Зорох

Лемана охватила злость и отчаяние – он был готов на любой безрассудный поступок. Только ров и предательское пламя отделяли его от Стаха, не давали убить прямо здесь и сейчас. На секунду боль утраты взяла над другими чувствами. Леман закрыл глаза, пытаясь осознать случившееся. Не стало его брата, не стало лучшего друга, не стало какой-то части его самого.

То, что произошло в Кругу смерти, не было поединком. Здесь состоялась казнь – дерзкая, жестокая и ужасная по своим последствиям. Ступив в Круг смерти Эмистан уже не видел Стаха. Земля уходила из под ног – трибуны, песок арены и пламя потеряли свои очертания, стали просто размытыми серо-желтыми пятнами. Руки не слушались, и даже глаза уже не смотрели в нужную сторону. Он утратил контроль над телом и мыслями. Чтобы не упасть пришлось упереться на меч, и своим первым ударом противник выбил эту опору из его рук. Вторым ударом Стах пронзил его своим мечом, и, наваливаясь всем телом, несколькими толчками проколол насквозь.

Взгляды Лемана и Стаха пересеклись. Злой отчаянный взгляд Лемана, и самоуверенный, надменный взгляд Стаха. Взгляд триумфатора. Взгляд, в котором чувствовался вызов и презрение.

На трибунах творилось что-то невообразимое. Вся толпа разом подалась вниз. «Измена!.. – сдавленно, надрывно кричали ото всюду. – Измена!.. Смерть Ротрикам!..» Солдаты харпского оцепления с трудом сдерживали их натиск. Владыки девяти Миров занимали нижние ряды. Вся их многочисленная охрана была сегодня с ними. Часть охранения, прикрывая владык щитами, уводили их к выходам, которые вели в скрытые под трибунами залы. Остальные, щетинясь мечами и копьями, заняли круговую оборону, готовясь к тому, что харпийцы не смогут сдержать натиск разгоряченной толпы. И скоро, вполне предсказуемо, этот неудержимый поток прорвался сквозь оцепление сразу в нескольких местах. Безоружные люди наткнулись на непроходимую преграду копий и мечей. Верхние ряды теснили тех, кто находился внизу, и остановить эту давку было невозможно. В считанные секунды от мечей ромульцев и отийцев погибли десятки, если не сотни харпийцев. Солдаты оцепления еще сдерживали натиск, но в их действиях уже не было уверенности, ведь за их спинами гибли соотечественники.

Над ареной, на удивление громко и отчетливо раздался приказ Лемана

– Солдаты, развернуть копья! Атарьер рух! – несколько раз крикнул он. – Атарьер рух! Наши враги за нашими спинами! Смерть Схале! Смерть Адломе! В атаку!

Вся восточная и южная сторона подчинялась Леману. Командирам корпусов даже не пришлось повторять приказ эрла. Солдаты сами бросились в бой. Леман был на самой арене и скоро оказался в гуще схватки. Злости его не было предела, и он наносил один смертельный удар за другим. Он так увлекся схваткой, что в какой-то момент оказался посреди вражеского отряда, и его верно бы зарубили, но верные охранники, крепкие, как дубы, бородачи из Диких земель, отбили своего хранителя.

Воины северного и западного оцепления подчинялись Харуму Адию, но и они развернули свои штыки. Сам Харум Адий, как растворился – его не было ни видно, ни слышно.

Численное преимущество скоро дало о себе знать. Болейцы и заптийцы были перебиты, адломцев осталось не больше полусотни. Ромульцам досталось меньше всех. Почти все они бросили свои мечи и упали на землю. Керчаки, мордовцы и воины Схалы еще защищали входы коридоров, в которых скрылись их владыки.

Чувство мести обжигало сердце Лемана, злоба с каждой секундой только разгоралась в нем. Он уже представлял срубленную голову Стаха, видел корчащихся в смертельной агонии владык, и порубленные на мелкие части «лапы» паука. Но что-то изменилось. В какой-то момент он заметил перед собой посеребренную харпийскую кольчугу. Такую носили штурмовики эрла Маера из пригородных гарнизонов. Леман еле сдержался, чтобы ни нанести удар. Опешив, он поднял голову, и увидел, что серебряные воины уже поднимались по ступеням трибун; они вклинивались в толпу, постепенно разделяли ее на множество частей. Неудержимый искрящийся поток проникал на арену через главные ворота. Огибая Круг смерти, «серебряные» заполняли собой все пустое пространство. Отгораживаясь щитами, они оттискивали все дерущиеся стороны друг от друга, перегораживали проход к коридорам и залам, в которых укрылись владыки. Бой постепенно сходил на нет.

– Леман, – услышал эрл голос Харума. Он повернул голову и увидел старика, возле кованной решетки входа, к которому он так хотел пробиться. – Это я привел их, – сказал он. – Этот бой закончен Леман. Отзывай людей.

– Я не собираюсь отпускать их! – крикнул эрл. – Они отравили Эмистана! Они убили моего брата. Домой они вернутся без голов! Пусти меня Харум. Не вынуждай меня проливать кровь харпийцев. Нам хватит сил прорвать оцепление. Не стой на моем пути!

– Мы не можем убить владык всех Миров Пятигорья.

– Можем! Они могут убить нашего, значит, и мы можем убить всех их.

– Кого ты собираешься убивать, Леман? Карт Натий и Талин Ротрик уехали из Харпы еще утром. Это они придумали убить Эмистана. Они знали, что ты станешь мстить. Ты убьешь владык, которые остались здесь, и тогда войны нам уже не избежать. И поверь, эта война будет стоить дороже ста тысяч ромбов…

– Но Эмистан!..

– МЕРТВ!!! – перебил его Харум. – И скоро у нас будет новый владыка, – сказал он уже тише. Помолчал немного, еле заметно поморщился, и дабавил: – А Сифеас жив. И пока еще жив Аль. Пока… Вот о чем надо думать.

С необычным проворством для старика, Харум залез на бетонный парапет.

– Командиры первого оцепления, слушайте меня! – крикнул он. – Приказываю: опустить оружие, и отступить! Бой закончен! Уводите солдат с трибун!

– Солдаты не слушайте его! – крикнул кто-то в толпе. – Старик вместе с ними! Харум предатель! Измена!..

– Измена!.. Измена!.. – поддержали его десятки голосов. Трибуны заволновались с новой силой. Опять зазвенели мечи. Солдаты оцепления ринулись к проходам, толпа толкала их в спины, и постепенно «серебряные» стали отступать.

– Леман! – крикнул Харум эрлу. – Останови их! Останови, пока еще можешь!..

Харум был прав, Леман понимал это, и как ни хотелось довести начатое до конца, но надо было остановиться.

– Щит на плечи! – скрипя сердцем, крикнул он своим бородачам, и через секунду один из них вытащил и поднял над головой деревянный круглый щит. Он, и еще трое других поставили его на плечи, и подперли шеями. Давка была ужасной, с большим трудом, но Леман все же смог вскарабкаться на эту качающуюся платформу, и, возвышаясь над толпой, стоя на одном колене, приказал отступить.

– Солдаты назад! – кричал он снова и снова! – Назад! – повторял, пока, наконец, его не услышали. Натиск стал ослабевать, щит Лемана перестал качаться и он смог встать в полный рост. – Поднять копья, мечи в ножны! –произнес он охрипшим, но все еще громким и уверенным голосом. –Командиры первого и второго оцеплений уводите отряды через главные и восточные ворота! Третье оцепление выходит через северные.

На мгновенье стало тихо, и уже через секунду, над трибунами раздались зычные команды командиров:

– Первый аклертит, конец атаки! Отступить на центр! Стройся на выход!.. Второй аклертит, конец атаки! Отступить на центр! Собраться на исходной!.. Третий аклертит, конец атаки! Атарьер рух! Всем идти к восточным воротам!.. Четвертый…

– Леман посмотрел на Харума. – Народ с трибун пойдет через западные. Пусть твои организуют, – сказал он устало, и повернулся к арене. Там, в Кругу смерти все еще стоял на коленях, пронзенный мечом Эмистан. Он так странно держался за рукоять, что казалось, проколол себя сам. Голова его была опрокинута лицом вверх, глаза смотрели в небо, дымный ветер трепал черные вьющиеся волосы. Когда-то, кажется, это было лет десять назад, они плыли на «Грозном владыке» по Бескрайнему морю на север Диких Земель, чтобы выбрать подходящую бухту, и построить на берегу Новый город. Леман вспомнил, как выхаживая вдоль правого борта, Эмистан часами смотрел на линю берега. Ветер тогда так же трепал его длинные густые волосы. И однажды он поднял руку, посмотрел на Лемана, и тыча пальцем в сторону нескольких завалившихся рыбацких изб, на изъеденном волнами каменистом берегу, крикнул: «Здесь! Здесь будет первый северный порт! Здесь мы построим город!»

Леман будто бы ждал, что сейчас он повернется так же, как тогда, но он оставался неподвижен. Руки, кожа лица и даже губы стали белыми и твердыми, как мрамор.

Стаха уже не было. Мост, по которому он ушел, окруженный черным дымом, полыхал надо рвом.

Глава 6

Харум Адий приехал за детьми рано утром. Поединок Эмистана и Стаха должен был состояться в полдень. Старик торопился, бесцеремонно заходил в комнаты девочек, и со словами: «Очень быстро! Очень! Совсем нет времени…» бросал их одежду и обувь на одеяла. Если дети не спешили просыпаться, начинал стучать тростью по спинкам кроватей.

– Куда мы так торопимся? – морщась от света свечи, пыталась возражать Эльза. – Я опять не высплюсь, и у меня снова будет болеть голова. Заберите нас утром.

– Уже утро.

– Не правда, на улице темно, – шептала она, снова проваливаясь в сон.

– Ромульцы, – резко сказал Харум, и девочка вздрогнула.

– Где? – пуча глаза, встрепенулась она.

– Одевайся, – повторил старик, и подтянул к ней тростью, светлое теплое платье.

– Так не-ль-зя… – обиженно протянула Эльза, когда поняла, что он обманул.

– Мне можно, – сказал Харум. – Я старый, – добавил он так, будто теперь его надо за это пожалеть.

Эламир поднялся один из первых. Он знал о предстоящем поединке, как знал и то, что Харум захочет их перевезти в безопасное место именно этой ночью. То, что Эмистан примет вызов, стало неожиданностью для всех. Харуму надо было торопиться, и быть готовым, к любым последствиям этого решения.

Дольше всех поднимались братья горцы. Этой ночью они совсем не спали. Еще днем Акрон заметил, что-то странное в поведении брата. Нирон смотрел на него. Смотрел ни как обычно, вскользь, мимоходом, а смотрел сосредоточенно, по долгу, будто хотел запомнить, будто прощался. Вечером, ложась спать, Нирон положил под его подушку свой кинжал, и розовый камень, который нашел в кожаном мешке на ремне изгоя, и с тех пор носил в кармане. Это было самое ценное, что было у Нирона. Дорогой подарок – совсем не в его духе. Прощальный подарок.

Акрон притворился спящим, но не смог бы уснуть, даже если бы захотел. Волнение брата, передавалось и ему.

Наступила ночь. Вернулся Леман, поскрипел половицами на третьем этаже, и снова ушел куда-то. Не смотря на охрану и прислугу, Нирон смог покинуть дом незамеченным. Еще днем он приметил на хозяйственном дворе большую и не очень тяжелую лестницу, по которой легко можно было перелезть через забор.

Он нашел ее на прежнем месте. Тащить лестницу было не так просто, как он думал: она оказалась скользкой, и оставляла на руках занозы. Но все получилось. Когда добрался до кованных заостренных прутьев, то в последний раз взглянул на занавешенное окно, за которым должен был спать Акрон. Мысленно попрощавшись, он аккуратно перелез через прутья, сбросил лестницу обратно, и спрыгнул вниз, на узкий каменный тротуар улицы. Акрон не выпускал его из виду. Легко повторил его маневр, и отправился следом. Вот только лестницу, не стал бросать во двор, а аккуратно, перетащил на другую сторону. Ведь он, в отличии от брата, планировал вернуться.

Ночь была холодной, темной и безлюдной. Серп луны изредка появлялся и снова исчезал за тучами.

Наверное, Нирон чувствовал, что за ним следят, и все время оглядывался. Но Акрон был осторожен, и предугадывал каждое движение. Он шел за ним не для того, чтобы остановить. Если брат решил уйти, ничто не сможет помешать. Но необходимо было узнать, куда он уходит, почему? и главное, что с ним будет дальше?

Вдоль дороги на тротуарах росли не высокие березы с длинными ниспадающими почти до земли ветками, как у плакучей ивы. На листьях мерцали голубые и зеленые огоньки березовой тли. Когда Нирон проходил рядом с деревьями огоньки затухали, но стоило отойти, вспыхивали с новой силой, выдавая его маршрут. Акрон заметил это и старался держаться подальше от этого пугливого света.

Слева показался парк и Нирон свернул к нему. Они перешли через подвесные мосты, перекинутые через небольшие ручьи и речушки. За городом разделенная река вновь соединяется в один стремительный поток.

Впереди по краям площади в свете факелов мерцали доспехи городских стражников. А в самом центре серебристым отблеском отчерчивались контуры распластанного по земле окаменевшего дракона. Совет пока не знал, как поступить с ним дальше, но, харпийцы уже свыкались с мыслью, что чудовище останется здесь надолго, возможно навсегда.

Площадь осталась в стороне, Нирон снова свернул на темную улицу, и скоро оказался возле той самой пивной, где впервые встретился с Коеном. Странная необъяснимая связь была между ним и этим слепым, но обладающим невероятной внутренней силой, стариком. Нирон чувствовал почти физическую, сравнимую с голодом или жаждой потребность находиться рядом. Та же связь была между ним и братом, но Акрон не похож на него, брату не нужна месть, он не хочет возвращаться, а вот старик сразу угадал его мысли – напомнил о врагах, обещал помочь, и предложил выбор.

Обломков, камней, пыли, разбитых стекол – ничего этого не осталось. Улица была вычищена и вымыта. Вдоль разрушенных стен домов, до самых крыш, высились строительные леса. Возле входа в пивную стояли новые столы и широкие крепкие скамейки.

Нирон сел на скамью, доски пахли смолой, хвоей и сломанными ветками. Сомнения все еще терзали его, и сейчас желание вернуться к брату пробудилось с новой силой. Вспомнился чужой лес, пещера наполненная светом костра и Акрон, который сидит напротив и нехотя стругает колья для ловушки.

«Да. Тогда, впервые за четыре года он заговорил со мной, – вспомнил Нирон. – Отступник. Только тот, кто может перешагнуть через правила, способен на великое. Наверное, он может… Наверное… Но Охайра должна была сказать это мне. Это я готов идти до конца, а он… а он… – Нирон всхлипнул, из глаз потекли слезы. – А он ни во что не верит. Пророчество для него пустой звук. Это все Найя нашептывала: не верьте Сынам, не слушайте старых обманщиков… Вот он и не верит… Все она виновата…» – Нирон вспомнил мать, вспомнил шалаш и ночную вьюгу. Вспомнил тоску, леденящую сердце, и последние слова матери: береги его, ты старший… И вдруг воспоминания рассеялись. Он что-то почувствовал: что-то навалилось сверху, сжало в тиски и спутало мысли. «И тогда было так же» – подумал он, присматриваясь к темноте.

Акрон наблюдал за братом из-за угла дома, когда услышал позади себя какой-то странный стук, будто кто-то бросал с крыш камни, а потом раздались неторопливые шаги, послышался тяжелый вздох. Деваться Акрону было некуда, он почувствовал себя в западне, и это его испугало. Прижимаясь к стене дома, с нарастающим волнением мальчик смотрел, как высокая, чуть сгорбленная, мужская фигура выплывает из темноты, проясняется, как утопленник, поднимающийся из речной глубины.

Он шел по противоположной стороне улицы, щупая мостовую кривой клюкой с каменным наконечником. Сравнявшись с Акроном, остановился, и повернул лицо в его сторону. Мальчик затаил дыхание. В ушах шумело, словно в горное ущелье пришла большая вода, и от этого шума, казалось, вот-вот взорвется голова. Незнакомец был слеп, но смотрел сейчас точно на него. Смотрел, почти полминуты, и крутил головой, как-то странно, как это часто делают собаки, когда с ними пытается разговаривать хозяин.

Акрон не заметил, когда слепой пошел дальше, просто снова расслышал, как стучит об камни клюка, а когда встряхнул головой, увидел его тощую спину уже далеко впереди себя.

Скоро слепой оказался возле скамьи, на которой минутой ранее дожидался Нирон. Только сейчас Нирона на ней не было. Как не было нигде поблизости – ни на этой, ни на противоположной стороне улицы. Он ушел. Он передумал.

Слепец недолго покрутился на одном месте, задержал взгляд на Акроне, а потом, так же медленно, как появился, побрел дальше вверх по улице, звонко постукивая по мостовой каменным наконечником.

Когда Акрон вернулся, лестницы у забора уже не было, пришлось стучаться в ворота. Его просили назваться, но он молчал. Акрон не мог произнести ни слова. О том, что он отступник, могли знать только самые близкие. Стучал до тех пор, пока двое разъяренных бородачей, угрожающе вытягивая мечи из ножен, наконец, ни вышли на улицу. К счастью для мальчика, его сразу узнали, и пустили в дом. Через несколько минут четверо сонных, наспех натянувших на себя кольчугу мужчин, торопливо обошли все комнаты на втором этаже, проверяя, все ли дети на месте. Весть о том, что те, кого они должны охранять таскаются по ночному городу, подняла на уши всех, даже прислугу.

Когда Акрон зашел в комнату, брат лежал на своей кровати, отвернувшись лицом к стене. Акрон заглянул под свою подушку, и не обнаружил там, ни ножа, ни камня. Усмехнувшись чему-то, он быстро разделся, прыгнул под одеяло и почти мгновенно уснул.

Глава 7

Дом Харума Адия, это огромный замок посреди города. Элинор Басил подарил его Харуму после предательства и последующего изгнания своей родной сестры Криоллы. Когда-то северная и восточная стены замка были частью городской стены, но город постепенно разрастался, раздаваясь в разные стороны, и со временем, это громоздкое строение перестало быть спасительным укрытием от внешних врагов. Однако, замок все еще мог спасти от врагов внутренних, поэтому избранных решили перевезти именно сюда. Замок охраняли больше ста воинов стражи. Харум был очень недоверчив, и значительную часть своего времени уделял собственной безопасности. Даже во дворце Эмистана охранников вдвое меньше, чем у его первого советника.

Детей привезли сюда еще до рассвета. Но даже, когда солнце осветило двор, проникая в бараки, пробираясь в башни и чертоги, внутри оставалось все так же мрачно и сыро. Не сравнить с тем, что было у Лемана. Харум не выделил им даже отдельных комнат: всех разместили в небольшом плохо освещенном зале. Плотники наспех сколотили для них что-то наподобие передвижных ширм, прислужники занесли скрипучие кровати, перекошенный шкаф, мутное зеркало, дров для закопченного камина, и больше не появлялись. На этом обстановка закончилась.

Харум торопился, пробормотал что-то про то, что это временно, попрощался со всеми, и когда очередь дошла до Акхи, попросил проводить до ворот.

– Акха, из всей вашей разбойничьей компании, ты мне кажешься самой взрослой и рассудительной, – говорил он ей по дороге. За ними неотступно следовали четверо стражников, громыхая тяжелыми сапогами по каменному полу коридора. – К тому же ты знаешь о людях, немного больше других, – продолжал он. – Я вижу только стены, ты смотришь сквозь них, видишь горизонт, и заглядываешь дальше. – Харум остановился, и дал знак охранникам, чтобы они отстали. – До меня доходит много неприятных слухов. У меня всегда хватало доброжелателей, которым не терпится увековечить мой светлый образ в камне, и выступить с хвалебной речью на похоронах. С недавних пор такие друзья появились и у вас. Когда они ходили в белых плащах, вы легко отличали их от остальных, но они стали умней. Они надели самые разные одежды, и натянули разные выражения лиц. Ты видишь четверых мужчин в доспехах за моей спиной? Все они начальники моей стражи. Их верность проверена временем. Им я доверяю как самому себе. Но когда-то очень давно, когда я был маленьким, я пообещал бабушке, что больше никогда не уйду в город без ее дозволения. Я искренне верил, что у меня это получится, но… Так я перестал доверять самому себе.

Сегодня трудный день, – продолжал он. – В полдень наш владыка и томен Стах переступят Круг смерти. Эмистан прекрасно владеет мечом. Он один из лучших, но… Если его постигнет неудача, она отразится на всех нас. Сифеас объявит нас предателями, лишит власти, а со временем и жизни. Будет именно так. Сомнения только в последовательности этих событий.

Начальникам своей стражи я дал особые распоряжения. Они во всем подчиняются тебе. Следи за ними. Слушай о чем говорят, и о чем молчат. Может так случиться, что меня или Лемана сегодня убьют. Никуда не бегите, оставайтесь здесь. Стены этого замка выдержат еще ни одну атаку. Гарнизон я увеличил до пятисот человек. Запасов воды и еды хватит на месяц, но столько времени вам не понадобится. Молитесь, чтобы не убили Аля. Если Сифеас доберется до него, то во всем этом не будет никакого смысла. Если у томена хватит ума не лезть на рожон, то будет так – Армии, которые подчиняются мне, Маеру и Рикону разделятся. Одни будут поддерживать Сифеаса, другие Аля. Перевес будет не в нашу пользу: Сифеас первый наследник. Нам надо будет продержаться всего неделю. Через неделю в город войдет клоарит Астаера. Его армия непобедима и монолитна как камень. В ней только потомственные войны. Их предки служили предкам Астаера тысячу лет. За своим эрлом они пойдут и в огонь и в воду. Если он успеет, то новым владыкой будет Аль.

Акха хотела его перебить, подняла палец, но все-таки передумала.

Харум заметил ее жест.

– Спрашивай, – сказал он, закладывая руки за спину.

– Зачем все это? – спросила она.

Глаза Харума сузились. Вопрос показался ему непонятным и странным.

– Эмистана не убьют, – пояснила Акха. – Ты зря так волнуешься.

– Надеюсь, что зря, – ответил он.

Они пошли дальше по коридору.

– Таких эрлов, как Леман еще трое? – спросила Акха задумчиво. – Астаер, Маер и Рикон, правильно?

Старик кивнул. Акха опустила взгляд, подумала, и снова посмотрела на него.

– Ты доверяешь этому Рикону? Он так любит роскошь. У него много земли, домов, кораблей и еще больше любовниц. Если придется выбирать между всем этим и честью, что он выберет?

– Рикон? – Харум задумался. – Рикон выберет честь.

Акха пожала плечами.

– Ведь у него тоже есть армия… А вообще, что будет если кто-то из эрлов станет на сторону Сифеаса?

– Если это ни Астаер, то это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Люди не будут сражаться за Рикона или Маера, они будут драться за своего владыку. За того, которого выберут. Так или иначе запад и юг расколется. А вот с севером все будет иначе. Диким землям нет никакого дела до Харпы и ее владык. Они пойдут за хранителем. Дикие боготворят Лемана, и если бы он захотел, давно бы уже создал свой Мир. Но Леман нам не опасен, потому что армия его мала, потому что Север охвачен войной, потому что у них там голодные, желтая сепуха и вообще непонятно что и, наконец, потому что Леман это Леман, и он всегда будет за нас.

– За нас? – спросила Акха. – А кто такие эти мы?

– Просто хорошие люди, – произнес Харум первое, что пришло в голову.

– Странный союз. Плохие тоже говорят, что они хорошие. Легко обмануться.

– Иногда и хорошие, говорят, что они плохие, – ответил Харум. – Только это не важно, что они все о себе говорят. Мы-то с тобой знаем, кто есть кто, правда?

– Ты не знаешь, хорошая я или нет. Ты не умеешь читать мысли, – улыбнулась девочка.

– Я умею слушать слова, – сказал Харум.

Когда они добрались до ворот, перед тем, как проститься Харум еще раз предупредил Акху:

– Ты за главного. Все вопросы начальники стражи будут согласовывать с тобой. Не разрешай никому выходить из замка. Держитесь подальше от окон. Ни с кем не разговаривать. Никого не впускать. Никаких посыльных от меня или от Лемана не принимать. Никакой дополнительной охраны в замок я присылать не буду. Уясни это. Запомни.

В час поединка город опустел, будто вымер. Изредка на дорогах скрипели крестьянские повозки. Рынок сегодня закончился рано, и большинство телег возвращались груженные нераспроданным товаром.

Все окна зала, в котором поселили избранных выходили на двор, и только из одного можно было увидеть городскую улицу, винную лавку и часть сапожной мастерской. Дальше обзор закрывала высокая башня замка.

Еще с утра никто из детей не сомневался в победе Эмистана, но к полудню эта уверенность куда-то исчезла. Акха рассказала об опасениях Харума, но смысл этих слов до них, и до нее самой, стал доходить только сейчас.

– Если умрет Эмистан, то они захотят убить и Аля, – стоя у окна, и вглядываясь в край опустевшей улицы, сказала Эльза. – А если умрет Аль, значит, умрет и Леман. Потому что Леман, никогда им этого не простит. И когда они убьют Лемана…

– Они его не убьют, – остановил ее Эламир. – Сделать это будет не так просто. Ты не видела, как он дрался с Аклюсом. А Аклюс, уж поверь, знал как обращаться с мечом. У него талант к убийству. Но противопоставить мастерству Лемана ему было нечего. Эрл расправился с ним, как волк с ягненком.

Эльза улыбнулась, но слова Акхи живо стерли улыбку с лица.

– Аклюс был один, а там таких , как твой Аклюс тысячи, – хмурясь, произнесла она. – До конца Леман может рассчитывать только на дюжину своих диких. Сифеас первый наследник. Он только щелкнет пальцами, и все городские гарнизоны переметнутся на его сторону. Харум предупреждал, что их могут убить.