Зорох

– У них ничего не выйдет. Замок пережил четыре осады, и ни счесть атак. Те, кто пытались перелезть через стену, заливали ее собственной кровью. Она густела и твердела на солнце. Ее было так много, что стыков между камнями не видно. Пусть лезут. Наши стены будут только толще.

– Ты похож на ребенка, который думает, что у его папы самый большой меч, и самый тяжелый щит. Ты засиделся за этой стеной. Поверь малыш, бывают крепости побольше этой.

– Я знаю…

– И стены там выше и крепче, – продолжал Маер. –Вспомни ту же Ромулу, далейский гарнизон. Что было, когда Натии дрались за трон. Баур Натий и десять тысяч солдат тоже думали, что стены спасут их. Два дня понадобилось Карту, чтобы подавить мятеж. Хватило всего пять катапульт, чтоб пробить брешь в стене. Просто надо знать, куда бить. Сифеас найдет слабое место. А не найдет, Ротрики подскажут.

– Эрл Маер, – тихо, осторожно, будто извиняясь за свои слова, произнес Приот. – С катапультами здесь им будет трудно.

Маер отхлебнул из кувшина, крякнул.

– Тебе нравится спорить со мной, да?

– Я не спорю, – ответил стражник. – Просто у меня есть вышестоящий командир, которого я не имею права ослушаться. Если мейси Акха прикажет выступить, мы сделаем это сию же минуту.

– В военное время ты должен подчиняться эрлу!

– Я должен подчиняться вышестоящему командиру, – возразил Приот. – И если бы на месте мейси Акхи, оказался военный, или даже любой гражданский чиновник, вы имели бы полное право ему приказать, а уже он приказал бы мне. Я не спорю, решение Харума Адия меня тоже удивило. Но спорить с приказами хозяина не в моих правилах. Этот случай не прописан в уставе. Впервые начальником гарнизона назначен управляющий, который никому не подчиняется. Она даже не гражданин Харпы. Формально, ей не может приказывать даже владыка. Для этого ему сначала надо официально принять ее в Мир, либо выдворить за границу Харпы.

– Это какая-то ерунда, – закатывая глаза, произнес Маер. Откидываясь на стуле, он тяжело выдохнул, и стал барабанить пальцами по столу. – Из-за какой-то глупой ошибки в законе эрл не может отдавать приказы.

– Думаю, Харум Адий знал об этой ошибке, – сказал Приот. – Смутное время эрл Маер. Хозяин всегда был подозрителен к людям обличенным властью, и старался контролировать их влияние, не зависимо от того враги они или друзья. Разве что только эрл Леман был в исключительном положении. На случай его появления мне необходимо будет вскрыть особый пакет.

Маер усмехнулся.

– А Леману, значит он доверяет. Леман всегда был на особом счету. Конечно, приди он сюда, ему не пришлось бы с тобой глупцом спорить.

– Скорей всего да. – Ни чуть не обиделся Приот.

Маер помолчал, и развернулся всем телом в сторону Акхи.

– Вот такие вот повороты судьбы, милая девочка, – сказал он с улыбкой. – Вчера я катал тебя на одном из своих кораблей, и думал, как бы вам всем не свалиться за борт, а сегодня у штурвала стоишь ты. Не легкий груз взвалил Харум на девичьи плечи. Но нужно принимать решение. Теперь все зависит от тебя.

– Я должна принять решение? – холодно спросила она.

– Правильное решение, – поправил он ее, все так же улыбаясь.

– Мы остаемся в замке, – ответила она.

– Подумай еще, – попросил эрл, меняясь в лице. – Здесь нельзя оставаться. Верная гибель. Подумай о своих друзьях. Посмотри на арпийку, посмотри на этих вот братьев, посмотри на Эльзу, она ведь совсем еще кроха. Ее смерть будет на твоей совести.

– Не дави на меня Маер, – все так же степенно произнесла Акха. – Я тебе уже сказала: нет.

– Вообще-то, обращаясь ко мне надо говорить: эрл Маер, – рассерженно бросил он.

– Я подумаю об этом, – ответила она. – У тебя все?

– Да что с тобой, Акха?! – возмутился Эламир. – Зачем ты так с ним?

– На то есть причина.

Маер поднялся из-за стола, за ним встали и все остальные.

– Собственно за этим мы и приходили, – сказал Приот, немного смущенный, но явно обрадованный решением Акхи. – Все что хотели услышать, мы услышали. От себя, если вы позволите мейси Акха, добавлю: вы приняли правильное решение: крепость мы не сдадим. Стражники откланялись, Маер немного постоял в раздумье, и снова уселся на стул.

– Я забыл, мы ведь ужинаем сегодня вместе.

На выходе Приот оглянулся:

– Эрл Маер, в коридоре дожидаются пятеро ваших солдат. Вы бы дали им отдохнуть. Здесь вы в безопасности, уверяю вас. Вам не стоит повсюду водить их за собой. Может, мне следует их отпустить?

– Ты и здесь мне будешь указывать? – огрызнулся эрл. – Мои телохранители всегда ходят со мной. Уйдут, когда я этого захочу. И еще, напоследок, запомни Приот. Я не злопамятный человек, но того, как ты поступил со мной сегодня, я не забуду. Ты мог бы поддержать меня, но решил поиграть в верного долгу дурочка. Все законы, все старые правила погибли в Кругу смерти вместе с нашим владыкой. Сейчас играют роль только симпатии и антипатии. Твой поступок я понял. Что ж, жди ответа.

– Я не понимаю, о чем вы? – удивился Приот.

– Ты понимаешь, – показывая свои белые зубы, произнес Маер. – Можешь идти. И окажи мне услугу: пока я здесь, мне бы хотелось видеть тебя пореже.

– Ну вот, – печально выдохнула Эльза, когда за стражниками закрылась дверь, – все перессорились.

– Да-а, – протянул Маер, – не успеешь запнуться, а по тебе уже топчутся. – Он посмотрел на необычно серьезное лицо Акхи, и усмехнулся ей. – Мне стало интересно… Мне казалось, мы с тобой отлично поладили. Ты в самом деле мне нравилась. Сейчас уже нет, но тогда нравилась. Что же случилось? Что заставило тебя так перемениться ко мне? «На то есть причина» – повторил он слова Акхи. – Интересно ты сказала. Может, объяснишь.

– Ты должна была посоветоваться со всеми нами, – с упреком произнес Эламир. – Я, например, считаю, что эрл Маер прав. Нам надо вырваться из города, пока есть время. Кто знает, может, так же как мы на Восток будет прорываться и Леман. Может, ему нужна наша помощь?

– Такая вероятность есть, – с прискорбием сообщил эрл. – Но эта трусиха нас не послушает. Акха из тех, кто пытается переждать наводнение в погребе, а пожар на чердаке.

– Эрл Леман? – удивилась Эльза, когда услышала его имя. – А ведь он точно направится на Восток. Эламир прав. Акха мы должны выступить! Сейчас же! Мы должны помочь ему!

– Эльза, – с теплотой в голосе произнес Маер. – Ты смелая славная девочка. Такая маленькая, и такая бесстрашная. В тебе есть решительность, которой позавидует каждый в этой комнате. Акха, как ты думаешь, почему карты всегда так странно ложатся на стол. Как причудлива игра Того который знает. Час, когда люди по настоящему начинают ценить жизнь, не редко оказывается для них последним. Тех, кто мечтает о тепле находят замерзшими. Ко боится жажды, проснется в знойной пустыне, а тот, кто получит власть – не захочет, не станет использовать ее для общего блага.

– Я не просила ни о какой власти, она мне не нужна, – выпалила Акха. – Я вовсе не трушу. Остаться здесь не только моя идея. Так хочет Мия, и так хотят братья. Четверо против двоих, за то, чтобы остаться в замке.

– Ты их спросила?

– Мне это не нужно. Я их слышу.

– Ах вот так, – усмехнулся Маер. – А то, чего хочет Эламир, о чем прошу я, или Эльза – не важно?

– Вас меньше. И даже, если бы вас было больше, решать все равно мне. Так хотел первый советник.

Маер прикрыл глаза рукой и еле слышно посмеялся, усталым нервным смехом, порывисто хрипя и дрожа плечами. Трудности возникали там, где их не должно было быть вовсе. Он чувствовал себя запертым в неглубокой пещере с обвалившимся входом. Выход надо попытаться расчистить до того, как кончится воздух, но все свое время он тратит лишь на то, чтобы отгонять сбесившуюся опасную осу.

Опустошив кувшин до конца, эрл поставил его горлом вниз, потом сдвинул в сторону, и вытер пальцем несколько капель, неторопливо размазывая их по столу.

– Все перевернулось с ног на голову, – усмехнулся он. – А вода, как и раньше течет сверху вниз. Как-то обидно. Все погибло, все в руинах, а это Он не тронул. Раз уж Тот который знает решил разрушить мою жизнь, то пусть рушит весь свет, со всеми своими глупыми правилами. Солнцу давно пора погаснуть, Бескрайнему морю протухнуть, а небу самое время упасть на Землю и раздавить всех перепуганных глупых людишек. Нашим страданиям, жестокости, всем воинам нашим одно лишь было оправдание – мы должны были создать новый Мир. Должен был родиться человек разума, человек бескорыстия, человек чести, и что же в конце концов у нас роилось? А получилось так, что опять родился Сифеас. Я не хочу этого, но таковы правила – после дня приходит ночь, после Эмистана Сифеас. Сифеас станет нашим новым владыкой. – Маер вздохнул. – Леман всегда верил в то, что люди станут лучше, верил, что кто-то, потом скажет ему спасибо. А я вот как-то начал сомневаться. Давно уже… Леман смотрит на жизнь сквозь цветные стеклышки, а я предпочитаю естественные цвета. Очень блекло и тоскливо, но честно.

Когда он привез вас сюда, я не мог в это поверить, пока не увидел сам. О Тот который знает и все родившие тебя боги. – Маер посмеялся, и устало улыбаясь, закатил к потолку глаза. – Все в одночасье сошли с ума. Какие еще избранные? Какая еще, к Тритону, война со злом? Как о таком вообще можно говорить с серьезным лицом? Вам самим не смешно? Простудился видно Леман где-то там, на диких ветрах. Это какая-то массовая истерика. Он заразил этим всех. К счастью я не подцепил эту хворь. Все дело в красном соке. Стебли красного лопуха лечат голову от путаных мыслей. Да-да, мне тут посоветовали. Пил бы настойки как я, тога… – На несколько секунд он замолчал, окинул быстрым взглядом, молча слушающих его детей, и подозрительно произнес: – Вы славные ребята. Правда, славные. Я надеюсь, мы говорим на одном языке? Вы ведь понимаете: разговоры о том, что избранные, то есть вы, спасете свет от какого-то там зла, сила комет, армия мертвых, и вся тому подобная ерунда, просто фантазия его больного рассудка! Боги, вслух, это звучит еще нелепей, чем в голове. Хе-хе… О Тот который знает, верни людям разум! Вы вдруг понадобились всем: этому вездесущему… этому придворному любимчику Леману, с его нелепыми идеями, проектами, успех которых можно объяснить только случайностью, каким-то фатальным идиотским везением. Вы вдруг стали нужны Харуму. Этому хитрому, скрытному, постоянно копающемуся в твоей голове червяку. Он ведь не слушает тебя, он считает. Каждый твой ответ всего лишь цифра в длинном примере под названием «ты сам». Каждый раз он его пересчитывает и выводит новый ответ. Один опрометчивый шаг и все твои плюсы станут одним бесконечным минусом. А теперь вы стали нужны… А теперь вы вдруг понадобились этому слепому… этому… – Он вдруг замолчал. Чтоб немного успокоиться, опустил глаза, и с присвистом выдохнул, сквозь плотно сжатые зубы.

– Кому еще мы понадобились? – спросила Акха.

– Никому. Нет, больше никому, – снова, как ни в чем не бывало, улыбнулся он. – Я выпил слишком много этой дряни, – скривился он, покосившись на кувшин. – Просил вина, а принесли эту гадость. В голове кисель, заболтался я с вами; мысли наружу прут, как мухи, через дырявую занавеску, зато рука не болит.

– Вы проболтались эрл, – подозрительно произнес Эламир. – Так кому же все-таки мы еще нужны?

Маер пожал плечами, но пророка это не убедило. Встревоженный голос Эламира вновь раздался в нависшей вдруг тишине.

– Акха, о чем он сейчас думает? – спросил он, пододвигаясь к столу, пытаясь рассмотреть Маера получше.

– Если б я знала, – посетовала Акха. Такого ответа Эламир ожидал от кого угодно, только не от нее.

– А я думал, ты все знаешь, – иронично заметил Маер. Некоторое время девочка испытующе рассматривала его глубокие голубые глаза, наблюдала за поворотами головы, и движением губ, но ни взгляд, ни мимика не выдавали волнения. Акха обратилась к Эламиру:

– Мы не можем ему верить. Он изменился. Я заметила это, как только он вошел. Я больше не слышу его… – значительно произнесла она. – И серебрянных, которые пришли с ним, тоже не слышу. Они стояли у восточной башни. Решила, что мне показалось, но нет. Может, они здесь и не причем, и я теряю свой дар просто, потому что время его пришло, но скорей всего дело все-таки в них. Ведь вас я слышу, и Приота слышу, и солдат на стене слышу, а этих нет. Эрл Маер, признавайся, что ты нацепил на себя – браслеты, кольца, амулеты?.. Кто дал тебе их? Тот слепой старик, который приехал сюда вместе с Талином Ротриком?

– Какой еще старик? – удивился эрл.

– Ты знаешь о ком я. Ты проболтался. Твои руки выдают тебя. Ты сжался. А уши покраснели – верный признак. Ты что-то прячешь.

– Неужели покраснели? – тонкие пальцы Маера помяли пушистую мочку уха. – Придумываешь?

– С кем ты Маер, – обескуражила Акха прямым жестким вопросом.

– С самим собой, – ответил он, и поднялся на ноги. Но стоять было не просто. Его качнуло в сторону, и чтоб не упасть, пришлось упереться рукой в стену.

– Ух-ты, – удивился он своему состоянию. – Такая вот неожиданность. Пил, пил, и вдруг напился. – Обведя взглядом всю компанию, печально произнес: – Вы славные детишки. Мне жаль, что все так глупо срослось. Но так бывает. Жизнь грубый не отесанный булыжник, из которого не выточишь скрипки. Сидишь в тепле и уюте, весь такой изысканный, тонко чувствующий, душа нежная, как усики у кузнечика. А в голове рождается мелодия – неповторимая, нежная и беззащитная, как пальцы младенца. Ткется, как сложный витиеватый узор на ковре. Стол, бокал вина, мерцает свет свечи, а под рукой чертежи нового корабля. И хочется сделать его таким же неповторимым, сложным и гармоничным, как эта мелодия – туру-тут-туру – туру… – напел он, копаясь в памяти. – И все так прекрасно, и так хочется самому быть прекрасным, и совершить для всех большое чудо. А потом бац! И конец. И ты уже бьешь кого-то молотом по голове. А потом тебя… А потом снова ты… Почему? – Маер высоко понял плечи, и удивленно потряс головой. –Куда, когда все делось? И все трещит, и кругом кровь, и чьи-то мозги, и какие-то обломки костей, и еще что-то липкое с волосами… Как это могло случиться, ведь ты другой, ты умный, славный, ты тот с чертежом… Тот, который для всех, а ни это тупое, вопящее, человека-подобное чудовище. Которое хочет только выжить. Готовое перегрызть горло любому, только бы выжить. Выжить для себя. Выжить и больше ничего. Ничего мы не можем с этим поделать. Вот он ты настоящий. Самый настоящий. А того, с кузнечиками и узорами, как оказалось, ты просто придумал. Потому что так удобно. Но жизнь заставит тебя стать честным. Жизнь, свинорылая старуха, с копытами вместо рук, и к каждой роже она поднесет зеркало, чтобы мы, наконец, увидели свое мерзкое отражение. Сухая, бесчувственная. Да, – погружаясь в себя, заключил он. – Жизнь не солнечный зайчик… Прощайте, мои милые, славные друзья. Жаль, что так сложилось. Все могло бы быть иначе. Прости Акха, но ты не оставила мне выбора.

Не твердым шагом Маер направился к выходу. Эламир отошел в строну, давая ему пройти.

– За что же вы извиняетесь эрл? – спросил он, но Маер не ответил; он вышел из комнаты, дубовая дверь за ним подалась назад, но черный солдатский сапог не дал ей закрыться. В проеме двери показался край кольчуги, одного из телохранителей эрла.

– А вот это все очень плохо, – заметил Эламир.– Я ничего не понял, что он там говорил, но мне все это не понравилось.

– Зачем он так плохо говорил про Лемана? – задумчиво произнесла Эльза, разглядывая тень от солдатского шлема, упавшую на пол. – Жалко, что он сам ушел: я хотела его прогнать. А я, глупая, его еще на ужин звала…

– Надо попробовать закрыть дверь, – прошептала Акха. – Я вытащу из камина кочергу, и обожгу этому солдату ногу. Он дернется, навалимся вместе на дверь, и задернем засов.

– Не выйдет, – предупредил Эламир. – Дверь держат двое.

– Зачем держат? – не поняла Эльза. – Они ведь сейчас просто уйдут и все, да?

– Эльза, отойди от двери, – приказным тоном произнес Эламир. Девочка хотела возразить, но в его взгляде было что-то такое, что заставило подчиниться. – Иди дальше, к окну. Акха, Мия, встаньте за моей спиной. Акрон, ты с братом, тоже, спрячьтесь вон там, за шкафом…

Оставив избранных, Маер прошел мимо пятерых своих телохранителей, и скоро оказался возле лестницы с широкими ступенями, где дожидались еще трое серебряных. Его походка вновь обрела твердость, но взгляд оставался мутным, растерянным, выражение лица выдавало внутреннюю борьбу. Подойдя, к одному из своих людей – высокому, крепкому хотя, и не молодому воину по имени Шеран, он остановился.

– Постарайся, чтобы они не кричали, – сказал эрл. – Сам знаешь, какие у них сейчас голоса. Сначала девчонок, потом мальчишек… И не входите по оному, лучше все вместе…

– Не волнуйтесь эрл, сделаем все быстро,– сказал Шеран, дал знак двум другим, чтоб следовали за ним, но Маер придержал его.

– Я не буду вас ждать. Мы спустимся по веревке с северной башни, и уйдем, а вы идите к южной…

– Я все помню эрл Маер. – Он снова дернулся, но хозяин все еще держал за предплечье. Лицо Маера вдруг скривилось, будто его заставляли съесть что-то противное: горькое и с неприятным запахом.

– Только пусть не кричат…

– Хорошо.

– Не делай им больно. Так вот, чтоб рас, и все. Сначала… Сначала, наверное, все-таки девчонок, да?

– Конечно.

– Все правильно… Ты все помнишь… А кого вы убьете первой? – спросил он задумчиво.

Шеран вопросительно посмотрел в ответ. На разговоры времени у них совсем не было. И разговоры эти были какими-то странными.

– Первой убью арпийку, ту, которая с косой, – с ноткой недовольства ответил он.

– Арпийку, значит. Может быть, да. Она такая молчаливая, знаешь…

– Мне не нужно этого знать эрл.

– Да-да… Там есть Эльза… славная такая Эльза. Может быть, не стоит ее… Просто оглуши, и все… и пусть лежит…

– Эрл, если прикажете, я могу всех их только оглушить.

– А я не могу, – сказал Маер. – Ты прав, глупости все это. К Тритону кузнечиков. Хватит врать самим себе. Мы те, кто мы есть. Всех, значит всех. До чего же мерзкая эта жизнь…

Глава 10

«После поединка, – говорил Леман Алю, – ты сразу отправишься в Белый замок Харума к избранным. Нигде не задерживайся, на улицах не мелькай. Если тебя кто узнает, слух пронесется сразу. Сейчас охотников за твоей головой в городе, как гнилых зубов в ведре у зубодерга. Они знают все места, где ты можешь появиться. Так что и не думай возвращаться к себе в Красный замок, забудь про меня, и про Астаера, и к отцу во дворец один не суйся. Вечером и я подтянусь к старику, там и решим, как быть дальше. Ты все понял? Я ведь не сделал ошибку, когда решил взять тебя с собой, правда?»

«Если бы ты не взял меня, – отвечал на это Аль, – я бы пришел сюда сам».

В сопровождение Алю эрл выделил троих своих бородачей. Их задача повсюду следовать за ним; находясь, не очень близко, чтоб не выдать, и, вместе с тем, не очень далеко, чтобы в нужный момент прийти на помощь.

Как и томена, охранников облачили в просторные, песочного цвета плащи, с глубокими капюшонами. В таких часто ходили заезжие на рынок фермеры и рыбаки. Теперь в толпе их было не различить. Кольчуги, мечи и топоры были надежно укрыты от чужих глаз.

За боем Аль наблюдал с нижних трибун. Все закипало внутри от злости и обиды, когда профессиональные поединщики Ротриков без особых усилий, и с невероятной жестокостью расправились с гвардейцам Басилов. Он видел, как Леман спорил на балконе с отцом, а потом сбежал с лестницы, отнял у последнего гвардейца меч и вошел в круг, вместо него. Леман для Аля всегда был воплощение бесстрашия, ловкости и силы. В глазах Аля, он непобедим, почти бессмертен, и он никогда не понимал отца, Харума, или того же Астаера, которые всегда пытались оградить эрла от любой возможной опасности. «Леман созидательная сила, – в один голос твердили они. – Это в нем главное. Леман должен придумывать, создавать и строить; растрачивать его живой ум, и интуицию на что-то еще, все равно, что древней арпийской вазой бить мух на стене». Но Аль так не считал. «Трудяг в Харпе всегда хватало, – думал он. – А справиться с поединщиком, с двумя, с тремя сразу – вот особый талант. Быть лучше, сильнее других. Снова и снова побеждать. Доказывать свое превосходство в каждом бою – рискованно, смело, и по-настоящему важно».

Все, кто вышли против Лемана в этот день, расстались с жизнями. И это еще раз убедило Аля, что он прав. «Если бы Леман дрался первым, четверо наших гвардейцев остались бы живы» – с сожалением думал он.

Победы Лемана вдохнули в парня новую уверенность. Поддавшись общему настроению, как и все, он выкрикивал имя своего отца, когда тот спускался к арене. Аль предвкушал скорую победу, но в походке и движениях Эмистана, что-то показалось ему странным. Что-то вдруг насторожило и даже испугало томена. Он больше не кричал как все, подпрыгивая и вскидывая вверх руки. С последним глотком воздуха, внутрь пробралось скребущее болезненное ощущение неизбежного несчастья. Желудок сжался в камень, и режущими нитями потянул на себя остальные органы.

Вцепившись в перила Аль наблюдал за каждым шагом владыки, и когда Эмистан обронил меч, все нити натянулись до предела и сдавили горло.

Владыка вошел в Круг смерти. Трибуны начали стихать, пронесся шепот, повисло молчание, и вдруг, в один миг, вся вселенная взорвалась оглушительным криком отчаяния и боли.

«Убит!» – молнией сверкнуло в голове Аля. «Измена! Предательство!» – толпа заволновалась, колыхнулась вниз, прижимая нижние ряды к солдатам оцепления.

Аль дрожал от злости, кулаки побелели, а лицо стало багровым, будто обдали кипятком. Он еще не понял, что произошло, и точно ли погиб отец, и кто виноват, но где-то там за оцеплением точно было предательство, и надо было срочно туда прорваться, и отомстить, и наказать всех врагов, которые убивают их, хохочут, плюют в душу и думают, что все это им сойдет с рук.

Оцепление прорвали в нескольких шагах от Аля. Его оттеснили, толпа хлынула вниз, и те, кто оказались первыми, наткнулись на мордейские штыки. Здесь, у самой арены своих владык защищали больше тысячи охранников со всех Миров Пятигорья. Ловко орудуя копьями и мечами, мордейцы расправлялись с толпой; они медленно организованно отступали, возводя перед собой баррикады из человеческих тел. Стратегия их была проста и эффективна. Первый ряд воинов сдерживал натиск щитами, а из-за их спин, имея достаточно места, чтоб размахнуться, наносили свои смертоносные удары копейщики.

Верхние трибуны напирали. Толпа вынесла Аля прямо на штыки, и скоро он оказался прижатым к к щиту. Над головой сверкали стальные жала копий. Аль уперся в щит локтями, в надежде выиграть хоть какое-то пространство для маневра. Несколько раз это спасло ему жизнь. Как только копейщик делал очередной выпад, Алю удавалось уклоняться, и копье вонзалось в того, кто оказывался позади. Натиск был таким, что убитые не падали, а продолжали двигаться вместе с толпой.

В какой-то момент у Аля потемнело в глазах, грудь будто сдавило тисками и продолжало сжимать, но к счастью мордейцы не выдержали напора, и отступили, потеряв строй. Аль вовремя смог вытащить свой короткий клинок, и скользящим ударом успел отвести в сторону нацеленное в живот острие чужого меча. Ответным ударом в бок, он убил нападавшего. Щиты снова сомкнулись, но Аль смог подпрыгнуть, и проткнуть шею держащему щит мордейцу. Солдат упал, потянул на себя, и томен вдруг оказался среди врагов. Больше он не контратаковал, только отбивался, но вражеских копий и мечей было так много, что отразить их всех, или увернуться, получалось не всегда. Аль дрался, но мысли были не здесь. Он думал об отце, думал о Стахе, который еще не успел уйти из Круга смерти. И он еще тешил себя надеждой, что сможет вырваться отсюда, догнать его и убить.

В пылу схватки, томен почти не чувствовал боли. Ему сильно рассекли кожу на голове, и теперь кровь заливала правую половину лица, широкий мордейский меч ударил в грудь, и если б ни кольчуга, разрубил бы до позвоночника, а так сломал несколько ребер и рассек плечо. Для одного врагов здесь было слишком много, еще чуть-чуть и Аля порубили бы на кусочки, как тушу теленка на рынке. Но телохранители бородачи подоспели вовремя. Для мечей здесь тесно – не размахнешься, и они пустили в дело свои короткие крепкие горские топоры. Аля оттеснили, и это дало, какое-то время для передышки. Только сейчас он заметил, что харпийская стража уже не сдерживает толпу, солдаты оцепления вместе со всеми атакуют разрозненную пеструю армию девяти Миров.

Нижние трибуны были завалены мертвыми телами, но бой не прекращался, схватка в самом разгаре. Толкаясь локтями и запинаясь об покойников Аль смог пробиться к краю арены. Охранники отстали и потеряли его, но он не собирался никого ждать. Томен двигался наперерез течению, поэтому смог заметить продирающегося следом одетого в черную рясу старообрядца. «Что-то с ним не так, – подумал Аль. Еще раз оглянулся, и понял что с эти божьим человеком все не так. Перебитый нос, исполосованное шрамами лицо, и выбитые зубы. – Этот не из тех, кто всю свою жизнь день и ночь молится Тому который знает, – заметил про себя Аль. – Охотник за головами. Золотой ромб, отточенный нож и дешевое кабацкое пойло – единственные боги, которых он признает».