на этом не успокоился, снова у меня взял пару флаконов. Ты, Печкин, давай без фанатизма. Вроде иммунный со стажем, а так свой организм ушатал за последние двое суток, что я бы тебя не по кластерам гулять отправил, а в больничку, под присмотр и полный покой дней на десять.

Видя, что его сентенции на Печкина никакого благотворного воздействия не оказали, Мендель пнул мелкий камешек и полез внутрь нашего броневичка, ворча себе под нос. Я передал Печкину пульты управления от заложенных на парковке и на крышах фейерверков, пожал руку, и мы разошлись. Ещё до того, как микроавтобус выехал с парковки на широкополосное шоссе, Печкин растворился. Вот только что стоял одинокой фигурой, глядя нам вслед, и вдруг подернулся дымкой и исчез. Хорошее умение "скрыт", ничего не скажешь.

Цех мы проскочили без приключений. За зарешеченным окном броневичка мелькали покореженные машины, пятна пожаров на стенах промышленных ангаров и разрушенный в нескольких местах заводской забор. Брошенный пикап с развороченной турелью, обгорелый остов армейского Урала, потерявшая задний мост новенькая бронемашина для разгона демонстраций. Да… Славные рейдеры, мародёры и прочие веселые жители Улья прошли Цех с размахом.

На кольце, к которому Стикс пристыковал узкую улицу пригорода Учебки, несколько искореженных машин сдвинуты к обочине, на асфальте раздавленные трупы. Ветром колышет цветастую тряпку, остатки платья. Эта картина зацепила что-то внутри меня, злое и грустное. Снова заскреблась паранойя, хотя с чего бы? Обычная картина в Стиксе после перезагрузки, привычная картина… В приоткрытую форточку тянуло запахами разогретого железа, гари. Это запахи погибающей в Улье цивилизации. Наш транспорт тащился по узкой улице, по сторонам зажатой малоэтажной застройкой, заросшей старыми липами. Типичный провинциальный городок из глубинки России. Люблю частный сектор, в нём на порядок меньше пустышей, а значит, на порядок меньше рисков нарваться на большую стаю. Несмотря на то, что у меня условно “крутая” команда, состоящая не из новичков, Стикс приучил к постоянной боеготовности и давно отбил всякое чувство превосходства. Лучше всегда думать, что ты в опасности, и бдить, чем глупо попасться и потерять жизнь. Коллектив молчал. Только тарахтение броневичка сопровождало нашу поездку. Мендель таращился в окно, так же, как и я, нервно перебирая в руках черные бусины четок. На лице застыла гримаса Пьеро. Заостренные черты, опущенные уголки губ. А вот каково ему здесь? Я привык к независимости Менделя, к его манере балагурить и отрицать саму суть Стикса. Как и большинство целителей, он больше всего вписывается в этот мир. А на самом деле, что он чувствует? Девятнадцатилетним пацаном, попавшим чуть больше трех лет назад в Улей, удачно выжившим среди мигрирующей с Запада орды. Удачно выжившим… Мда.

Большинство жителей Улья – моральные калеки. Очень редко новичок попадает в стаб сразу, переехав из привычной цивилизации с ее устоями и законами в условно такое же место, не успев отравить свою душу атмосферой разрушения и гибели. Основное качество, что объединяет всех жителей Улья, – сорванные печати человечности. Надо бы записать и потом включить эту мысль в пособие для новичков. Да, понимаю, мало кого насторожит и поможет, но все-таки. Хотя терминология "Печать человечности"– какая-то мистическая. Видимо, щелкающие черные четки в руках Менделя на меня так влияют.

Я очнулся от своих рассуждений в тот момент, когда броневичок вывернул на перекресток у двухэтажного здания ГИБДД. С плаца на перекресток, фактически под колеса броневичка, кинулся крупный мужик в форме. В зарешеченном окне промелькнула его красная морда, и он умудрился хлопнуть по корпусу машины ладонями. Бастард даже ногу с педали не снял, так и катил вперед. Но тут щелкнули четки Менделя, он вынырнул из своего транса и зло сказал:

– Стой, это иммунный. Заберем. – Отчеканил приказом, даже не посоветовавшись: а надо ли нам такое пополнение?

От резкого торможения машина качнулась, нас дернуло вперед, Бастард выдохнул, словно согласие дал на приказ Менделя:

– Печкину передадим, все равно к его парням в клуб собираемся.

Я уже хотел одернуть их, ведь субординацию в группе принято соблюдать, а главный тут я, но заметил, как переглянулись пассажиры, а у одного из них чуть-чуть скривился краешек губ, нашей посылке изменение состава команды не нравилось. Отлично!

– По закону Улья, аминь, – подвел итог я, словно представлял не научную организацию, а был сектантом-проповедником. И снова увидев искривленные губы пассажира, злорадно усмехнулся. Чем дальше, тем все подозрительнее и подозрительнее казались наши подопечные. Задняя дверь броневичка распахнулась, и в салон ввалился запыхавшийся мент:

– Ой, спасибо, мужики, ой, выручили, – забормотал он слова благодарности, утирая пот с лица. Мендель молча протянул ему алюминиевую армейскую флягу с живцом. И тот, не принюхиваясь, глотнул. Перекосился, занюхал рукавом, просипел:

– Ну и гадость же, но к месту, к месту, – отдал флягу хозяину. – А вы, мужики, знаете, что тут творится? Мне бы до дома, жену проверить.

– Служивый, мы тут не доставка по адресам, – ответил за всех Бастард, не отрываясь от дороги. – Что творится, знаем, но помочь тебе с доставкой на дом не можем, дела у нас свои. Но если по пути, не вопрос, высадим. Мы к яхт-клубу едем. Знаешь где?

Мужик закивал:

– Да мне по пути, по пути, тут одна дорога, вот прям у заправки дом стоит. Практически на съезде к водохранилищу.

– Хорошо, – кивнул ему Бастард, – приторможу, если к тому времени ты не передумаешь.

– На вот, почитай пока, – я сунул мужику в руки листовку.

В броневичке снова воцарилась условная тишина, прерываемая ревом двигателя и сопением мужика, изучающего листок. Он смешно шевелил губами, читая листовку, и, дойдя до конца, снова начал читать, будто чего-то не понял, и бормотал: “Дак, как же этой, вот ишь, ешкин кот”. Затем поднял на меня взгляд.

– Да, именно то, что написано, – ответил на его немой вопрос я. – Мы, конечно, притормозим у твоего дома. И даже дадим тебе минут десять. Сам понимаешь, с моей точки зрения, нет шансов, что у тебя дома еще один… хм… иммунный обретается. Но дадим время проверить. Если за десять минут не управишься, извини, ждать не будем. Сам тогда до яхт-клуба добирайся. И вот внимательно слушай, что сейчас скажу. Во-первых, крестным твоим, если что, или кто спросит, будет Мендель. Да вот этот пацан. Он настоял тебя подобрать, и теперь ты его ответственность. Но особо не надейся на крестного, тебе не нянька. Он тебе имя сам даст чуть позже. И… Мендель, выдели припаса крестнику, мало ли, – кивнул я лекарю.

Мендель начал копаться в своих скудных пожитках.

Мужик уселся на лавку рядом с Менделем, уставился в окно, периодически давая Бастарду подсказки, как быстрей доехать до яхт-клуба. Хотя водитель в таких подсказках не особо нуждался. Сколько раз мы проезжали этим маршрутом за последние четыре года? Но новичок старался быть полезным. Что ж, это только в плюс ему. Недалеко от заправки, расположенной близко к нашей цели, попросил притормозить у небольшого кирпичного домика с буйно цветущей сиренью в палисаднике. Такое всё мирное, домашнее.

– У тебя десять минут, не больше, – напомнил Бастард.

А я подтолкнул к выходу Дарвина, сенсорить обстановку, а сам открыл верхний люк и занял позицию. Через полминуты Дарвин стал описывать все отслеженные биологические объекты в радиусе трехсот метров. Крупных зараженных не было. Через пять минут из домика послышались три выстрела, а к концу выделенного срока из калитки вывалился бледный гаишник со спортивной сумкой в руках. Трясущимися руками распахнул дверь броневичка, молча уселся на то же место, плотно сжав побелевшие губы. За ним внутрь скользнул Дарвин, и мы тронулись к яхт-клубу.

– Кто? – равнодушно спросил его Мендель.

– Жена, мать парализованную загрызла, я её… – выдохнул мужик и приложился к протянутой фляге с живцом.

Я кивнул:

– Молодец, что не скатился в истерику. Доберемся до места, твой крестный тебя просветит, что тут и к чему. А пока историй в голове своей и эмоций не генери. Относись как к фильму, или к компьютерной игре.

Через несколько минут наш транспорт подкатил к воротам. Встретил нас клуб смятым в гармошку профнастилом на воротах, перекрытых проездом каким-то автомобилем. Я стал вызывать товарищей Печкина. Вскоре от ворот отъехал микроавтобус, броневичок вполз на территорию, и мы спустились от въездных ворот к воде. Уютное место этот яхт-клуб. Расположился он в небольшом заливе. С одной стороны ровная полоска пляжа, переходящая в болотце, с другой высокий холм, а в месте, где холм переходит в пляж, рукотворная площадка с ангаром-эллингом, рельсами с киль-блоками под килевые яхты и бетонным слипом, заканчивающаяся понтонной пристанью. Напротив слипа, прицепившись боком к стене эллинга, кают-компания – небольшой домик на сваях с панорамными окнами. Кумба – отсыпанная белой мраморной крошкой площадка для построений, открытая терраса перед кают-компанией, у пирса гусак кронштейна под тяжелую бронзовую рынду. На слипе, словно воробьи на жердочках, примостились детские спортивные яхточки. Красота, тишина, вот только смятые в гармошку створки ворот эллинга да темная полоса крови на мраморной крошке дорожки портили картину.

Я поздоровался за руки с Семенычем и Ржевским. Выглядели они чуть лучше Печкина, чувствовалось, что ребята совсем недавно побывали в передряге. Голова рубера, валяющаяся рядом с верхними воротами яхт-клуба, подсказывала, что и здесь они уже успели повоевать. Переговорив с соратниками Печкина о наших планах и идеях их командира, я раздал указания своим бойцам. Надо было найти довольно вместительный катер, чтобы на хорошей скорости пройти вверх по течению Меридиана с большим грузом и восемью пассажирами. Спасательные катера, стоящие у понтонов, для наших целей не годились. Осталось найти подходящую посудину среди множества лодочных станций, расположенных в изрезанной береговой линии трех подгруженных кластеров. Своих пассажиров, Менделя и его крестника, я определил пока отдыхать в кают-компании.

Помещение напоминало капитанскую кормовую каюту какой-нибудь каравеллы, если бы не пластиковые окна и двери. Сразу видно, яхтсмены любили свой клуб. Вкладывали в стиль душу и немалое умение работать с деревом. Вот только в кают-компании был срач. Обыкновенный срач, который образуется после мужских пьянок. Да и крови на полу было достаточно.

– Да уж… – протянул недовольно чистоплюй Мендель, – и в таком гадюшнике придется торчать сутки, а то и двое?

Вышел и вернулся минут через десять с ведром, шваброй и двумя пластиковыми ящиками. Свел светлые брови к носу, грозно поглядев на мнущихся возле диванов пассажиров:

– Давайте полезное сделаете, убраться надо, – грохнул перед ними ведро со шваброй. Строгая мина на его худом лице в совокупности с молодежным прикидом из ярко-салатовой футболки и потертых джинс на пассажиров влияния не возымели. Один даже умудрился огрызнуться, мол, а мы-то с какого тут уборщицами должны заделаться? Это они зря. Через несколько секунд фигура Менделя напоминала стойку боевого цыпленка: вытянутая шея, вздыбленная соломенная челка над бритыми висками, вздернутый нос, искривленные губы, руки в карманах джинс, подтянутые кверху штанины и расставленные в стороны локти, словно крылья. Я заулыбался. Послышался звук втянутого воздуха, раздалось шипение:

– Да вы не охренели? Все заняты, чтобы благополучно дотащить ваши задницы до места. Антей опять зависнет на фишке. Бастард, который, между прочим, рулил и всю ночь бдил, а до этого выкладывался, прикрывая вас в кустах на стабе за лодкой, уходит, так же, как и Дарвин. А вы, бляди, не можете тут убрать, чтоб было где отдохнуть и поесть?

Мендель начал распыляться не на шутку, потрясая ведром, напирал на довольно крупных, по сравнению с ним, пассажиров. На самом деле Мендель очень уравновешенный иммунный, и этот рукотворный скандальчик был провокацией. Пассажиры не нравились никому из моей команды, а наш лекарь банально их начал колоть. И у него, и у меня давно чесались руки, чтобы наконец получить ответы, а кого и главное, зачем нам впихнули, и какие радости нам ждать в конце нашего пути?

Крестник Менделя хотел вмешаться и заняться уборкой самостоятельно. Плюс ему в карму, конечно, мужик не хочет бесполезным грузом быть группе. Это хорошо. Но я легонько придержал его, давая понять, что вмешиваться не стоит. Если уж хочет, пусть уберет мусор со столов в ящики, да только далеко не уносит, в эллинге запрем в какой-нибудь кубрик. Я вышел из кают-компании. Надо было идти на фишку. Это, конечно, прекрасно, что голова рубера и его вонь будет отгонять часть зараженных от яхт-клуба, но кроме пустошей, бегунов и топтунов в город пришли и покруче твари, которых запах крупного зараженного скорей привлечет, а не отпугнет. Да и люди. Люди могут появиться разные. Я повел плечами. На улице моросил дождь, дул злой пронизывающий ветер. А мне пришлось устраиваться наверху эллинга прямо под открытым небом. На пирсе готовилась отчалить команда мародеров: Бастард, Дарвин, Колумб и Семеныч. Бледный Ржевский подошел ко мне уточнить роли и порядок смен на фишке. Я пожал плечами:

– Ты, Ржевский, к Менделю подойди, он тебя пусть подлатает и обновит. Я пока на фишку. Не думаю, что в ближайший час у нас будут неприятности. Город ещё полон добычи для зараженных, ваш рубер тоже отпугивает ненужных. Так что передохнуть у тебя есть пара часов, только сканируй местность регулярно. А как вернутся наши матросы-мародеры, так определимся. Но мне надо, чтобы мои люди хорошо отдохнули перед рывком. Нам через черноту идти. Так что не обессудь, мы отдыхаем, а охрана периметра на вас с Семенычем ляжет, пока ваш командир не вернулся. Новичка в расчет не беру. Кстати, вы его заберете?

Ржевский кивнул, одновременно отвечая на вопрос и соглашаясь с предложенным порядком вахты. И мы разошлись. Я – карабкаться по скользкой металлической лестнице наверх эллинга, он – в кают-компанию, где бушевал праведным гневом Мендель.

Я мок на крыше, умостившись, как воробей, на узкой смотровой площадке, сваренной из арматуры рукастыми яхтсменами. Представлял, как с этого места выглядит водохранилище и сам яхт-клуб в солнечный летний день. Наверняка красиво. А вот нам ни разу не попалось хорошей погоды, а то можно было бы отдохнуть здесь, как на курорте. Подумал, даже как-то затосковал, но потом вспомнил, что чаще всего перезагрузка приносила вместе с яхт-клубом детей и подростков. Картинка отдыха в мечтах сразу потеряла привлекательность. Стикс жалости к биомассе не знает. Спорам все равно кого модифицировать, лишь бы был достаточный вес. Это нам сегодня повезло: уже шесть упокоенных командой Печкина мужиков, один – пустышь, скребущийся внутри эллинга. Надо, кстати, подсказать Менделю, чтоб на нем своего новичка натренировал клевцом работать. Тоже надо научить преодолевать человеколюбие и брезгливость, а то не выживет. Да, нам повезло, товарищи Печкина даже успели недогрызенный труп убрать из кают-компании. Вообще, Печкин идеально натренировал свою команду. Даже объяснять ничего не надо, и говорить тоже. Мне нравится наблюдать вот за такими слаженными группами, особенно за теми, кто натренирован на взаимозаменяемость. Конечно, такое гармоничное взаимодействие без постоянных тренировок не достичь. А многие трейсеры и рейдеры на этот важный момент не обращают внимание, предпочитая набирать боевой опыт в кластерах. Дохнут такие с завидной регулярностью. Нас же тренирует Институт, посылая на обучение ко всяким спецам, организация как-никак. А Печкин сам собрал, сам тренировал. Впрочем, чего ещё ожидать от бывшего спеца?

Внизу шла работа. Мендель всё-таки убедил наших пассажиров заняться уборкой. А сам вместе с Ржевским и своим крестником разгружал на понтон наши вещи. Все для быстрой эвакуации. Интересно, удалось Менделю прикоснуться хотя бы к одному из подопечных и считать умения? Зудит прямо внутри, что что-то не так с этими товарищами. И знать, на что они способны, очень хочется, прям жизненно необходимо.

Дождь всё лил. Словно стремился смыть всю грязь и жестокость с обломков чужих миров, а заодно и горечь с души. Непосильная задача для дождя, и горечь там до конца моих дней. Я протер лицо от капель, разглядывая слип, по которому вышагивал в желтой яхтенной куртке-непромоканце Мендель. Парень обходил спортивные яхточки, поглаживая белые глянцевые бока правой рукой, левой щелкал своими черными четками.

Тогда тоже шёл дождь. Дарвин и Колумб наметили очередной отбор генетического материала для основной научной работы группы. О которой, между прочим, никто из Института даже не догадывался. Мы не просто тщательно скрывали суть исследования, свою базу-лабораторию, но и всячески демонстрировали совсем иные интересы. Основная цель наших скрытых исследований – найти блокиратор заразы Стикса, катализатор или ингибитор для симбионта или же условия, в которых можно держать симбионта в рамках, сохраняющих разум человека. Знаю, над этим бьются все внешники и практически все более-менее оснащенные команды Института и не только его. Это да. И даже предположу, что каких-либо результатов кто-то уже добился. Но вот в чем соль, пока мы занимались исследованием одной проблемы, по ходу нашли много интересного в части того, как устроен Стикс, его биоценоз и кое-что ещё. За любой, даже не самый важный из лабораторных или экспедиционных журналов, убили бы, не задумываясь. И мы мимикрировали. Об исследованиях не говорили нигде, кроме одиноких стоянок или в лаборатории. Остальным демонстрировали служебное рвение и определенную степень тупизны, особенно в делах научных.

В тот день, прикрывшись непогодой и отсутствием каких бы то ни было задач от руководства Института, мы отправились бродить по кластерам, а на самом деле – в свою лабораторию. Обсудить, подвести итоги, наметить план действий. Лаборатория располагалась в остатках подземного бомбоубежища, на одном из стабов, затерянном среди степных пустынных кластеров, почти на границе с Пеклом. За два года лабораторию обустроили основательно, включая видеоконтроль за тем, что творится наверху. Мы сидели в общей гостиной, обедали, разговаривая о важном. На одной из стен Бастард организовал трансляцию видеонаблюдения. Кроме помещений бункера, в режиме онлайн шёл радиальный обзор местности. И вот на нескольких мониторах увидели начало исхода орды из пекла. Несмотря на ливень, мимо камеры то и дело проходили группы зараженных различного класса. Дарвин между делом поглядывал, что-то отмечал в своем блокноте. Видимо, подсчитывал объём орды. И вот он в очередной раз прилип к монитору и заволновался: – Смотрите, смотрите. Там среди стаи иммунный. Все вглядывались в монитор, куда указывал Дарвин. Действительно, в хвосте группы из одиннадцати зараженных плелся вполне себе человек. Худой, в замызганной куртке кислотного лимонного цвета, в изрядно потрепанных джинсах, руки в карманах, локти расставлены в стороны. Такой карикатурный цыпленок. Брёл этот птиц рядом с топтуном. И топтун никакого внимания на спутника не обращал.

– Смотрите, ну прям из «Игры престолов» белый ходок, чтобы его… – проворчал Бастард.

– А мне вот что интересно, – сказал Дарвин, – как он умудряется среди мигрирующей орды спокойно бродить? Надо бы изъять экземпляр, изучить.

И они засуетились. Если Дарвина и Колумба накрывает научный интерес, пиши пропало, ради результата они способны и в орду залезть. Я только успел сказать:

– Аккуратней там… – а моя взбалмошная научная бригада уже бежала к тамбуру бункера, ловить понравившийся экземпляр. Мне же оставалось наблюдать в мониторы и координировать действия.

Если кто-то думает, что орда – это такая плотная масса заражённых, идущая, бегущая стройными колоннами или плотной толпой, то он круто ошибается. Вообще, ордой мы называем целенаправленное движение групп зараженных в одну сторону, если плотность на один километр становится выше ста особей, и если во время движения зараженные перестают конкурировать друг с другом, пожирать более слабых. Однако в орде зараженные чаще всего идут группами, стаями. И бывают моменты, когда в потоке появляются разрывы. Так что моим бойцам немного повезло, или Улей просто давал шанс новичку.

Парни вылетели из распахнутых ворот бункера, Бастард накрыл группу скрытом, и они понеслись за иммунным, догнали, стукнули того по голове, чтобы не мешал эвакуации, и бодро засеменили назад в убежище. Не нарвались на обратном пути на новые стаи или на элитника, на которого скрыт Бастарда мог и не сработать.

Я осмотрел добычу группы уже на больничной кушетке, куда его поместили, принайтовав ремнями и воткнув капельницу с раствором живца. Новичок был крайне истощен, находился в стадии глубочайшего спорового голодания, ещё немного и заурчал бы, потеряв разум. Следующие трое суток новичок спал, ел и молчал. А потом заговорил, да так, что не остановишь. Рассказывал всё подряд: какие-то истории из своей жизни, какие-то истории из его жизни уже в Улье. Оказалось, что загрузился его кластер аж две недели назад. Большинство иммунных через пять дней без дозы живца уже превращались в пустышей, а паренек протянул почти две с половиной недели. Мои парни по очереди его опрашивали, вернее, допрашивали, постепенно выводя на нормальное общение и рассказывая о Стиксе. Нормальное в рамках понимания группы ученых, изучающих подопытного. Через пять дней допросы превратились в жаркие споры людей, захваченных одной или несколькими идеями.

Парня звали Григорием, он закончил медицинскую академию по специальности "биоинженерия и биоинформатика"и успел поработать в какой-то исследовательской лаборатории. Как только он озвучил эту часть своей биографии, то был переквалифицирован из подопытного в младшего сотрудника научной группы. Не мной, а активными участниками моей бригады. Я же, заглядывая к нему в палату, где шли горячие споры, делал жест "рука-лицо"и нейтрально хмыкал. В конце концов, при очередных посиделках в общей гостиной, Дарвин от лица большей части моей команды произнес:

– Антей, мы тут подумали и решили взять Менделя в свою команду.

– Это хорошо, конечно, что вы решили, плохо, что, когда решали, забыли опросить меня, – строго сказал я, хотя по правде все решения о приеме кого-то в команду мы так и принимали общим голосованием. – А почему Мендель?

– Так он же Григорий, почти Грегори, и специальность соответствующая.

– Я, честно говоря, не понял, как молекулярная биология сочетается с генетикой, но Мендель так Мендель. У нас не боевая группа, а прямо какой-то научный симпозиум, – вздохнул я.

– Из великих светил тут только двое: я и Мендель, – сказал Дарвин.

– А еще хакер Бастард, и я… Хотя, по твоей логике, я должен зваться не Антеем, а Менделеевым, как минимум, – вздохнул я, понимая, что споров по поводу нового члена команды не будет. Продолжил, обращаясь уже к новичку: – Ладно, Мендель, общим голосованием ты принят в группу. Мы работаем на Институт, но это прикрытие наших собственных интересов. Завтра я тебя проинструктирую. И учти, Мендель, мы не только изыскатели, мы боевая группа. Так что каждый тут умеет убивать, выживать и хорошо бегать. Без этого в Улье не выжить. Так что советую тебе в ближайшее время уделить пристальное, прямо скажем, научное внимание именно этим вопросам.

Акт 2. Сцена 4. Печкин

Я стоял посреди своего бывшего рабочего кабинета и пялился на желтоватую картонную папку с завязками и угловым красным штампом. Двадцать минут назад я прочел её содержимое трижды и никак не мог поверить в написанное. Запрос личного дела, характеристик с места работы, опросный лист контактов – стандартная процедура получения информации с места работы лица, задержанного и подозреваемого по статье “измена родине”. Запрос данных на Соколову Анну Сергеевну, работающую в должности старшего лаборанта, мою невесту, мою любимую, которая пропала в ночь с четверга на пятницу в моем прежнем мире.

Тридцать шесть перезагрузок Полигона, и вот она – правда. Да что же со мной такое? Четыре года жизни в Улье, у меня новое имя, новая реальность, а эта желтая папочка напрочь выбила меня из равновесия. Сколько раз я видел Анечку мёртвой или убивал её сам? Шесть и пятнадцать. А я ещё радовался, как дурак, когда Улей перестал подгружать мой родной кластер в один и тот же день, избавил меня от акта самоистязания. Хотел узнать, что случилось? Вот, радуйся, дурак, узнал.