История Смотрителя Маяка и одного мира

Заснуть на Обряде – это было одно из самых страшных преступлений. Поэтому Тео благодарил всех просветителей-свидетелей за то, что большую часть Утреннего Обряда нужно было стоять, держа в руках светильник, – так заснуть было очень сложно. К тому же слушатель Гранций всегда добросовестно выполнял все мысленные Правила Обряда, что также не оставляло сну ни одного шанса пробраться в его сознание.

Но на занятиях после Обряда всё стало куда хуже. Как назло, первой была риторическая практика с Инанисом Сервилом – непростое дело даже для тех, кто хорошо выспался и не занят посторонними мыслями. Как обычно, Инанис немногословно сообщил слушателям вводные для диспута: триста пятьдесят лет назад, правление короля Лукида Мирного, столица Королевства, в Совете обсуждается текст Эдикта Школы просветителей, а делегация служителей – авторов Жизнеописания представляет в столичном Университете свой труд и доказывает необходимость автономии в обучении и ведении внутренних дел Школы.

Просветитель Инанис разделил слушателей третьего года на две команды: делегация «служителей» и «королевская» делегация из преподавателей Тар-Кахольского университета и членов Совета. Тео оказался в числе «служителей». «У вас полчаса на то, чтобы составить диспозицию, по одной от каждой из сторон, и выбрать делегата для её представления», – сообщил Инанис и, помолчав, добавил: «Каждый из проигравшей в диспуте стороны после занятий расскажет мне историю принятия Эдикта».

Слушатели разбрелись по двум сторонам небольшого зала для практик, в котором стулья и столы постоянно перемещались, образуя то заседание Королевского Совета, то штаб военачальников в Трёхдигетной войне, то границу Синтийской Республики и Шестистороннего Королевства. В группе «служителей» все взгляды тут же устремились на Тео. Все знали его талант к риторике – ни в одном из диспутов Тео Гранций не проигрывал. Лист бумаги он привычно расчертил на шесть частей: эксордия, изложение, пропозиция, доказательство, опровержение, заключение, – и стал записывать предложения товарищей. Когда идеи у них иссякли, Тео добавил несколько своих соображений и стал перечитывать диспозицию. Дойдя до аргументов об «окончательности и неизменности» Жизнеописания, о том, что просветители изучили и сравнили тысячи первоисточников, чтобы составить истинное повествование о явлении Защитника в мир, Тео почувствовал, как мысли его снова мечутся, словно кони при виде пожара. Он не мог сосредоточиться, почувствовал, как во рту у него пересохло, и не мог представить, как ему удастся произнести правильные слова вслух. Он в отчаянии посмотрел на слушателей своей команды – и увидел, что все они спокойны, шёпотом обсуждают что-то между собой и уверены, что их сторона точно победит. Тео попытался привлечь к себе внимание и быстро заговорил хриплым голосом:

– Пожалуйста, давайте сегодня кто-нибудь вместо меня выступит. Здесь всё написано, – указал он на лист с диспозицией. – Я не могу сегодня выступать, мы точно проиграем, если я буду делегатом.

Слушатели с удивлением и страхом уставились на Тео. Он и сам понимал, что его слова звучат несколько странно, но, в конце концов, он не обязан был постоянно выступать за них. И ещё он имеет право на то, чтобы они поверили ему без объяснений.

– Тео, что с тобой? – обеспокоенно спросила Раенна, подруга Марионы.

– Если я начну объяснять, мы потратим всё время, – нетерпеливо ответил Тео. – Давайте решим, кто будет нашим делегатом.

Слушатели переглянулись. Никому не хотелось становиться делегатом и выслушивать каверзные вопросы Инаниса. И тут Лон-Лимм, который, вероятно, почувствовал себя лидером сопротивления упрямому Тео Гранцию, сказал, стараясь, чтобы его голос звучал строго и веско:

– Тео, не знаю, что произошло, но ты не можешь отказаться. Мы рассчитывали на тебя. Неужели ты хочешь подвести нас всех?

Внезапно Тео почувствовал, как в нём нарастает раздражение, ему захотелось съязвить, ответить что-нибудь резкое этому самодовольному Лон-Лимму, но вместо этого он глубоко вздохнул и терпеливо повторил ещё раз, обведя взглядом всех товарищей:

– Я никогда не обманывал вас, у вас нет причин мне не верить. И я говорю вам, что сегодня не смогу быть делегатом, и если вы не передумаете, то мы проиграем.

Тео прикрыл глаза и услышал, как его слова получили отклик, услышал шёпот сомнения. Но Лон-Лимм поспешно вмешался:

– Мне кажется, что ты просто выдумываешь и набиваешь себе цену. Ты не можешь заранее знать, что проиграешь. Мы рассчитывали на тебя. Если ты не хочешь выполнять свои обязательства, предлагаю голосование. Кто за то, чтобы нас представлял слушатель Тео Гранций, поднимите руки. Но, чтобы наше голосование было конструктивным, те, кто не поднимет руки, должны будут предложить свою кандидатуру в качестве делегата.

Тео изумлённо смотрел на товарищей, но постепенно все они подняли руки. Даже его друзья Ройф и Раенна.

– Я вас предупредил, – пожал плечами Тео. Он уткнулся в лист с диспозицией и попытался успокоиться, принуждая себя дышать медленно и глубоко, задерживая выдох.

Тридцать минут истекли, и просветитель вызвал в воображаемый зал делегаций Тар-Кахольского университета представителей двух сторон. Со стороны профессоров и королевских советников делегатом была Сави – умная и честолюбивая слушательница, которая всегда выделялась на фоне других обитателей Ледяного Замка своей самоуверенностью и неподдельной манерой держать себя с осознанным спокойным превосходством. Её легко можно было представить придворной дамой или преподавательницей в столичном Университете. В ней внешность и содержание гармонично дополняли друг друга, и всё, что она делала, она делала великолепно. Многие задавались вопросом, почему такая девушка, как Сави, отправилась в Школу просветителей, где она не могла рассчитывать на что-то большее, чем должность хранительницы в одном из храмов Королевства или просветительницы в добровольном заточении Ледяного Замка.

Тео поднял взгляд на свою соперницу: Сави решительно сощурила чёрные и блестящие, как у горных птиц, глаза в ожидании серьёзной битвы. И Тео принялся как можно уверенней излагать эксордию.

По правилам диспутов, вопросы делегатам могли задавать по очереди слушатели любой из команд, а также просветитель – в любом количестве и в любое время. Но обычно Инанис большую часть времени молчал, с показным безразличием наблюдая за происходившим, но, на самом деле, запоминая мельчайшие детали, которые потом подробно безжалостно разбирал.

Сначала Тео с лёгкостью отвечал на вопросы команды противников и парировал выпады Сави. Он хорошо знал историю составления Жизнеописания и принятия Эдикта – пожалуй, даже слишком хорошо. Потому что когда Сави и вся команда столичных учёных стали подбираться к вопросам верификации Жизнеописания, он почувствовал колючий холод в груди, который пробирался всё выше и выше. Почти не слыша, что ему говорят, Тео посмотрел на Инаниса в поисках если не поддержки, то хотя бы понимания. Просветитель мог одним точным вопросом уничтожить его. Но Тео знал, что Инанис не будет использовать искренность и доверие слушателя против него. Впрочем, этого и не потребовалось.

– Тар просветитель, как вы можете доказать истинность Жизнеописания нашим подданным? – спросила Сави.

Это был обычный вопрос, после которого слушателю следовало перейти к любой выбранной им системе доказательств, тщательно разработанных многими поколениями просветителей. Но Тео почему-то молчал. За спиной послышался возмущённый шёпот товарищей, а Сави посмотрела на своего оппонента с недоумением.

Все терпеливо ждали, пока Тео заговорит, но комок колючего холода уже поднялся и застрял в его горле, не давая произнести ни слова.

– Что же, вам нечего сказать? – наконец, когда молчание так растянулось, что вот-вот готово было порваться, растерянно спросила Сави.

Тео покачал головой. А потом всё-таки сказал:

– Нечего.

Товарищи по команде служителей отчаянно переглядывались, но сделать ничего не могли: по правилам диспута, после выбора делегата представлять общую позицию мог только он. Поэтому просветитель Инанис, ещё немного подождав, объявил, что побеждает команда преподавателей Университета и советников, а слушателей проигравшей команды он ждёт сегодня после занятий в этом же зале. Тео кивнул Сави, признавая поражение, и направился к своему месту. Он с тревогой отметил, что не без мрачного удовлетворения смотрит на недовольные лица товарищей по команде.

– Тео, подожди! – Мариона догнала Тео в одном из переходов на следующее занятие. – Ты так быстро ушёл…

– Сомневаюсь, что меня могли вызывать на бис, – мрачно ответил он, резко разворачиваясь к слушательнице, – оваций я тоже что-то не слышал.

Машинально убрав с лица растрёпанные от быстрой ходьбы волосы, Мариона посмотрела Тео в глаза. Она была слишком умна, чтобы задавать все те вопросы, которые можно было задать. Но всё-таки они были друзьями, и поэтому она решилась:

– Я не понимаю, что с тобой происходит. И если ты не хочешь мне говорить, то это твоё дело. Конечно. Но я хочу, чтобы ты знал, что всегда можешь рассчитывать на меня, что бы ни случилось.

После бессонной ночи и тяжёлого начала дня, а ещё – из-за того, что он знал, что все эти слова Мариона говорит совершенно искренне, Тео хотелось ответить резко, язвительно, зло, чтобы её яркие янтарные, как у совы, глаза больше не смотрели на него – вот так. Но вместо этого он сказал только:

– Я знаю.

На остальных занятиях Тео откровенно засыпал, не пытаясь привести свои мысли в порядок и настроиться на учёбу, что обычно удавалось ему даже после двух бессонных ночей. Теперь всё это казалось не таким уж важным.

Вечером слушатели третьего года из проигравшей команды собрались в коридоре около зала для диспутов, ожидая, пока просветитель Инанис по одному вызывал их и допрашивал о принятии Эдикта. Слушатели устроились на широких подоконниках с раскрытыми книгами истории Школы, отчаянно надеясь в последний момент запомнить все имена и даты. Многие бросали возмущённые взгляды на виновника их страданий, но ничего не говорили. Сам Тео даже не стал делать вид, что повторяет историю – он и так всё прекрасно помнил, поэтому просто сидел у окна и смотрел, как весенний снегопад быстро заносит каменные карнизы. Задумчиво наблюдая за тем, как размеренно и целеустремлённо падают большие снежные хлопья, влекомые непреодолимой силой, он незаметно для себя положил тяжёлую голову на руки и заснул.

Когда Тео проснулся, вокруг уже разлилась акварельная сумеречная темнота, только из зала для диспутов, дверь в который была распахнута настежь, виднелся неяркий свет, как от настольной лампы. С трудом возвращаясь в реальность, Тео пытался сообразить, что произошло, и понял, что он должен был идти к Инанису, но заснул – и никто почему-то не стал будить его. Всё тело затекло, в голове все мысли как будто засыпало снегом, и очень хотелось выпить чего-нибудь горячего: у окна к ночи стало совсем холодно. Встряхнув головой, которая тут же отозвалась недовольным ворчанием дремавшей в висках боли, Тео поднялся и заглянул в зал.

Инанис сидел на прежнем месте и читал книгу. Услышав шаги, он поднял голову и насмешливо посмотрел на застывшего на пороге слушателя.

– Айл-просветитель, простите, я заснул и не слышал, как все ушли, – сказал Тео.

– Я сам попросил, чтобы тебя не будили. Раз уж ты не желаешь спать ночью, то, конечно, было бы слишком жестоко лишать тебя возможности спать хотя бы после занятий, – всё так же насмешливо проговорил Инанис, и Тео не мог понять, сердится ли просветитель на самом деле, поэтому только смущённо молчал.

Просветитель закрыл книгу, отложил её в сторону и кивнул Тео на стул напротив. Слушатель пожалел, что они сейчас не в комнате самого Инаниса: там непременно был бы горячий кофе. Просветитель помолчал, смотря куда-то в сторону, в темноту окна, и наконец сказал с тяжёлым вздохом:

– Я начал изучать твои записи…

– И как? – не удержался от нетерпеливого вопроса Тео, получив в ответ холодный взгляд просветителя.

– Я нашёл, что твои выводы не лишены внутренней логики, – сухо продолжал Инанис.

На этот раз Тео промолчал, но взгляд его говорил красноречивее всяких слов: «Ну что, значит я прав, да?» Просветитель не спешил с ответом.

– Также твои исследования показывают, что у тебя много свободного времени, чтобы изучать дополнительные источники, которые могут иметь полезное применение только в работе просветителя, – невозмутимо сообщил Инанис.

– Но Айл-просветитель, если я прав, то какое это имеет значение? Я ведь не думал о том, чтобы прославиться или обрести незаслуженные привилегии! – горячо возразил Тео. – Я только хотел, чтобы об этом узнали. Это ведь важно!

Просветитель предчувствовал, что будет нелегко. Но он всё равно нахмурился, поддаваясь раздражению от поведения этого талантливого и такого легкомысленного мальчишки.

– Я поговорю с Айл-просветителем, когда будет возможно. А до тех пор советую тебе обратить внимание на твои основные обязанности: ты ведь сам видишь, что чрезмерная увлечённость одной идеей мешает тебе идти по пути служения.

Тео нечего было возразить, поэтому он сидел, смотря в пол, на носки своих ботинок.

– Я думаю, что ты сможешь преодолеть это испытание, Тео, – уже мягче сказал Инанис. – И я хочу тебе в этом помочь. Я советовал бы тебе на время не посещать ту часть библиотеки, которая предназначена для хранителей и просветителей.

Слушатель поднял взгляд:

– Вы… вы запрещаете мне, Айл-просветитель?

Раздражение всё-таки проступило на остром и строгом лице просветителя Инаниса.

– Надеюсь, пока этого не требуется, – резко сказал он, – и мой совет будет хотя бы рассмотрен тобой, если не принят во внимание.

Тео понял, что задел просветителя, забыв, что он ещё и его друг. Настолько, насколько просветитель может быть другом слушателю.

– Простите, – пробормотал он, отводя взгляд.

– К тому же, – добавил Инанис чуть мягче, – я знаю, что запрещать тебе что-либо, связанное с библиотекой, бесполезно.

Слушатель осторожно улыбнулся, почувствовав, что пространство разговора немного потеплело.

– Кстати, Плиний очень хотел тебя видеть – думаю, будет хорошо, если ты зайдёшь к нему, пока не совсем поздно, – сказал просветитель, завершая неприятный разговор.

– Я и сам собирался навестить Плиния, – искренне заверил Тео. Во-первых, он действительно соскучился по своему хранителю-наставнику, а во-вторых, ему было интересно узнать, отчего тот вернулся так рано из своего путешествия в Дальнюю сторону.

Просветитель кивнул.

– И вот ещё что, – как бы между прочим сказал Инанис, – я попросил Плиния позаниматься с тобой теми упражнениями на концентрацию внимания и упорядочивание мыслей, которыми занимаются хранители перед своим первым обрядом. Думаю, они будут тебе полезны.

– Хорошо, – без энтузиазма покорно отозвался Тео.

Вот, значит, как. Просветитель думает, что он недостаточно дисциплинирован и не может контролировать свои мысли. Возможно, просветитель Инанис прав. Или ищет простое решение своей задачи под названием «Тео Гранций и его неуместные мысли».

Просветитель проницательно посмотрел на Тео и со вздохом откинулся на спинку стула.

– Тео, я хочу, чтобы ты понял: я не сомневаюсь в твоей честности, преданности Защитнику, в твоей добросовестности и в твоих талантах. И я вижу, что ты знаешь гораздо больше других слушателей твоего года. Но знания – это не всё, что у нас есть. Система Школы не случайно построена таким образом, что сначала служитель получает те знания, которые ему преподносят, оттачивая свой ум и свою веру, а уже потом ему даётся возможность отправиться в самостоятельное плаванье. Но не раньше того, как он осознает свою ответственность и почувствует, что под ним – смертельная глубина. Да, тебе это может показаться занудством скучного просветителя, утратившего огонь истинной веры, но ответственность за других людей и за наше общее дело – то, что мы не можем игнорировать ни для какой цели. И я думаю, что об этом ты пока думаешь слишком мало – по сравнению с теми знаниями, которые тебе удалось получить.

Тео слушал и понимал, что просветитель действительно говорит с ним как друг. И от этого ему почему-то становилось тоскливо, как тогда, когда он увидел Мариону, почувствовал её беспокойство и заботу. Лучше бы они все отвернулись от него, в самом деле.

Закончив свою дружескую проповедь, Инанис снова взял в руки книгу, сказав помрачневшему слушателю:

– Надеюсь, ты оценил, что я не стал расспрашивать тебя об истории принятия Эдикта?

– Да, конечно, – с улыбкой отозвался Тео. – Хотя вообще это похоже на неоправданные привилегии.

– Тогда будем надеяться, что ты их оправдаешь, – усмехнулся Инанис, возвращаясь к чтению. Он как будто и не замечал, что находится в холодном плохо освещённом зале – сидел здесь, как за своим собственным рабочим столом.

Выскользнув из зала для диспутов, Тео направился в Башню Хранителей, размышляя о просветителе Инанисе. Как ни странно, но иногда у него сжималось сердце при мыслях об этом человеке, который всю свою жизнь провёл в стенах Ледяного Замка, отдавая всего себя служению. Несмотря на безупречную репутацию и безоговорочное уважение, которым пользовался просветитель Инанис в Школе, Тео не заметил, чтобы хоть кто-то из просветителей проявлял к нему тёплые чувства. Кроме, конечно, просветителя Люмара. За этой выстроенной за годы жизни в Ледяном Замке стеной душевного аскетизма Тео видел страдающего и уставшего человека – из тех, которые никогда не признаются в своей слабости, надевая маску холодной неутомимости. Впрочем, Тео тут же строго сказал себе, что его попытки думать, будто он хорошо знает Инаниса и то, что творится у просветителя в сердце, непростительно высокомерны. И недопустимы по отношению к другу.

Комната хранителя Плиния находилась на предпоследнем этаже Башни. Пробираясь наверх, Тео встретил двух мрачных хранителей первого года, которые рассеянно кивнули в ответ на вежливый поклон слушателя. Многие хранители, насколько Тео мог наблюдать, становились похожими на собственные тени, особенно в первый год своего хранительства. Наверное, так проявлялась та самая почитаемая Инанисом ответственность.

Постучав и услышав знакомый голос, Тео зашёл в комнату Плиния. В Школе у каждого слушателя был свой наставник из числа хранителей. Старший товарищ, который должен был помогать, утешать, подсказывать, контролировать обучение и поведение неразумных слушателей, резко перенесённых из большого мира в строгую упорядоченность Ледяного Замка. Для хранителей это было серьёзное испытание – помимо собственных занятий возиться ещё и с младшим поколением служителей, особенно учитывая то, что большинство из тех, кто приходил в Школу просветителей, не очень высоко ставили человеческие связи и общение с другими людьми.

Хранителем Тео был Плиний Фиделио – и можно было справедливо считать, что слушателю повезло. Плиний был похожим на солнечный луч: высокий, светловолосый уроженец побережья Дальней стороны, – даже в Ледяном Замке он не растерял свою открытую, спокойную теплоту по отношению к людям. Пожалуй, с возрастом только стал более сдержанным. По сравнению с ним Тео часто казался себе мрачным, нервным, злым стариком. Впрочем, они сразу подружились, и, поскольку ни с учёбой, ни, после случая с «Библиотечным бунтом», с поведением у слушателя Гранция проблем никогда не было, ничто не мешало им просто радоваться обществу друг друга. Иногда Тео ловил себя на мысли, что именно так представлял себе старшего брата, о котором мечтал в детстве.

Сейчас Плиний выглядел гораздо хуже, чем обычно: он исхудал, под глазами легли тени, а волосы уже не сияли подобно солнечным лучам. Но всё равно, едва увидев Тео на пороге, хранитель, как прежде, искренне и тепло улыбнулся ему.

– Привет, – сказал он в ответ на поклон Тео, на лице которого тоже светилась редкая в последнее время искренняя улыбка.

И всё-таки от взгляда хранителя не укрылось то, каким уставшим и тревожным выглядел его подопечный.

Когда постучал слушатель, Плиний был занят тем, что разбирал книги и рукописи, которыми были усыпаны все горизонтальные поверхности небольшой комнаты. Он ловко вытащил из-под бумажных завалов два стула и придвинул их к столу.

– Я не помешал тебе? – машинально спросил Тео.

– Ты прекрасно знаешь, что нет, – покачал головой хранитель. Ещё в первую их встречу Плиний сказал, что Тео может приходить к нему в любое время, когда слушателю будет нужно. И что он всегда найдёт для него время. Но пока ещё не было сложности, с которой слушатель не мог бы справиться самостоятельно. Судя по тому, что сказал хранителю просветитель Инанис, это скоро могло измениться. – Я тут решил разобрать свои записи за все годы – и вот, – Плиний развёл руками и улыбнулся своей детской улыбкой.

Тео пытался по выражению лица наставника угадать, что именно рассказал про него Инанис. Но пока мог с точностью сказать только, что Плиний рад ему.

– Я рад, что ты вернулся… раньше, чем я думал, – сказал Тео, устраиваясь на одном из стульев и сложив локти на стол по своей детской привычке долго сидеть у широких подоконников в доме отца и смотреть в окна, парящие над морем.

– И я, на самом деле, рад вернуться домой, – сказал Плиний, но голос его звучал грустно.

Тео был уверен, что это связано с причинами его скорого возвращения, но начинать расспросы первому было неловко.

– А ещё я думаю, что ты хочешь кофе, – предположил хранитель и, услышав в ответ: «Очень!» – отправился в кухню и поставил на огонь кофейник.

Пока закипал кофе, они разговаривали о мелочах: Тео рассказывал последние новости Школы, Плиний вспоминал забавные детали начала своего путешествия. Когда кофе был готов, хозяин комнаты достал ореховое печенье и знаменитые карамельные узелки – любимое лакомство детворы Морской стороны. «Специально для тебя захватил, когда проезжал через города вашей стороны», – пояснил Плиний как ни в чём не бывало, а Тео только благодарно посмотрел на него, удивляясь, как хранителю удаётся всегда помнить те детали, которые могут быть важны для других людей, так естественно проявлять эту ненавязчивую заботу и внимание, приятные любому человеку.

Но время простых и радостных разговоров закончилось вместе с кофе. Тео поставил чашку на стол и выжидающе посмотрел на хранителя. Тот нервно вертел свою чашку в руках, понимая, что пора бы уже переходить к настоящему разговору. Чтобы смягчить вопросы, которые он должен был задать слушателю, он решился даже на откровенность о том, что было не в его власти.

– На самом деле, моё путешествие не было таким уж удачным, – сказал Плиний, смотря в свою пустую чашку.

Хранитель рассказал, что с ним произошло, как его не пустили на территорию Дальней стороны («Они сказали, что им не нужны служители Защитника и моё пребывание будет нежелательным – в моей родной стороне!» – с горечью вспоминал Плиний).

– Ну и в итоге я не выполнил поручение Айл-просветителя, да ещё и выяснилось, что в Шестистороннем происходит что-то неладное, – к концу своего рассказа хранитель совсем сник.

Тео тоже одолевали тревожные мысли и беспокойство за Плиния.

– Но ты ведь не виноват в этом, – пробормотал слушатель.

– Конечно, – зло усмехнулся Плиний, – обычно так и бывает: никто не виноват, но всё получается очень плохо.

Тео замолчал и был даже рад, когда Плиний сменил тему – пусть даже и на не очень приятную слушателю.

– А как у тебя дела? Как учёба? – спросил хранитель.

– С учёбой всё в порядке, – напряжённо ответил Тео.

– А с чем не в порядке? – хранитель посмотрел в лицо слушателя, и тот поспешно отвёл глаза.

Тео помолчал, а потом ответил, позволив горечи испортить вкус слов:

– Тебе ведь наверняка уже просветитель Инанис всё рассказал. Что ты спрашиваешь.

Взгляд хранителя стал холодным – таким взглядам он научился в Ледяном Замке.

– Во-первых, «всё» Айл-просветитель Инанис мне не рассказал, во-вторых, если я спрашиваю у тебя, то хочу услышать ответ от тебя.

Слушатель хотел было сказать что-то в своё оправдание, но Плиний продолжил:

– Впрочем, если ты хочешь знать, что мне сказал Айл-просветитель Инанис, то он сказал, что, раз уж я всё равно вернулся, то мне неплохо было бы обратить внимание на своего подопечного слушателя. Сказал, что сейчас тебе нужны помощь и поддержка более опытных служителей, что твоё состояние очень тревожит его. И что он просит меня позаниматься с тобой упражнениями концентрации для хранителей – а эти упражнения предназначены для тех случаев, когда в жизни служителя происходит какое-то событие, которое не позволяет ему сосредоточиться на ведении Обряда. А когда я, сбитый с толку и растревоженный, попытался узнать у него, в чём именно дело, он сказал, чтобы я поговорил с тобой. Вижу, вы с просветителем стали мыслить очень похоже, – с раздражением заключил Плиний.