Полная версия
Страшнее смерти
Под «того» подразумевалась история невероятная. Невероятная, если, конечно, не знать Мориарти. История гнусная. История, о которой лучше забыть.
Месяц назад Савицкий огорошил их личным звонком. (И откуда он только узнал номера?) Они-то считали, что кошмар окончен вместе со школой.
Пять лет он не напоминал о себе. Да и зачем они нужны ему? Он – плоть и кровь золотой молодёжи, хренов мажор. Они… – это они. Эти миры не пересекаются.
Если они и видали его, то либо мельком в универе, либо, когда его чёрный «Гелик» с очередной пассией рядом с водительским местом, проезжал, нет-нет, мимо окон их «коробок».
И вот, звонит. Сам звонит. Он звонит.
Случилось это месяц назад.
Он говорит голосом, которым говорят с друзьями, которых давно не видели. В его голосе радость.
Он говорит, что скоро пять лет со времени их выпускного.
Он говорит, что надо устроить вечер школьных друзей. Что сбрасываться на вечеринку не надо. Что он всё оплатит сам. Что это его подарок бывшим одноклассникам.
Он говорит, что будет рад их видеть.
Хмырь и Ботан, конечно, уроды, но не дураки, чтобы своими ногами топать чёрту в пасть. И никуда бы они не пошли.
Но он в конце добавляет: «Да, пацаны! Чуть не забыл. Молния очень хотела вас видеть. Несколько раз напомнила, чтобы я вас позвал».
Маринка Ма̀рина. Мара. Молния.
Кто же теперь скажет, за что она получила своё прозвище? Может быть, за быстрый бег? Не было в этой школе девчонки, которая хоть раз обогнала бы её на тридцатиметровке. Как ни пыхтели они, как ни старались, вновь и вновь, видели впереди, у финишной черты, лишь её неугомонные пятки. За победу в спринте выдавали грамотку – ламинированный лист, на котором красовалась голубая зигзагообразная стрелка. Грамотку так и называли – «молния». Молний у Молнии было больше, чем у всех чемпионок школы. Вместе взятых.
Это в старших классах она стала носить обтягивающие блузы и задиристые мини, от которых спирало дыхание в пацаньих лёгких, а лет до тринадцати она никогда не изменяла курточкам. Красным курточкам. И под цвет курточкам был у неё рюкзачок, на котором красовалась нереально огромная, золотого, под стать её волосам цвета, застёжка-молния.
Или прозвали её так из-за огромных голубых глаз? (Если грозовое облако несёт в себе град, то вспышка молнии – голубого цвета). К тому же глаза её имели необыкновенное свойство – они будто бы загорались, на миг вспыхивали синим огнём, когда Мара собиралась рассердиться, или сказать что-то очень смешное, или если кто-то ей сильно понравился… Вспышку, вызванную последней причиной, видали немногие. И уж точно никто из мальчишек Ботанова класса.
Есть девочки – гадкие лягушки, вдруг превращающиеся к семнадцати годам в прекрасных лебёдушек. Бывают девочки – милейшие принцесски, вырастающие в троллих… Самые везучие – очаровашки-куколки, незаметно становящиеся королевами. Молния – из последних. Молния всегда была Молнией.
Комод носил её рюкзак. Качок с Кастетом месили каждого чужака, который имел неосторожность задержать на ней взгляд. Сахар работал её личным психологом. Могила, под конец школы, начал исправно снабжать её элитной косметикой. Даже Хмырю милостиво дозволялось делать за неё домашнее по физике с математикой. Всем милостиво дозволялось что-нибудь делать для Мары, и все считали оное дозволение за великую честь.
Девчонка рано узнала себе цену, и содержала отряд пажей. Разделяла и властвовала. Все имели мечту о Молнии. Молния имела всех. Даже Мориарти.
В чём нельзя было отказать Савицкому, так это в том, что он добивался чего хотел. Всегда. Но не с Молнией.
С ней у великого и ужасного ничего не вышло. Ни в школе, ни после.
И вот, представь, что такая девчонка, вдруг вспоминает о тебе через пять лет после окончания школы, и говорит, что желает тебя видеть. Особенно, если уверен, что ты – урод.
И тогда, даже такие два маленьких труса, как Хмырь и Ботан, решили рискнуть. Они явились на ту вечеринку.
– Крышу говоришь снесло? – Вольт зло усмехнулся. – Да, нет. Похоже, наоборот, вернуло на место.
– Ну же! Начнёшь ты или нет?
Всё складывалось на удивление хорошо. Так хорошо, что не верилось.
Мориарти арендовал особняк на окраине. Заброшенный сад, разрезаемый надвое неширокой аллейкой, ведущей к дому, походил в свете сумерек на заколдованный лес из недоброй сказки братьев Гримм. Сам дом, двухэтажный, добротный, с отреставрированным на современный лад фасадом, горел всеми окнами и грохотал музыкой. Дом не вязался с садом, как не вяжутся друг с другом валенки и костюм-тройка.
Все проклятия Вольтовой и Ботановой жизни были тут. Мориарти, Кастет, Могила, Комод. Ещё Качок, Пельмень, Сахар… Все призраки прошлого здесь.
И девчонки здесь. Почти все. Кроме тех, кто учится в Лондоне, и кого не отпустили мужья.
Великий и ужасный постарался на славу. Дорогой алкоголь, травка, жратва из французского ресторана, три официантки в передничках, даже бармен за стойкой в галстуке-бабочке, даже ди-джей с кургузой бородкой у пульта…
Сам Главный Кошмар – не кошмар, а само обаяние. Монстры стаи – не монстры. Теперь они, вроде как бы друзья. Жмут руки и лезут с объятиями. Быть может, и вправду всё в прошлом? Дети злы. Подростки жестоки. А кто помянет старое – тому и глаз вон.
Это присказка. А теперь – королевский сюрприз.
Мориарти вдруг заговорчески прищурился и глянул сначала на одного очкарика, потом на другого… – У меня есть ещё кое-что для вас, друзья мои.
Ботан с Хмырём напряглись. Рядом с этим дьяволом всегда опасно.
– Вы слышали о биткойнах, ребята?
– Обижаешь, Женя. Кто же о них не слышал? – робко ответил Ботан.
– Да-да, много кто прочухал, да мало кто понимает, – Мориарти сверкнул белозубой улыбкой. – Вот говорят, например, что биткойны означают кирдык банкам. Бред собачий. Но если кто-то толкует о революции в финансовой системе, то он уже ближе к истине. Только это будет не революция, это будет больше, чем революция. Это будет совсем другой мир, пацаны! И тот, кто именно сейчас возьмёт сей процесс за горло, тот и будет править этим миром. Промедление смерти подобно! – он сделал многозначительную паузу, явно наслаждаясь недоумением своих визави.
– Вы хотите сказать мне сейчас: «Мориарти! Помилуй, но какое это имеет отношение к нам?» А я вам отвечу: «Самое прямое, друзья мои!»
Он подманил их вплотную к себе, и голосом, снизившимся почти до шёпота, продолжил, – Я держу руку на рычаге. Я готов его сдвинуть, и я сделаю это, но… мне нужны доверенные люди. Дело мыслится грандиозное – даже моему старику не по зубам. Вы у нас юристы будущие, год до окончания остался, так? Опыта, конечно, у вас ни хрена, да и ладно. Зато я вас знаю, как облупленных. Вы башковитые – освоитесь. Свои люди нужны мне – вот? что главное! Короче, я хочу взять вас в дело. И мы купим весь этот грёбаный мир вместе со всеми его потрохами! Что скажете, а?
Но сказать они ничего не успели.
Сердце Ботана запрыгало мышью на сковородке. Выпорхнув откуда-то сбоку, из какой-то тайной комнаты этого дома, сверкающая, яркая, сногсшибательная, играя упругостью ягодиц, идеально обтянутых небесно-голубыми джинсами, насмерть соблазняя изгибом оголённой бронзовокожей талии, подчёркнутой дерзким топиком цвета ночи, несущая золото волос на гордо поднятой голове, разворачивающая, словно магнит, все мужские головы в свою сторону, в залу влетала мечта.
– Смотри, Молния! – Хмырь ткнул Ботана локтем в бок.
– Сам вижу.
– Позже договорим, – бросил Мориарти, и поднялся навстречу.
– Начать, говоришь? – Вольт залпом осушил почти полную кружку пива. – Сходи-ка сначала за пивасом. И мне принеси.
– Да пошёл ты! – Клиф нехотя поднялся и побрёл в сторону разливочных кранов.
Когда он вернулся, и поставил кружки на стол, Вольт уставился на одну из них. Уставился на тающую с шипением пену. Уставился, будто загипнотизированный.
– Эй! Ты что, в транс впал? Давай уже, рассказывай.
– Вот ты говоришь: заяву накатать, в суд подать… – начал он, не отрывая остекленевшего взгляда от своей кружки.
– Я так не говорю. Я как раз говорю, что бесполезно всё это. Во-первых, нет свидетелей, а эти две проститутки ничего никому не скажут. Боятся. И купил он их. Во-вторых, у него видеозапись. Забыл? Там нет ничьих лиц, только наши. А голоса можно изменить. Хочешь, чтобы видео стало гулять по сети? Он это устроит, если мы рыпнемся. В-третьих, его папаша, вытащит свою гниду из любой жопы. Никакой УК не поможет. В-четвёртых…
– Как ты меня задолбал, – устало произнёс Вольт, продолжая гипнотизировать пену. – Мелочь ты, Клиф. И мыслишь ты соответственно. Дёшево мыслишь. Ты помнишь, что я тебе тогда сказал?
– Когда?
– Когда мы уходили оттуда, – взгляд его, наконец, оторвался от кружки, и стрельнул в глаза Клифа. Взгляд был заряжен злобой.
Начались танцы. Кавалеры приглашают дам.
Ботан не танцует. Он никогда не танцевал. Хмырь тоже не танцует. Сидит рядышком, глазеет на баб, переключился с Хеннеси на текилу.
Чужой праздник жизни продолжается долго. Кавалеры меняют партнёрш. Молния танцует с Кастетом, теперь с Сахаром… Но алкоголь делает своё дело, а он своё дело знает. Вот уже и не страшно, и даже почти не грустно. И, может быть, удастся поговорить с Молнией. Стая? Да чёрт с ней, с этой стаей. Стая ведёт себя мирно. Долой паранойю!
Мориарти вырос перед ними, как будто из-под земли.
– Пацаны! Готовы? Идёмте наверх, обсудим детали.
Комната на втором этаже казалась большой. Возможно, из-за отсутствия мебели. Лишь два глубоких кресла у стены, да журнальный столик меж ними. Мориарти прикрыл за собою дверь. Шумоизоляция здесь отличная. Музыки, от которой всё содрогалось внизу, здесь не слыхать.
– Садитесь, друзья мои! – Савицкий указал руками на кресла.
Захмелевшие и осмелевшие Хмырь и Ботан, не просто уселись, они позволили себе откинуться на спинки, прямо-таки развалиться. (Будь они трезвы, сидели бы сейчас на краешках). Мориарти стоял посередине, на равном расстоянии от каждого. Он сложил руки в замок, картинно прочистил горло, и начал.
– Буду краток. Открываю биржу крипто валют. Отец выступает спонсором. Всё серьёзно. Набираю штат. Нужна юрподдержка. Начинаем работу через два месяца. Ваши стартовые оклады – двести тысяч рублей за месяц. По мере развития бизнеса, будут регулярно повышаться. Устраивает?
Хмырь закашлялся. – Двести тысяч рублей в месяц? Женя, я не ослышался?
– Ты не ослышался, Вольдемар. – Савицкий был очень серьёзен.
– Блин. Офигеть… Я в шоке… – забормотал, не верящий свалившемуся на его голову счастью Хмырь.
Ботан молчал.
– Не слышу ответа, – Мориарти продолжал стоять посереди комнаты, словно вкопанный.
– Да. Да. Конечно, да! – Хмырь вытянулся в струну, подался вперёд.
– Кирилл? – Савицкий упёрся испытующим взглядом прямо в глаза Ботану.
– Да… – тихо ответил он.
– Не слышу уверенности в голосе. Так да, или нет?
– Да, Женя. Устраивает.
– Точно?
– Кончено, точно.
Савицкий разжал свой замок, удовлетворённо потёр ладони, и засиял гордой улыбкой. Он походил сейчас на менеджера по персоналу, только что заполучившим в свою компанию двух ценнейших сотрудников. – Ну вот, и чудненько! В понедельник явитесь ко мне в офис. Подпишем договора. Получите аванс.
– Ох, ты!.. – не сдержал восторженного удивления Хмырь.
– Да, пацаны, да! Двести тысяч в месяц – это только старт. А потом!.. Только представьте. Ты Клиф, скоро перестанешь ездить в трамваях. У тебя будет тачка. Своя тачка. Крутая. И ты, Вольт, сменишь свой позорный жигуль на стоящий аппарат. Приоденетесь. Сможете съездить в Таиланд. Был ли кто-нибудь из вас там? Нет? Только тёлок с трансами там не перепутайте с непривычки, – Савицкий хохотнул. Да что там Таиланд! Мальдивы, Европа, Штаты! Весь мир у ваших ног. Представляете, а? Всё, пацаны, кончилась ваша старая жизнь!
Он подождал, пока ботаники переварят сказанное. Решив, что сей процесс завершён, вдруг развернулся на лабутеновых каблуках, и неспешно, с достоинством пошагал к двери. Подойдя, взялся за ручку, и тут остановился, будто бы вспомнил чего-то.
– Да, друзья мои. Чуть было не упустил. – Он повернулся к ним лицом. – Есть одно маленькое условие. – Савицкий выдержал длинную паузу. – Я хочу попросить вас об одном одолжении. Покорнейше попросить. Вы мне не откажете? Обещайте, что не откажете.
– Конечно, Женя. Не вопрос. – Хмырь заёрзал на кресле. – Что от нас требуется?
Мориарти, также неторопливо, размеренным шагом возвращался от двери к тому месту, на котором он только что стоял, расписывая коробочным скорые прелести их будущего существования.
– Что от вас требуется? Да самая малость. Сущая безделица, – лицо Савицкого вновь стало серьёзным. – Мне нужно, чтобы вы сейчас, не вставая с этих мест, разыграли маленькую интермедию. – Он говорил это чётко отделяя одну фразу от другой. – Вам знакомо это слово?
Ботан с Хмырём поглядели друг на друга, потом снова на Мориарти.
– Надеюсь, что знакомо, – продолжал тот. – Я же сниму ваш мини спектакль на телефон. Вам ясна суть моей просьбы?
– Что за спектакль, Женя? Я… я не понимаю, – заморгал глазами Ботан.
– Сейчас вы получите текст. Каждый свой. – Он вытянул из верхнего кармашка сорочки два аккуратно сложенных вчетверо листка бумаги. Один протянул Ботану, другой подал Хмырю. – Ознакомьтесь с текстом. Даю пять минут на то, чтобы вы его подучили. Не обязательно учить наизусть. Главное, чтобы в своём диалоге вы придерживались духа, но не буквы. Ну. Читаем.
Будущие богачи развернули листки.
– Вслух читаем, – в голосе Мориарти послышались нотки приказа. – Клиф, ты начинаешь.
Ботан прочёл первую фразу. С недоумением посмотрел на Мориарти.
– Я сказал вслух. Давай же, не тормози. Ну! – казалось великий и ужасный начинал терять терпение.
– Слышь, Вольт. Да эта твоя Молния – шалава из шалав, понял? – Выдавил Ботан из себя.
– Молодец, Клиф! Хороший мальчик! – Мориарти плотоядно оскалился. – Теперь ты, Вольт.
– И чего ж это она шалава? – прочитал Хмырь со своего листка.
– Теперь ты, Клиф, – приказал Савицкий, – читай следующую реплику.
– Да шалава, и всё тут. – На лбу Ботана выступил пот. Он снял очки и поднял глаза на Мориарти. – Женя! Что это? Зачем это?
– Потом объясню. А сейчас надевай телескопы, и вперёд. Вольт! Твоя реплика.
– За такие слова, вообще-то отвечать надо, – прочёл Хмырь.
– А и отвечу, – прочёл Ботан.
– Ну! Чего замолчали? Мне всё время вас подгонять? – носок шипастого туфля Мориарти постукивал по полу.
– Есть у Мары чувачок один. Ты, наверное, видел – он на красном Бугатти ездит, с чёрной мордой, – продолжил Ботан.
– Кто с чёрной мордой? Чувачок? – считал со своего листка Хмырь.
– Да не чувачок, тачка его – Бугатти, красная, с чёрным капотом. Короче, это давнишний ухажёр её. Он уже пару лет с ней амуры крутит. Да видел ты. Когда к ней намыливается, мимо твоих окон же проезжает. – Ботан чувствовал, как его футболка пропитывается липким, как мокрота, потом.
– И? – тон Хмыря начал выдавать интерес.
– Был я в «Зебре».
– И что ты там делал?
– Неважно. Иду мимо ресторана – не помню, как называется. Что-то типа «Австралийские Стейки». Там стёкла прозрачные. Глянул, и вижу –Молния сидит, с каким-то мужиком усатым, лет под сорок. А тип этот лапой талию её обхватил, да что-то шепчет на ушко.
– Эге! Так, может, ты обознался?
– Да я и сам так подумал. Специально вернулся. Рассмотрел. Она!
– И ты, п…страдалец, её сразу в шалавы записал? Ну, встречается тёлка с двумя мужиками, и что?
– А вот что. Пару недель назад мимо скверика нашего проходил. Глядь, а там Мара-шмара, на скамейке с каким-то хачом обжимается. А хачь крут! Костюм с иголочки. Такой, наверное, не одну штуку баксов стоит…
– Да хоть бы и так. Ну крутит баба, даже с тремя мужиками. Тебе-то какое дело?
– Ты ещё не знаешь всего, умник.
– И чего же я не знаю?
– Расскажу. Да ты, не поверишь.
– Так давай!
– Через пару дней встречаю я этого хача в скверике нашем. Он мне: эй, брат! Разговор есть. Ты, говорит, знаком с Мариной. Ты как-то мимо проходил, и она мне рассказала, что в одном классе вы учились. Живёшь ты где-то здесь, рядом. Так что, наверное, в курсах, что и как. Короче, говорит, брат, дело к тебе у меня. Подозреваю, что у Маринки ещё кто-то есть. Ты не видал, не ездит ли козёл какой-нибудь к ней? Я ему в ответ: нет, мол не видал, ничего не знаю. А он мне: брат, а ты понаблюдай, не обижу. Вот задаток. И сотню зелёных мне суёт.
Хмырь вздёрнул глаза на Мориарти. – Жень, здесь как-то неправдоподобно. С какой стати Молния начнёт своему хачу, про Клифа рассказывать? Кто он такой для неё?
– О критике тебя никто не просил, – осадил его гений. – Продолжай!
– Взял? – покорился Хмырь.
– Не хотел. Но он всё равно впихнул.
– Так-так. Уже интересно. А дальше что?
– Дальше, – Ботан дрожащими руками перевернул свой лист, – встретился я с Молнией. В том же скверике её подловил. И рассказал ей – и про Хача, и про усача.
– А она что?
– Задёргалась Марочка. Говорит, молодец, что хачу не сдал.
– И всё?
– Не всё. Сказала, я тебе больше заплачу, только не выдай меня Муртазу.
– А дальше?
– А дальше, ты не поверишь.
– И всё же.
– Я ей сказал, что мзду не беру.
– Вот это на тебя не похоже.
– Это на тебя не похоже. И знаешь, что Мара на это ответила?
– Послала тебя ко всем херам!
– В её положении не слишком-то и пошлёшь. А сказала она мне вот что: от той мзды, которую я предложу, ты не откажешься. Хочешь, натурой расплачусь? И глазки так кокетливо вбок.
– Врёшь!
– Я же говорил, что ты не поверишь. А я, за что купил, за то и продаю.
– И что? Воспользовался?
– Представь себе, да! Поимел Молнию во все дырки. Выла так, как в порнухе не воют. Классная тёлка! Отпад!
На этом текст обрывался.
Ботан мокрый, как курица, обданная из шланга, выставился на Савицкого. Тот стоял широко расставив ноги и сложив руки на груди. На лице довольная ухмылка. Она выражает не только радость – в ней куда больше презрения. Слишком хорошо выучил Ботан за восемь лет знакомства с жестоким маэстро, что предвещает эта ухмылка.
– Считай это тестом на профпригодность, Кирюша.
– Жень. А без него никак? – Ботана мелко трясло.
– Никак, мой дорогой.
– Но…
– Долго рассусоливаем. Время – деньги. И гости ждут.
– Женя, но…
– Так! – Мориарти топнул носком. – Вы сейчас воспроизводите диалог, но уже без бумажек. Причём, делаете это естественно, натурально. Хочу верить, что вы неплохие актёры. Я записываю видео на телефон. Тест пройден. Вы в штате. Мы спускаемся вниз, продолжаем веселье. Всё ясно? Готовы? – он вынул телефон из кармана, и включил на нём режим камеры. – Надеюсь получится с первого дубля. Итак, погнали!
– Женя, я… я не стану… – Ботан стал бел, как мрамор на полу.
– Чего? – Мориарти опешил.
– Я не стану, – повторил Ботан.
– Хорошо подумал?
– Я не стану.
– Ты отказываешься от работы, которая сделает из тебя человека?
– Я не стану.
– Хорошо. – Мориарти принялся расхаживать перед ними, то влево, то вправо, будто бы размышляя. Внезапно остановился перед Хмырём. – А ты что скажешь, Вольдемар? Тоже не станешь?
– Это… Я, в принципе, не против… – он виновато покосился в сторону Ботана.
– Тогда убеди своего друга. Немедленно. Это твой тест на профпригодность, Вольт.
– Э… Клиф… – неуверенно начал Хмырь, – ты знаешь, это ведь – шоковое интервью. Слыхал? Так делают при приёме на работу. Я правильно, говорю, Жень? – он с мольбой поглядел на Мориарти.
– Конечно, правильно! – изображая картинную радость, согласился тот голосом, ставшим высоким до писка.
– Вот видишь, – кивнул Хмырь Ботану, – это всего лишь тест на исполнительность, на верность компании, – он опять поглядел на Савицкого, ища подтверждения.
– Естественно! – согласился маэстро.
– Ну, давай, Клиф. Чего тебе стоит? – теперь молящий взор был устремлён на Ботана.
Тот сидел на самом краешке кресла сжавшись в таящий снежок, такой же холодный и мокрый. – Я не стану.
Мориарти развёл руки в стороны. – Ну, господа, вы не только ничтожества, вы ещё и тупицы! Ладненько. Не хотите по-хорошему – будем, как всегда.
Манерным, танцующим шагом он подошёл к двери. Взялся за ручку.
– Эйн! Цвей! Дрей!
Дверь распахнулась.
За дверью стояла гибель.
Как легко спутать интуицию и паранойю! Никогда не знаешь точно кто же нашёптывает тебе «не делай этого», «не ходи туда», «не доверяй ему», «не полагайся на неё» … Кто говорит с тобой? Мудрый предупреждающий голос или его Величество бред?
В комнату вваливается толпа. Вся стая в сборе. Комод потирает лапы. Качок подмигивает. Кастет разминает запястья.
– Серж, ты был прав, – Мориарти говорит это, глядя на Сахара, – Ботан заартачился. Очко в твою пользу. – Так что будем делать, Кирюша? – он повернулся к Ботану. – Тебе десять секунд на размышление, кретин.
В это мгновение Кирилл испытал дежавю. Словно всё это уже было, словно всё это так же, как в той идиотской галлюцинации. Словно он снова стоит перед умершим дедом и слышит его сиплое бульканье: «Ты не человек. Ты жалкая курица. Лучше бы ты вообще не рождался!».
– Я не стану…
– Ну, тонкогубый, пеняй на себя. Серёга! Толик! Преподайте Кирюше урок. Только без членовредительства. На этом гнилом тельце не должно остаться следов. – Мориарти щёлкнул пальцами.
Комод и Качок, с предвкушающе-злорадными улыбками на физиях, будто два циклопа, нависли над съёжившейся на краешке кресла жертве. Они подхватили её с двух сторон под мышки. Легко, как пушинку, как куклёнка, подняли над креслом, над полом, и отнесли на центр комнаты, туда, где секунду назад стоял Мориарти.
– Ну ты попал, Ботан. – сказал ему прямо в ухо Комод.
– Хона тебе, – подтвердил в другое ухо Качок.
Они подбросили его вверх и отпустили. Ему удалось приземлиться на ноги, и даже удержаться на них. Но тут же Ботан получил удар в живот, который согнул его в три погибели – к делу подключился Кастет. Качок пнул сзади. Ботан оказался на четвереньках.
– Тебе хватило, чтобы одуматься, засранец? – Мориарти стоял подле, в своей излюбленной позе, с руками, сложенными на груди. – К спектаклю готов? Включаем мотор?
– Я не стану, – прохрипел Клиф.
– Продолжаем, – сказал Мориарти тихим, спокойным голосом.
Качок, находящийся позади, стоящего на карачках Ботана, взял его левую руку в залом, – Не дёргайся, сучка!
Расположившийся спереди Комод, наступил каблуком своего великанского башмачищи, на Ботанову кисть, которой тот опирался об пол. Наступил, и начал давить.
Комод давил, Качок ломал. Ботан заорал так, что Мориарти заткнул уши пальцами. – Достаточно! – взмахнул он рукой. – А теперь, что мы скажем, Кирюша?
– Я не стану…
Мориарти вздохнул. – Слушайте, снимите с него очки. Разобьются ещё. Ни к чему имущество Кирюшино портить. Пробуем по новой. Начали!
Пытка повторилась. Повторилась с тем же результатом.
– Эх, Ботан, Ботан! – изувер в лабутенах досадливо покачал головой. – Мог бы отделаться малой кровью, а так… Эй, как вас там? Люба! Вика! Я ничего не перепутал? – Только сейчас Клиф заметил, что в комнате, не только члены стаи – в комнате ещё двое. Двое девчонок. Незнакомых девчонок на высоченных шпильках и платьицах «под лобок». Стоят прижавшись к стенке. Испуганно таращат глаза.
– Милые дамы, – продолжил мучитель, – не забыли ли вы, что вам уплачена двойная цена, за то, что вы будете приглашены присутствовать при одной пикантной сцене, и окажете мне некую необременительную помощь, о чём будете потом держать свои прекрасные ротики на замочке, во избежание не самых приятных для вас последствий? Вы согласились. И, заметьте, никто вас к этому не принуждал. Так? – Мориарти цокнул языком, поправил перстень на пальце, – Поэтому, Вика! Да-да, на мой взгляд вы больше подходите для данной роли, подойдите ко мне, пожалуйста.
Девчонка несмелыми шагами приблизилась к жутковато чудящему клиенту.
– Ну-ну, Вика! Не бойтесь. Я не кусаюсь. Просто хочу объяснить, что от вас требуется. Всё элементарно. Вы поднимаете платьице. Опускаете… Нет. Снимаете трусики. Кстати, Вика, на вас надеты трусики?
– Да… – ответила пребывающая в полнейшем замешательстве девица.
– Жаль. Мне бы больше понравилось, если бы на вас их не было. Так вот. Снимаете трусики, и мочитесь на голову вон тому джентльмену, – он ткнул рукой в направлении, стоящего на коленях, с заломанной за спиною рукой Ботана, – с которым мы весело играем. Вы мочитесь – я снимаю. – Он опять вынул свой телефон. – Не беспокойтесь. Я буду снимать так, что лицо ваше в кадр не попадёт. Для меня главное, чтобы туда попало другое лицо – лицо джентльмена, на которого вы будете мочиться, Вика.