Передышка в Барбусе

– Что стряслось? – спросил Мрак раздраженно.

Он присел, Хрюндя покарабкалась к нему на колени. Пасть держала широко раскрытой, язык высунула. Мрак отшатнулся, язык был черный, а во рту стало сине-черным. Слышался сильный кислый привкус.

– Ах ты ж, дуреха…

Он ухватил ее поперек, Хрюндя завизжала, ее лапы бешено замолотили ему в грудь. Мрак со злостью сдавил так, что пискнула, как воробей в лапах кошки, бегом помчался вниз по косогору. Ноздри жадно ловили запахи, Хрюндя наконец высвободила морду и орала сиплым голосом. Мрак придавил сильнее, ноги скользили по крутизне, а руки заняты, не ухватишься за ветви, камешки катились впереди, подпрыгивали, исчезали то ли в зелени, то ли за обрывом.

В одном месте деревья стояли гуще, трава там зеленее, и Мрак вломился с разбега, уже чувствовал воздух влажнее, запах сырости и близкой воды.

Хрюндя высвободилась, брякнулась на землю. Мрак ухватил ее за лапу, подтащил к крохотному родничку. Хрюндя скулила, слезы бежали безостановочно. Мрак одной рукой держал ее за холку, другой зачерпнул воду, плеснул в распахнутую пасть.

Хрюндя ошарашенно умолкла, затем заскулила уже тише. Мрак плескал и плескал, а потом сорвал пучок травы и насильно вытер ей пасть. Хрюндя опять орала и вырывалась, а когда высвободиться из могучих рук не удалось, стала брыкаться, как дикий конь. Пасть ее из черной стала ярко-красной, но язык и горло еще оставались в темных пятнах.

– Это еще что, – сказал Мрак безжалостно. – А теперь вот заболит живот!.. Будешь знать, свиненок, как всякую гадость жрать.

Хрюндя смотрела с надеждой, в глазах еще стояли слезы. Мрак подавил желание схватить ее на руки и прижать к груди, все-таки ребенок, хоть и жаба, заставил себя сказать еще строже:

– А чтобы запомнила лучше, что эту гадость жрякать нельзя… нельзя… нельзя…

Он зажал ее голову между колен и звучно отшлепал по толстому заду. Хрюндя вопила так, что звенело в ушах. Вряд ли от боли, скорее – от несправедливой обиды. Ягоды сами вылезли навстречу! И еще пахнут нарочно!

На горизонте красочно заблестели под оранжевым солнцем белые стены большого красивого города. Солнце уже склоняется к краю земли, оранжевый шар начинает багроветь, и кажется, что по чистой городской стене стекают потоки червонного золота.

Дорога расширилась, длинной прерывистой вереницей тянутся подводы, по обочине мчались всадники. Со стороны гор наперерез еще дорога, поменьше, но Мрак в первую очередь рассмотрел, что на перекрестке высится огромный постоялый двор. Просто великанский двор, есть даже конюшня помимо длинной коновязи, слышен частый перестук молоточков, работают в кузне, донесся слабый аромат жженой кости.

Мрак прикинул расстояние до городских стен, сказал громко:

– До ночи не доберемся… А в потемках чего тащиться?

В мешке заворочалось и закряхтело. Мрак понял правильно: ты, мол, решай сам, мне тут и в мешке хорошо, а где заночевать – я тебе доверяю. Все равно скажу, что не так, можно бы и лучше…

Постоялый двор приближался медленными толчками. Стал яснее бодрящий запах каленого железа, конского пота, а затем пахнуло свежеиспеченными хлебными лепешками. При постоялом дворе явно есть все, что требуется путникам, чтобы в город прибыть бодрыми, сытыми и на исправных телегах.

Мрак прошел через двор, на него уважительно оглядывались. Лохматый варвар в волчовке ростом высок, в плечах – косая сажень, руки толстые, а ладони как лопаты. Такие могучие люди выходят, говорят, из лесов загадочной Славии. Еще говорят, что они едят только сырое мясо, а говорить вовсе не умеют, только мычат и показывают знаками, которые человеку не понять, а зверь лесной понимает сразу.

Перед харчевней горел забытый факел, окна светились красным. У коновязи фыркали и обнюхивались трое коней, скрипело колесо колодца, угрюмый мальчишка с натугой тащит наполненную водой бадью. Справа от крыльца на лавке отдыхают девки, одна безуспешно старалась свести вместе края разорванного лифа, но мощная грудь, обрадовавшись свободе, нагло перла навстречу солнцу.

Крепкие мужики выкатили из подвала сорокаведерную бочку и, подкладывая доски, а сзади подпирая плечами, с натугой загнали в распахнутые двери не то подсобки, не то кухни.

Мрак пошел с парадного входа, ступеньки заскрипели под могучим телом. Дверь распахнулась навстречу, но выходящий мужик отступил, прижался к стене. Мрак прошел, как могучий неторопливый тур, сознающий свою мощь среди стада телят. Помещение огромно, два десятка длинных столов, больше половины заняты крепким плечистым народом, кто ж отправит в дальнюю дорогу слабых, но три стола пустые, хотя лавки на месте, а на столешницах, как и положено, – солонки и блюдца с горчицей.

Он выбрал стол, который почище, в мешке требовательно заворчало. На него косились, но никто не решался взглянуть в упор. Он вытащил Хрюндю, она сразу встопырила зачатки хребетика, посадил рядом по левую руку. Хрюндя еще малость потопорщила хребетик, место незнакомое, много шума, чужих голосов, но ее родитель спокоен, и она, широко зевнув, припала к лавке брюхом.

Хозяин подошел сам, слуг не решился послать к мрачноватому незнакомцу, все испортят, по дорогам же разные люди, это не город, поклонился и сказал:

– Есть?.. Пить?.. Спать?

Он раскрыл рот и потыкал в него пальцем. Почмокал, почавкал, потом сложил ладони и прижал их к уху, склонив голову набок. Жаба приподнялась, заворчала, но смотрела с интересом.

– Тихо, – сказал ей Мрак. – Никто с тобой не играет. Это он говорить учится. Дикий тут народ живет, видать… Слушай, друг! Принеси поесть… хорошо поесть, понял? И вина, чтобы горло промочить. Не напиваться, а только чтоб горло промочить.

Он все это повторил знаками, копируя жесты хозяина. Хозяин вздохнул с облегчением, незнакомец явно не слаб, смерил взглядом могучую фигуру гостя, повторил:

– Только горло промочить?.. Бочонка хватит? Или два?.. Ладно, я тоже шутить могу. Все принесу сам. Впервые такую пару вижу. А ей что?

– Мух, – сказал Мрак, – но ладно уж, обойдется… Пусть жрет, не перебирая.

Хозяин с интересом рассматривал недовольную вниманием жабу.

– Что это вообще такое?

– Ящерица, – ответил Мрак.

– Ящерица? Такая толстая?

– На себя посмотри, – огрызнулся Мрак.

– Да ладно тебе… Это у тебя жаба, не вижу, что ли?

– А что такое ящерица, как не худая жаба? Однажды дура-жаба протиснулась через замочную скважину, стала ящерицей… А моя умница в дырку не полезла.

Хозяин помахал рукой, пробегавший мальчишка тут же поставил на стол широкую тарелку с нарезанным на ломти хлебом, умчался. Мрак взял один ломоть, посолил и начал есть, чувствуя хороший звериный голод.

Хозяин взглянул понимающе.

– Левша?

Мрак скривился.

– Если бы. Думаешь, удобно держать в левой?

Хозяин помолчал, но странный гость ничего не объяснял, и он сам посоветовал туповатому варвару:

– Так возьми в правую.

– Да? Ну, взгляни.

Мрак взял ломоть хлеба в правую, начал неторопливо есть. Жаба, что сидела рядом, внезапно протянула лапу и мощно стукнула Мрака по руке. Ломоть выпал, жаба молниеносно подхватила широкой пастью, отпрыгнула на другой конец лавки. Гребень на спине вздыбился. Она быстро сжевала хлеб, снова придвинулась на прежнее место, глядя невинными глазами.

Мрак выругался. Хозяин захохотал, потом с великой укоризной покачал головой:

– Не кормишь бедную тварь!

Мрак выругался снова. Отломил ломоть и сунул жабе под нос. Она презрительно отвернулась.

– Видишь? – сказал Мрак зло. – Ей так неинтересно. Ей добычу подавай! Охотница.

Хозяин ржал так, что всхлипывал и цеплялся за стол, чтобы не упасть. Наконец сказал, вытирая слезы и меряя уважительным взглядом широкие плечи Мрака:

– Да, она проделывает то, на что решится не всякий храбрец. Ставлю выпивку за свой счет!.. Давно таких чудес не видывал.

Таргитай обычно старался в чужих городах попробовать всякую еду – любопытный, Олегу всегда без разницы, что ест, – умный, значит, а вот он, Мрак, замечал, что ест, но разносолы не жаловал. И сейчас ему принесли молочного поросенка, бараний бок с кашей, а также вина. Хозяин заикнулся было насчет какого, но Мрак ответил твердо, что хорошего, а уж красного или белого, да еще с названием, – это блажь, это причуды всяких местных таргитаев.

Поросенок провалился в абсолютно пустой желудок: остатки оленины уже перешли в мышцы, в тело, откуда по мере надобности будут истаивать, за поросенком пошел бараний бок, все это Мрак запивал вином – красным, терпким, подстегивающим аппетит, а когда принесли птицу, он распустил пояс, ел уже без голода, но со здоровым аппетитом человека, что умеет насыщаться в запас.

Комната, за которую предусмотрительный хозяин взял плату вперед, оказалась даже шире и просторнее, чем он ожидал за такие деньги. Вообще-то комната на двоих, но пока есть свободные, можно не тесниться. Могучее ложе, длинный стол и две широкие лавки, на которых при нужде тоже можно уложить двоих на ночлег, широкое окно, а с той стороны – массивные ставни из дубовых досок.

– Поели, – объявил он Хрюнде наставительно, – теперь спать! Поняла?

Хрюндя скакала на всех четырех, деловито обследовала просторное помещение, где столько нового и интересного. На окрик не обратила внимания, ушей нет, а по ее наглой роже Мрак никогда не мог определить, слышит или нет.

– Какая ты противная, – сказал он. – Свиненок. Перепончатый свиненок. Свинястик.

Тяжелые сапоги стянул, швырнул под стол. Натруженные ноги сладко заныли. Он лег на кровать, суставы прямо на глазах распрямлялись, удлинялись, а по мясу прошла легкая приятная дрожь с покалыванием.

Хрюндя с печальной мордой уселась у самой двери. Взор был неотрывно устремлен на крюк, где висел их дорожный мешок. В глазах были тоска и надежда, что мешок потихоньку начнет слезать, тут она его и схватит, и потреплет, и потаскает по всей комнате, и потискает, и погрызет всласть толстые кожаные лямки…

– Да не слезет, – бросил Мрак сердито. – Что он, дурной? Ложись, спи.

За окном медленно угасал закат. Багровость перелилась в темный пурпур, фиолет, тусклые звезды наливались светом. Он лежал, закинув руки за голову. Вспомнилась мавка. Потом пошел мыслью дальше, глубже, этот страшный разговор с Олегом, когда тот открыл ему, сволочь, жуткую истину… без которой так хорошо бы жилось… Что он теперь, если не прибьют, не зарежут, не удавят, если сам не утонет или как-то иначе не лишится жизни, может жить до бесконечности!

Да он после того разговора неделю сидел в пещере, дрожал. Одно дело знать, что жизнь коротка, все равно скоро помрешь, как бы ни изощрялся, храбрым или трусом жил… и совсем другое, когда вот так. Если прожить всю жизнь в такой скорлупе, чтобы не тронули и чтобы сверху дерево или камень с горы не упали, то… будут меняться эпохи, реки будут менять русла, леса будут вырастать, как трава, и сменяться степями, пустынями, на их местах будут возникать моря, а через тысячи лет и те будут высыхать, а он все так же будет…

– Что будет? – прошептал он вслух. – Что будет?.. Я-то буду, но будет ли жизнь у меня… Нет, я верно сделал, что вот так… Надо жить, в драки не лезть… Ссор избегать, я уже не тот Мрак, что вышел из Леса… но и в пещерах прятаться негоже… Наверное, негоже.

В полутьме чуть шелестнуло. Он присмотрелся, сердце сжалось. Бедная Хрюндя утащила его сапог под лавку, спала, положив на него голову и обхватив обеими лапами. Ей было неудобно, но зато и во сне чуяла его запах, не так страшно и одиноко.

– Бедная зверюка, – сказал Мрак тихо. – Я все равно тебя люблю.

Он осторожно высвободил сапог, Хрюндя тут же подняла голову. Глаза, еще затуманенные сном, уставились с опаской и надеждой. Мрак погладил ее по шипастой голове, вернулся к ложу. Уже в темноте, когда лежал и прислушивался к шорохам за стеной, услышал, как тихо простучали коготки по комнате.

В лунном свете мелькнул силуэт с гребешком на спине. В зубах опять сапог, потом из дальнего угла послышался удовлетворенный вздох, глухо стукнуло, словно на пол бросили мешок с костями.

Свиненок противный, подумал Мрак сердито. Еще прогрызет сапог сдуру. Или из великой любви… Кто их, жаб, разберет.

Нехотя поднялся, пересек помещение. Руки в темном углу нащупали шипастую спинку. Жаба затихла, но сапог прижимала к груди обеими лапами. Вздохнув, он поднял ее, перенес к себе и положил рядом. Хрюндя наконец выпустила сапог, замерла, боясь поверить в неслыханное счастье. Он слышал, как колотилось ее маленькое сердечко, подгреб ближе и быстро заснул, сам странно успокоенный и умиротворенный.

Поздно ночью, судя по шуму и окрикам, прибыл богатый караван. В дороге, объясняли хозяину под самым его окном, сломалась тяжело груженная телега с товарами, кое-как дотащились. Мрак сквозь сон слышал, как со двора тут же донесся стук молота, а ночь озарилась багровыми сполохами. Всяк поработает ночью, если платят вдвойне. Кожевенных дел мастера спешно починяют конскую сбрую, ремни, слышно по запахам, все пришло в негодность за долгий путь, а завтра надо успеть на ярмарку.

Купцов, караванщиков, стражу распихали по свободным и полусвободным помещениям. В комнату к Мраку поселили купца. Мрак отвернулся к стене, не интересуясь, на какой из лавок купец заснет, захрапел всласть.

Хрюндя некоторое время устраивалась на новом месте в кольце его рук, подгребала лапки, тыкалась холодным носом, ерзала, но заснула раньше Мрака. Он снова ощутил себя в волчьей шкуре, вон с Ховрахом охраняет дверь, Ховрах пьет и наливает ему, маленькая Кузя теребит его за уши, расчесывает шерсть, целует в волчий нос и требовательно обещает выйти за него замуж…

Утром он проснулся с рассветом, даже купец еще спал, пошарил в постели, звучно похлопал ладонью, разбудив купца, слез и, сидя на краю кровати, обвел помещение злыми глазами.

Сонный купец забеспокоился, сосед выглядит больно грозным, с таким если в лесу встретишься – сразу все с себя сам снимешь, только бы душу не губил, но Мрак на него внимания не обращал, снова зачем-то похлопал ладонью по смятой постели, подхватил с пола сапог и швырнул в стену, где висела одежда. Прислушался, взял второй сапог и подозрительно обвел налитыми злобой глазами комнату.

Купец с тревогой следил за странным варваром, спросил трепещущим голосом:

– Дорогой друг, что-то случилось?

– Еще как, – прорычал Мрак.

– Я могу помочь?

– Можешь… – рыкнул Мрак. Внезапно гаркнул: – Вылезай, тварь дрожащая!

Купец поспешно соскочил с лавки, потом лишь сообразил, что лохматый варвар смотрит мимо. В испуге тоже оглядел комнату. Как говорится, ни удавиться, ни зарезаться нечем. Здесь если кто и спрячется, то не крупнее таракана. А варвар не похож на человека, который бьется с тараканами.

– Я знал одного, – сказал он осторожно, – который воевал с драконами. Только тех драконов никто не зрел, кроме него самого.

Мрак, не слушая, присмотрелся к горшку с цветами, радостно заорал:

– Ага, вчера этого горшка не было!

Перекувырнувшись в воздухе, сапог угодил каблуком в задорно выпяченный бок. Звякнуло, горшок разлетелся на куски в комьях земли. Черепки со звоном посыпались на пол, цветок повис на подоконнике, а сапог вылетел в окно. Мрак выругался с таким остервенением, что купец отпрыгнул и снова быстро оглядел комнату.

– Что с тобой?

– Откуда этот горшок взялся?

– Час назад дочка хозяина принесла, – сказал купец завистливо. – Сама рвала, лазила в саду чуть ли не ночью. Говорит, чужестранцу уважение оказать надобно.

Мрак стиснул кулаки. Купец вздрогнул и присел, когда варвар заорал, страшно багровея и раздувая дикие ноздри:

– Вылезай!.. Прибью, разорву, растопчу!

Купец не успел молвить, что от такого приглашения любой спрячется еще дальше, но внезапно под потолком хрюкнуло. Кусок стены отделился, рухнул на пол. Это оказалась необыкновенно крупная жаба, толстая, сытая, с нагло вытаращенными глазами. По всему ее телу мерцал, исчезая, рисунок сосновых досок.

– Тварь, – сказал Мрак с отвращением. – Даже тень научилась скрывать… И запах уже подделывает!

Жаба кинулась к нему лизаться, варвар сердито отпихнул ее. Купец едва отыскал убежавший в подвал и забившийся там за бочками голос:

– Это… кто?

– Сам видишь, – огрызнулся Мрак. – Жаба-переросток.

– А чего она… так?

– Из подлости, – сказал Мрак. – Подлая она тварь!

Купец смотрел вытаращенными глазами. Промямлил:

– Вообще-то что-то слышал… В дальних странах как-то рассказывали… Когда они совсем малые, их мамаша защищает. А когда начинают отползать от нее, то их может сожрать любой, они ж пока совсем хилые. Вот и наловчились то камешками прикидываться, то…

Мрак сказал упрямо:

– Из подлости, я говорю! Раньше такого не вытворяла!

– Наверное, тоже растет, – сказал купец. Посмотрел на жабу, пугливо отодвинулся. – Хотя, наверное, я ошибся…

– Точно?

– Точно, – ответил купец со вздохом. – Это я слышал не про жаб. Ох, точно не про жаб.

– Это хуже, чем жаба, – заявил Мрак. – Эх, когда-нибудь прибью…

Жаба прыгала вокруг, рот до ушей, длинный раздвоенный язык трепещет, как быстрый язычок огня. Толстый короткий хвостик с таким рвением ходит из стороны в сторону, что жабу заносило из стороны в сторону.

Мрак нагнулся, взял маленькое страшилище на руки, но она выдралась и залезла ему на плечо. Мрак сказал укоризненно:

– Ты уже почти кабан, а не лягушечка! И до каких пор будешь там сидеть?

Купец выпученными глазами наблюдал, как варвар пошел к выходу, а жаба качалась на его широком плече, будто в самом деде кабан старался удержаться на толстом бревне. Наконец жаба прижалась всем пузом, вцепилась, варвар вышел в коридор и захлопнул за собой дверь.

В харчевне с утра безлюдно, Мрак выбрал дальний стол в углу, снял с плеча жабу. Она сидела на лавке, Мрак бросал ей ломтики мяса, жаба звучно хлопала широкой пастью, ловила. Когда он ткнул ей в морду ломтик, она брезгливо отодвинулась.

– Зараза, – сказал он с сердцем, – все бы тебе играться… Лови!

Спиной к нему сидел худощавый старик с распущенными по плечам седыми волосами. Услышав голос, вздрогнул, повернулся. Мрак не обращал внимания, бросал ломтики мяса повыше, жаба вошла в азарт, подпрыгивала так, что лавка ходила ходуном, звучно шлепала челюстями.

Старик наконец решился покинуть свой стол. Мрак обратил внимание на него не раньше, чем тот трижды поклонился, спросил робко разрешения присесть за их стол. От него не сильно, но ощутимо пахло дорогими маслами. Наконец Мрак буркнул:

– Ну чего тебе, старик?.. Я чту старших, но свободных столов здесь полно.

Старик с жадным вниманием всматривался в его лицо, длинные нервные пальцы все время суетливо двигались, будто вязали рыбацкую сеть.

– Можно сесть? – спросил он в который раз. – Премного благодарствую… Боги, что за голос, что за стать…

Мрак кивнул, старик сел, тут же выложил на стол монету. Жаба попыталась покарабкаться на стол за блестящим кружочком, Мрак ухватил за хвостик и дернул обратно.

– Так чего надобно? – спросил Мрак недружелюбно.

Жаба двинулась по лавке с явным намерением перепрыгнуть на соседнюю и добраться до старика. Мрак поймал за лапу и утащил назад, прижал к боку. Жаба зашипела и начала брыкаться всеми четырьмя, выворачиваться.

Старик кивнул на золотую монету.

– Угощение за мой счет.

– На это можно упоить весь постоялый двор.

Старик вяло отмахнулся, глаза его с жадным вниманием осматривали лицо Мрака, изучали, чуть не лезли ему в рот, не щупали зубы и уши.

– Я могу себе это позволить.

– Ну-ну… За что будем пить?

Старик хихикнул:

– Да за что угодно. За свое здоровье, например. За то, чтобы завтра была добрая погода.

– Не знаю, не знаю, – прорычал Мрак с сомнением. – Для кого добрая – солнце, для кого – дождь. Что-то ты мне не ндравишься, батя. Больно непростой ты человек. И руки у тебя холеные. И пахнут дорогими благовониями… Такие люди так просто по дорогам не шляются.

Старик неотрывно изучал его из-под нависших седых бровей. Взгляд был колючим, но не враждебным.

– А ты наблюдательный, – произнес он с некоторой нервозностью. – Это еще лучше. Да, ты прав. Я человек из… дворца. Вон там стольный град, как ты уже знаешь, Барбус. Дальше рассказывать не надо?

Мрак отмахнулся.

– Не надо. Ты здесь встречаешься со всякими лазутчиками. Чтоб подальше от чужих глаз и ушей. Но мне это до прошлогодних листьев. Меня сейчас больше заботит эта проклятая жаба, что так и норовит нашкодить, спереть, поломать, опрокинуть, напасть…

Старик покачал головой. Во взгляде росло уважение.

– Гм, с лазутчиками?.. Да, ты не прост. Как тебя зовут, доблестный варвар?

– Мрак.

– А меня… Агиляр. Пока просто – Агиляр. У меня к тебе предложение, доблестный Мрак.

– Не интересуюсь, – ответил Мрак твердо.

Старик прищурился.

– Ты даже не выслушал.

– Меня никто больше не интересует, – отрезал Мрак. – Я много воевал, меня воевали, я кого-то бил, резал, меня тоже резали… по живому. Но сейчас я обнаружил, что у меня уже есть такое сокровище…

Старик насторожился.

– Какое?

– Моя жизнь, – ответил Мрак просто.

Старик слегка скривил губы:

– А раньше не знал?

– Да как-то… не догадывался.

– Как и все мы, – сказал старик. – А сейчас, значит, ты посидел в тиши, подумал… и додумался?

– Что-то вроде этого.

Старик подумал, пожевал губами. Лицо его медленно светлело. Он даже ладони потер одна о другую. Глаза заблестели.

– Все-таки боги есть, – произнес он с чувством. – И они следят за родом Яфета! Надо же, именно в это время послать тебя! И сразу послужить тебе и нам…

Мрак покачал головой.

– Ты можешь даже и не рассказывать, старик.

– Почему?

– Я же сказал, – отрезал Мрак. – У меня есть все, что мне надо.

Жаба брыкалась, отбивалась всеми четырьмя, норовила соскочить с лавки. Агиляр присмотрелся, сказал уверенно:

– Если сейчас не отпустишь, обделает штаны. Советую вообще вынести на двор. Или на улицу. Пока на руках, будет терпеть, а как только отпустишь… Не стоит, чтобы пачкала пол. Хозяин с тебя возьмет двойную плату.

Мрак ругнулся, подхватил жабу, почти бегом вынес во двор, но здесь столпотворение, караван спешно готовится в путь, запрягают волов, коней, все суетятся, двор уже тесен…

Старик вышел за ним на улицу. Жаба, едва оказавшись на земле, сделала три гигантских прыжка, спряталась за крупным лопухом, видно было, как там согнулась, сидя на полусогнутых задних, морда стала очень задумчивая и серьезная.

– Ты устал, – участливо сказал старик за спиной Мрака. – Тебе хочется найти спокойное место, отдохнуть, отсидеться. Чтоб никто тебя не трогал, чтоб и ты никому ничем не был обязан. Не удивляйся, я все знаю… Мы все через это прошли, потому и знаю. Сейчас ты уверен, что уже закончил все свое бурное… Нет-нет, я не переубеждаю! Как раз это и хорошо. Именно вот таким спокойным сидением в теплом райском уголке… такой вот прекрасной передышкой ты можешь очень сильно помочь одному хорошему… даже прекрасному человеку.

Мрак с сомнением покачал головой.

– Что-то трудно верится.

– Еще бы! – ответил старик. – Но никому бы и не могло такое счастье выпасть, но ты… твоя внешность… Даже голос…

– Помочь одному хорошему человеку? – повторил Мрак с горькой насмешкой. – Обычно помогают тем, что стараются перебить его соседей, чьи куры топчут его огород, а то и роют, сжечь хаты, изнасиловать жен и дочерей…

Старик испуганно замахал руками.

– Что ты, что ты! Или это так шутишь?.. Наоборот, ничего делать не надо.

– Как это не надо?

– Вообще ничего делать не надо!

– Разве такое бывает?

– Да я ж говорю…

– Ну ладно, говори.

– Этот хороший человек, о котором веду речь, очень любит умные беседы с мудрецами, а еще больше любит в ночи смотреть на звезды, мыслить, зачем они и для чего, сидеть в тиши… Ему бы в пещерах жить, истину искать…

Мрак покачал головой.

– Я знаю одного, который тоже рвется в пещеры. А что, кто-то не пускает в пещеры?

Старик скорбно вздохнул.

– Не кто-то, а что-то. Понимаешь, это… но ты должен пообещать, что разговор только между нами. Обещаешь? Клянешься? Небом и своими родителями?…. Хорошо, только держись за что-нибудь, а то упадешь. Этот человек – тцар всей Барбуссии!.. Дел столько, что он совсем захирел… А ему срочно надо закончить одну работу. Понимаешь, он составляет карту… звезд! Звездную карту. Осталось совсем немного, но для этого ему надо, чтобы хоть пару недель никто не трогал. А лучше – месяц. Он все мысли должен направить на решение… а ему приходится разбирать придворные склоки! За месяц он точно все закончит… А то и раньше. Но все бросить и уйти в свою обсерваторию тоже нельзя.

– Почему? – удивился Мрак. – Он тцар или не тцар?