S-T-I-K-S. Начни сначала

Ева Элатори

S-T-I-K-S. Начни сначала

Увертюра

Растревожил звук. Отбивала такт ударами метронома распахнутая сквозняком форточка. Хлопала, бренчала, лязгала, заставив вернуться в сознание и открыть глаза. Потолок, знакомый до последней выбоины, потек и изогнулся. От такого зрелища тугим комком в груди заворочался страх. Она зажмурилась и быстро открыла глаза. Ничего страшного нет, это просто слёзы, искажающие реальность, а потолок вот он, такой же, как всегда: плоский, серый, ободранный.

“Блим, блим, блим” – словно будильник, стучала форточка расхлябанным замком. В голове вертелась мысль: “Будильник, подъем, надо встать”. Она завозилась на жесткой кровати, подтянулась, тело отозвалось острой болью, отчего в глазах потемнело, сознание стремительно убежало из реальности, предоставляя телу самостоятельно справляться с командой “подъём”. Форточка бьется под сквозняком: “Блим, блим, блим…” И вторит ей металлическим лязгом открывшийся электромагнитный замок двери палаты. “Бли…м–ги… бли…м–ги…бе…ги,.. бе–ги!”

Рука уперлась в шершавую стену, ноги жжет холод кафельного пола, жгуты от катетера запутались вокруг колена, словно скользкая змея. “Беги!” – раздается одновременный грохот форточки и двери: “Беги–ги!”

Она делает шаг. Пол опасно приближается, тело теряет равновесие, она наступает на шланг катетера, и снова боль пронзает её от паха до макушки. Вспышка в глазах, но тело движется, ему хочется жить. Это ей хочется жить. Одна-единственная мысль бьется жилкой по виску: “Прочь… прочь… прочь отсюда! Пока тюремщики и мучители не опомнились, пока двери открыты. Беги!”

И она пошла за звуком, придерживаясь рукой за стену, шла на этот стук. Ну, как шла, она еле еле переставляла ноги в такт ударам, задыхаясь и грозясь упасть на каждом шагу от слабости. Пол предательски менял положение в пространстве, желудок пытался выскочить наружу. Мокрая от пота больничная операционная рубашка противно липла к коже. И только пульсирующая в голове мысль: “Беги!” заставляла двигаться.

Стена палаты наконец закончилась. Она с удивлением смотрела на свободно болтающуюся дверь. Впервые за всё её пребывание здесь путь на свободу был открыт. Откуда сквозняк в больнице? В этом особо охраняемом учреждении для тех, кому отказано в праве на свободную жизнь. Но незакрытые окна и дверь её тщательно охраняемой палаты вслед за движением ветра брякали разблокированными замками, устраивая концерт. Этот разноголосый оркестр лязгающих, звякающих, стучащих и скрипящих инструментов был самой прекрасной для неё музыкой. Увертюра свободы!

Она робко толкнула дверь палаты. За ней тусклый коридор с тремя окнами, едва освещаемый аварийным светом. За окнами серой стеной шумит ливень, литаврами и барабанами гремит гроза. Теперь по коридору направо, там будка охранника, санитарный пост отделения судебной психиатрии. Над ним тускло светится зеленая вывеска с бегущим человечком. Она оценила расстояние до манящего свободой человечка – тридцать два. Тридцать два мучительных шага до заветной таблички “Выход”.

За коридорными решётками находится будка охранника-санитара. Он следил в основном за тем, чтобы пациенты трёх палат не сбежали, несмотря на сигнальные браслеты, принудительную кому и накрепко закрытые двери с окнами. Этот охранник заботился о том, чтобы другие обитатели больницы не совали нос в «судебное психиатрическое отделение», мол, здесь буйные и очень-очень страшные психи. В тусклой подсветке аварийки надпись «Судебная психиатрия» спровоцировала набор бессвязных мыслей и образов: рука, открывающая дверь, быстрый укол в изгиб локтя, испуг в груди, сползающее по косяку тело. Свет, боль, темнота, безумие. И снова страх и боль. Машет рукой бегущий человек на зелёной полоске над дверью, бьётся молоточками в висках: “Беги!”.

С миром что-то не так. Пол шатается, стена иногда вырывается из-под руки. Надо передохнуть пару минут. Осталось всего три шага до заветной двери. Она прислонилась к стене напротив будки санитара. В будке темно. Рука тянется к задвижке на двери, и тут кто-то прыгает на стекло будки. Сжатые до боли пальцы продолжают судорожно дергать задвижку, страшное распухшее лицо напротив прижимается к стеклу и вращает глазами, нечеловеческими темными зрачками, серые руки скребут по стеклу, оставляя влажные полосы.

Тишина.

Психи не должны никого беспокоить, стекло будки прочное, зарешеченное и звуконепроницаемое. Липкий холодный пот стекает от ужаса, пальцы, наконец, справились с задвижкой, и она рвёт на себя дверь, вываливаясь в темный холл. “Беги!” – разрывается в висках, а впереди призывно мигает человечек на зеленой табличке “Выход”. Горло сдавливает, рвётся наружу её собственный крик, лёгкие разрываются от спазма, но звука нет. Она бросается к выходу: тело дёргается, сопротивляется боли. “Беги!”

Слева в темноте холла – переход в другое отделение. Там движение, гулкий удар в дверь. Что-то страшное бьется за дверью, и в животе стягивается тугой комок ужаса. “Беги!” – гремит форточками и замками больница. Снова в мозгу злорадное: “Нет, у нас не те двери! У психов они открываются вовнутрь”.

Выход на лестничную площадку. В замке – связка ключей. Поворот. Ей кажется, что она несется вниз, как ветер, судорожно сжимая ключи в кулаке. Но в реальности тело шатается, цепляясь то за перила, то за стену.

Второй этаж.

Те же зарешеченные двери, лестничный пролет, и человечек бежит на зелёной мерцающей табличке “Вниз”.

Первый этаж.

Широкий предбанник заканчивается подъездом с крыльцом, накрытым полуразвалившимся козырьком, с которого струями льют нити дождя. Дождь, словно ледяной душ, хлещет по телу.

Холодно.

В десяти метрах от крыльца – две столкнувшиеся машины скорой помощи. Одна подозрительно накренилась на бок и прижалась к старому дубу. Вторая пока твердо стоит на четырех колесах, отчаянно мигая маячками. Никого вокруг. Но в затуманенном мозгу эта картина не вызывает паники или удивления. Маячки машин подмигивают и взвизгивают: «У-уходи! У-уходи!»

Она прижимается к шероховатой стене больницы, и измученное тело, пронизанное болезненными ударами, снова отпускает сознание в темноту.

Акт 1. Сцена 1. Безымянная.

Свет. Страх.

Стена, покрытая каменной крошкой.

Новый приступ тошноты и головокружения застал её крадущейся вдоль стены больницы к кустам буйно цветущей сирени. В зарослях пряталась тропинка, по которой можно было незаметно дойти до конца больничного забора, к пролому в стене. Там снова выскользнуть в переплетении веток и, прячась за нестриженной городской растительностью, уходить и уходить прочь. Метра за три до кустов она замерла, показалось, что услышала хлопки, очень похожие на выстрелы. Задумалась: «Куда? Домой. Да, домой. Дом где? Дом там – повернула голову направо – обязательно дойду».

Кое-как добравшись до конца больничной ограды, она снова нырнула в едва заметную тропинку в плотных кустах сирени.

Тело живёт какой-то своей жизнью, жизнью бесконечной боли. Шатается и бьётся в ознобе. Один раз она неудачно упала прямо в мелкую лужу, перемазав своё странное одеяние, и оно потеряло бледно-зелёный больничный цвет, превратившись в липкую серую тряпку. Встала. Пришлось отдышаться.

Ей надо домой. Сколько сейчас время? Неизвестно. А какое время суток? Утро? День? Вечер? Серая мгла и дождь никак не помогли с ответом.

На следующих пятидесяти метрах к ней под ноги вывалился из кустов большой рыжий кот. Молча потёрся о её ноги мокрой шкурой, и она с удивлением обнаружила, что стоит босая. Как она за это время не рассекла в кровь ноги? И где найти хоть какую-то обувь, ведь любой встречный сразу сообщит в психушку. Вернёт к мучителям. От этой мысли внутри вспыхнула всепоглощающая ненависть, перекрывая дыхание, вливая адреналин в тело. Обратно нельзя.

Шагов через двадцать дурнота снова накатила на неё, и пришлось делать перерыв. Кот, семенивший перед ней, остановился, уселся на мокрую тропинку в ожидании. Ещё через десять минут шатания по тропинке кусты прерывались протоптанной дорожкой к остановке.

И тут она увидела первого человека, вернее то, что от него осталось: обглоданный костяк рёбер и гладко обгрызенный череп. Рук и ног у скелета не было, зато тянулась дорожка внутренностей, воняя кислым дерьмом.

Раскиданные кости перекрывали прогалину, которую надо было преодолеть, чтобы нырнуть в следующую полосу кустов. Сюрреализм, остро пахнущий смертью.

Её вывернуло. Горло отказывалось издавать хоть какие-то звуки, но желудок отчаянно рвался наружу. Она упала на колени и, опираясь руками, выплевывала из себя испуг. В больнице её, наверное, не кормили, кроме болезненных спазмов и воздуха ничего не выходило. Кот укоризненно посмотрел на неё, фыркнул, потряс лапками, спокойно перепрыгнул через костяк, уверенно пошёл к кустам. Там он снова уселся на тропинку, внимательно посмотрел на неё и, как ни в чём не бывало, начал приводить в порядок промокшую шкуру.

Почему-то ей стало стыдно перед котом. Зажмурив глаза, она решительно пошла через прогалину. Это был неумный поступок, в любой момент можно было наткнуться на скользкие внутренности или запнуться о кости. Но ей повезло. Добежав до кота, она решительно понеслась прочь от трупа. Рыжий ободрил такой подход к проблеме, поднял хвост трубой, обогнал её весёлой припрыжкой и снова возглавил их маленький отряд. Внутри поселилось чувство уважения к коту. Она тут же уверилась, что кот специально пришёл за ней, и его надо слушаться.

Дикие заросли упирались в небольшой облагороженный сквер у перекрёстка. Кот остановился у последних кустов и внимательно стал оглядывать дорогу, нервно подёргивая кончиком хвоста. На перекрёстке столкнулись несколько машин и автобус, оттуда несло гарью и ещё каким-то смутно знакомым неприятным запахом. Слева от перекрёстка послышались выстрелы и звук мотора какого-то тяжёлого транспорта. Рыжий оглянулся на неё, затем крадучись заскользил вправо. Ей захотелось стать таким же котом и так же незаметно красться прочь от опасных звуков. Прятаться у неё получалось плохо, но Рыжий выбирал безопасные пути, и устрашающие звуки остались позади. Пару раз кот замирал, вжимался в куст, скамейку или машину. Она пыталась повторить его маневры, не шуметь и быть незаметной.

Мимо них проходили странные люди, спешащие в сторону канонады. Часть из этих странных прохожих двигались какой-то неестественной походкой, были среди них и очень резвые, некоторые почему-то без штанов. От этих людей пахло экскрементами, кислятиной и гнильём. Коту они не нравились, ей тоже. Она не хотела бы встречаться с людьми вообще, а с этими в особенности.

Через квартал Рыжий решительно пересёк дорогу, направился к небольшому магазину с крыльцом шириной в два окна на первом этаже пятиэтажки. На вывеске красовалась большая рыба рядом с надписью «Мастер карп». Окна магазина были закрыты рольставнями, а вот дверь приоткрыта, словно человек утром пришёл на работу, открыл дверь, но что-то отвлекло его, и он ушёл, забыв закрыть за собой. Она с трудом взобралась на крыльцо, скользнула в магазин за котом и быстро закрыла дверь. На прилавке нашла ключи, проверила замок, опустила рольставни на дверь. Делала всё на автомате, вообще не отдавая себе отчёт в том, зачем именно так надо поступать.

В магазине стало сумеречно. Свет пробивался из небольшой незакрытой фрамуги в торцевой стене дома, прямо под ней стояла касса на столе. Кот решительно забрался на стойку, внимательно посмотрел на нее, а затем начал вылизывать мокрую шерсть.

Она начала собирать вещи: футболку, штаны, куртку, термобелье, носки, прорезиненные кроссовки, шляпу с сеткой, майку, жилет, купальник. Вещи она показывала коту, почему-то решив, что его одобрение необходимо. Ей вообще показалось, что кот знает, что нужно делать, и именно он среди них двоих главный. А может, она боялась одиночества или это воспалённый, ещё не отошедший от препаратов, мозг нашёл того, кто о ней может позаботиться. Пусть небольшого и не сильного, но однозначно умного и понимающего толк в её побеге. То, что это был просто кот, её не смущало.

И она тащила вещи, тряся перед рыжей мордой, он или фыркал, или одобрительно молчал. Наконец, куча вещей была сложена рядом с примерочной. Она сняла с себя грязную больничную рубашку и посмотрела в зеркало. Из полумрака на неё смотрело измученное, худое существо неизвестного пола, бледное, с ввалившимися глазами и ёжиком из волос. На шее виднелся глубокий розовый шрам, такой же безобразный шрам с нитями швов шёл по животу и спине. Ко всему прочему, она была заляпана грязью.

У кассы нашлась бутылка воды и влажные салфетки. Она принялась оттирать себя от грязи. Ярость на больничных мучителей и жалость к себе давили на горло, слёзы катились из глаз, а она всё тёрла, тёрла и тёрла, пока кот не спрыгнул со стойки и не боднул её головой в колени. Она прижала его к себе, Рыжий замурлыкал, и она беззвучно заплакала.

Минут пятнадцать её трясло, но после истерика иссякла. Она начала собирать всё нужное, как ей казалось: сметая с полки и скидывая в рюкзак вещи по принципу “чтоб не большое”. Нашла наколенники и налокотники, перчатки без пальцев, складной матрас-пенку, палатку-“одноместку”. Эти девайсы Кот явно одобрил. В результате рюкзак распух, отяжелел. А она стала натягивать вещи, одевшись, как капуста: пару футболок, белье, штаны, носки в двух экземплярах, но почему-то разного цвета, поверх сапоги-чулки то ли для подводного плавания, то ли для шастанья по плавням. Еще штаны с верёвками под коленками и кучей карманов, прорезиненные, для лазания по болоту. Два пояса, один с подводным ружьём, второй с ножом. Плащ-непромоканец, большая широкополая рыбачья панама с сеткой от комаров. Рюкзак на плечо. Из зеркала на неё смотрела копна из одежды на тонких ножках.

Закончив грабить магазин рыбаков, она задумалась и прислонилась отдохнуть к кассовой стойке, мучила жажда, стало жарко, но кот решительно пошел к служебной двери. Перебрав несколько ключей, они выбрались в небольшую комнату без окон, но с двумя дверьми: одной в туалет и второй дверью в подсобку продуктового магазинчика. Увидев еду, она побросала свои пожитки. Кот тоже не стал стесняться и залез в витрину с колбасами. Сначала она ела всё подряд: булочки, конфеты, колбасу, запивая всё это газировкой. Еда нещадно драла горло, но голод был сильней боли. Затем бросилась набить рюкзак по тому же непонятному принципу “что поменьше”. В дело пошли «дошираки», тушёнка, овощные консервы, кошачья еда, чай и конфеты. Прихватила полторашку воды, открыла и жадно залила в себя. И без того набитый рюкзак ещё добавил несколько килограмм. Она с трудом его подняла, но расстаться хоть с одним полезным предметом было жалко.

После еды хотелось спать, живот надулся, а ещё болела голова. И очень не хотелось выходить на улицу под дождь. Но Рыжий нервничал, упорно топчась у наружной двери магазина. И она натянула большой рюкзак, шатаясь от тяжести и головокружения, вышла за котом.

Улица уходила вниз, ей показалось, что внизу улица должна упереться в набережную. Кажется, за рекой через пару кварталов был её дом. Дом… вернуться домой. Кот решительно повернулся в ту сторону и снова заскользил вдоль стен домов, прячась за кустами палисадников. За ним, пыхтя и очень стараясь быть незаметной, пошла она.

Внезапно снизу улицы послышались взрывы, частая стрельба. Кот вжался в куст в палисаднике очередной пятиэтажки и замер. Она плюхнулась рядом, замаскировавшись за клумбой буйно разросшегося водосбора.

Канонада длилась минут двадцать. Всё это время она прижималась к земле, старательно смотря вниз, как будто, если не смотреть по сторонам, то ничего не случится.

Наконец, стрельба утихла, но они продолжали лежать. Через некоторое время снизу показалась колонна, впереди ехала машина с кузовом, утыканным арматурными прутьями, словно ёж иголками, наверху кабины стоял пулемёт, и огромный мужик в камуфляже с яркими наушниками подпрыгивал, ворочая стволом вправо-влево. От колонны доносился усиленный мегафоном голос: «Граждане, это эвакуация, выходите к колонне на площадь, мы вас эвакуируем в безопасное место». Проехал автобус, такой же камуфляжный, как остальная техника, с зарешеченными окнами, а потом остроносая, явно военная машина на восьми колесах.

Несмотря на призыв, ей не хотелось встречаться с этими людьми, да и с людьми вообще. Ненависть ворочалась внутри тела. Кот тоже не желал с этими людьми контактировать. Колонна проехала, громыхая и пованивая выхлопами. А они с котом снова пошли вдоль улицы вниз к набережной.

Через квартал обнаружилась причина канонады. Посреди улицы стояла и чадила развороченная военная остроносая машина и грузовой Урал. На дороге валялись трупы людей в камуфляже. Кот начал обходить место боя по дуге, все так же придерживаясь защитных кустов и деревьев. На одном из пригорков в зарослях они наткнулись на тело усатого мужика, который обнимал большую винтовку с оптическим прицелом. Под ним расплывалась лужа крови, рядом валялся пустой одноразовый шприц, в метре – небольшой пухленький рюкзачок. Рыжий вдруг начал яростно царапать карман на бедре мужика, она сняла с себя свой огромный рюкзак, наклонилась, открыла клапан, и кот выудил из кармана полулитровую плоскую пластиковую флягу. Она же подобрала рюкзачок мужика, бегло осмотрела содержимое находки: аптечка, магазины к винтовке и гильзы в мешочке, пара банок тушенки, сухой спирт, какая-то замызганная книжка и бумажки, пластиковый контейнер с чем-то непонятным внутри. Из оружия у мужика, кроме винтовки, оказался нож, ледоруб, пистолет и пара гранат. Обалдев от такого количества оружия, она зависла. Взяла винтовку, которая была почти с нее ростом, пистолет засунула к себе в рюкзак, нож, ледоруб и гранаты оставила. С гранатами она не знала, что делать, а вот винтовка почему-то внушала уверенность. Кажется, когда-то занималась биатлоном? Слово это в голове крутилось. Стоп, а точно занималась? Да, занималась, кажется. Винтовка в руках немного отодвинула страх. Только пугали размеры оружия. Вот те винтовки, с которыми она наматывала круги на лыжах, были легче и меньше, намного меньше. Руки привычно перекинули тяжелое оружие за спину, широкие лямки двойного ремня легли на плечи. Приклад повис ниже ягодиц, а дуло возвысилось над головой, выше шляпы. Она убедилась, что приклад не будет больно колотить при ходьбе по ногам. А еще надо было натянуть свой рюкзак. С винтовкой на плечах, которая не давала сгибаться, натянуть ужасно тяжелый рюкзак было трудно. Вся эта конструкция грозила придавить её прямо на месте, ну или через пару шагов. А ещё хотелось взять рюкзак убитого мужика. Мужик, кстати, почему-то не вызвал у неё никакой паники или эмоций. Он был обычным человеком, не вонял, лежал спокойно.

Пока пыхтела, напяливая груз, и размышляла о добыче, кот активно жевал пробку фляги. Заметив, с каким остервенением он кусал пластиковую крышку фляги, она опустила свой рюкзак с плеч. Нагнулась параллельно земле, так как винтовка не давала возможности нормально согнуть позвоночник. Взяла флягу у кота, открутила крышку, понюхала содержимое: воняло какой-то гадостью и алкоголем. Кот впервые тихо мяукнул, глядя на флягу. Она налила содержимое в крышку и поставила перед котом. Винтовку при этом пришлось снять снова. Рыжий жадно вылакал вонючую жидкость и уставился на нее. Они переглядывались пару минут, и она поняла, что кот предлагает ей тоже выпить. Так как из их парочки именно кот был в авторитете, то она подумала, что стоило бы послушаться более умного собрата по несчастью, и поднесла флягу ко рту. Вонь вызвала рвотный спазм. Но она решилась. Сделала глоток и чуть не выплюнула гнилостно-алкогольное содержимое вместе с недавно съеденным. С трудом проглотила. Что-то теплое прошло по горлу и согрело тело. Через несколько минут тошнота прошла, ещё через пару минут и головная боль стала отпускать. «Лекарство» – приняла она очевидный вывод и сделала еще три жадных глотка прямо из фляги, стараясь убедить себя, что лекарство может вонять как угодно, главное, чтобы лечило.

Она кивнула коту, одобряя такой подход к делу, и снова повторила навьючивание на себя пожитков. Показалось, что груз существенно «потерял» в весе, и она решилась поднять маленький рюкзак бородача и надеть его спереди. Вся эта процедура повторного одевания и раздевания ужасно доставала. Но бросить то, что она уже посчитала своим, не было никаких сил. Два рюкзака дополнили ее худую фигуру почти до полного шара, увешанного камуфляжными лохмотьями и широкополой шляпой на голове. Зрелище со стороны, наверное, было тем ещё: нечто круглое на тонких ногах, с торчащей поверх палкой ствола винтовки. Рыжий одобрительно потерся о её ноги и засеменил к реке через очередные кусты.

Они снова крались, перебегали, переползали или замирали в кустах. В очередных зарослях американского клёна они наткнулись на мертвое чудовище. Вид животного её озадачил. Такого она в жизни не видела. Огромная, гориллоподобная туша, лишенная волос, с тёмно-серой кожей и пастью, как у акулы, вся в костных наростах, была разорвана пополам. Один его вид испугал её до трясучки в коленях. Кот же не испугался, он прыгнул чудовищу на затылок и стал яростно царапать шишку в основании черепа. Кот царапал, ворчал и поглядывал на неё. В конце концов до неё дошло, что он что-то пытается вытащить из шишки. Нарост был похож на утопленную в череп головку чеснока. Она повторила операцию, вытащила нож с пояса и стала ковырять нарост по бороздам. Нож с трудом вгрызался в полоски между дольками, но нарост держался. Тогда она подобрала валяющийся рядом кирпич и стала стучать по рукоятке ножа. Звук ударов показался ей слишком громким, она занервничала, но тут кожа на наросте лопнула, и он раскрылся. Кот запустил лапу внутрь, вытаскивая какой-то комок черной паутины с шариками и бусинами. Рыжий выбрал из паутины зеленую бусину-виноградину и начал ее жевать. «Ну, раз ему это нужно, возьмем» – подумала она и положила всю массу в карман рюкзака убитого снайпера. Кот, пожевав виноградину, зажал ее во рту, словно пойманную мышь, и уверенно побежал к реке. Она повторила манипуляции с рюкзаками и поспешила за спутником. Вскоре они добрались до набережной. И тут её ждал сюрприз: вместо привычного пейзажа знакомых домов на противоположном берегу реки стояли корпуса какого-то завода. Она точно знала, что в ее городе такого не было; теперь на месте ее дома стояли ангары, в свинцовое небо тянулись трубы. Её охватила паника и отчаяние – как ей вернуться домой? Из ступора вывел кот, боднувший её по ноге. Затем он нетерпеливо зацепил когтями штанину и бросился в лесопосадку слева от набережной, за которой виднелась лодочная станция. Она рванула за единственным близким существом – котом. И вовремя. Сверху по улице вслед за ними спускалась группа странных людей, позади которых мелькала горилоподобная фигура, очень напоминающая мертвое чудовище, которое они недавно обобрали. Липкий страх охватил тело. Кот спешил к мосткам, где были зашвартованы лодки. Перед мостками высился большой ангар и небольшая бревенчатая контора с террасой. На террасе, покачиваясь с пятки на носок, стояли два странных человека. Перед самыми мостками стоял джип с раскрытыми дверями и багажником, на мостках – ящик с шестью бутылками водки. Машина перегораживала вход на причал, оставив слева и справа узкий проход.

Кот прошмыгнул мимо джипа, пронесся по деревянным мосткам и заметался, не понимая, в какую лодку прыгнуть. Она же с трудом протиснулась своим немалым багажом из рюкзаков в узкий проход к мосткам. Пот заливал лицо, рюкзаки и оружие пригибали к деревянному настилу, она задыхалась от тяжести и бега. Но ужас от возможной встречи лицом к лицу с толпой, возглавляемой чудовищем, подстрекал её, и она бежала.

У мостков стояли лодки и катера самых разных видов. Но у большинства моторы были зачехлены и подняты, и она не была уверена, что справится с ними. Да и в открытые лодки дождь изрядно налил воды. К концу мостков были пришвартованы железные понтоны, у крайнего она увидела алюминиевый катер с высоким тентом, такой прямо с рекламного проспекта для рыбаков. На корме торчал погруженный в воду подвесной мотор. На понтоне стоял еще один ящик водки и какой-то пластиковый органайзер. Похоже, что люди, разгружавшие джип у мостков, как раз собирались куда-то на этом катере. Самое главное, в уключины на бортах были вставлены весла, а сам катер привязан к понтону двумя капроновыми веревками с синими овальными подушечками. Боковой отсек тента был поднят. Это существенно облегчало угон лодки. Чтобы оценить ситуацию и сделать выбор, понадобилось несколько секунд, но за это время толпа опасно приблизилась. Она бросилась к катеру по понтонам, железо под ногами гулко забухало, и два качающихся человека на террасе резко повернули в её сторону головы. Раздалось урчание.

У катера скинула рюкзаки и винтовку, в панике заталкивая свои баулы под тент лодки, которая от её усилий ходила ходуном. Туда же полетел ящик водки и органайзер. Затем судорожно вцепилась в веревки, привязывающие катер к понтону. Руки дрожали, она не знала, как развязать накрученные швартовые узлы, схватила нож и яростно начала пилить плотный реп-шнур, сам по себе приспособленный переносить нагрузки и истирание, поэтому процесс обрезания концов затянулся. Урчащие странные люди уже бежали по деревянным мосткам, а из-за кустов появились те, что спускались с улицы во главе с гориллой.